Памятка

      — Чем ты ее?.. — маньяк рассматривал лезвие своего оружия — на кровь там налипла пыль, делая массу просто отвратительной, да еще и въедающейся.       — Замарала? — подсказала слово я, оглядываясь назад, так как в принципе, как всегда, бесстрашно шла вперед. — Красное, липкое, воняет железом. Чем же?       — А, кровь того ублюдка.       По дорожке из нее я выкладывала себе маршрут.       — Ну вот, соображаешь. Хотя я не понимаю: вы же оба имеете свой этаж, вы оба тут убийцы. Почему он ублюдок, по-твоему? — даже если это такая общая фигура речи.       — Не сравнивай меня с ним! Мне просто сказали, что я смогу убивать сколько захочу, вот я и пришел, — ну да, конечно, каждый бы согласился! Я посмотрела на него соответствующим взглядом, полным невысказанного, а затем осмотрелась, быстро привыкнув к темноте.       На столе бумаги с чертежами. Уже не нужно, так что можно забить. Что-то интереснее будет за следующей дверью.       Не знаю, что нужно было бы пообещать мне, чтобы я согласилась жить в подземелье с психами по соседству. Поправочка: свободно делающими все, что хотят, психами. Так-то в психушке связывают и пичкают успокоительными.       — И чем же ты лучше? — не унималась я, стараясь вызнать логику понимания реальности Заком.       Скорее всего, для него мир выглядел однобоко жестоко. Другое дело, видит ли он себя источником этой жестокости и наслаждается ли этим положением вещей?       — Я не измываюсь над трупами и не делаю вид, будто им это нравится, — в его голосе уже слышалось глухое рычание: не нравились ему эта тема и бесконечные вопросы.       Но звучит разумно.       — Стой на выходе, Зак. Приготовься, — по сути, приказала.       И остановилась, зная, что ребенку некуда бежать.       Перед маньяком не ставилось альтернатив, он их просто не видел, желая просто найти и прикончить могильщика. В принципе, это путь наименьшего сопротивления, что подходит Заку. Но я же не он.       Тело недвижимо лежало на том месте, где стыками предполагался вход. Натекла немаленькая лужа — возможно, он уже и не может двигаться.       — Эдди, — позвала я тихо и ласково, чтобы Фостер не услышал. — Что насчет сделки, дорогой? Я зашью тебя, а ты пустишь нас дальше?       Нет ответа. А еще велика вероятность, что он все-таки умер от потери крови. Но внезапно маска поднимается, и на меня смотрят, впиваясь иглами, обезумевшие от боли глаза.       — Да к-как так… Я же четко слышал щелчок, думал, вы задействовали рычаг!       Я молча, с непроницаемым лицом, решила, что, как бы хорошо не видела в темноте, стоит дать и союзнику видеть противника. Фонарик осветил фигуру, на свету сразу же ставшую выглядеть еще хуже.       Сохранение.       — Этот щелчок? — прокомментировала я жуткой ухмылкой, от которой Эдди, напрягши все свои силы, собрался — и ринулся бежать. За ним последовал мой рассеянный свет, по полу, чтобы не ослепить Зака и заодно предупредить.       — Ха, как радостно видеть твои страдания, — рассекающий воздух взмах косой смел бумаги со стола, и они, опустившись на мокрый пол, окрасились в алый.       А Зак ничему не учится. Он пробил мальчишке бок, наверное, в районе одного из легких, но кости ребер и руки вполне могли защитить того от фатальных повреждений. Раздался крик, да, но цепляющийся за жизнь пацан включил полный таран, из-за чего сильный, но больно уж дрыщавый и оттого явно не занявший всю площадь прохода Зак, остался без своего убийства.       — Да что это такое!       — Потому что голову надо сносить, голову, Зак. Без мозгов жить нель… А, — ну, это не про него. Но я оборвала себя ради этой детской забавности у себя в голове.       — Это ты про меня, что ли?       — Ну, ты же не медуза, — быстро нашлась я.       Какие же все твари тут живучие, а.

***

      Свет в очередной раз был включен. Я уже успела втащить затупку метаморфических пиздюлей, из-за чего он даже согласился с моей тирадой, поскольку я наперебой то читала лекции, то напоминала о сделке, вследствие чего он замахивался и с диким пожаром махал косой где-то стабильно в десяти сантиметрах от меня. Глазомер у него все-таки шикарный, из-за чего даже хочется отмести теорию с приобретенным дефектом зрения.       Это шло где-то минуты две, а после мы оба успокоились (я сделала вид, что меня это в принципе как-то увлекало, несмотря на то, что исконно мне было плевать, убил он или не убил: Эдди уже был двумя ногами в своей любимой могиле, осталось только лечь и закопаться. Опасность лично он представлял ничтожную). Но в итоге Зак быстро выпустил пар и так же быстро остыл. В результате голос не перебил, а нарушил образовавшееся молчание. Мужской и будто бы прокуренный, он оповестил:       — Хозяин этажа B6 нарушил правило и напал на хозяина этажа В4. Айзек Фостер становится жертвой.       — Ебано, — прокомментировал названный, отчего-то правда выглядя… что-то между расстроенно и недовольно. Его руки сильнее вцепились в косу, будто бы за этими словами должна была последовать атака с воздуха.       — На заборе тоже написано, не ссы, — заухмылялась я, осматриваясь и высчитывая приблизительное количество камер на помещение. Их количество плюс темнота объясняли то, сколько времени понадобилось говорящему для объявления. Так-то там, в темноте, по диалогам было ясно, что в этот раз Зак, а не я, прошелся по Эдди. — Однако, долго же тянули. А ведь ты нарушил правила еще сбежав со мной.       — Да хуйня. Это только запутать жертв — мы можем покидать этаж. Преследовать, если убийцу выше кокнут и если не лень. По крайней мере, это делали другие, — ворчливо разболтал. — Но в лифт еще зайти надо, — Зак хмуро наблюдал за моими охуевающими и плохо подавляемыми эмоциями, не изъявляя желания бежать линейно вперед так же, как в каноне. Здесь хозяин этажа почти мертв, снизу — далеко не «почти». А сверху знают, что мы все равно придем.       Но больше меня удивляло даже не логичность сказанного им, а те самые эмоции, которые им владели в тот момент. Голос, что вероятно, принадлежал тому самому божку.       Ну или… разве его ярлык «жертвы» расстроил бы? Скорее взбесил.       — Тебя расстроило, что тебя сделали «жертвой»? — прямо спросила я, не желая терпеть натиск собственных вопросов.       — Че? Не говори ерунды, — смотрит в глаза, поднял бровь и подбородок, как признак вопросительной уверенности. — Чего мне вообще расстраиваться? Я ж не ты!       — Если не врешь, то, видимо, это я неправильно расставила акцент в вопросе, — проигнорировала выпад, не мигая смотрела ему в лицо ясными глазами, в которых видится разве что болото. Но этим взглядом можно пронять. Пользуясь окружающей тишиной, я четко и членораздельно спрашиваю: — Тебя расстроило, при каких обстоятельствах тебя объявили, по сути, предателем?       — Эй, а ну заткнись! — обычные люди реагируют не так бурно, еще не понимая, что им не нравится в моих словах и не имея веской причины орать на меня. Обычные к этому моменту встают в защитную позу, отвечают с паузами, врут, но терпят, не понимая своего дискомфорта. Но Айзек необычный.       Тогда как я близко.       — Или ты знаешь человека, которому принадлежит голос?..       — Я же сказал…       — И оттого эти слова неприятны?       — Заткнуться! — взмах косы и мое даже успешное отклонение оставило меня без ровных волос. — Не смей делать это! Не смей!.. — он в ярости не знал, как это назвать, просто открывая рот и звякая челюстями, как собака, у которой не хватает цепи, чтобы укусить за зад ребенка, дразнившего его.       — Лезть в душу.       — Не смей!       — Хорошо, больше не буду, — абсолютно спокойно покивала. Он еще потыкал в меня криками, но поняв, что в плане громких ответов я совершенно точно мертва, снова остыл, изъявив матерное желание продолжить путь.       Какой же Зак прямой, как ебаный столб, ну не иначе. Бесхитростный, этим и подкупающий, несмотря на всю свою нестабильность. Но вся эта сцена имела собой цель подтвердить не только это, но и предположение, что, ну допустим, священник был Заку что-то вроде опекуна. В прошлый раз, в каноне, не было видно, плюс он мог спрогнозировать, что его быстро запишут в мишени. Но тут не нужно было торопиться, может, он уже как-то убедился в своей безнаказанности. Кто-то должен был приглядывать за ним в этом месте.       Ну а еще, конечно же, взвинтить маньяка до предела, чтобы понять, смогу ли я уклониться в самый ответственный момент. Но лучше, похоже, взять его шприц на развилке себе. Думаю, от меня он отобьется.       — Сейчас, вообще-то, у нас два пути. Пойти в сделанный тобой проход или искать малолетку, надеясь, что у него есть ключи от диспетчерской.       — Думаешь тут ты, — ворчливо пихнул он меня в плечо, все еще помня мои странные слова.       — Ну тогда без наездов, — легко ответила. — А еще, ты же понимаешь, что я не стала бы издеваться, даже ответь ты на эти вопросы?       На секунду замерев, он продолжил путь вперед, куда я до этого ласково указала. Без ответа оставил, надо же.       Нажав рычаг, Зак зашел во тьму, осматриваться, наверно, намеренно не обращая на специально отстающую меня внимания. Я же показала ближайшей камере фак: все то, как я о происходящем и личности, за этим стоящей, думаю.       Пройдя дальше в катакомбы, которые Эдди никоим образом не смог подготовить — наполнить записками, — мы подошли к той двери без ручки. И пока Зак безуспешно пытался ее выломать (что было очевидно бесполезно в перспективе, поскольку сама дверь была железной да еще и не в меру толстой), я опустила глаза в листы бумаги, чем не заслужила уважения маньяка.       Так, вижу досье Айзека Фостера. Вижу, даже не стала читать. А мое вот интереснее…       Иви Холл — имя, вероятно, фальшивое. Приблизительно 25 лет. Неблагополучная семья: отец безработный, мать — домохозяйка. Источник дохода неизвестен. Незамужняя, детей не имеет.       Все это время я хмурилась: это уже много, меня выслеживали для этого проекта достаточное количество времени, чтобы знать о моем детстве, либо взяли информацию из достоверных источников, — но смущали не источники, а доступ к ним. Пришлось принять данность, однако, прочитав следующие строки, я широко открыла глаза.       Черт.       Имеет высшее педагогическое и медицинское образование.       Спокойно положила лист, никак не показывая своего параноидального желания убедиться, что это больше никто не увидит.       Связана с мафией либо состоит в ней.       Тихо. Вдох… выдох. Снова.       — Эй, ты чего? — непонимающе и почти рывком вернулся он ко мне, подойдя вплотную настолько, что я чувствовала воздушные колебания его движений. И эмоции, спутанные, прорезались вдруг — то ли его, то ли мои.       Дыхание слишком шумное, я на грани панической атаки.       — Сейчас. Нужно… время, — сглотнула, найдя рукой опору в виде стола.       И правда, чего я разнервничалась, нас крышуют. Меня и без этой информации пытались грохнуть, ничего не изменилось. Дыши.       Пять минут потребовалось на вытаскивание себя из этого состояния. И не ясно было, делал присутствующий слишком близко Зак лучше или хуже.       — Э-э, все? Я не умею задавать такие же пиздецкие вопросы, так что хочу, чтобы ты сама мне все честно выложила, — в его руки попали документы, потому что я бездумно пялилась на них. Ладно, ничего не поделаешь. Мне слишком лень возвращаться на прошлую точку сохранения, да еще и такой неуравновешенной.       — Это, — указала кивком я на бумаги, — досье. Информация о нас, известная здесь.       — И че? — все буквы, написанные там и складывающиеся в слова, ничего не дали ему. Ну, и то хлеб.       — Да ничего, на самом деле. Но меня это заставило нервничать.       Он замолчал, глядя в этой полутьме на свою фотографию: подросток, обмотанный бинтами, в чьем взгляде читалась абсолютная дикость, будто то был детеныш хищника, которого лишь по ошибке забросило в тело человека.       А потом его скрипящие с непривычки мозги выдали результат, мол, я умная и смогла сопоставить два и два:       — Ха… ха-ха-ха-ха-ха! Ты испугалась! — лезвие вплотную село к горлу, что я начала чувствовать собственный пульс и боль его ударов. Его рука вцепилась в предплечье, будто я намеривалась бежать.       После пережитого у меня не было сил оправдываться, я лишь вызвала сохранение и со вздохом попросила:       — Сделай это уже. Нет сил переубеждать.       Его смех, отчасти ожидаемо, прекратился.       — Снова этот… Что значит «переубеждать»?       Вздохнув еще раз, я объяснила:       — Ну ты же подумал, что я испугалась тебя? Вот уж нет.       — Чего тогда?       — Себя, — я вырвала конечность из его руки, хотя тело отчаянно начало нуждаться в передышке. — Идем, — и повернула обратно, оглядевшись на замеревшего с глупым лицом союзника. — Пока тут делать нечего.

***