Our dreams

Дикие земли Коркари пахнут опасностью, кровью и тлеющим торфом. Путники останавливаются, жмурят глаза, воротят носы — и он смеется, взлетая высоко. Кажется, кто-то из тех, кто внизу, пугается хлопанья его крыльев. Путники ищут договоры Серых Стражей, и он морщит губы, закатывает глаза — каковы глупцы, красть у честных людей брошенное и забытое каждый дурак может. — Не красть вас матери, однако, не учили? Сказать, что у путников глупое выражение лица — ничего не сказать. — Мы, — отзывается один из них, с посохом и смешными усами, — мы не крадем. Мы Серые Стражи. Он склоняет голову к плечу и улыбается. — Сие прекрасно, но беда — бумаги уж не вам принадлежат. Поросший щетиной, похожий на варвара мужлан осматривает его с головы до ног — и фыркает. — Сам чего тут шляешься? Не знаешь, что тут ведьм полно? Он хохочет, запрокинув голову, и светловолосый человек, отвернувшись, кажется, читает молитву Создателю. — О, значит, по сказаниям ведьмы обитают в сих местах? — интересуется он, и его руки, скрещенные на груди, заставляют путников расслабиться. — А что же там на счет, ну скажем, колдунов? Люди переглядываются. — У Флемет, говорят, только дочери рождаются… — бормочет разбойник. Он фыркает презрительно. — О, что же, люди как всегда — довериться сказаньям проще. Маг робко переминается с ноги на ногу. — Мы пришли только забрать бумаги, — говорит тот. — Если позволишь, мы заберем их и больше не потревожим тебя или… кого-либо еще. — И с кой-то стати я должен вам бумаги отдавать? — он спускается в пригорка, с сожалением выясняя, что двое из Стражей выше него, а еще двое — примерно одного с ним роста. — Что тут утеряно, лишь мне да матери моей принадлежит. — Твоя мать — Аша’белланар? — с опаской спрашивает его недавно молящийся человек — и он с удовольствием кивает. — О Создатель и возлюбленная его… — Сиськи Андрасте, — шипит воин. — Заткнись, если не хочешь возвращаться обратно в одиночестве. Он наблюдает за балаганом с нескрываемым весельем. — Хьюго, — маг протягивает ему руку, — я из Круга. Нам правда больше ничего не нужно, только бумаги, мы тут же уйдем. — По прежним тропам не уйти вам, — говорит он, сжимая чужую ладонь холодными пальцами. — Здесь Порождений слишком много бродит. Я к матери своей вас отведу. Он разворачивается и машет рукой, говоря следовать за собой, когда Хьюго срывается с места. — Эй! Ты не сказал, как тебя зовут! Он усмехается. — Дэмиен.

***

Он смотрит на ладони Мэри. — Уверена ли ты, что поступила правильно? Лучница жмет плечами и поджимает губы. — Не знаю. Но он проследит за детьми лучше, чем я. Герцогиня с радостным лаем скачет неподалеку, вызывая раздражение у Смолла. — Хьюго, убери свою псину! — Это мабари, а не обычная псина! Они с Мэри тихо смеются. Кан возвращается с ужином, печально смотрит на еле живой костер и вздыхает — кажется, даже валласлин на его лице смотрит с осуждением. — А я говорил им, что дело дрянь, — ворчащий Брайан ковыляет мимо них, и рыжая борода его забавно качается при каждом шаге. — Совершенных на вас нет. — Почему мне кажется, что лагерь похож на сборище циркачей? Он откидывается на траву, снизу рассматривая каштановые волосы Мэри, рассыпавшиеся по ее плечам. — Не знаю, дорогая, я. Не знаю.

***

Он хмурится, остервенело вертит в пальцах несчастный эльфийский корень и бросает почти увядшее растение в костер. — Эй, Дэмиен! Он бросает взгляд на Хьюго и не поднимается с покрывала. — Случилось ли чего, мой Страж? Коль нет — вернись к тому, кому внимание твое куда нужнее. Маг уже открывает рот, собираясь сказать что-то вроде «Мэт всего лишь мой старый друг», но он поднимает руку, призывая к молчанию. — А впрочем, если время есть, присядь. Имею… просьбу я к тебе, довольно личную, признаться. Хьюго смотрит если не испуганно немного, то явно в ожидании чего-то плохого — это точно. Он смеется. — В том фолианте, что нашли мы в Круге, не оказалось нужных знаний. Но мне на счастье, узнал я кое-что получше. Легенды те о Флемет нам не врали — частично, в общем-то, но то не так уж важно. Известно мне, зачем же матери моей так много дочерей, — он дотягивается до книги, лежащей на походном рюкзаке, и пролистывает до нужной страницы. — Здесь сказано, что каждой грозит опасность быть сосудом и продолжением любых ее деяний. — Но тебе ведь бояться нечего, да? — говорит Хьюго. — Ты ведь не дочь. Он застывает будто на мгновение, нервно упираясь глазами в строки старой книги. Хьюго если и пугается его резкого и колючего взгляда, то ничего не говорит. — Просить я смею лишь о том, чтоб матери моей на свете вдруг не стало. И это ему произнести проще, чем что-либо еще.

***

Орлей блистает тысячью огней, и ярче всех — Халамширал. Селина вежливо улыбается на каждый вопрос о своем придворном маге и отшучивается — но они оба знают, насколько подлые цели у всех этих разодетых гадюк. Дэмиен лично слышит парочку весьма интересных подробностей об их с Императрицей личной жизни, включающих в себя слова «седлать», «шлюха» и «околдовывать». Он усмехается лишь — да и только. Инквизитор зовет себя Карлом, но ему, в общем-то, все равно. — Нам с сыном нужно немного места, если позволите. Инквизитор кивает — и он улыбается в ответ.

***

Люсьену Скайхолд нравится, и он иногда украдкой наблюдает за тем, как сын катается по траве и носится по саду с простыми мальчишками кухарок и посудомоек. — Тайный канцлер немного рассказала мне о вас, — Инквизитор не здоровается, подходит и садится напротив внутри беседки, и он откладывает книгу. — Вы были хорошо знакомы? Он хохочет так же, как и одиннадцать лет назад. — «Хорошо знакомы», так она вам сказала? Вранье, милорд, — он отбрасывает со лба прядь черных волос и скрещивает руки на груди. — Мэри моя лучшая подруга — и единственная, пожалуй. Инквизитор кивает. — Она сказала, что ваш сын — это ребенок Героя Ферелдена. Как такое возможно? Магия? Дэмиен улыбается — вежливо, как учила Игра, хотя в желудке переворачивается огромный еж. — Древние ритуалы могут и не такое, милорд. Инквизитор задумчиво оглядывается на толпу смеющихся детей, и Дэмиен позволяет себе короткий выдох, расслабленные мышцы лица и боль в сердце. Инквизитору не за чем знать, что под слоями одежды корсет давит на грудь до боли и треска в ребрах. Инквизитору не за чем знать, как тяжело было прятаться по элювианам и дырам первые пять лет. Инквизитору не за чем знать, почему Герой Ферелдена все еще жив — и почему кольцо на груди, там, под кучей ткани, жжется, словно костер в лагере посреди Мора и смерти. Инквизитору вообще много чего не нужно знать — поэтому Дэмиен молчит и улыбается. Так, как учила Игра.