***
Брайн, Раймонд и Эрик остановились в нерешительности. Секунду назад их наполняли благославления Симеона, увеличивая силу, реакцию, скорость. Прикрывая непробиваемыми щитами, даруя оружию божественную остроту. А теперь... Магистр скрылся в потухшем портале, оставив их одних. Наедине с неведомым, чудовищным воином, и амулеты на шее вдруг стали нестерпимо жечь кожу. Мужчина стоял напротив, сжимая обломок меча, вперив в них немигающий взгляд своих серых пронзительных глаз. Он не шевелился, лишь плечи вздымались в могучем дыхании; обрывки куртки сползали вниз, и на пол опавшими листьями сыпались синие перья... Целую секунду он смотрел на них, а они на него. Молча. Тишину нарушил смех специалиста. Он выплюнул синюю капсулу с ядом и растер ее сапогом, заходясь в искреннем хохоте. - Ну же, воин! Улыбнись! - давясь от смеха проговорил Ирвин, соображавший быстрее, чем они все вместе взятые. - Я не хочу, чтобы у моей смерти была такая постная рожа! Рыцари переглянулись и попятились назад, растеряно выставив мечи. Прозвенели стрелы, впившись в грудь воина, но лицо мужчины не дрогнуло. Он просто шагнул вперед.***
Все было кончено. Амон оставил лучницу и медленно побрел к Саше. Кинжалы обломков впились в кости; еще одна песчинка в шквале сообщений от поврежденного тела. - Грудная пластина... в четырех местах... – беспощадно перечислял организм. – Серьезная травма бедра, кровотечение продолжается... частичный разрыв дельтовидной. Я знаю. Мучительные сигналы сливались в ручейки, в полноводную реку, в бурлящий поток, грозя захлестнуть его с головой. Амон закусил губу. Как сорок лет назад, на холодном столе апотекария. Тогда, жужжа инструментами и многозначительно подняв палец, брат Именанд глубокомысленно заявил, что у каждого космодесантника есть неразлучная сестра. И имя ей - боль. Так здравствуй родная сестренка! Задушить бы тебя, нелюбимую. Отогнать бы тебя, проклятущую! Да только родились мы под руку, под руку и сгинем. Не сегодня, не завтра, но обязательно – вместе, и варп распахнет нам объятья как мать. - Рассечение плечелучевой мышцы... Я знаю. В коридоре тяжело шуршала куртка, цепляясь об острые камешки. Рывок, недолгое шуршание, пауза. Рывок... остроухая девочка волочила стрелка по полу, упрямо сжимая зубы и неровно дыша через нос. Тащи его, лучница. Тащи, остроухая, что Сашу пронзила пернатой стрелой. Мне не нужна твоя смерть. Мне уже ничего не нужно. - Разрез косой мышцы живота, - организм хватался за обнаженные нервы и продолжал свой безжалостный доклад. – Растяжение сухожилий... Я знаю. На царапины я и не рассчитывал. Знал, на что шел, что покупал своей кровью. Не торгуясь, не мелочась, ибо каждая капля – удар ее сердца, ее выдох, ее вдох. Ее, Сашин. - Частичный разрыв связок... Я знаю. Искалеченные рыцари валялись без сознания. Погнутое железо вмялось в плоть, сохранив им жизнь. У стены, рядом с переломленным посохом сидела куча тряпья с потухшим взором, минуту назад бывшая грозным чародеем, и безмолвно баюкала раздавленную кисть. Ассасин с раздробленной челюстью лежал поодаль; веселая улыбка превратилась в месиво. Кошмарная на вид рана не сулила бойцу гибели. Выкарабкается. - Повреждение внутренних органов... Все серьезно, посерьезнее, чем у смертных врагов, отключившихся от болевого шока. Смертных... Нет, смерть мне больше не нужна. Хватит кормить бездну, заглушая страданье чужой болью, печаль – чужим горем, смерть одной – гибелью тысяч, а дым из книг – погребальным костром. Хватит смертей. Амон перешагнул через поверженных рыцарей, опираясь на крупный обломок и морщась от сотен новых докладов. Трехглавая мышца; травма сустава. Силовой заслон монаха и сталь вдребезги не прошли даром. Хорошо я его, ублюдка. Не дал добить, а меч против монстров – видимо очень ценный меч - ведь не из-за несчастной Саши вы бросили на монстров элитный отряд. Ожидали встретить мамоно. А встретили чужака, и споткнулись, и сломались, и победа досталась великой ценой... Хотя какая сейчас разница. Амон с трудом опустился на колени рядом с наемницей, перенеся вес на здоровую ногу. Он просунул руку под Сашу и приподнял худенькую, практически невесомую девушку. Коса свесилась наземь; Амон подхватил бессильно запрокинутую голову, уберегая Сашу от перелома позвонков. Он посмотрел ей в лицо - бледное, осунувшееся – и невольно зарычал. Выразить свои чувства иначе, без притворства, Амон не умел. Слава тебе, безысходная боль! Насколько ж добрее была ты, грызя меня снаружи. Насколько же злее ты стала, когда добралась до души. Выросла, сестренка, возмужала, вцепилась в сердца! Что там Тизка, что там Волки! Что хранительница, когда друг... Был легион, были братья по крови, а друзей, настоящих друзей - никогда. И стоило найти, отыскать, порвать с прошлым, как краткий миг света подошел к грани, за которой вновь маячит одиночество, пустота и мрак. Нет ни ада, ни рая, о сердце мое. Нет из мрака возврата, о сердце мое... Вторая рука опустилась ей на грудь и разорвала одежду. Амон кинул безнадежный взгляд на стрелу, окруженной багровой припухлостью и сгустками крови. Он ощупал рану, хрустевшую, словно свежий снег. Воздух под кожей; восемь-десять минут, от силы двенадцать. Все зря, как на Тизке... Саша еще дышала; и воздух шумел и свистел в по-девичьи плоской, незрелой груди. Он замерил пульс – частый и слабый, и зарычал вновь. Уже громче, ибо последняя надежда растаяла, словно снег под горячим солнцем Востока. Без немедленной помощи - летальный исход гарантирован. На краю сознания, разум отстраненно предлагал варианты спасения Саши, торгуясь с неизбежным. И мгновенно отбрасывал как негодные. Попробовать разобрать завал. От двадцати минут до бесконечности, если среди кусков плиты отыщется достаточно крупный, что будет не по силам и космодесантнику. Взять ее на руки, истратить последние резервы на поиск монстров-магов. От пятнадцати минут; неизвестно – при встрече с рядовыми солдатами врага. Силы иссякли, и все на что он способен – медленный шаг. Извлечь стрелу, выполнить дренаж. Чем? Еще! Мысли, способы, самые бредовые, невероятные, любые! Разум устало молчал, исчерпав идеи. - Саша, Саша, - мучительно горько прошептал Амон, привлекая девушки к себе. – Как же я так... не уследил. Не сберег, не подумал. Привык заботиться о себе одном, оставил вас позади. А сам несся, как сумасшедший, бросив тебя на произвол судьбы. Больше я тебя не оставлю. Клянусь. Жар, исходящий от космодесантника, пробудил наемницу. Саша ненадолго пришла в себя, лихорадочно кашляя и отхаркивая вязкие сгустки. Амон посмотрел в ее голубые глаза, на точки зрачков и мучительно нахмуренные брови. Саша пыталась что-то сказать, рывками выталкивая из себя воздух. У нее не получалось, и Амон сказал за нее: - Не надо, Саша. Не надо, друг. Я и так все знаю. Тебе нельзя говорить. - Должна... - девушка отрицательно помотала головой, и слабый свист вырвался из пробитой стрелою груди. – Должна спросить... Она напряглась, сжалась и засипела, собирая волю в кулак. - Некрасивая... – наконец пробулькала девушка. Саша захрипела, и шрамы на ее лице изогнулись. - Защитил... из принципа... из благородства... или... Она ждала его ответа, как подсудимый ожидает слова приговора. Амон не сумел унять дрожь. Он вырвался на свободу, отказался убивать орденцев и больше не мог называть себя бесстрастным оружием, поэтому нисколько не стыдился своих чувств. Мышцы лица задрожали, сводя скулы очищающей горечью. Он опустил голову и тяжело сглотнул. - Не из принципа, Саша. И не из благородства. Я врал тебе. Нет у меня принципов. Были, да все закончились, а новых я еще не нашел. Прости меня, Саша. Это я виноват. Не сберег тебя, дурак, эгоист, идиот... Я сражался за тебя одну. Против себя, против Ордена, за самую прекрасную девушку в мире. Единственную, ради кого я готов умереть. Непослушная рука наемницы легла ему на плечо. Губы девушки скривились в болезненной и доброй улыбке. - Неважно... теперь... не страшно... счастлива... Она закашлялась, выплюнув новую порцию крови, и вместе с ней остатки сил. Веки девушки опустились. Кожа наемницы медленно синела и покрывалась багровыми прожилками сосудов. Он поднялся на ноги, и, придерживая Сашу, c отчаянной решимостью пошел прочь.***
В коридоре творился не меньший разгром, чем в проходной столовой. Стены покосились, несколько блоков съехали со своих мест. Исказились символы, нанесенные на стены, наполовину скрытые под желтой пылью. Там, где лучница протащила раненного мужчину, по полу тянулся глубокий серый след. Амон пошел по нему, удерживая Сашу в полусидящем положении. Изрезанные руки нещадно трясло: поврежденные мышцы оказались неспособны сохранять неподвижность. Он боролся с дрожью, противопоставив боли железную волю, ибо тряска быстро ухудшала Сашино состояние. И это замедляло его еще больше. Развилка, где несколько минут назад он свернул вправо, оттолкнувшись от стены, оказалась разрушена. От почерневшего, оплавленного камня поднимался жаркий воздух; мелкие крошки до сих пор сверкали раскаленными рубинами. В этот момент Амону стало ясно, от чего развалились колонны. Как не вовремя... Каменный уголек зашипел на подошве сапога и потух - как затухал уголек Сашиной жизни. И нет ладоней, и нет дыхания, что могло бы разжечь из него жаркое пламя. - Потерпи, Саша, - прошептал Амон девушке-наемнице, потому что молчать было невыносимо тягостно. – Ты справишься. Мы справимся. Совсем недалеко, за поворотом, он наткнулся на пару стрелков – арбалетчика и лучницу. По лбу остроухой девушки катились бисеринки пота; лицо стрелка выглядело расслабленным и безмятежным, словно он прилег отдохнуть после трудного дня, а не лишился чувств от сокрушительно удара космодесантника. Впрочем, его жизни, как и жизни остальных орденцев, тоже ничего не угрожало. Амон миновал лучницу, встретившись с ней бесконечно усталым, больным взглядом, и приволакивая ногу медленно побрел дальше. Эльфийка сглотнула. Она опустила взор на стрелка, потом подняла и посмотрела на Амона и Сашу. - Это война, - голос лучницы звучал хрипло и совершенно немелодично. – Монстры хотят сожрать наши души. Я не могла поступить иначе. Амон не ответил. Она не смогла. А он - смог. И говорить им было не о чем. Амон отвел глаза и, пошатываясь, припадая на одну ногу, двинулся вперед. Когда бывшая противница осталась позади, его догнали слова эльфийки, сорвавшейся на крик. - Они хотят сожрать наши души! Это война, понимаешь?! Или мы, или они. Это война! Война! – истерически завизжала девушка. - Я не могла поступить иначе... я не могла!.. Она разрыдалась и шлепнулась на землю рядом с напарником, машинально размазывая слезы по лицу. Лед высокомерия и раздутого самомнения разбился под напором эмоций, а за ним... Амон не видел. Он нес Сашу. - Не могла, - твердила эльфийка сорванным голосом, - Не могла... Зачем ты нас пощадил? Чудовище, монстр, морохиэр маймал аррайее! Зачем?! Амон слышал, как она всхлипывает, и злые слезы душат лучницу, наконец осознавшую суть произошедшего. Столкнувшись с милосердием, с разорванным кругом насилия и мести, она сама подошла к грани прозрения. Да, девочка. Война. Сначала вы нас, затем мы – вас, потом снова вы... и так по кругу. Бездна хохочет, сеет обиды, поливает горем, болью и кровью, а затем собирает урожай - гроздья гнева и ненависти. Участвовать в этом или нет – выбор каждого. И мы с Сашей его сделали. Амон бессильно покосился на наемницу. Высоко в горле кипела густая пустота, сжимая шею колючими спазмами. Она то поднималась, наполняя рот тягучей слюной, то опускалась - и тогда кадык судорожно вздрагивал от ее печальных касаний. "Теперь я понял, почему ты не убивала мамоно", - горько подумал Амон, покрепче прижимая девушку к себе. – "От кого ты пряталась и почему предпочла сбежать. От войны. От Ордена, про который ты знала слишком многое для случайного человека. От круговорота насилия. Мне сто семьдесят лет, но ты оказалась намного мудрее, Саша. Жаль, что я не встретил тебя сразу после Просперо... Жаль, что так недавно, так поздно. Месть не поможет, она не утоляет страданий. Месть рождает месть. Страх к страху, прах к праху, смерть к смерти. Я разорвал этот порочный круг. И ты бы одобрила мой поступок..." Сзади рыдала эльфийка, отыскав выход из лабиринта ненависти; и ростки бездны увядали под соленым ливнем из слез.***
Амон еле-еле брел вперед; кровотечение из бедра не останавливалось. Скоро жар в ноге сменился холодом. Острые клыки сомкнулись на икре, превратив ее в камень, и судорога волочилась вслед за ним, как будто тяжелая цепь. Коридор не желал заканчиваться, подсовывая под сапоги то камень, то целый кусок стены. Искореженный коридор, такой же больной, как его тело и тело Саши. И пустой, как его душа. Амон не видел солдат, хотя они давно должны были ворваться в эту часть пирамиды. Монстры тоже куда-то подевались, и звуки битвы не нарушали тяжелой тишины. Руки окоченели от напряжения: рваные, обескровленные мышцы быстро поглотили искры энергии и теперь пожирали сами себя. - Сменить положение, опустить стремительно тяжелеющий груз, - организм сыпал рекомендациями. – Придать другое положение, частичный разрыв связок, повреждение внутренних органов... Амон не желал слушать эти безжалостные сигналы. Он шагал вперед на чистом упрямстве. На упорстве сомкнутых рядов - перед неисчислимыми ордами врагов. На силе воли; на сотне лет боевого опыта. Не веря в успех, без надежды на счастливый финал, который бывает только в сказках, - но шагал. Он чувствовал, как истекают последние минуты: синева на лице девушки приобрела фиолетовый оттенок. Пульс наемницы стучал по венам бешенной дробью, а потом внезапно оступился, сбился с ритма, и перешел на редкие, неверные удары. Она умирала. Странно пустой коридор уходил в рокочущую бесконечность; и девушка уходила вместе с ним. Верной, доброй и честной - как жила. Счастливой. Амон пожалел, что разум космодесантника сконструирован помнить все произошедшие события - во всех мельчайших подробностях и деталях. Некоторые вещи не изгладятся из памяти, как бы он ни желал их забыть. Он пожалел и вместе с тем ощутил горькую радость: сегодняшний день врежется в сознание; и она останется с ним навсегда. Хотя бы такой. Хотя бы так. Тоска пропитала его насквозь, утопив остальные ощущения в матово-черном море. Коридора больше не существовало; пол расплылся зеркалом неподвижной поверхности, в котором отражался мужчина с девушкой на руках. Изможденное, землянисто-серое лицо. Короткий ежик бесцветных волос, глубокие морщины в уголках глаз, а ниже, на уровне груди - плетенье косы и фиолетовая синева щек. - "Это я тоже запомню", - подумал он. – "Обязан запомнить". Сознание тонуло, угасало, вязло в потоке воды, а тело автоматически шагало вперед. Шаг. Стол и зеленая бутылка с вином. - Сомневаешься в моих средствах, - Саша не успевает перехватить руку. Он давит изумруд и мелкие осколки сыплются на пол. - Мы договоримся... - уважительно говорит девушка, не подозревая, что они не только договорятся, но и зайдут намного дальше... Шаг. - А хочешь, я побуду богиней и предскажу твое будущее? Гостиница, отсвет ламп. Протянутая рука и тонкие пальцы на ладони. - Ты найдешь себе достойную девушку и женишься на ней... Шаг. Бархан и ледяная ночь. Девушка зябко кутается в его куртку, выдыхая облачка пара. - Случайности не случайны. Любое событие имеет скрытый смысл. Но часто он понятен лишь одному человеку - которому предназначен. Или не понятен - если не пришло время. - Только одному? А двоим? Двоим может? - робко спрашивает девушка, и Амон отвечает, не понимая, насколько пророческими окажутся его слова. - Почему бы и нет. Может и двоим... Наемница и Амон вместе смотрят во тьму, а над ними безмолвно мерцают звезды. Шаг. Безумие, липкие сети, падение во тьму прежней жизни; ее пальцы на запястье, и глаза, белесые от ужаса, устремленные в небо. - Прости меня, Александра. И спасибо. Если бы не ты... Он обнимает ее, чувствуя, как тепло девушки изгоняет безумное послевкусие, а доверие рушит стену одиночества и мрака. - Не Александра. Зови меня просто Сашей, - твердо говорит наемница, вверяя судьбу в его руки: смело и без колебаний. Шаг. Дождь обнажает дрянь, что прячется в его душе. Песчаный бугорок, дорогой человек и золотой браслет, застегнутый на левой руке девушки. - Это не плата. Это - подарок. И я очень прошу принять его, Саша. - Мне никогда ничего не дарили... ни разу в жизни... Золото мутно блестит в мокрой пелене дождя; и ярким лучом сияет улыбка девушки. Она счастлива, взволнованна, растеряна. И он растерян не меньше ее, ибо "равновесие" - пустая отговорка, а настоящая причина его поступка заключается совершенно в другом. Слишком поздно, слишком поздно, Саша. Что имеем не храним, потерявши... Шаг. И еще. И еще. Его обдало знакомым сладким ароматом, густым и тяжелым, в сотни раз мощнее, чем на границе демонического царства, и через тишину, обложившую уши, просочился знакомый голосок. - Амон, где ты? Мы здесь! - кричала Камилла. - Мы рядышком! Со дна чернильной воды всплыл неверный огонек, и разгорелся, открыв не второе, не третье, и даже не четвертое, а короткое пятое дыхание. Амон моргнул. Коридор имел конец, вон там - противоположная стена с отбитыми белилами и поворот, а за ним - жрица, явно не одна, а с могущественным монстром. Иначе откуда взяться такой ауре? Амон яростно помотал головой, обретя цель. Коридор превратился в простую дистанцию, которую надо преодолеть - несмотря ни на что, как он много раз делал под вражеским огнем. Все стало просто и понятно. Он свирепо зарычал, стряхивая морок, приподнял девушку повыше и ринулся вперед. Уже в первые секунды он ускорился, насколько позволял истощенный, израненный организм и сумел перейти на неловкий бег, а затем постепенно набрал боевую скорость. Пламя жгло его изнутри, плавя в горниле саморазрушения. Боль пронзила ногу, рванула за нервы, но Амона было уже не остановить. - Мы тут, мы рядышком! - продолжала надрываться невидимая жрица, задыхаясь от быстрого бега навстречу. Плиты проносились мимо на бешеной скорости. Близко, еще немного, еще пара метров! Амон перепрыгнул огромный обломок и ногу ожгло огнем. Раздался треск; сухожилие лопнуло, словно натянутая струна, и противоположная стена поплыла перед глазами. Он не удержался, упал на одно колено и Саша вырвалась из рук. Но перед тем как удариться лицом о каменный пол, Амон увидел, как девушку нежно подхватили толстые черные щупальца. А затем жесткая поверхность врезалась в нос, сминая хрящ, ломая кости. Лязгнули зубы, врезавшись в камень. - Амон! - где-то сверху взвизгнула Камилла. - Сашенька! Он не мог подняться, борясь с наступающей тьмой. Камень, пыль и темнота. Веки опустились. Звуки потеряли резкость, уплывая куда-то в сторону. К голосу Камиллы присоединился второй - властный и красивый, журчащий, как чистый прозрачный ручей. - В кого? Суккуб ей совершенно не подходит. Быстрее, милая жрица, вспоминай, кто ей нравился или не вызывал отвращения! - Я не знаю! - панически заверещала Камилла, упуская драгоценное время. - В кого угодно! Распухший язык уперся в зубы, а вздувшееся горло никак не могло разродиться нужными словами. Слова терлись, слова цеплялись - словно о противопехотную проволоку - а жрица потеряно молчала, теряя драгоценные секунды. Просто дистанция, через которую надо прорваться. Последний рывок ради дорого человека, друга, девушки Саши. Он справится, преодолев ограничения тела, вытолкнет из груди острый воздух, что режет плоть не хуже ножа и скажет, обязательно скажет. Должен. - Она любила ящериц, - прохрипел незнакомый низкий голос, пробиваясь сквозь муть. - Ящериц, саламандр, виверн. Спаси ее... Его услышали и поняли правильно – Амон почувствовал это по накатившей демонической энергии. Тьма навалилась на плечи, ласково обняла разум, но это уже не имело значения. Амон улыбнулся разбитыми губами и только после этого позволил себе потерять сознание.***
...Он лежал на постели и бессмысленно смотрел сквозь полуопущенные ресницы. По потолку змеилась огромная трещина, пересекая отшлифованную поверхность наискосок. Рана на камне будто забрала его раны, и боль покинула тело, погруженное в мягкие перины. На смену ей явилась приятная расслабленность и покой. Даже шевелиться не хочется... За окном ласково улыбался лунный диск. Багрово-красный свет гладил стены и мягко струился по небольшой комнате. Все было совсем не так, как в предыдущие ночи. Все было правильно. Призраки стали его частью, сбалансировав душу, измученную совестью. Сети предыдущей жизни, основанной на лжи и эгоизме - разорваны во имя друга, а благородство, проявленное к поверженным врагам, давало надежду, что тьма никогда не вернется. Но один вопрос, самый главный вопрос - судьба Саши - остался открытым. Он должен был получить ответ. Амон полностью поднял веки и слабо вздохнул. В тот же миг чья-то чешуйчатая ладонь нежно прикоснулась к щеке, а над головой нависло женское лицо. Лицо друга. И от того еще более неотразимое и притягательное. Ее глаза утратили голубой цвет, светясь очаровательными алыми рубинами. Ее нос выпрямился, а шрамы пропали, сменившись бархатной кожей. Сгладились острые скулы, и теперь прекрасный облик Саши соответствовал ее прекрасной душе. Верной, честной и горячей, как длинный хвост, объятый страстным пламенем. - Ты в порядке, - выдохнул Амон. - Я боялся... Чешуйчатый палец лег ему на губы. - Тсс, - сладко прошептала девушка. - Тебе нельзя говорить, дорогой. Побереги свою энергию на другие вещи... она тебе понадобится. Любимый мой, родной, счастье мое... Я ждала тебя всю жизнь, с самого детства. Каждую ночь я мечтала о таком, как ты. Я была несчастна и одинока много лет, всю свою жизнь я была одинока... Все смотрели на меня, как на солдата, и только ты сумел разглядеть во мне большее: женщину. Спасибо тебе! Мой милый, мой единственный... Сейчас мы вместе. И будем вместе до самого конца, как я и обещала. С тобой, с сестренкой Камиллой, с нашими еще не рожденными дочками, нашей маленькой семьей... Я люблю тебя, Амон. Любила с самого начала. И буду любить тебя вечно. - Саша, подож... Она не дала ему закончить. Бывшая наемница закрыла глаза, опустила голову ниже, и ее язык нежно вошел в рот мужчины, облизав десны и зубы. Низ живота напрягся, и в паху Амона заиграли соблазнительные искры, приподняв одеяло. Он не сопротивлялся. Впервые в жизни Амон был по-настоящему счастлив.Конец первой части