***
Дом Шивана находится довольно далеко от остановки. Приходится блуждать крохотными улочками, путаясь в абсолютно одинаковых домах и абсолютно одинаковых дорогах. Проходит еще полчаса, прежде чем Чимин все же находит нужный дом. Он ужасно устал, но квартира Шивана на десятом этаже, а лифт не работает. Кое-как Чимин втаскивает свою уставшую тушу на седьмой и останавливается отдохнуть. Это было большой ошибкой. Страх снова одолел его, и в голове закралась мысль о том, что спускаться по лестнице значительно проще, нежели подниматься по ней. Но вдруг Чимин вспоминает о Хосоке. Да, Донхен и банда Джинхо мертвы, но Хосок, возможно, еще жив. Возможно, его еще можно спасти. Но чтобы найти его, им нужна помощь. Им нужен Шиван. Три оставшиеся этажа Чимин преодолевает буквально за десять секунд, и, позволив себе чуть отдышаться, стучит в двери квартиры Шивана. Двери открывает достаточно взрослый с виду мужчина. Он выше Чимина на полголовы и шире в плечах как минимум раза в два. Настоящий шкаф, честное слово. Мужчина сжимает в зубах сигарету, выдыхая носом дым едва ли не Чимину в лицо. Он страшный, реально страшный. — Ш… Шиван? — спрашивает Чимин, теряя голос от волнения. Мужчина оценивающе осматривает его с ног до головы и усмехается, перехватывая пальцами сигарету. — Для тебя Шиван-хен, мальчик, — говорит он. — Чего тебе? — Мне нужно поговорить. Вы ведь знали банду Ли Джинхо? — в лоб спрашивает Чимин. Шиван настораживается и кратко отвечает: — Заходи. Чимин послушно заходит внутрь и разувается. — Чувствуй себя как дома, малой, — говорит Шиван. — Как тебя зовут, говоришь? — Чимин, — отвечает Пак. — Я… из банды пуленепробиваемых. Шиван, до этого метавшийся по комнате, мгновенно останавливается и замирает, искоса глядя на Чимина. — Пуленепробиваемый, говоришь? — хмыкает он. — Помнится, Мин Юнги и его шпана наделали немало шуму пару месяцев назад. Только мне кажется, что тебя среди них не было. — Я с ними относительно недавно, — отвечает Чимин и усаживается на диван, когда Шиван подзывает его к себе жестом. — И не побоялся прийти сюда один? Молодец, — улыбается Шиван. Чимину кажется, что полдела сделано, общий язык найден. — Спасибо, — смущается он, и вдруг Шиван прямо в лоб задает вопрос, которого Чимин боялся больше всего. — Так значит, это вы перебили банду Джинхо, да? — Нет! Нет, нет, это были не мы, послушайте, я как раз поэтому сюда и пришел! — Чимин напуган не на шутку. — В каком смысле? — спрашивает Шиван, закуривая снова. Чимин нервно выдыхает. Хоть бы все обошлось. — Человек, который убил Джинхо и его людей, следил за нами, — Чимин осекается, — за мной. Он делал это через мой телефон, пользовался камерами в нем. Мы поехали к Тэо, чтобы он помог избавиться от этого, но оказалось, что этот ублюдок отслеживал еще и мое местоположение. Так он узнал адрес Джинхо. Тогда мы были на полпути к дому, и он прислал мне смс, где сказал, что хочет поиграть с ними в мясника. Мы поехали обратно, мы хотели их спасти, мы хотели им помочь, но не успели, — Чимин запинается, глотая слезы, — Когда мы приехали, только Донмин был еще жив. Остальные были мертвы, даже собаки Тэо, тот ублюдок их просто выпотрошил. Мы просто не успели. Шиван молча дослушивает, закусывая губу, а потом хмурится и громко окликает: — Ребята! Из соседней комнаты поочередно выходят трое: рыжая девушка с длинными кудрявыми волосами, светловолосый парень с разбитой губой и еще один парень на вид лет шестнадцати, до жути худой и высокий. — Знакомься, Чимин, — говорит Шиван, указывая на всех рукой по порядку, — это Хёна, наша разведчица. Это Хви, — он указывает на светловолосого, — опять подрался с кем-то, достал, честное слово. А это Ёнджэ, — Шиван указывает на последнего, — наш компьютерщик. Когда Тэо погиб, ему пришлось взять всю его работу на себя. Поэтому теперь он не спит ночами и похож на ходячий труп. — Пак Чимин, — Чимин легонько кланяется, и все кивают ему в ответ. — Оппа, кто это? — спрашивает Хёна, по-хозяйски поглаживая главаря по плечу. — Пуленепробиваемый из банды Мин Юнги, помнишь такого? — спрашивает он. Хёна смотрит на Чимина, будто тигрица на загнанного олененка. Паку становится не по себе от ее взгляда, беспрестанно скользящего по его телу. — Мин Юнги? Впервые слышу, — недоверчиво шипит она. — Да брось, детка, конечно помнишь, — говорит главарь, целуя девушку в висок, — а теперь объясни, чего ты хочешь, — говорит Шиван Чимину, деловито смыкая руки в замок. — Нам помогал Джинхо, но теперь его нет, — говорит Чимин как можно увереннее, — и нам нужна помощь. В одиночку мы не найдем того урода. Поймите, — Чимин запинается, — этот ублюдок убил не только Джинхо и его людей. Он застрелил моего лучшего друга и похитил одного из нашей банды. Мы очень надеемся, что он еще жив, но мы ничего не знаем. И мы ее сможем поймать его в одиночку, тем более, что теперь нас на одного меньше. А вы — единственные, кто хоть немного верит нам. Хёна все еще злобно косится, Хви и Ёнджэ в ожидании смотрят на Шивана, а тот хмурит брови в раздумьях. Сейчас откажет, вот точно откажет. — Хорошо, мы поможем, — внезапно говорит Шиван, и Чимин от неожиданности едва с дивана не падает, — Могу я спросить, кого именно из вас он похитил? — Хосока, — тихонько отвечает Чимин, — он лежал в больнице, потому что попал в перестрелку, в ту вот перестрелку в центре города, о которой говорили в новостях. Это тот ублюдок устроил ее. У Хосока была только прострелена рука, ему повезло, он остался жив, но сейчас мы не знаем, жив ли он вообще или уже нет. Чимин мрачнеет, и, кажется, в суровых глазах Шивана появляется крохотный блик сочувствия. Его огромная ладонь ободряюще опускается на плечо Пака, осторожно сжимая. — Верь мне, — говорит Шиван, — мы найдем его. Только дай мне свой номер телефона, я свяжусь с тобой позже. — У меня нет телефона, — поясняет Чимин, — мы сломали его, потому что не знали, как избавиться от слежки. Сбросили его с балкона на автостраду, — Чимин показывает руками что-то, похожее на взрыв, — вдребезги. — Тогда я дам тебе свой, а ты позвонишь мне из дому с чьего-то телефона, — говорит главарь, пожимая плечами, — например, с телефона Юнги, так будет даже лучше. Я не думаю, что обсуждать это все нужно с тобой, лучше поговорить с ним. — Хорошо, — покорно кивает Чимин, — спасибо. — Не переживай, разберемся, — говорит Шиван, провожая Пака к двери, — на нас можно положиться. — Спасибо, — отвечает Чимин и благодарно кланяется в ответ. Шиван закрывает за ним дверь. Чимин оказывается один на лестничной площадке и наконец-то облегченно вздыхает. Дело сделано?***
— Я предлагаю выпить, — говорит вдруг Джин, открывая бутылку соджу и доставая из ящика еще пять. — Ты всегда предлагаешь выпить, — хмыкает Намджун, открывая свою бутылку. — Неееет, — протягивает Джин, мотая головой, — я предлагаю выпить за Чимина. — Что? За что? — спрашивает Чимин, угождая в теплые и крепкие объятья Тэхена. — Как это «за что»? — возмущается старший Ким, помогая младшим с их бутылками, — Чимин, ты пошел туда, куда, по правде говоря, остальные идти зассали. Ты разобрался со всем сам, даже без нашей помощи. Чимин, ты понимаешь, как это было опасно? Неизвестно, что могло произойти. На самом деле, хотя Шиван и его ребята были их близкими друзьями, Джинхо и его ребята никогда не отзывались о них хорошо, — Джин делает глоток и слегка морщится, — Джинхо всегда считал, что методы Шивана слишком… грубые. Жестокие. Когда у него появилась Хёна, он вообще съехал с катушек. Он параноик, Чимин, он везде ищет подставы, везде видит угрозу. — Как можно видеть угрозу в Чимине? — мурлычет Тэ, обнимая Чимина изо всех сил, — он же настоящее солнышко! — Молодец, Чимин, — одобрительно улыбается Намджун, делая глоток соджу. Все поступают так же. Но Чимину абсолютно по боку и это соджу, и то, как его расхваливают, и даже объятья Тэхена сейчас не важны абсолютно. Единственное, что он видит сейчас перед собой — легкая, едва уловимая улыбка на вишневых губах Юнги и его теплый пронзительный взгляд. Хен гордится им.***
Погода отвратная. Чимин ни за что сегодня не выйдет из дома. А вот остальные с удовольствием смываются куда-то, оставляя Чимина одного. Даже домосед Юнги уходит куда-то, хотя обещает скоро вернуться. Джин и Намджун едут в больницу, пытаются уловить след Хосока, а Тэ и Чонгук просто уходят, потому что атмосфера дома все еще гнетущая, напряжная. Даже успех миссии Чимина ее не развеял. Так странно. Раньше тихого Хосока часто просто не замечали. О нем забывали, потому что он просто не давал о себе знать. Казалось, что он есть, что его нет, все равно. Грубо сказано, возможно, но именно так и было. Но сейчас, когда он пропал, все начали понимать, насколько он важен и нужен. Его настолько не хватает, что кажется, будто изнутри тебя силой выдернули что-то очень важное, жизненно необходимое, и так и оставили заживать. Но рана от потери не заживает, и ты живешь с этой болью, и никто, никто не может тебе помочь. С такими чувствами столкнулся даже Чимин, который был знаком с Хосоком относительно недавно. И избавиться от этих ощущений не получается, потому что никто не знает, жив ли он или уже мертв. Ни у кого уже не получалось надеяться на лучшее. Чимин сидит и смотрит в окно. За стеклом — тихая улочка, утопающая в сентябрьском дожде. Внизу ходят люди, прячутся за зонтиками, и нигде, даже вдалеке не видно ни одного яркого зонта. Чимин закрывает глаза и пытается затеряться в звуке дождя. Это отвлекает его, но ненадолго. Чимину очень тоскливо. Почему-то перед глазами глазами у него Донхен. И не тот счастливый, вечно улыбчивый и прекрасный Донхен, а тот бездыханный, собранный по кусочкам, мертвый Донхен. Чимину страшно думать о том, что однажды его могут точно так же позвать на опознание Хосока. Пак отходит от окна и направлятся в ванную, чтобы смыть с себя все эти чудовищные мысли, и, проходя мимо, замечает, что дверь в комнату Юнги приоткрыта. Не в правилах Чимина вторгаться в чье-то личное пространство, но он буквально даже не замечает, как оказывается внутри. Здесь пахнет чем-то сладким, теплым, похожим на тот кофе с зефиром, что любит Хосок. Здесь пахнет уютом, хотя вся эта комната, все в ней пропитано болью и тяжелыми воспоминаниями. Чимин тихо ступает босыми ногами по холодному полу, подходя к большому плюшевому мишке, сидящему на полу и опускается на пол рядом с ним. Мишка настолько огромный, что оказывается выше сидящего Чимина. Большой и мягкий, он так и манит обнять себя, и Чимин поддается, обвивая ручками плюшевую шею. Мишка пахнет одеколоном Юнги. Кажется, Мин и сам каждый раз обнимает его. Подумав об этом, Чимин с улыбкой вжимается в мишку сильнее. Чимин поднимается на ноги и осматривается, и его взгляд падает на полку с фоторамками. Это фотографии Солли, Чимин даже издалека это видит. Пак берет в руки одну фотографию и грустно улыбается. На ней Солли такая счастливая, точно светится вся от радости, такая красивая, красивее, чем Боми, наверное в тысячи раз, неудивительно, что Юнги был влюблен в нее. На фото она такая милая, светлая, будто солнышко. Она не заслужила всего того, что случилось с ней. Чимин приглаживает пальчиком ее фотографию. Ему жаль ее, очень жаль. Сколько ей было? Шестнадцать? Семнадцать? Это ведь так мало. Чимину так жаль ее. — Ты что здесь забыл? — хрипит шепелявый голос за спиной. Сердце будто обрывается и падает куда-то далеко-далеко вниз. — Хен, я… — запинается Чимин. — Я спрашиваю: что ты забыл здесь? — спрашивает Юнги. — Хен, прости меня, — Чимин виновато опускает взгляд в пол. — Как ты вообще вошел сюда? — Здесь было открыто, и я… — Чимин запинается снова, — хен, прости меня, прости, пожалуйста. Чимин думает, что Юнги сейчас выскажет ему все, что он о нем думает, но Мин только вздыхает. — И хорошо, — говорит он, — хорошо, что сюда вошел ты, а не кто-то другой, — Мин усаживается на кровать, и Чимин садится рядом. — Хен, прости, — шепчет он снова. Юнги смотрит на него, и в его взгляде почему-то не таится ни капля злости. Чимин только сейчас замечает, что Мин промок под дождем. С его мятной челки одна за одной срываются капли дождя, с тихим гулким звуком разбиваясь об пол. Юнги очень замерз, по нему это видно, но идти переодеваться в сухое он не спешит. — Знаешь, малыш, — вдруг говорит он, — ты первый, кто вошел сюда без разрешения, — он усмехается, — и первый, кого мне не хочется выпереть отсюда. Так странно. Чимин извиняется снова и снова, а Юнги только отмахивается, скидывая с себя промокшую толстовку. Пак вздыхает и виновато отворачивается, пряча смущенный взгляд за окном. За стеклом, залитым дождем, ничего не видно, абсолютно ничего. Наверное, ливень просто непроглядный. Чимин искренне надеется, что остальные ребята не промокли, хотя, глядя на толстовку Юнги, трудно предположить, что в такую погоду вообще можно остаться сухим. Ливень снова и снова хлещет по стеклам длинными прутьями, барабанит по подоконнику, громко стучит в окно, будто просится внутрь. У Чимина появляется огромное желание открыть окно, но он не станет. Он просто сидит и смотрит на то, как разбиваются о стекло холодные капли, как они разлетаются на мелкие брызги, будто умирают. Это все нагоняет тоску, ужасную тоску, и Чимин чувствует, как что-то внутри неожиданно тяжелеет, сжимается. Мин будто чувствует это, заботливым взглядом осматривая младшего, а затем подвигается ближе и приобнимает его. — Ну, чего ты? — тихо спрашивает он. — Все в порядке, хен, с чего ты взял? — отмахивается Чимин, но его поникший взгляд слишком сильно его выдает. Юнги ничего не отвечает, и только крепче обнимает младшего, зарываясь носом в его розовые волосы, а у Чимина сердце быстрее биться начинает. Он опускает голову хену на плечо и случайно носом чувствует, с какой силой и скоростью пульсирует жилка на его шее. Он волнуется? Почему? — Чиминни, знаешь, — хрипло отзывается Юнги, приподнимая лицо младшего за подбородок и глядя ему в глаза, — в этой комнате все мои тайны. — Знаю, хен, — шепчет Чимин, ощущая, как ладонь Юнги мягко поглаживает его по щеке. — Знаешь, да? — усмехается Мин, — Тогда, раз уж ты все равно влез сюда без спросу… Может, пусть их станет на одну больше? — Что? Чимин не понимает, и даже предположить не может, что именно хен имеет в виду. Он не особо соображает, когда снова ощущает губы Юнги на своих искусанных от долгих душевных терзаний губах. Осознание происходящего приходит только тогда, когда горячий язык Юнги осторожно проникает внутрь. Робко так, будто боясь, что Чимин оттолкнет. Но он не оттолкнет, нет. Недостаток кислорода кружит голову, но Чимин не отстраняется, а только поддается еще больше, притягивая лицо хена за щеки горячими ладошками. Все это так волнующе, что его руки дрожат, и Юнги, почувствовав это, накрывает их своими холодными ладонями, мягко сжимая, сплетая их пальцы между собой. Мин отстраняется буквально на мгновение, перевести дыхание, а затем осторожно, но очень уверенно заводит руки младшего ему за голову и бережно опускает его на кровать. Сердце Чимина, до этого отбивавшее скоростной ритм, сейчас, кажется, стало колотиться со сверхзвуковой скоростью. Кажется, он все-таки догадывается, что сейчас будет. — Хен? — едва ли не шепчет Чимин, внутренне сжимаясь от невыносимого жара нависшего над ним тела. — Что, малыш? — ласково спрашивает Юнги, убирая с лица младшего надоедливые пряди розовой челки. Чимин внезапно снова вспоминает и Хосока, и Донхена, и банду Джинхо, и все-все-все то дерьмо, что творится вокруг. Все до мелочей. Это неправильно — вытворять такое в столь тяжелое время. Это просто неуместно. — Хен, сейчас не время, — шепчет Чимин, смущенно вжимаясь в подушку. — Солнышко, — нежно произносит Мин и дарит младшему еще один крохотный поцелуй, — посмотри, в каком мире мы живем. Оглянись и пересчитай людей, которых мы потеряли. Мы могли быть на их месте вчера, можем оказаться на их месте и завтра. Понимаешь, Чиминни? — Юнги запинается, — Завтра может просто не наступить. Чимин молча соглашается с его словами, на секунду прикрыв глаза. Он глубоко вдыхает, зажмуривается и снова открывает глаза. Перед ним Юнги, такой красивый и загадочный, и он так тепло улыбается и так пронзительно смотрит на него, что у Чимина все тело буквально ватным становится, а внизу живота начинает сладостно тянуть. Мин медленно облизывает губы, отвлекаясь на ливень за окном, и усаживается на бедрах Чимина поудобнее. А младшему так стыдно, черт, Юнги сейчас почувствует своей задницей то, что не нужно. Внезапно Мин перестает ерзать на его бедрах и игриво ухмыляется. Все таки почувствовал. Чимин готов сквозь землю провалиться, но хен, кажется, не считает это все неправильным сейчас. Он только одобрительно целует Чимина снова, мол, все так и должно быть. Дождь изо всех сил бьет в стекло, кровь изо всех сил бьет Чимину в голову. Еще минута — и он точно закричит. Поцелуи Юнги такие нужные сейчас, будто долгожданные, хотя, на самом деле, Чимин стеснялся и подумать о таком. Ему и сейчас чудовищно стыдно, хотя бы потому, что он до Юнги ни с кем не целовался, но губы Мина, выцеловывающие его линию челюсти, шею, ключицы заставляют Чимина забыть обо всем. У Пака есть крохотная особенность: у него одна ключица ощутимо острая, а вторая — аккуратная и гладкая. Юнги — первый, кто об этом узнал. Мин целует его за ушком, жарко дышит в шею и довольно рычит, когда Чимин не сдерживает тихие стоны. Младший гладит его по спине, цепляя ткань футболки короткими ноготками. Если бы Мин не сидел сейчас сверху, фиксируя Чимина в не особо приятном положении, то младший сейчас просто набросился бы на него, обнял бы его и руками, и ногами, как коала, но ногами шевелить неудобно из-за того, что Юнги сверху. Ни дернуться, ни коснуться его не получается. Чимин чувствует себя абсолютно беспомощным и беззащитным сейчас, и, черт возьми, ему нравится это. Мин спускается ниже, касается тела Чимина под футболкой, но не снимает ее с него, знает, что младшему и так неловко. Он ласково проходится пальцами по ребрам Чимина, точно по струнам, и, спокойно выдохнув, спускается холодными ладонями к джинсам Пака, в несколько ловких движений расстегивая их, и запускает руку под их ткань. Чимин заливается краской и закрывает лицо ладошками. Прежде никто и никогда не касался его там. Никто и никогда, и сейчас это до того стыдно, что Чимин вжимается в кровать так сильно, что, кажется, вот-вот насквозь ее проломит и провалится через все этажи куда-то под землю. Зато Юнги, кажется, абсолютно спокоен. Его выражение лица будто так и говорит: «да все нормально, расслабься, тыщу раз уже такое делал». Только как тут расслабиться, когда каждое прикосновение Мина заставляет все мышцы в теле разом напрячься до состояния бетона? Чимин не был готов к такому. — Хен… — шепчет он, осторожно поглядывая на Юнги через приоткрытые пальчики, — хен, не надо. — Тише, — шепчет Мин в ответ, разом стаскивая с младшего джинсы вместе с боксерами. Мин Юнги настроен пиздецки решительно, а отбиться от него не получится. Да и не особо хочется. Юнги отчего-то вздыхает как-то по особенному восхищенно, но Чимин не видит, почему. Он по прежнему жмурится изо всех сил и закрывает лицо ладошками. Черт возьми, ему так стыдно. — Твою же мать, Чиминни, — говорит Мин, легко проводя ладонью по внутренней стороне бедра младшего, — как ты можешь быть таким красивым абсолютно везде? Чимин понятия не имеет, что у него может быть такое красивое в штанах, он себя особо никогда не разглядывал, стеснялся. Пак не видит, но ему кажется, что те несколько секунд, на которые Юнги замирает и замолкает, он рассматривает его, изучает. Чимин все-таки не сдерживается и хнычет вслух. Стыдно до ужаса, но почему-то не хочется, чтобы все это заканчивалось. Юнги перестает двигаться еще на несколько секунд, и Чимин обеспокоенно выглядывает из-за ладоней, сталкиваясь взглядом со взглядом Мина. Его темные глаза-угольки сверкают как-то по-особенному необычно. Юнги ни на кого еще так не смотрел, Чимин уверен. Взгляд хена, уверенный, сильный, немного успокаивает Пака, и тот больше не жмурится, покорно замирая и молча ожидая, что же будет дальше. — Если хочешь, закрой глаза, — говорит вдруг Юнги, одним рывком поднимаясь выше и оставляя на кончике носа Чимина легкий поцелуй. Пак послушно кивает, закрывает глаза и тут же распахивает их снова, ощущая, как Юнги одним плавным движением заглатывает его член почти до самого основания. Вот такого от Мина Чимин точно ожидать не мог. Юнги ну уж совсем не похож на человека, который по доброй воле станет делать что-то подобное. Однако Мина будто ничто даже и не смущает, и он продолжает заглатывать глубже и глубже, задевая языком какое-то чувствительное место и заставляя Чимина захлебнуться воздухом. Юнги набирает темп, сплетая пальцы с пальчиками Чимина, а у младшего уже ладошки влажные и щеки пылают, он не знает, куда себя деть, и из последних сил глушит стоны, так и норовящие вырваться откуда-то изнутри. Мин продолжает набирать темп и одобрительно мычит, когда ладонь Чимина невольно тянется к его затылку и начинает руководить процессом. Чимин немного замедляет его, и Юнги подстраивается под заданный ритм. Он раз за разом посылает Чимину волну испепеляющего наслаждения, и раз за разом младшему все труднее и труднее молчать. Хёну будто кажется, что если Чимин молчит, значит, он старается недостаточно хорошо, и он старается еще сильнее, сильнее и сильнее, и Пак сдается, издавая не то всхлип, не то стон, который Мин распознает как побуждение к действию. Он ускоряется, замечая, что младшему становится все тяжелее сдерживать себя. — Хен, я… больше не могу, — шепчет Чимин, задыхаясь и хрипя, но Юнги абсолютно не обращает на это внимания, как и на то, что Чимин отчаянно умоляет его остановиться. Проходит еще с полминуты — и Чимин все-таки не выдерживает, изливаясь хену в горло. Перед глазами будто звездочки мерцают. Кажется, при желании можно даже разглядеть целые созвездия, целые галактики, но Чимину вовсе не до этого сейчас. Он пытается отдышаться, пытается не захлебнуться желанным воздухом, пока Мин дорожкой поцелуев поднимается выше и выше, отстраняясь на мгновенье и заглядывая Паку в глаза, закатанные кверху от наслаждения. Чимин прежде ничего подобного не чувствовал. Это что-то крышесносное, абсолютно невероятное. Крохотные пальчики сильно сжимают уголок подушки, а грудь резко вздымается от каждого жадного вдоха. Чимину настолько хорошо, что он вообще ничего не соображает, и если бы Юнги сейчас попросил сделать для него что-то подобное, то Пак, несомненно, сделал бы. — Зачем?.. — хрипит Чимин, все еще глядя куда-то в потолок. — Не нужно было… — Ты еще скажи, что тебе не понравилось, — смеется Юнги, подминая Чимина под себя. Мин по-хозяйски сминает чужие губы в очередном поцелуе, лишая младшего остатков воздуха в легких. За окном проливной дождь и чудовищный ветер, но Чимину жарко, так жарко, что он понятия не имеет, куда от этого жара деться. Чимин даже не замечает, как оказывается в коленно-локтевом положении, а Юнги, пристраиваясь сзади, снова ухмыляется, медленно и осторожно входит внутрь него. Сердце замирает от неожиданности, а дыхание снова перехватывает. — Хен, что ты… что ты делаешь? — шепчет Чимин, робко оборачиваясь назад. — Вообще-то, ты здесь не один, малыш, — мурлычет Юнги в ответ. — Не бойся. Легко сказать «не бойся», когда ты сверху. Чимин вообще понять не может, почему Юнги так спокоен. У него самого внутри ураганы эмоций проносятся, вулканы чувств извергаются. Если бы кто-нибудь смог увидеть, что у него внутри творится, он бы ужаснулся, наверное, или просто сошел бы с ума. Если бы Юнги не казался таким уверенным в том, что он делает, Чимин, наверное, впал бы в панику. Но он доверяет хену беспрекословно, и если хен решил, что так правильно, значит, так правильно, и все будет хорошо. Юнги раз за разом пытается пробиться глубже, но делает это максимально мягко и осторожно, только бы Чимину не было больно. По правде говоря, ему больно и так, но виду он не подает — уверен, что Мин все делает правильно. И хотя плавные, но уверенные толчки заставляют Чимина жмуриться от весьма неприятных ощущений, он незаметно для хена улыбается. В жизни Мин Юнги груб, резок и иногда даже жесток, но сейчас с Чимином он максимально бережен и осторожен. Будто это не Юнги, а вообще другой человек. Чимина это настолько умиляет, что хочется наброситься на хена с объятьями прямо сейчас. Постепенно движения Юнги становятся увереннее, но не жестче ни капли. Однако чем глубже Мин пробивается, тем тяжелее Чимину становится, и он ныряет лицом в подушку, пытаясь заглушить болезненные всхлипы, и на вопрос, все ли хорошо, отвечает лишь кивком головы. Он вообще старается ничего не говорить и вести себя как можно тише, как бы трудно это ни было. Во-первых, потому что голос дрожит до ужаса, а во-вторых, потому, что перестань он сдерживаться — и его стоны будут слышать, по меньшей мере, все соседи на лестничной площадке. Да и вообще, ему просто неловко от того, что он звучит как-то слишком пошло. Проходит некоторое время, и, кое-как справляясь с болью, Чимин начинает понимать, что все происходящее ему чертовски нравится, и этого ему чертовски мало. — Юнги-хен, — выныривая из подушки, произносит Чимин уже совсем заплетающимся языком. — Что, малыш? — спрашивает Юнги, наклоняясь ближе, и снова берет Чимина за руку, беспокоясь о том, что младшему все еще страшно. — Хен, еще, — шепчет Пак и тут же снова ныряет лицом в подушку, потому что мгновенно краснеет и не хочет, чтобы хен увидел это. Ему безумно стыдно за эту просьбу, но она вырвалась абсолютно случайно, и назад ее не заберешь. — Еще? — усмехается Мин, запуская холодную ладонь младшему под футболку и снова проходясь пальцами по ребрам. Толчки становятся увереннее и сильнее, но не намного. Юнги все еще осторожничает. На самом деле, Чимин находит очень милым то, как хен с ним осторожничает, но сейчас он был бы совсем не против, если бы он перестал. Если бы дал себе волю и отжарил его так, как никто никого никогда не жарил. Но сказать об этом Чимину не хватит ни сил, ни смелости. Только вот говорить не нужно. Задумавшись обо всем этом, Чимин забывается и все-таки стонет вслух, что старший воспринимает как очередное побуждение к действию. С каждым сильным толчком Чимину все сложнее молчать, и даже подушка уже не может сдержать его. Юнги в ответ на это только набирает темп и ласково приглаживает Чимину растрепавшиеся волосы. Пара сильных толчков — Юнги задевает чувствительную точку внутри, и Чимин гортанно стонет и прогибается в спине до едва различимого хруста, а Мин невольно оттягивает его за волосы от подушки, чтобы она его не глушила. Он раз за разом попадает по этой точке, выбивая из легких Чимина весь воздух. Тонкие стены негромким эхом отражают надрывные всхлипы Пака и тихое, но до жути довольное рычание Мина. Он буквально упивается этими звуками, а Чимин не слышит уже ничего, кроме истерического биения собственного сердца. Еще несколько толчков — и внутри у Чимина становится очень горячо, а Юнги обессиленно наваливается на него сверху, сдавленно хрипя. Все заканчивается так же неожиданно и феерично, как и начиналось. — Хен? — тихонько говорит Чимин, опускаясь на кровать и притягивая Юнги за талию поближе к себе. — Что, солнышко? Чимин замолкает, наслаждаясь этим милым «солнышком», и прижимается к хену ближе, утыкаясь носом в его острое плечо. — Наверное, я… — Чимин снова запинается. — Я все-таки люблю тебя, Юнги-хен. А Юнги от этих слов будто загорается еще ярче, точно звездочка. — Наверное? — усмехается он, целуя младшего в макушку. За окном все хлещет и хлещет ливень, с громким звуком разбиваясь о стекло. За окном ревут машины, проносясь мимо с огромной скоростью. На улице мокро и холодно. Люди спешат домой. — Я тоже люблю тебя, Чиминни, — шепчет Мин, прижимая младшего к себе покрепче. Впервые за долгое время Чимин, кажется, чувствует себя по-настоящему счастливым.***
Чимин не знает, сколько времени прошло. Может, час, может, два. В этой комнате нет часов. Юнги давно дремлет, и Чимин задремал бы тоже, но не получается. Эмоции все не угасают, и он только ворочается и ворочается в объятьях Юнги, боясь разбудить. Но хен просыпается сам, реагируя на телефонный звонок. Он ворчит, неохотно выпуская Чимина из объятий и пытаясь отыскать под кроватью телефон. Он берет трубку, лениво плюхаясь обратно в постель, и сонно хрипит: — Алло? — Юнги? Юнги, это ты? — отзывается знакомый голос на другом конце провода. Чимин слышит его и тут же узнает, и Юнги узнает его тоже. От неожиданности он даже вскакивает на месте. На его лице совершенно отчетливо отражен испуг. — Хосок?