***
Хёна быстро семенит босыми ножками в конец коридора, к приоткрытой двери, за которой спрятан Юнги. Дверь открыта сильнее. Хёна сильно ее прикрыла, когда уходила, чтобы не было видно, что дверь открыта, но то, что она видит сейчас, настораживает ее, и она ускоряется, устремляясь бегом. Она оборачивается посмотреть, нет ли за ней хвоста, и ловко, словно юркая белочка, заскакивает через узкую щелочку в комнату к Юнги. В комнате, к счастью, нет никого, кроме Юнги, лежащего на полу и дрожащего от холода. Хёна замечает, что ему стало хуже. Намного хуже. На лице появилось больше кровоподтеков. Нос снова кровоточит. Дыхание тяжелое и сбивается. Кто-то приходил сюда, пока Хёны не было. — Юнги? Юнги, что случилось? — спрашивает она, подходя ближе. — Да так, — хрипит Мин, слабо пытаясь повернуться к ней, — заходили тут всякие, поговорить хотели. Ну… вот и договорились. — Мог бы и повежливее с ними говорить, — укоряет Хёна, помогая ему развернуться. — Хуй им, — шипит Мин. — Я так и думала, что ты это скажешь, — усмехается Хёна. — Освободился? — Ага, — говорит Юнги, демонстрируя связанные запястья, — не успел. Пришли те двое… не успел, в общем. — Ну ничего, — говорит Хёна, поднимая лежащее на полу лезвие и разрезая скотч, которым плотно перемотаны запястья Юнги. — Зубы на месте? Мин запинается, ощупывая десны языком. — Да вроде, — отвечает он. — Кости целы? — снова спрашивает Хёна. — Не уверен. — Ну, это не страшно. Живой, и на том спасибо, — отмахивается Хёна. Она помогает Юнги подняться, чуть встряхивая его перепачканные пылью и кровью волосы, и наблюдает, как он потирает ноющие запястья, морщась от боли. — Нуна, — вдруг говорит он, — те двое, что приходили сюда, говорили о тебе. Тебя ищут, нуна. — Я знаю, — говорит Хёна, вздыхая. — Знаешь? Тогда почему ты так спокойна? Посмотри на меня, эти ребята не церемонятся. — Да никто меня не поймает, — отмахивается Хёна. — Я лучшая разведчица, меня еще никто никогда не замечал и не ловил. — Такая самоуверенность это хуево, нуна, — хмыкает Юнги, медленно вращая вывихнутым запястьем и оценивая его дееспособность. — Лучше я буду верить в это, чем в то, что мне прострелят голову, ты не находишь? — говорит она. — Будь реалисткой. Нас всех перестреляют. — Ты сейчас и от меня по ебалу получишь, Юнги, — мгновенно вспыхивает Хёна. — Да ладно тебе, не ворчи. Лучше помоги мне встать, — говорит Мин, и Хёна послушно подставляет плечо, помогая ему подняться на ноги, и отряхивает его. Юнги встает, и в глазах моментально темнеет. Он теряет равновесие, жмурясь от боли, сдавившей голову, и едва не падает снова. Хёна обреченно закатывает глаза, пытаясь залить едва выступившие слезы обратно. Мин в таком состоянии просто бесполезен. Будто еще секунда — и он просто откинется. — Где мои люди? — говорит вдруг он, захлебываясь воздухом — Шиван выведет их, не волнуйся, — отмахивается Хёна. — Только что при мне он за секунду убил двоих. Если на них нападут, то твои ребята будут в безопасности, будь уверен. — А Чимин? Где Чимин? — спрашивает Мин, и Хёна мрачнеет. — Я не знаю, — тихо говорит она. — Что? — Я не знаю! — повторяет она. Юнги опускает взгляд в пол и тяжело выдыхает. — Тебе лучше? — спрашивает Хёна. — Немного. — Стоишь? — спрашивает она снова. — Стою. — Тогда пойдем скорее! — Я сказал, что стою, но не сказал, что смогу идти, нуна, — говорит Юнги, делая небольшой шаг и теряя равновесие. — Пока мы здесь стоим, кто знает, что Нам сделает с Чимином, — говорит Хёна. — Ты же говорила, что он не убьет его. — Откуда я знаю, что у этого психа на уме? — фыркает Хёна, заправляя выбившийся из-за уха огненно-рыжий локон в капюшон. — Еще час назад и Шиван был ему другом. — А сейчас? — А что сейчас? Сейчас Шиван бежит отсюда вместе с твоими людьми, потому что если не сделает этого — бум! — Хёна изображает пальцами выстрел, — мозги на стене. Юнги даже ежится от того, как спокойно она это говорит. Сколько же всего она повидала? — Хорошо, пойдем, — говорит Мин, крепко цепляясь за руку Хёны. — У нас все получится, — уверяет она, отдает ему нож и резко выдыхает. — Ага, — отвечает Юнги, пытаясь звучать как можно увереннее. Он не верит.***
Вокруг Чимина разрушается вселенная. Рассыпается крохотными пластинками, расслаивается, точно старая краска на стенах, и осыпается ему на голову. Вокруг Чимина мир трещит по швам, разрывается на миллиарды крохотных кусочков. Вокруг Чимина рушится мир, в который он верил — мир, в котором зло существует отдельно от него, далеко-далеко, и никогда его не коснется. Но сейчас зло совсем рядом. Оно здесь, прямо перед ним, поправляет свою темносинюю куртку и задумчиво вертит в руках пистолет. — Да не переживай ты так, Чиминни, — отмахивается Минхёк. — И плакать перестань. Все твои друзья еще живы, так что можешь не нервничать. — Где они? — спрашивает Чимин снова, чуть переводя дыхание. — Не знаю, — хмыкает Минхек. — Для меня важен только ты, на них мне плевать. Чимин поднимается с дивана, чтобы Минхек не смотрел на него сверху вниз так надменно, но это ничего не дает, ведь Чимин ниже его на голову. — Важен? — переспрашивает Чимин. Нам ловко перебрасывает пистолет из руки в руку. — Конечно, — кивает он. — Когда же мне еще выпадет возможность, — он умолкает и усмехается, — отомстить тебе за все? Чимина эта фраза бросает дрожь. Прежде ему казалось, что ему не за что мстить. — Что? Нам мгновенно грубеет, сжимая пистолет в руках чуть сильнее. Его тонкие губы трогает отвратительно насмешливая ухмылка. Чимин инстинктивно отступает назад. — Думаешь, если так умело строишь из себя милашку, то все будут без ума от тебя, как Мин Юнги? — говорит он, чуть выступая вперед. — Нет, Чимин. — Я не понимаю, — тихо говорит Чимин, когда резкий рывок Нама заставляет его сделать еще шаг назад. — Я ненавижу тебя, Пак Чимин, — заявляет Минхек. Чимин нервно вздрагивает, когда вдруг ощущает лопатками стену и понимает, что дальше отступать некуда. — Я тебя просто ненавижу. — Почему? — Почему? — усмехается Нам. — Вспомни интернат, Чимин. Вспомни его. Вспомни смотрительниц, что работали там. Вспомни, что они говорили о нас. Не помнишь? Я напомню. «Вот, Минхек, твой друг Чимин такая умничка, бери с него пример», — его глаза наливаются кровью, — «Нам Минхек, ты совершенно не умеешь себя вести. Поучись у Чимина, как нужно общаться со старшими», — с каждым его словом его лицо искажается все больше и больше, изображая уже не просто ненависть, а какое-то яростное отвращение, ни с чем не сравнимое и ничем не описуемое, — Ты всегда был лучшим. Идеальным со всех сторон, и меня это бесило. Что бы ты ни сделал, все тут же начинали говорить, что я должен на тебя ровняться. Я помню, блять, как девчонка, которая мне нравилась, заявила, что я нравился бы ей, если бы был таким, как ты, — он подходит к Чимину вплотную, резким движением впечатывая дуло пистолета ему в грудь. — Ты всегда был идеальным, а меня на твоем фоне выставляли отбитым долбоебом. «Нам Минхек, ты получаешь только плохие оценки, посмотри на Чимина, он молодец, отличник, все знает, бери с него пример». «Нам Минхек, ты опять подрался, почему ты не можешь быть нормальным ребенком, как твой друг Чимин?». Чимин то, Чимин это, Чимин пятое, десятое… Чимин, блять, лучший со всех сторон, а Минхек ебаный отброс, которого уже ничто не исправит. Я был счастлив, когда нашел способ запятнать тебя. Я был чертовски счастлив, потому что тогда весь интернат возненавидел тебя, такого идеального и хорошего. А когда я ушел из интерната, я решил стать лучшим из всех «отбросов, которых уже ничто не исправит», стал главарем самой опасной банды, поставил на уши весь Сеул и его пригород, заработал кучу денег и только-только начал жить счастливо, и тут опять ты, — Нам с силой вжимает дуло пистолета Чимину в подбородок, опуская палец на курок. — Ты вылез из ниоткуда, да еще и умудрился примкнуть к банде этих бродячих псов, надоедливых кретинов, которые мешают мне спокойно жить. Мин Юнги вечно собирает в свою шайку дворовых тварей, а в этот раз он подобрал и тебя. И ты опять мозолишь мне глаза своим видом. И ты опять в банде «добрых ребят», а значит, ты хороший, а я, как всегда, мразь. Если бы ты знал, если бы ты только знал, как сильно я себя сейчас контролирую, чтобы не дать пальцу сорваться и нажать на курок и не вынести тебе мозги. Нам резко отпускает руку с пистолетом. Чимин тихо выдыхает, чувствуя, как его дыхание дрожит. Он никогда не мог подумать, что его захотят убить за то, что он слишком хороший. — Почему бы тебе тогда не убить меня прямо сейчас? — говорит Чимин, когда Минхек отходит чуть дальше и нервно прикуривает. — Рано, — отвечает тот, дергая край куртки грубыми пальцами. — Ты даже не держишь меня, — замечает Чимин, делая шаг вперед. — Не боишься, что я сбегу? Минхек только мерзко усмехается. — Осмелел, да? — говорит он, наблюдая за тонкой струйкой сероватого дыма, отрывающегося от тлеющей сигареты. — Ты не сбежишь, даже если сильно захочешь. — Неужели? — хмыкает Чимин. — А если сбегу? — Попробуй, — снова усмехается Минхек. — Давай, беги, чего стоишь? Нам смотрит на него так насмешливо и надменно, что у Чимина так и вскипает все внутри. Кретин, блять. Думает, самый умный? Думает, Чимин не сможет сбежать? О, Чимин сбежит, еще как сбежит. — Я даже держать тебя не буду, — смеется Минхек. — Удачи. В ответ на это Чимин демонстративно делает шаг в сторону двери. Затем делает еще один и, убедившись, что Нам не ринется за ним, выходит за дверь и пускается бегом что есть духу. Времени мало. Нужно еще найти своих***
Чимин бежит по одинаковым коридорам с максимальной скоростью, и мимоходом размышляет, что все в этом доме построено на лжи. Это даже не дом, это что-то похожее на старый склад, только добротно обжитый. Хорошее место в лесной глуши, где тебя никто не найдет. Не то что квартира Юнги почти в центре Сеула, где через пару улиц находится отделение полиции. Дыхание сбито в комок, сил бежать нет, но выхода Чимин не видит нигде. И своих людей Юнги не видит тоже. Стоп. Подвал. Чимин отчетливо слышал звук выстрела откуда-то снизу. Нам Минхек ведь не стреляет просто так, верно? Нам Минхек стреляет в головы. Чимин нервно несется куда глаза глядят, спотыкается, теряется в одинаковых коридорах. Теперь понятно, почему Минхек был так спокоен насчет того, что Чимин не сбежит. Кажется, тут просто нет выхода. Чимин вдруг осознает, что единственным его шансом на побег была Хёна-нуна. Наверняка ее уже убили. Наверняка ее красивое лицо разнесло пулей, как лицо Донхена. Наверняка она была так напугана, что не могла пошевелиться и не смогла сбежать от тех, кто убивал ее. Чимин понимает, что в этом виновен он, и лишь мысленно про себя тысячи раз извиняется перед ней и слезно надеется, что ей хотя бы не было больно. Она могла вывести его отсюда. Она могла помочь. Но она больше не поможет. Чимин опять все испортил. Из-за него погибло столько людей. Вокруг почему-то ни души. Минхек, было, обмолвился, что здесь много людей, но Чимин не видит и не слышит никого вокруг. Он не видит никого вокруг еще пару секунд, пока не замечает кого-то вдалеке. Чимин инстинктивно отскакивает за угол, успевая скрыться буквально в последнее мгновение, и облегченно выдыхает, оставшись незамеченным. Накатившая паника заставляет его зажать рот ладонью и вжаться в стену, но он отлично справляется с желанием закричать и впасть в истерику. Главное — вести себя тихо, и все будет хорошо. Шаги в коридоре становятся отчетливее. Чимин больше не слышит этих шагов, а слышит только истерическое биение собственного сердца и кровь, бьющую в голову, словно цунами. Он едва успевает с этим совладать, и тут же слышит голос одного из тех, кто идет по коридору. — Нуна? Нуна, подожди, я не могу больше. С ума сойти, такой знакомый голос. Такой родной. Чимин ничуть не думает о том, что может ошибаться, когда выходит из-за угла прямо им навстречу. И Чимин не ошибается. В этом избитом, израненном мятноволосом комочке так тяжело узнать знакомые черты, но Чимин узнает мгновенно и едва не падает на пол. Его блеклые мятные волосы перепачканы пылью и кровью, его лицо все в ссадинах и запекшейся крови, у него поперек горло перерезано и он едва стоит на ногах, но это все тот же Юнги, хоть и сильно шатается. Рядом с ним, кстати, Хёна, живая, здоровая, напуганная, правда, немножко, но это неважно, да и вообще, Чимину не до этого сейчас. Чимин так боялся не увидеть больше этих глазок-угольков и бледных длинных пальцев. Чимину было так страшно. Он так скучал. — Хён? — несмело окликает Чимин, и Юнги роняет из рук что-то на пол. Видимо, Мин не узнал его сразу. И Чимин понимает это. Он срывается с места, бросаясь в объятья старшего с разбега, точно в мягкое одеяло. Мин пахнет кровью и своим сладким одеколоном. Чимин чувствует щеками его ледяные ладони, утирающие слезы с его лица. — Малыш, все хорошо? Он тебя не ранил? — точно пулемет, выстреливает Юнги, и Чимин только отрицательно мотает головой. — А ты, хен? Что он с тобой сделал? — заливается слезами Чимин, вцепляясь в хена еще крепче, так крепко, что его больше никто не отберет. — Ребята, — подает голос Хёна, но ее никто не слышит. — Я в норме, — говорит Мин, и хотя Чимин видит, что хен лжет, он молчит. — Юнги, пожалуйста, — снова отзывается Хёна, и снова остается незамеченной. Потому что и Юнги, и Чимину теперь нет дела ни до кого больше. Оба не видели друг друга максимум сутки, но по ощущениям точно вечность прошла. Чимин никогда не был так счастлив, как сейчас. Перед ним Юнги, его Юнги, избитый, израненный, но все-таки живой. Юнги тоже счастлив по своему. Да, ему было больно, да, ему было страшно, но бояться больше нечего, потому что Чимина больше никто, никогда, ни за что в жизни не сможет забрать у него. Мина вообще больше ничто не заботит. Ни этот ебаный Нам Минхек, ни стоящая рядом в тревожной дрожи Хёна, ни то, что времени осталось мало, ни то, что за Хёной, а значит, наверняка, и за ним ведется слежка, ни то, что все его ребята неизвестно где, и неизвестно, живы ли они вообще. Все это становится абсолютно неважно в один момент. Юнги вдруг не выдерживает и целует Чимина прямо на глазах у Хёны, невольно усмехаясь в ответ на ее ошарашенный возглас. Нуна в шоке, но Мину плевать, и Чимину плевать тоже. А Юнги целует так жадно и жарко, что у Чимина кружится голова. Он мягко распутывает волосы на затылке Юнги и легко жмурится, чувствуя на губах вкус его крови. Чимин готов отдать все, чтобы это длилось вечно. Он так скучал. Юнги тоже не хотел бы, чтобы это заканчивалось, но Хёна, которая наконец снова обрела способность здраво мыслить и чуть отошла от только что увиденного, завела старую пластинку. — Юнги, сейчас не время. И Мин, кажется, соглашается, медленно отстраняясь и снова обнимая Чимина со всей силой и нежностью, что в нем остались. — Я не должен был оставлять тебя одного, малыш, — шепчет Юнги ему на ушко, виновато опуская глаза, — всего этого бы не случилось, если бы я не бросил тебя. Я так виноват. Клянусь, я больше никогда тебя не брошу. Прости меня. — Ты не виноват, — отвечает Чимин, но Мин перебивает его еще одним поцелуем. Мин уверен, что он виноват. — С ума сойти, — шепчет ошарашенная Хёна. — Мин Юнги, ты потом объяснишься насчет этого. Юнги слабо кивает ей в ответ, и Чимин замечает, как она вдруг встревоженно замирает и настораживается. Вдалеке слышен чей-то голос. Хёна хватает Чимина и Юнги за руки и оттаскивает за угол, проводя их дальше по коридору. Чимин замечает, что Хёна идет босиком. — Нуна, — тихонько говорит он ей вдогонку, — почему ты без обуви? — В туфлях я слишком шумная, — поясняет Хёна, подавая ему знак говорить тише. Они проскакивают еще пару коридоров, и Хёна вдруг выдает: — Так что же получается, Мин Юнги? Все, что о тебе говорили — правда? — она оборачивается на него и видит на его лице чуть смущенную, но не более того, улыбку. — Пиздец. — Имеешь что-то против, нуна? — отзывается он, практически на бегу хватая Чимина за руку. — Абсолютно ничего, — заверяет Хёна. — Ты любила ребенка, я люблю парня. Все мы не без греха, — хмыкает он, и Хёна, кивая, замолкает. Впереди, кажется, никого нет, и сзади никого не слышно тоже, и Хёна притормаживает. Она все замедляется и замедляется, а вскоре и вовсе останавливается. — Что случилось, нуна? Почему мы остановились? — говорит Чимин. — А ты как думаешь, Чимин? Я устала, — отвечает Хёна, тяжело дыша. — Ты уверена, что сейчас стоит отдыхать? — спрашивает Юнги. — Уверена. Все в порядке. — Кажется, ты забыла, что тебя ищут, — намекает Юнги. — Помню, но пока все тихо, нам стоит отдохнуть. Говорите тише, — шепчет Хёна, и тут же обращается к Чимину: — Как ты сбежал? — Он сам отпустил меня, — пожимает плечами Чимин. — Сказал, что мне все равно не сбежать, и отпустил. — Странно, — хмыкает Хёна. — Зачем он вообще держал тебя там? — Он хотел убить меня, — говорит Чимин, силой не давая слезам вырваться наружу. — Играл мной, заставил поверить ему, довериться, заставил меня снова почувствовать себя его другом, а потом просто заявил, что притащил меня сюда, чтобы убить, а с тобой, хён, и со всеми остальными, расквитаться по ходу дела. — Что за мразь, — фыркает Хёна. — Единственным, кто сегодня отправится прямиком на тот свет, будет сам Нам Минхек, Чимин, это я тебе обещаю. Юнги, кажется, о чем-то очень серьезно думает, потому что его вообще не заботит эта беседа, а по сути должна. — Нуна? — Да, Юнги? — Мы должны вывести Чимина отсюда, — говорит он. — Что? Нет! Хен, я пойду с тобой! — отпирается Чимин, но Юнги прерывает его. — Нет, Чимин, ты с нами не пойдешь, — говорит он, отмахиваясь. — Ты пять минут назад говорил, что не бросишь меня больше, и что теперь? — говорит Чимин и попадает в точку. Юнги замолкает и, кажется, сдается. — Правда, Юнги, — вступается Хёна. — Лучше держать его на виду. Нам ведь затеял все это только для того, чтобы поймать его и убить, я правильно поняла? Если сейчас мы оставим его где-нибудь, ты можешь больше никогда не увидеть его живым. — Ладно. Ладно, хорошо, — нехотя соглашается Юнги. — Нуна, у тебя есть оружие? — Только нож, который ты бросил и даже не подумал о том, что это единственное, что может спасти наши задницы. — Черт, я забыл о нем, — вздыхает Мин, принимая нож из рук Хёны. — Конечно, будешь тут думать о ножах, — фыркает она, многозначительно окидывая взглядом сначала Юнги, а затем и Чимина. Юнги прячет нож и, пользуясь свободной секундой, притягивает Чимина к себе ближе, утыкаясь носом в его горячую шею. Юнги дрожит от холода, жмется ближе. Чимин смотрит на его тонкие бледные руки, пестрящие ссадинами, синяками и порезами, и на его лицо, состояние которого ничуть не лучше, и его охватывают волны ненависти. Нам Минхек поплатится за это. Юнги плохо, и он, чуть согревшись в объятьях Чимина, начинает дремать, но вдруг Хёна, встрепенувшись, заметив что-то в окне коридора, вскакивает и зазывает ребят за собой. Ее босые ноги, перепачканные пылью, быстро-быстро уносят Хёну далеко вперед. Когда ее затылок вдруг скрывается за углом, Чимин спрашивает: — Хен, ты уверен, что ей можно доверять? — Даю голову на отстрел, — заверяет Юнги, и Чимин чуть ежится. — Не надо. Кое-как Чимин и Юнги догоняют Хёну, уже расправляющуюся с замком на одной из дверей. — Ты чего так рванула? Я тебе что, блять, на марафонца похож? — ворчит Мин, останавливаясь рядом с ней. — Я увидела Шивана, — поясняет Хёна. — Нужно догнать его, пока он не забрел далеко. — Мои парни с ним? — встревоженно спрашивает Юнги. — Да, — отвечает Хёна. — Я же говорила, что у него все получится. — А сколько, сколько? Сколько их было? — все так же нервно тарахтит Юнги. — Не знаю, я не считала. Кажется, четверо, — говорит Хёна, призадумываясь. — Да, они бежали будто бы парами. Шиван впереди, двое — за ним, и еще двое — чуть дальше, догоняли. А что? — Одного не хватает, — вздыхает Мин. — Если Шиван не нашел его, значит, его здесь нет. А если его здесь нет, значит, его сложили где-нибудь под забором рядом с Хви. — Хви? А что случилось с Хви? — спрашивает Чимин. — Нам застрелил его, — отвечает Мин, указывая на свою толстовку, перепачканную его кровью. Чимин вспоминает звук выстрела, который он слышал из подвала, когда находился в спальне. Значит, этот выстрел предназначался Хви. Юнги был прав. Наму все равно, кого убивать. Хёна наконец расправляется с замком на двери, ведущей на улицу. За дверью — внушительных размеров бетонная площадка, связывающая одно здание с другим. Впереди Чимин замечает громадную фигуру Шивана и ярко-красный затылок Тэхена. Хёна выскакивает в дверной проём, Юнги — за ней, утаскивая Чимина за собой. — Шиван! — окликает Хёна, и увидев, что он заметил ее, устремляется к нему бегом что есть духу со счастливой улыбкой на лице. Чимин даже не успевает уловить, как это случается. Просто вдруг резкий звук, тот самый, чудовищный звук выстрела, и Хёна в одно мгновение, точно подстреленный лисенок, падает на бетон, сверкая выбившимися из капюшона при падении огненно-рыжими локонами. Еще мгновение — и Шиван, ринувшийся к ней, уже лежащей в крови, навстречу, после еще одного выстрела падает рядом с ней. Вот и все. Чимина просто потрясает то, как быстро может оборваться чья-то жизнь. Еще пару минут назад он говорил с Хёной, а теперь он видит ее, лежащую в луже собственной крови посреди той самой бетонной площадки, что соединяет два больших одинаковых здания. И она больше никогда не уйдет с этой площадки. Никогда. Чимин и Юнги, все же собрав волю в кулак, проносятся через площадку, едва не сбивая с ног остальных. Джин и Намджун выглядят целее всех остальных. Тэхен заметно потрепан, сильнее, чем Чонгук, но ничего серьезного. Все они живы и практически целы, Нам их не тронул. Почему? — Вы в порядке? — спрашивает Юнги, осматривая каждого. — Да, — кивает Джун. — Только это ненадолго, Юнги. Чимин оборачивается и замечает на другом конце площадки знакомую мерзкую ухмылку и темно-синюю куртку. За Намом, точно стая волков, следуют еще четверо в таких же куртках. У всех в руках стволы. А Юнги лишь сжимает израненной ладонью отданный Хёной небольшой боевой нож. Видя, как насмешливо Минхек смотрит на них, Чимин даже невольно порывается вперед, набить это твари ебало, но вовремя останавливается, когда Юнги дергает его за рукав. — Не самовольничай, Чиминни, — говорит он. — Хорошо. Минхек со своими псами подходит не слишком близко. Специально останавливается рядом с телами Хёны и Шивана, обращая внимание пуленепробиваемых именно на них. — Потрясная игра, не так ли? — смеется Нам, толкая тело Шивана ногой. — Какой сюжет, какой напряг…, а развязка какая потрясающая! Всего-то и стоило закрыть ненужные двери и тем самым загнать вас всех в одну точку. Осталась только концовка, верно, Мин Юнги? Юнги инстинктивно пытается закрыть собой всех своих безоружных друзей, хотя и знает, что это ничего не даст. Это конец, все. Юнги думал, что контролирует ситуацию, но ведь ситуацию никогда не получается контролировать полностью. Нам заправляет руки в карманы и снова смеется. — Отличная была игра, не так ли? — спрашивает он. — Тебе понравилось, Юнги? А тебе, Чиминни? Чимином, кажется, снова овладевает паника. Если до этого ему не было страшно, то сейчас он в ужасе. Теперь никто не сможет им помочь, а едва стоящий на ногах Юнги с небольшим боевым ножиком против пятерых внушительного вида мужиков со стволами — это просто смешно. — Кажется, вы не особо разговорчивые, ребятки, — хмыкает Нам, направляя ствол на Юнги. — Значит, пора заканчивать нашу игру, ты не находишь? Но на лице Юнги нет ни капли страха, хотя в его глазах Чимин все-таки замечает каплю тревоги. — Что будем делать? — спрашивает Чонгук. — Ничего, — отвечает Юнги. — Мы ничего не сможем сделать, — он замолкает и вдруг добавляет: — Спасибо, что были со мной все это время. — Спасибо, что не давал нам сдохнуть столь долгое время, Юнги, — говорит Намджун. Чонгук молча берет Тэхена за руку и выдыхает. Джин за что-то извиняется перед Намджуном. А Юнги смотрит прямо в глаза Наму, и внезапно тихо-тихо говорит: — Чиминни? — Что, хен? — Я люблю тебя. Но ответить Чимин не успевает. Нам жмет на курок. Чимин не понимает, что им движет в момент, когда он вдруг резко, молниеносно делает шаг вперед Юнги, закрывая его собой. Мгновение — и его грудь прожигает чудовищно острая боль. Чимин думал, что умирать не больно. Он падает на землю, ударяясь головой о бетонный пол. Он видит все словно сквозь пленку. Боль застилает глаза. Последнее, что слышит Чимин — крик Юнги, четыре выстрела и грохот ударяющихся о бетон мертвых тел. Одна секунда — и дальше темнота. Одна секунда — и Чимина больше нет. Удивительно, как быстро может оборваться чья-то жизнь.