***
Не считая унылой, пасмурной погоды, этот день ничем не отличался от других. Голтшавтра Зорька сидела на скамейке у ворот; за спиной серели стены. Девушка жевала пучок травы и мечтательно глядела в влево, на кусты у дороги. На покосившемся столике, что располагался справа, лежала привратная книга и чернильница с пером. Тут же стоял аккуратный ларец для сбора податей, надо заметить, весьма необычной вещи для вольной Люцины. Вообщем, подать ввели совсем недавно. До этого торговать можно было бесплатно, не считая арендной платы за место на рынке. Но месяц назад бургомистр Валерий и гебу-данаки Айяно, помощница и по совместительству жена, затеяли масштабное переустройство. Бургомистр давно говорил, что пустыри в центре портят облик Люцины, поэтому их необходимо застроить, один за другим. И чем скорее, тем лучше. Теперь же он окончательно решил этим заняться, на что, сами понимаете, нужны деньги. - Это будет стоить восемьсот. Двести у нас есть. Осталось добыть шестьсот, - объявил Валерий, за спиной которого стояла довольная Айяно. – Лет через пять-шесть мы еще раз соберем деньги и застроим второй. Собственно, жители были не против, чтоб скинуться, но когда встал вопрос как именно облагораживать пустырь, возникли проблемы. Валерий предложил два основных варианта. Первый - замостить его камнями, установить места для отдыха, а в центре сложить мраморный фонтан. Второй вариант заключался в сквере, куда не стыдно пригласить дриад с альрауне, чтоб те услаждали гостей ароматом и видом деревьев. Выбор Валерий оставил на жителей, мудро отказавшись принимать окончательное решение. Бургомистр всегда имел хорошее чутье. Впрочем, дальнейшее развитие событий, похоже, не представлял ни он, ни гебу-данаки. Столь значительная новость переполошила обитателей Люцины, как какой-нибудь пожар или наводнение. Никому не нужный участок, заросший бурьяном, тут же занял центральное место в жизни люцинцев. Сразу после объявления Валерия, в Люцине разгорелись нешуточные страсти, сравнимые разве что со спором о том, принимать ли суккубов-посланниц Друэллы. Мамоно и их мужья, позабыв о делах, стихийно собирались на перекрестках, на рынке, у ратуши, и до позднего вечера препирались о будущем несчастного пустыря. Иной раз споры становились столь жаркими, что доходили до затрещин или оргий (смотря какого пола были противники), и это превратило сонную, спокойную жизнь Люцины в подобие войны. Многие мамоно рассорились с подругами, перестав здороваться при встрече и задирали носы, стоило тем показаться вблизи. Некоторые и вовсе перестали разговаривать. Мужчины хранили спокойствие и холодную дистанцию, но редко какая попойка кончалась без битых стекол и битых же кружек, расколотых об пол (слава Повелительнице, хоть не о головы). Параллельно горожане занимались сбором средств, полагая, что та сторона, которой удастся опередить противника, получит преимущество, ведь «мы дали городу больше вас, а значит все будет по-нашему, ха-ха-ха!». Смеяться полагалось с торжеством и оттенком безумия, но до победы было далеко и сторонникам фонтанов, и сторонникам садов. Весь город кипел, как будто котел в очаге. Придя на первое свидание, парни неизменно задавали девушкам вопрос: "ты за площадь или за сад?". Девушки и даже мамоно не уступали парням. Нейтральных торговцев, которые не хотели говорить, что им нравится больше и терять клиентуру, принуждали ясно обозначить позицию. Тех, кто изворачивался, считали ненадежными и избегали оба лагеря. Взаимное недовольство грозило перелиться через край, но когда ситуация приблизилась к холодной гражданской войне, Валерий сделал новый ход. Надо сказать, очень своевременный, мудрый и одобренный женой. Итак, однажды вечером бургомистр собрал горожан у ратуши, и объявил, что денег хватает и на фонтан, и на сады. Не успели отзвучать слова Валерия, как толпа взорвалась криками и аплодисментами, от которых задрожали стекла. Бургомистр взирал на радостных горожан с непроницаемым видом. Гебу-данаки держала его за руку, поглаживая и что-то советуя. Наконец, после того, как эмоции немного поутихли, Валерий продолжил: - Точнее, почти хватает, - с хладнокровием, достойным короля из легенд, сказал он. - Осталось собрать четверть от общей суммы. Жители недоуменно переглянулись. Затем по толпе пробежал недобрый ропот. - Но у нас не осталось лишних денег! - возмущенно закричала гарпия с красным оперением. - Я не могу отдать ни монетки! - воскликнула большая мышка. Она скуксилась и принялась оправдываться перед соседями: - Все мои сбережения ушли в казну. Я копила на новую шляпку, - мамоно показала всем свой изрядно помятый, выцветший головной убор. - Желтую, с ленточками... Я отложила покупку на целый месяц! Для нее я экономила на всем, и на сыре тоже. Я... я не могу отдать ни монетки! Мышка состроила грустную гримасу. Те, кто оказался в похожем положении, что и бедная мамоно, поддержали ее громкими криками. К ним благоразумно присоединились состоятельные горожане, здраво рассудив, что чем громче кричишь, тем лучше, а то неизвестно как еще повернется это собрание... - Лишних денег нет! – выдохнула толпа, вновь делясь на противоположные группы. – Или площадь с фонтанами, или сады. Выбирай ты, Валерий. А коли не сможешь, какой из тебя правитель?! Выдержке бургомистра позавидовал бы даже герой. - Я выбираю и то, и другое, - Валерий выглядел завзятым миротворцем. – Я не прошу у вас золота, дорогие сограждане! Вы и так пожертвовали всем, чем могли на благо Люцины. Я очень благодарен за это! Он артистично поклонился, после чего негодующе продолжил: - Но есть и те, кто посещает наш город, живет в нем, пользуется его благами, и при этом не дал на украшение и медного гроша! Я знаю, такие точно есть. Возможно, они среди нас. Возможно, даже прямо сейчас! Наступила тишина. С трудом верилось, будто кто-то уклонился от столь важного вопроса. - Где они? - грозно вопросил жестянщик из первого ряда. Ражий детина c крепкой челюстью сжал кулаки и обвел окружающих такими страшными глазами, что те попятились от греха подальше. - Ну-ка покажите мне их. Я им!.. Это кто такие-сякие?! На его плече мгновенно повисла девушка-сатир, против обыкновения абсолютно трезвая, и, дыша ароматным перегаром, успокаивающе зашептала мужу на ухо. - Странствующие торговцы, - пояснил Валерий. – Они будут отдыхать в садах или гулять по площади наравне со всеми. Справедливо, если они внесут свою лепту. А чтобы они не отказались от платы, мы установим входную подать. Любят торговать в Люцине, пусть любят и денежки давать! Уважаемые горожане, клянусь, не пройдет и трех месяцев, как мы получим недостающие средства! Я все продумал и все посчитал! Считать бургомистр умел хорошо, это все знали. Ну, а если кто-то сомневался, изучая листы с доходами и расходами города, то Валерий на пару с Айяно убедительно объяснял откуда взялась та или иная сумма. Например, почему ремонт стен вдруг подорожал, а сборы налогов упали, хотя весь год был очень удачным. Иногда даже слишком убедительно. - Торговцы задерут цены, из нашего кармана и заплатим, - возразил распорядитель рынка Йон, худой и низенький человек в опрятном наряде. Он вечно вмешивался в самый ненужный момент. Но известного своим пессимизмом Йона не стали слушать. Тем более, Валерий успокоил горожан: - Ничего такого не случится. Я буду ежедневно обходить рынок. Тот, кто поднимет цены без веской причины, получит на орехи (гебу-данаки оживилась), и в два счета вылетит из Люцины. Я проконтролирую это лично. Если у людей и монстров оставались сомнения, то после обещания бургомистра, они окончательно развеялись. - Пожизненно в бургомистры! - оглушительно заорал жестянщик, сообразивший, что его окружают честные люди, а не жулики, тайно укрывшие запасы, пока другие, понимаешь, отдают последнее. Обрадованная сатирка немедленно извлекла из декольте объемную фляжку. Она вынула зубами пробку, выплюнула ее на землю, и несколькими глотками осушила флягу до дна. После чего радостно крикнула: - Йууу-хуу! Гуляем до утра! - и принялась целоваться с мужем у всех на виду. Словно сигнал праздничной трубы пронесся над люцинцами. Шляпы и шапки взвились в воздух. - Гуляем! Гуляем! Гуляем! Ликовали все, от мала до велика. Люди и монстры торжествующе переглядывались, обнимали родственников, жен и друзей. Одна чувствительная кошкодлака даже упала в обморок, и окружающим пришлось обмахивать ее платками, а огра Малышка хлопнула соседа по спине с такой силой, что тот улетел в лужу. Испорченные отношения восстанавливались на глазах. Соседи, что неделю назад друг друга и видеть не желали, пожимали руки. - Мир?! - Мир! А то как же, соседушка! Завтра жду у нас. Посидим, покурим трубку, поболтаем... Пара монстров воспользовались ситуацией, чтобы потискать объекты воздыхания ниже поясов. В суматохе одна находчивая арахна замотала стеклодува в кокон и утащила домой - жениться и делать детей. Всеобщее восхищение вызвала пара юноши и человеческой девушки, которая скрывала отношения из-за того, что родители держались разных мнений насчет пустыря, а сейчас во всеуслышание объявила о помолвке. Прикатили бочки; принесли столы и закуски. Под нестройные здравицы бургомистр обернулся к жене. - Поставим сборщика у ворот, - сказал он. - Найдем на эту должность кого-нибудь ответственного и прилежного. После чего Валерий взял гебу-дануки под руку и направился к горожанам принимать заслуженные похвалы. Девушка жизнерадостно улыбалась и смотрела на мужа со смесью похоти и безумного обожания. По всему выходило – сегодняшняя ночь Валерия и Айяно будет еще жарче, чем обычно. Не говоря о потоках лести, восхищения и страстных любовных утехах, благодаря чему девушка завоевала сердце мужчины.***
Подходящая кандидатура нашлась буквально за пару дней. Такая – не очень дорогая, прилежная и аккуратная. Молодая голштавра Зорька подходила по всем параметрам. Еще со школы – целой трехлетней, ведь на образовании Люцина не экономила – большегрудая монстрица показала себя в самом лучшем свете. Даже учитель, приличный молодой человек, уже измученный приставаниями мамоно-учениц, считал ее старательной и усидчивой. Он постоянно ставил голтшавру в пример другим ученицам. Впрочем, без особого эффекта. Ученицы все равно зажимали его толпой и как бы случайно тискали, или отпускали весьма непристойные комплименты, когда тот отворачивался лицом к доске. Что не могло не сказаться на их успехах в учебе. На фоне остальных мамоно, Зорька воплощала все добродетели человеческой женщины – аккуратность, скромность и благочестие. Однако, за фасадом застенчивой и тихой девушки скрывалась пылкая, мечтательная натура мамоно. Зорька хотела выйти замуж не меньше подруг, вот только не умела проявлять инициативы. В городе, полном активных монстриц, это создавало немало трудностей. Пока голштавра хлопала ресницами и теребила платье, заливаясь смущенным румянцем, другая мамоно, например волчица, уже вовсю бы ласкала парня во всех известных ей позах. Жажду страсти приходилось компенсировать фантазиями, чем дальше, тем более странными, нереальными и развратными. Да и на работу в стражу голштавра устроилась в первую очередь за тем, чтобы показать себя людям. Может быть, кто-то из них обратит на нее внимание... Как же она ошибалась! Путешественники старались побыстрее попасть за стены. Они не задерживались у ворот и обычно отмалчивались. Мамоно и женщины Зорьку не интересовали. Мужчины-торговцы, чьи товары она пересчитывала и с кем могла бы завязать знакомство, вначале говорили с ней вполне приветливо. Но едва Зорька сообщала о пошлине и твердых ценах, как они менялись в лице и обрывали диалог. В лучшем случае. В худшем, торговцы приходили в страшное негодование. И угадайте на кого его изливали? На командира Нильса? На его жену-заместительницу ящерку Лину? На арахну-ловчую Ссур или темную эльфийку Фелин? Как бы не так! Доставалось одной Зорьке. Несчастная голштавра получала возмущенные взгляды, осуждение и холодное молчание. Будто она, а не Валерий с Айяно ввела налог на въезд! Как бы то ни было, у службы имелась и положительная сторона. В домашних заботах и школе, голштавра не могла похвастать большим количеством свободных часов. На мечты и фантазии оставалась одна лишь ночь или ранее утро, когда она отходила ото сна. Заняв должность сборщицы податей, она получила возможность фантазировать дни напролет – Люцину посещали не так уж и часто. Вот и сейчас Зорька жевала траву и глазела на кусты, погрузившись в приятные мысли. Ей не мешали. Ссур плела замысловатую сетку меж пальцев, сестры-волкодлаки Кайра и Карайя бродили из стороны в сторону. Темная эльфийка Фелин поправляла чулки, вызывающе торчащие из высоких сапог. Нильс стоял с женой и рассказывал о погоде в Сизых Горах. - У нас тут всего-то пасмурно, - говорил он, показывая на небо, - а на перевале чертовка что творится. - Чертовка что, - поддакнула Нильсу ящерка, глядя на него влюбленным глазами. - Вот-вот. Буран и вьюга! В сто раз хуже, чем год назад. Я тогда отговаривал Маттиаса идти через хребет. Эх, не послушался он меня... Девоящерка Лина согласно кивала, прижимаясь к мужчине. При этом она бросала победные взгляды на стражниц – смотрите, мол, и завидуйте, каков мой муж! Храбрый воин и спасатель! Не зря он удостоен чести охранять Люцину. Он сразу сразил меня наповал, победив в честном поединке. Я ни капли не поддавалась! Куда уж вашим мужьям до Нильса-воина, лопоухие глупышки! - Удержать бы Маттиаса дома, - со вздохом продолжил Нильс, звякнув кольчугой. - Глядишь, не поломал бы ног. Еще повезло, что мы его быстро нашли, иначе замерз бы насмерть. - Ты молодец, дорогой! Точно бы замерз, - громко подтвердила Лина, так чтобы все ее слышали. Она гладила мужчину по груди своей зеленой лапой, игриво царапая когтями. Нильс взял ее за руку, глянул на песочные часы у ворот и сказал: - Двенадцать. Нам с Линой пора обходить стены. Ссур, ты за главную. Арахна мотнула головой с короткой стрижкой, и щелкнула пальцами, сменив вязь одним движением. Это означало - она услышала приказ. На лицах волкодлак появилось облегчение. Темная эльфийка Фелин чуть скривила прекрасные губы. Она считала Ссур своей конкуренткой и вообще относилась ко всем с едва заметным высокомерием. Хотя, если не брать этой досадной мелочи, девушка она была хоть куда - по-своему справедливая, опытная и очень умная. - Все, мы ушли, - Нильс еще раз оглядел свою "гвардию", приобнял жену и исчез за вратами. С этого момента дисциплина стражниц, как обычно, пошатнулась.***
Стоило капитану уйти, как сестры-волкодлаки начали ежедневную игру в копье, щит и меч. Так они решали, кто из них сегодня готовит ужин, а кто начнет вечер, взабравшись на мужа и хорошенько его приласкав. Правила игры отличались редкой простотой. Два сомнкутых пальца означали копье, что побеждало меч - один палец. Меч побеждал щит (раскрытую ладонь, в случае волкодлак - лапу), который в свою очередь побеждал копье. Играли волкодлаки до сотни. При этом обе сестры нагло жульничали, стараясь показать "оружие" позднее соперницы. Волкодлаки хрипло перешучивались, временами ругались, однако не всерьез. Зорька ни разу не видала, чтоб неразлучные сестры-мамоно ссорились по-настоящему. Они всегда все делали вместе, дружно, и даже мужа, говорят, изнасиловали и женили вдвоем... Тем временем, арахна и темная эльфийка оседлали любимую тему - связывание и истязание мужчин. У них было много общего: обе любили доминировать, обе обладали похожим характером и обе нашли себе мужчин в Походе. Именно так, с большой буквы, ведь "Поход" означал счастливую свадьбу, и Зорька не раз ловила себя на мысли: - "Ах, вот бы и мне... в Поход!" - Искусство любовных мучений - высокая поэзия, - между тем, высокомерно заявила Фелин, уперевшись шпильками сапога в стену. - Я могу довести раба до экстаза одними непристойностями, лаская его слух своим голосом. Хорошо выдрессированный мужчина кончает от одних лишь слов! - С-с-с-с, - арахна отвечала свистящим смехом. - Ты проссссто не умеешь их ссссвязывать, пороть и нежно высссасссывать. Как непоссслушную мушку, до поссследней капли сссемени... В моих сетях мужчина иссспытывает иссстиное блаженство... - Я-то не умею связывать?! - возмущенная темная эльфийка покрылась румянцем от негодования. - Я накладываю ремни так, что каждое движение превращается в сладкую муку. Попытка сопротивления влечет наказание, когда кожа приятно врезается в плоть моего раба. А пороть и работать губами я умею получше тебя, глупое насекомое. У тебя даже качественной плетки нет! В доказательство своих слов Фелин сняла с пояса короткую плеть с изящной рукояткой - судя по виду, обладающей богатой функциональностью. - Дома у меня таких штук двадцать, - как бы между прочим заявила она и гордо поправила длинные волосы. - Я мастерски владею каждой! - С-с-с-с..., - Ссур не унималась, садистки подначивая эльфийку-стражницу. - Волосссы единорога не сссравнятся ссс моими нитями. С-с-с-с! - Как ты смеешь мне перечить?! Волосы единорога... Вообщем, все было как обычно и Зорька не реагировала ни на волкодлак, ни на арахну с эльфийкой. Она прекратила жевать; пучок травы торчал у нее изо рта, а полуприкрытые глаза заволокло пеленою фантазий. Мамоно мечтала, неосознанно поглаживая и наминая груди. Благодаря Нильсу у нее появился новый интересный сюжет.***
Фелин завязла в первом снегу. Острые каблуки пробили корку и эльфийка провалилась в сугроб по самый кожаный пояс. Кайра и Карайя отстали сразу после Ссур, скрывшись за густым снегопадом. Их запасы сил иссякли. Дальше Зорька шла одна. Понятное дело. Пауки не выносят холода, а волкодлаки выносливы только на словах, и не чета голштавре с крепким, тренированными ногами и широкими копытами. Именно поэтому Нильс и Лина поставили ее во главе поискового отряда, отправленного в горы. А сами остались у ворот... Почему? Ну... пусть у города крутится отряд разбойников! Это такие бородатые люди, напоминающие орков, с огромными мясницкими ножами и грязными волосами. Они собираются напасть на Люцину. Точнее, бандиты хотят, чтобы все так думали, но их настоящая цель - милый юноша, пропавший на перевале с целой кучей золота. Он услышал печальную новость - Люцине не хватает денег на застройку пустырей, и благородно сказал, что пожертвует на них свое наследство. Вот его-то и ищут разбойники... Вот его-то спасает голштавра, ведь на перевале кружится буран, и без нее мальчик точно-точно замерзнет. Вокруг бушует вьюга, позади раздается зловещее пыхтение, но храбрая Зорька не боится ни холода, ни злодеев. Ее ведет долг - спасение молодого человека и спасение родного города от разорения. Она движется вперед. Холод кусает ее за грудь, за твердые соски, метель не дает ей смотреть, и опытная Зорька идет почти-что вслепую, ориентируясь на мужскую ману. Такую сладкую... такую манящую... возбуждающую и аппетитную... Ах! Ее волосы смерзлись в сосульки, из груди вылетает белесый пар. Здесь царит ужасный холод и бандиты вскоре сдаются. Они плюют на золото, собираясь повернуть назад. На обратном пути их перехватят и перевоспитают орки, но это она представит позже... А пока злодеи испуганно голосят: - Нам ни за что не угнаться за голтшаврой! Пойдемте вниз, пока не продрогли насмерть! И зачем мы решили тягаться с Могучей Зорькой?! Их пыхтение стихает, пропадая из слуха. Что ж, это слабые люди... Не то что она, Зорька из Люцины! Великая, добрая и могучая голштавра. Нет, она не сдастся! Она продолжит поиски, несмотря ни на что! К счастью, след маны становится ярче с каждым метром, и спустя минуту голштавра совершает подвиг, отыскав пропавшего парня. Он лежит в расщелине между двух крупных камней. Бедный юноша полузаметен снегом и еле-еле дышит. Его щеки синие от мороза, и он беззащитен и мил... - Не бойся, милый мальчик! - голштавра кидается к нему со скоростью пикирующей гарпии. - Я спасу тебя! Она быстро накрывает юношу плащом (его отдал ей Нильс). Затем обнажает грудь, вставляя сосок в его сладкие губы, чтобы накормить молочком и спасти от верной смерти... чтобы согреть и приласкать. Но перед тем, как принять ее грудь, и перед тем, как Зорька примет его жезл в себя, юноша с трудом открывает глаза и... насмешливо говорит: - Она всегда у вас такая сонная? Или сегодня особенный день? Его голос ни капли не вяжется с образом парня. Он совсем взрослый. Густой и очень низкий.***
Пучок травы выпал изо рта "храброй Зорьки из Люцины". - Мммууу, - только и сумела, что промычать голштавра. - Мммуу... Ой простите, простите, простите! Я не сплю, не сплю, не сплю! Я дежурю! Она зарделась от смущения, не решаясь поднять головы. - Вероятно, я ошибся, - тактично, но по-прежнему насмешливо сказал мужчина. - Да ты не нервничай, - сказал ей приятный женский голос. - Солдат спит, а служба идет. С кем ни бывало? - А мне Амон ни разу не дал подежурить, - с оттенком обиды сказала еще одна девушка. - Ни разочка! В речах незнакомцев не звучало намека на недоброжелательность. Зорька посмотрела вверх и изумленно наморщила лоб. Таких путешественников она никогда не встречала. Откровенно говоря, другие стражницы - тоже.