***
Амон, безусловно, имел высокое происхождение. Только оно объясняло его властное, горделивое поведение и заоблачное, переходящее всякие рамки самомнение. Падшая ожидала увидеть залы родового замка, возможно даже королевского, богатое и обширное поместье, или на худой конец, просторный особняк. Но вместо этого, она очутилась в железной тесноте, в страшной тряске, как на корабле во время шторма. Внутри стояли доспехи, выкрашенные в темно-красные цвета - слишком громоздкие и огромные, чтобы люди могли попросту сместить их с места. Как бы то ни было, первое впечатление оказалось обманчивым. Один из доспехов шевельнулся, переставив ногу. Второй медленно повел головой, а третий коснулся меча. Падшая удовлетворенно расслабилась, после чего всмотрелась глазами Амона. Он был облачен в такую же броню и, что самое удивительное, составляя с ней единое целое, соединяясь специальными разъемами. На этом чудеса не кончались; по линзам шлема бежали колонки знаков, сообщая о состоянии организма, целях и задачах отделения. Ладонь сжимала рукоятку оружия, очевидно неподъемного для нормального человека. К бедру был прикреплен излучатель режущего поля, изготовленный в форме клинка. Богиня отметила, что для человека или монстра, чувства ее избранника крайне остры и развиты. Они позволяли контролировать каждую мышцу, ощущать каждый участок кожи. Воздух струился в объемные легкие, в груди бились два огромных сердца, и со стороны мужчина представлялся идеальным механизмом. Столь продуманным, что даже монстры, которыми Богиня искренне гордилась, казались работой дилетанта на фоне создания, сотворенного гением генной инженерии. Внимание Богини привлекли незнакомые чувства. Приятная сила, искрясь, пробежала по кончикам пальцев. Отзвук чудовищной, потусторонней мощи, не похожей на духовную или демоническую энергию, коснулся рассудка. Падшая задумчиво опустила взор и сжала кулак, наблюдая за игрой варповых цветов. Она внимательно рассматривала проявления изнанки мира, пытаясь разгадать грядущий день, а потом, сделав свои выводы, раскрыла бронированную перчатку и положила на эфес клинка. Она? Нет, Амон! Что-то шло не так. Безумно неправильно, невозможно. Амон помнил все до мелочи, как будто он видел все это вчера. Расслабившись, Падшая слишком рано посчитала себя победительницей. Теперь не только она входила в рыцаря, но и он - в нее. Память воина проникала наружу. Она текла сквозь щели восприятия, смешиваясь, сливаясь, убеждая, что она - это он. Что его чувства - это ее чувства, его спокойная, благородная мудрость - ее мудрость, что никакой Падшей никогда не бывало, не существовало, ведь они еще не знакомы... Осознав возможные последствия такого совмещения - взаимное влияние, а не капитуляция мужчины, Богиня судорожно дернулась, но было уже поздно. Воспоминания вскипели, переливаясь через край замкнутой личности, а затем окончательно прорвали невидимый барьер и хлынули наружу. Прямо внутрь нее. - Стой, подожди, стой! - поток чужой жизни захлестнул Богиню, закружив ее в ревущей воронке. - Амончик, стой! Не надо! Напрасно. Пена событий накрыла ее с головой, и она вдруг ясно осознала - доспех называют силовой броней, в ее руках - стандартный болтер калибра девятнадцать и пять, а железная тюрьма вовсе не тюрьма, и не трюм корабля. - Я - Верховная Богиняяяя! – девушка стремилась сохранить себя неизменной. - Падшая! Я Верховнаяяя! Изнанка мира, Имматериум, манила мощью, и она умела пользоваться ей в самой полной объеме. Главное не переоценивать себя и брать столько, сколько сможешь удержать. Она не переоценивала, она брала и ощущения были столь реальны, столь сильны, что... - Я Верховная Богиня! Падшая! - Верховная Богиня? – усмехался рассудок. – Падшая? Кто это? - Я! Картины, навыки... - Кто это? – настойчиво повторял рассудок. – Кто? - Я! - Кто? Ощущения, память... - Я... - Кто? Она споткнулась и замялась. Последние слова забылись. Она удивлённо молчит. Действительно, кто такая "Падшая"? Этот титул ей незнаком. Она никогда не встречала ничего подобного, ни в архивах Тизки, ни во время долгих странствий по космосу. Сейчас она – космодесантник легиона Тысячи Сынов. Ее имя – Амон. Ей сто десять. И она считает себя молодой.***
Ее имя - Амон. Ей сто десять - самый расцвет сил и опыта космодесантника, но в душе она молода и верит в Крестовый Поход. Она точно знает, что ей сто десять. Как и то, что того воина в красных доспехах зовут Донкором. А вон того, с причудливым лицевым щитком - Ультазаром. Того - Кебом, а этот странный боец, с жутким инструментом на правом запястье - апотекарий брат Именанд. В ее груди гулко и пусто, желудок трясётся от вибрации. Ее нещадно мотает и давит о массивные крепления, удерживающие от падения, пока десантная капсула несется сквозь жгучую атмосферу Гентара. И ей точно, абсолютно точно известно, что они высаживаются в первой волне, через плотный зенитный огонь, и если их капсулу не подобьют в небе, то уж наверняка их прикончат внизу, на земле... Последнее отдает иронией. Погибать она не намерена. По крайней мере, не раньше, чем исполнит свой долг. И возможно, после этой кампании, ей наконец-то простят излишнюю гуманность к людям, пусть даже врагам, и все-таки присвоят новый ранг. Ведь она упорно не хочет меняться, стараясь компенсировать это победами и знанием варпа, но уважение соратников растет, а вот звание - как-то не очень. Капсула содрогнулась от удара, пробившего рваную дыру в обшивке. Он был настолько мощным, что одного его эха было бы довольно, чтобы превратить обычного человека в груду костей и месиво внутренних органов. Но она отделалась лишь средним ушибом. Мелочи по сравнению с тем, что ожидает их на превращенной в крепость поверхности. - В нас попали, - глубокомысленно изрек Именанд. Его голос звучал прямо в голове. - Неужели, - прохрипел в вокс Сет. Похоже ему досталось больше других. - Именно, - нимало не смущаясь, подтвердил Именанд. - Теперь мы должны понять, как эта царапина, - он кивнул в сторону дыры, - скажется на нашей судьбе. Или даже на судьбе всей нашей кампании! - Согласен, - немедленно поддержал его Амон, усмехаясь в шлем. - У всего есть скрытое значение и абстрактный философский смысл. У всего. У дыры, у каждого выстрела, у любого попадания. Да даже у моей левой руки! - И какое метафизическое значение твоей левой руки? – с интересом спрашивает апотекарий, пока капсула гудит от непосильной нагрузки, прорываясь сквозь каменный воздух. - Очень глубокий и важный, - с готовностью отозвался Амон. – Она объясняет твое бытие. Моя левая рука - есть воплощенный смысл всей твоей жизни. Альфа и омега, начало и конец, мой уважаемый брат Именанд. Если мою руку не оторвут... Тебе не придется приживлять ее обратно, и значит, ты зря осваивал тайны медицинской науки. Смех отделения, искаженный лицевой решеткой, звучит как мощный рык. Они вступают в битву с честью и высоким боевым духом. Линии судьбы рассмотрены, взвешены, а затем надежно сплетены примархом в одну широкую нить, ведущую к победе. Там, где другим легионам пришлось бы задействовать вдвое большие силы, чтобы добиться успеха наверняка, Тысяча Сынов шла ровно тем числом, которое гарантировало разгром ксенорасы Гентара. Как и следовало сынам Циклопа. - Я уже работал с твоей левой рукой Амон, - серьезно сказал Именанд, когда все отсмеялись. – Пять лет назад, после Воющей Пустоты. - Я помню, - сказал Амон и великодушно пообещал: - Попрошу ксеносов уважать твой труд. Пусть на этот раз отрывают правую. Отделение вновь смеется, а потом шутки кончаются, потому что включается система торможения. Ревут поврежденные двигатели, сквозь дыру в обшивке хлещет жар. Сверхпрочная сталь визжит и мнется, как листы бумаги. Угрожающе скрипит керамит, в глазах темнеет от ужасного давления, болтер обрывает пальцы, а напряженные мышцы с трудом защищают скелет от переломов. - "Сегодня мягко... как и было предсказано", - эта нелепая, странная мысль кажется ей совершенно логичной и верной. Что? Ей?! Нежной и чувственной девушке? Ведь она - Падшая, Верховная в изгнании! Что происх... Десантная капсула распахнулась словно железный цветок. Крепления с грохотом отлетели в стороны. Амон вскинул болтер. Она одним рывком бросилась вперед, к зазубренным горам с провалами тоннелей, двигаясь зигзагами и стреляя на бегу. Земля перед ней взметнулась вверх; фонтан камней изверг на поверхность массивную тварь, закованную в черный механический хитин. На меч не хватило времени, и она мгновенно отреагировала на угрозу, вбив свой разум в мозг ксеновоина. Тонкий, ультразвуковой визг ксеноса резанул по ушам. Тварь открыла пасть и кинулась на нее, скрипя сегментами - поздно, ты упустил момент, и это иллюзия, обманка, чтобы открыть уязвимую точку и не тратить лишних патронов. Три ряда клыков щелкнули прямо перед болтером. В следующий миг ксенос взорвался от серии попаданий. В шлем ударил поток шипящей крови, и Амон скривился от страха испачкать свое прекрасное, чистое личико. Амон?! Нет, она! Она, Падшая, Повелительница Разврата, а не воин, которого не заботили подобные пустяки - лишь бы не забило авточувства шлема! Вдалеке, у самых угольных гор, показались мелкие тени. Они перебегали от одного укрытия к другому, таща на плечах громоздкие толстые трубы. Стрелки - ловкие, тощие, меткие... и очень опасные даже на такой дистанции. Она скосила их короткой очередью; болтерные снаряды разорвали врагов на куски, и на малиновом небе пылали искры новых десантных капсул. Еще один стрелок высунулся из скрытой до поры ямы, и она раздавила его ударом ноги. Биомеханика ксеноса хрустнула-хлюпнула на сапоге. Столь противно, мерзко и гадко, что Амону захотелось заткнуть уши и спрятаться в Пандемониуме в приятных стонах и любовных клятвах... Не Амону. Ей! Падшей, бывшей Верховной. Девушке, Богине, любительнице комплиментов и порочных зрелищ. - Я - Верховная! Я - Падшая! - жуткий звук разделил ее и рыцаря, позволив вернуть самосознание. Впрочем, радовалась она недолго. У свободы имелась обратная сторона - без восприятия Амона, который четко представлял свои действия и не испытывал страха, увиденное обжигало взор. Она не могла сосредоточиться на чем-то конкретном. Вспышки смертельного света, потоки пламени и грозная магия, рвущая небеса - все смешалось в калейдоскопе безумной схватки. - Это не мой мир! - кричала она, почти неслышно на фоне грохота, от которого содрогалась земля и воздух. - Я такого не создавала! Я не могла такого создать! Амон перемахнул через разодранного напополам соратника, растерзанного и обугленного до неузнаваемости, над которым склонился Именанд. Сквозь разбитый шлем на нее смотрели помутневшие глаза, но мужчина был еще жив. Апотекарий приставил свое устройство к голове космодесантика. Раздался гулкий звук пружинного поршня, специальный заряд вонзился в мозг. Богиня вздрогнула, услышав, как хрустнул пробитый череп. Именанд принялся деловито извлекать из тела прогеноиды, и это стало последней каплей для бедной девушки. Разум Богини рванул прочь, прочь - подальше от каменистый пустыни, черных искусственных гор-крепостей, кроваво-красного неба и ассиметричных биомеханических тварей. Но там было ничуть не лучше.***
Падшая замерла на одном месте, бросив карабкаться по цепочке образов. Вначале девушка тянулась ввысь, к более поздним годам, как погрузившийся в пучину плывет наверх, к неверному свету. Но чем дальше она заходила, тем хуже становились воспоминания. Ее избранник не врал насчет ужасной вселенной и вечной войны. Но если "юность" он воспринимал, как незначительный, маловажный эпизод, то последующие дни, особенно сто пятьдесят второй год, вызывали у него совсем иные чувства. Гремела битва за родину Амона, за Просперо. Тизка, Город Света, распадалась в горниле войны. Красный строй несся по широким улицам, минуя огарки домов, перескакивая воронки и стуча бронированными сабатонами. Рушились изящные, идеальные здания. Рев тяжелого оружия сливался с канонадой и криками людей, что метались в панике, обезумев от ужаса. Плавились камни брошенных бункеров и блиндажей. С черного неба пикировали громадные металлические птицы. Горели пирамиды родной земли, исчезая вместе с бесценными свитками и письменами. Падшая не могла преодолеть этого рубежа, ибо дальше с неба ухмылялась потусторонняя тьма. Она текла зубастой плотью и розовыми, скачущими тварями, рожденными из людских амбиций. Богиня ясно сознавала - эта дорога из разума рыцаря ей заказана. - Я бы никогда такого не создала, - тихо шептала Богиня, среди задымленных руин и глухих в своей ярости взрывов. - Это не мой мир... Мой мир хороший. Я сделала его добрым, спокойным... там никогда не было этих тварей... и этих людей в волчьих шкурах... Мой мир плодородный, уютный и теплый... Мои люди другие... они меня любили, почти все. Как любят нынешнюю Верховную, Серафиэль... Ее трясло от боли Амона, наблюдавшего, как на его глазах рушится все, что он поклялся защищать. В груди рыцаря медленно разрасталась бездна ненависти и мести. Ее избранник сжимал зубы, прорываясь к своим. Он жаждал утолить боль любою ценой, пусть даже ценой миллионов чужих жизней, и зло, подстроившее сожжение Просперо, довольно скалило клыки. Оставаться на одном месте было так же невозможно, как и идти к настоящему, ведь тьма неумолимо приближалась. Она смыкалась вонючими сетями, и Амон встречал ее, торжествующе раскрыв объятья. Рыцарь уяснил одну мысль - галактикой правит сила. Не важно кто поможете ему отомстить, и не важно какой ценой - лишь бы этот день никогда не повторился... Падшая мысленно зажмурилась, балансируя на грани между страшным "тогда" и ужасным "завтра", но в этот миг что-то поменялось. В глухом мраке появился белая полоска, отблеск саламандры. Девушка была каким-то образом связана с этой линией, была чем-то добрым и верным, дарящим надежду на просвет. - Помоги мне, моя лапочка! - охрипший голос Богини сорвался. - Я твоя создательница! Истинная Верховная! Ты должна мне помочь! Ты должна быть благодарной мне за мой мир! - Твой мир?! Так это ты... Отблеск гневно вздрогнул, но не исчез. Падшая ринулась к Саше. Она забиралась в разум монстродевы как можно глубже, словно в спасительную лодку после крушения корабля, наплевав, что воспоминания девушки были не менее яркими. - "Мой мир хороший, люди его любят", - обрадованно думала Богиня. - "Люди обожают мой мир. Я сделала его для себя и для них. Мой мир прекрасен!" Обнадеженная Падшая очень удивилась, когда прошлое Александры вдруг сверкнуло мечом. А потом память саламандры стала ее памятью, и удивление прошло. Ее имя – Александра Корбетт. Ей двадцать. И она считает ее мир полным дерьмом.***
Ее имя - Александра Корбетт и ей двадцать, хотя девушке можно дать и больше, особенно такой ободранной и грязной. А еще - она считает мир дерьмом. Сапоги Александры коричневы от глины. Меч нещадно бьет по ногам, поэтому тащить мамоно страшно неудобно. Она держит ящерку за руки, а Фийон, воин с круглым, гладко выбритым лицом, держит тело за ноги. - Ненавижу мертвых, - пропыхтела Корбетт, споткнувшись на скользкой осенней листве. - Они всегда тяжелее живых. Воин не ответил. Он смотрел не на нее, а в застывшие глаза девоящера с длинными ресницами и зеленой чешуей. Взор мужчины был мрачен и темен. Александра сплюнула - практически впустую, ибо в горле было сухо, как в пустыне, и хрипло фыркнула, но и тогда Фийон не поднял лица. Через пару минут они подобрались к узкому оврагу, уже забитому монстрами и инкубами, что лежали вперемешку с хворостом, обильно политым горючим составом. - И раз... и два... и три! - они тяжело раскачали мамоно и бросили на выдохе. Ящерка со шлепком рухнула на подруг. Хрустнув ветками, она медленно скатилась к основанию горки на противоположной стороне. Фийон наклонился. Он поднял короткую палку, обмотал ее измазанным глиной платком и смочил тягучей жидкостью. Девушка устало отодвинулась от оврага и села на бугорок неподалеку, положив засаленный хвост на плечо. Штаны моментально промокли; от земли веяло холодом и влагой, но Корбетт было плевать. Последнее время ее заботили совсем иные вещи, о которых она не могла рассказать другим. Те, которые пугали откровенной прямотой, границей, за которую она никогда не зайдет. Не сможет. Она достала флягу с водой, запрокинула сведенную от усталости шею, и вытряхнула в рот последние капли. Рядом стукнуло огниво - раз, другой, третий... Наконец, раздалось влажное древесное шипение. Фийон поджег факел. Корбетт ждала дыма, гари, означавшей конец задания, но время шло и ничего не происходило. Александра раздраженно повернула голову. Фийон сжимал горящую палку и невидящим взором глядел вниз, в овраг. - Кончай морозиться, - озлобленно бросила Александра, вставая и утирая пот. - Мы и так потратили слишком много времени. Мы на территории монстров, нам нельзя задерживаться. Воин даже не моргнул. Корбетт приблизилась к нему, злясь до боли, что ей придется сделать это самой. Разбитые в кровь пальцы впились в факел. Она дернула пламенный букет, и воин задумчиво разжал ладонь. Александра отвела огонь в сторону. Факел чадил. Дым попал в воспаленные глаза, в сухое, сорванное горло и девушка хрипло закашлялась. Словно очнувшись, Фийон обернулся к ней с серым, как небо, лицом. - Иногда я, - очень медленно начал воин, но Александра не собиралась слушать чужих откровений. Ей было чудовищно плохо и без них. - Исповедуешься духовнику, а не мне, - грубо перебила она мужчину. - Нам пора возвращаться. Нас ждут. Фийон слегка покачал головой, глядя на девушку с сочувствием и странным пониманием. Корбетт грубо толкнула воина поджарой рукой, и встала на край оврага. Ее глаза скользнули по груде тел и остановились на мантикоре-подростке с короткой шерсткой, перемазанной в глине. Сколько ей лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Вряд ли больше. Девушка опустила факел. - Монстры, - не оглядываясь, сипло проговорила Александра. - Дерьмовые, безмозглые кретинки. Представляешь, - она криво усмехнулась, - они не хотят святого очищения. Они хотят жить. Кто бы мог подумать? Совершенно как люди... Резкий взмах и факел взметнулся вверх, крутясь горящим колесом. Оранжевый цветок упал в самую гущу, как семя в землю, и пропал, шипя белесым паром. Вначале казалось, будто факел потух, но через миг он дал осторожный росток, лизнувший черный бок арахны. Довольный сладким вкусом, огонь пустил корни в хворост, а затем взметнулся пламенным столбом. Пар и дым рванули вверх. Сладость смешалась с горьким запахом паленой шерсти. - Совершенно как люди... Воздух царапал нёбо Александры, дым сушил ее тонкие, треснувшие губы. Мир был дерьмом и в тот миг не было истины правдивей, не было истины верней. На ее ресницах выступили слезы. То ли от дыма, то ли... С ней определенно что-то происходило, весь последний год, пройденный по телам мамоно и их мужей. С того самого дня, когда она вдруг поняла, что отчаянно хочет сестру, семью и детей. И хочет им совсем другой судьбы. Не такой, как у нее. Чтобы они не знали суровой правды, что их мир - дерьмо. Сзади звякнула кольчуга. - Мы пропахли этой гарью насквозь, - негромко сказал воин, больше себе, чем ей. - Как ты думаешь, Корбетт, если мы захотим... если мы однажды захотим, мы сумеем от нее отмыться? - Едва ли, - хрипло отозвалась Александра, быстро вытерев голубые глаза предплечьем. - Не переживай. Верховной нравится этот запах. - С чего ты взяла? – безучастно спросил Фийон, смотря в похоронный костер, объявший беглецов из Орденских земель. - Для нее это запах победы, - жестко ответила Саша. Она обернулась и, понурив плечи, двинулась прочь, понимая с горькой ясностью, что мечта останется мечтой и никогда не осуществится. Мир был дерьмом, дерьмом от начала до конца. Не будет у нее никаких дочерей, и семьи у нее никогда не будет. Что уж говорить о сестре и любимом мужчине...***
Падшая всхлипнула, отделившись от Саши. Вместо отдыха и спокойствия, родная реальность принесла ей горе и разочарование. Война не выглядела здесь столь ужасно, как в мире рыцаря, но несла ту же боль и пустоту, которое испытал Амон, когда рушился его мир. Она почитала свое творение, как прекрасную гармонию, но в глазах Корбетт оно выглядело грязным, отвратительным местом. И она имела на это все основания. Но ведь теперь Падшая дарит одно счастье и улыбки! Пусть ее мир горек для людей, наверняка он сладок для ее послушниц-мамоно! А с учетом, что рано или поздно все люди найдут свое счастье с мамоно, все не так уж плохо. Александра скакала галопом, покидая владения монстров. Как она ни старалась думать о пути, мысли постоянно скатывались на сестренку. Саша представляя ее доброй, доверчивой, немного неловкой и очень милой девушкой, совсем не похожей на себя. Она знала - в ее круге таких не найдешь, и даже подружиться с подобной не выйдет... Саша думала, и в осеннем лесу тянулась неяркая нить. Нить Камиллы. Обессилевшая Падшая взяла ее в ладонь, надеясь утешиться любовью темной жрицы. Сущность Богини мягко перелилась в монстродеву-связную, становясь ей, принимая ее воспоминания, как свои, сливаясь с ней, как сливалась с Амоном... Теперь ее имя – Камилла. Ей недавно исполнилось девятнадцать. И еще, она - растеряна, напугана и подавлена.***
Ее имя – Камилла. Ей недавно исполнилось девятнадцать, и еще – она растеряна, напуганна и подавлена. Темная жрица стоит в том месте, куда стремилась попасть, перед той, кого боготворила всем сердцем. Саша зажимает ей ушки, и Амон ухмыляясь, что-то говорит Богине. Наверное что-то неприятное, потому что Падшая злится и краснеет. Ну и пусть! Должно быть, рыцарь делает ей предложение, попутно объясняя – почему война это плохо, ведь Госпожа Разврата внезапно повернулась к ней незнакомой, гаденькой стороной. Минуту назад она сказала Амону: - "Забудь о войне... она естественна. Иди ко мне... будь моим... заклинай стать твоей женой..." Это было последним, чего Камилла ожидала услышать от повелительницы. Неужели ей безразлично чужое счастье? Неужели она не понимает – война ужасненькая? Религия Тьмы должна соединять людей, как она соединяла Амона и Сашу, а не давать им убивать друг-друга и монстров! Раз Амон сказал, что она не закончится без подмоги Богини, значит так и есть! Падшая не может этого не понимать, ведь она мудренькая… Амон и Богиня ругаются громче, и сквозь пальцы Саши до нее доносится: - Я заставлю тебя ползать у меня в ногах! - О нет, Падшая! Не обманывай себя. Я тебе не по плечу! Падшая явно собирается выйти замуж, отбросив собственные принципы вместе с идеалом прекрасного мира. Он ей безразличен. Богиня обманывала ее и жриц, говоря про счастье и улыбки. Ей нужны от них лишь силы и вера. Камилла подавлено сникла. В голове потихоньку тянулись странные, страшные мысли: - "Если она не поймет, мы найдем себе другую Богиню! Падшая недостойна ни меня, ни Амона, ни Саши! Она нам не нужна, лживая обманщица!" Внезапно их разумы сливаются в одной точке - "здесь и сейчас", и Камилла узнает еще одну страшную правду. Правда крушит идеалы жрицы, обращая их в руины, ведь ее превращение в монстра преследовало простую цель, и не окажись Амона в пустыне, Падшая бы никогда не обратила внимания на ее несчастье… Прекрасный мир мамоно обрушился на глазах, и волна кипучей боли выбросила Падшую наружу. Чего бы она не искала в монстрице, Богиня этого не нашла, принеся Камилле лишь страдание и страшное разочарование. Себе и ей.***
Воздух темницы застыл без движения. Трава и деревья пропали, оставив пустынную серую землю. Падшая вжалась в трон, вцепившись в подлокотники. В глазах Богини до сих пор мелькали чужие судьбы. Она медленно приходила в себя, слушая усталого рыцаря. Побывав в чужом рассудке, Богиня истратила огромное количество энергии, и пожелав сейчас воин, саламандра и жрица уйти, она бы попросту не смогла их остановить. Да что там. Подняться с трона, и то выходило за рамки ее возможностей. - Создав свой мир, мир людей и монстров, - говорил Амон бесцветным, тусклым голосом, - ты пыталась избавиться от одиночества. И с самого начала обрекла себя на него. Ты купила верность страхом, натравив их друг на друга. Без Героев, людей ждала смерть в зубах чудовищ. Без Повелителя Демонов, монстров ждало истребление - одного за одним. Жизнь в обмен на верность... Неизвестно, когда Амон успел добраться до трона. Неизвестно, что происходило, пока они плыли в воспоминаниях друг друга. Но сейчас мужчина сидел сбоку, привалившись к престолу спиной. Александра Корбетт, а ныне саламандра Саша, расположилась на свернутом хвосте, кусая губы. К ней прижалась Камилла, смахивая слезки. Она слушала Амона, бросая на Падшую злые, разочарованные, полные осуждения взгляды. - Купленная верность - шаткая опора, Богиня, - сказал рыцарь. - Когда суккуб и человек нашли взаимную выгоду, они тебя предали. Тебя свергли, но ты так ничего и не поняла. Попав в Пандемониум, ты и тут нашла способ стать "востребованной". В твоем мире довольно горя - довольно на всех, и ты избрала метод проще. Сменила страх на несчастье. Знаешь, почему ты не нужна своим жрицам? Почему они почти тебе не подчиняются? Камилла горестно всхлипнула. Падшая промолчала. Она закрыла глаза ладошками, силясь отогнать увиденный ужас и горе. Амон, не дождавшись ее слов, продолжил: - Ты по прежнему покупаешь верность, Богиня, - устало сказал он. - Правда, платишь часть авансом. Получив силу монстра, получив мужа, твои сторонницы больше в тебе не нуждаются. Награда влечет их сильнее, чем твои "идеалы" или ты. Тем более, знай они, кто ты на самом деле, и чего ты натворила... Камилла шмыгнула носом и Саша крепко обняла девушку, ведь сейчас темная жрица переживала крушение своего идеала. Падшая прикоснулась к ее памяти, Камилла прикоснулась к ее, узнав ужасную правду - Богиня обратила ее лишь для того, чтобы установить связь с Амоном. Как того требовал их договор. И ни о каком мире, полном любви и счастья она и не помышляла, просто поглощая молитвы доверчивых жриц. - Ты хотела навязать себя и мне, - бессильно продолжил Амон. - Ты знала, что страх не сработает. Зацепиться за несчастье нельзя. Соблазн не подействовал, и ты решила испытать радикальное средство. Не без моей помощи, если быть откровенным... Впрочем, у тебя почти получилось, Падшая, и я чуть не стал твоей марионеткой. Но какой прок в навязанной покорности? Чего она стоит? Зная, что это плод твоих манипуляций, подобная верность не утолила бы твоей жажды. Даже победив, ты бы все равно проиграла, и осталась такой же одинокой. Но ты снова проиграла. Проиграла от начала и до конца. Богиня съежилась на сидении. Ее плечи дрогнули и она отняла ладони. Амон поднялся на ноги, опираясь на подлокотник трона. Его шатало как пьяного, он едва не упал, но вскочившие девушки помогли ему удержать равновесие. Падшая повернула головку в его сторону, встретившись взглядом с серыми, больными глазами. Лицо рыцаря было бледным и бескровным, словно он только что выдержал ужасную схватку или увидел нечто крайне болезненное. И еще - еще в нем была жалость. Падшая уцепилась за нее, как за спасительную соломинку. - Я запуталась, - тихо и жалобно проговорила прекрасная Богиня, отбросив самолюбие. Она протянула руки в умоляющем жесте. - Пожалуйста, помоги мне, милый! В эту секунду девушка была даже прекраснее и милее, чем раньше. Беззащитная и слабая, она бы размягчила и каменное сердце. - Пожалуйста! У тебя уже есть опыт... Мне нужна твоя помощь... твоя поддержка... Молю тебя, помоги мне разобраться! Ведь я люблю тебя, Амончик! Но против ожиданий, мольбы не подействовали. Взор Амон наполнился сталью, отодвигая жалость куда-то в недосягаемую глубину. - Ты должна помочь себе сама, - жестко сказал он. - Никто, кроме тебя, этого не сделает. - Я дам тебе все, чего ты пожелаешь. Не будь со мной жестоким, - жалобно прошептала Богиня, заламывая тонкие пальцы. - Только не ты, мой Темный герой... Неужели в тебе нет ни капли жалости? Ведь я же спасла тебя, милый! - О нет, Падшая, - сурово сказал воин, крепко сжимая лапу саламандры. - Меня спасла не ты. Меня спасла Саша и Камилла. Александра стиснула ладонь. По хвосту пробежало пламя, и Падшая вдруг поняла, что помощи от Амона она не получит. Богиня не представляла, как пережить этот момент, будучи брошенной наедине с суровой правдой - ее одиночество не закончится даже в победе, ибо верность нельзя навязать силой, а иных способов придумать она была пока не в состоянии. Падшая повернула лицо к Камилле, самой доброй и мягкой из всей троицы. - Лапка, золотко мое, - быстро заговорила она, обращаясь к жрице. - Ты все неверно поняла. Да, я натворила глупостей. Да, я превратила тебя в монстра, потому что так было нужно для дела. Но ведь сейчас ты счастлива! Счастлива благодаря мне! Как бы ты жила без меня?! Что бы ты делала? Помоги же мне, Камиллочка. Останься со мной, со своей несчастной госпожой... утешь меня, помоги разобраться... Бедная жрица вздрогнула всем телом, зазвенев цепями и прижав острые уши. Доброй, отзывчивой и наивной девушке было непросто отказать повелительнице. Тем более столь ослабшей, одинокой и разбитой. Камилла опустила глазки, чтобы в следующий миг отвернуться от Падшей и спрятать лицо в груди Александры. Богиня расплакалась и, задыхаясь от слез, заговорила с Сашей. Но дрожащая грудь смогла извергнуть лишь невнятные, путанные слова. - Александрочка... Я... Я... Услышав свое имя, саламандра гневно стиснула лапу в кулак. - Александрочка?! - импульсивно дернулась Саша, пылая от кончика хвоста и до бедер. - Какая я тебе, к демоницам, Александрочка?! И что "я", "я"?! Говорить разучилась, кретинка?! - Я... Я, - потеряно пробормотала Падшая, глотая соленую влагу. - Я не знаю. Она разрыдалась еще сильнее. Слезы катились по щекам несчастной богини, создавшей не то, что ей изначально хотелось, и попавшей в те же сети эгоизма, что и ее избранник. На краю рассудка высокомерие и раздутое эго нашептывали ей лживые утешения. Что договор по прежнему в ее руках. Что сила вернется к ней в ближайшие дни. Что обращать внимания на волю людей и монстров не имеет смысла - она лучше них знает, как управлять их судьбою. Мало ли чего они хотят, и какие там эмоции испытывают. - "Есть только я, Богиня. Остальные - лишь игрушки, ступеньки на пути к исполнению капризов и прихотей. Плевать, если они считают по-другому, неблагодарные идиоты". Тьма настойчиво и ласково обнимала душу Падшей, обвивая ее сетями, словно тьма в Амоне из прошлого. В изящный носик прорвалась вонь и пугающие рожи, точнее одно лицо - отвратительное, искаженное высокомерием и чванством. Зрачки Богини расширились. Она со страхом узнала в девушке себя - последнее идеально-прекрасное тело, с по-прежнему черной душой. Перед взором поднялось злобное небо Просперо и Амон, радостно встречающий тьму. Вот только на этот раз она наступала не сверху. Она шла изнутри. Падшая прерывисто закашлялась, подавившись слезами. Она опустила голову, не замечая, как смягчается лицо рыцаря, как Камилла отрывается от Саши, как саламандра сжимает зубы, ибо она уже видела подобное и не единожды... - "Что они себе позволяют?!" - взбешенно кричит отражение. - "Кто они такие, чтобы обращаться с Великой Богиней, словно со смертной?!" Отражение бесновалось от гнева. На щеках выступал болезненно красный румянец. Отражение было вне себя. С ней опять поступают несправедливо! Ведь истинная справедливость - это служить ей, совершенно забыв о себе! - "Они - мои игрушки! Игрушки для развлечения!" Отражение пахло духами - сладкими и одновременно горькими, словно дым погребальных костров. - "Я создала их исполнять мои желания! Они никто! Никто! И без меня ты тоже - никто! Я - это ты!" Отражение впилось в нее взором. Оно пожирало Богиню голодными глазами – младшая сестра того кошмара, что наблюдало за сожжение Просперо, выращенная на ее страхах и мечтах. Падшая не отвела взгляд. Решение вдруг наполнило ее непривычной силой. - "Я – это ты! Признай это!" - Нет, я - не ты, - отважно сказала Падшая, поднимая ладонь, в которой как по волшебству возник договор. - Я не знаю, что мне делать дальше... Как все это исправить. Но я знаю, как я поступлю сейчас. Тонкие пальцы взялись за края листа. Она повела руками, разрывая бумагу, и мрак внутри - эгоизм и пренебрежение - треснул вместе с ней, исчезая с яростным воплем. Навсегда. А потом Богиня вдохнула воздух Пандемониума и удивленно вскинула бровки. Он был свежим и чистым. В нем витала свобода.