Try me, betray me, save me

— Уэйд, прости меня, — выдаёт наконец Питер, тяжело сглатывая. Что-то внутри обрывается. — Ммм… Уточни, за что конкретно, — тянет Уэйд севшим голосом. — Ты такой мудила, что у меня целый список вещей, за которые я жду извинений. Вообще-то он шутит. Ну, отчасти. Сейчас он точно говорит это несерьёзно. Но жалеет в тот же момент, как слова покидают рот. Потому что Питер напрягается и расстраивается ещё сильнее. — Мы не встречаемся, — говорит наконец проклятый Паркер. — И я периодически забываю об этом и перебарщиваю. Я не должен этого делать. — Блядь, Паучара, о чём ты? Не за что тут извиняться. — Нет, есть за что. Голос Питера становится жёстким, и Уэйд замолкает, прикусывая губу. — Мы друзья. И иногда мы занимаемся сексом. Это всё. Ничего больше. И мы оба согласились на это. Уэйд молча ждёт, когда Паук перейдёт к сути. Пальцы сжимают телефон так сильно, что корпус хрустит. — Наташа попала в точку. Мы ведём себя как молодожёны. Потому что это всё для меня в новинку. И потому что, чёрт… Ты очень хорош в постели, глупо это отрицать. Так хорош, что я перестал думать головой. Расслабился. И начал подавать неправильные сигналы. Это просто не честно по отношению к тебе. Поэтому я решил сразу всё выяснить. — Это Старк тебе по мозгам поездил? Всё-таки не выдержал и рассказал папуле все свои грязные секретики? Яда, прозвучавшего в голосе, хватило бы, чтобы убить слона. Уэйд сам ненавидит то, что говорит. Но остановиться уже не может. — П-прекрати, — просит Питер. — Что он тебе сказал? Что я тебе не ровня? Что я недостаточно хорош для тебя? — Может ты перестанешь хоть на секунду себя принижать? — шипит Питер в ответ. — Хочешь знать, что сказал Тони? Он сказал, что я причиняю тебе вред! Может быть, сейчас это незаметно. Но однажды это проявится. Уэйд едва глушит рычание, зарождающее в груди. Кто просил Старка в это лезть?! У него своих забот что ли мало? — И чем же ты причиняешь мне вред? — цедит наёмник сквозь сжатые зубы. — Ты любишь меня! — кричит на него Питер. — А я сам не знаю, чего от тебя хочу и в качестве кого ты мне нужен! А если сейчас я дам тебе надежду, а потом передумаю? Уэйд устало трет переносицу. Раздраженно смотрит на свою руку. Этот жест он подхватил от Питера. — Очень зрелые рассуждения от тебя. И ты, как взрослый человек, решил меня бросить по телефону? Не забудь удалить из друзей на фэйсбуке. — Во-первых, — возмущенно начинает Пит. — Тебя нет у меня в друзьях на фэйсбуке. Во-вторых. Я сказал, что тебя бросаю? Я позвонил, чтобы попросить прощения. И сказать, что мы должны провести какие-то границы в наших отношениях… — Правила, опять ебаные правила! Называй вещи своими именами. — Да как угодно. Я позвонил, чтобы сказать всё это. А ты разорался. — Я?! Я разорался? Ты пиздюк лицемерный! Слова снова покидают его рот прежде, чем он успевает подумать. Когда они не трахаются, они ругаются. Отлично, блядь. Шаг вперёд от того времени, когда они ругались лишь с перерывами на еду и сон. — Блядь, как же ты достал! Я в своей жизни столько не матерился, сколько матерюсь на тебя! — рявкает Питер. — Я не вижу смысла продолжать этот разговор сейчас. Нам надо остыть. — И когда мы его продолжим? Через две недели? Через месяц? Когда опять заебём Мстителей, и Старк запрет нас в комнате, пока не помиримся? — Завтра утром. Я приду к тебе утром. — Да хуй тебе, — огрызается Уэйд. — Утром я сплю, а потом вожусь с детским садом. До вечера ты, как я понимаю, на работе. Потом патруль. — И что ты предлагаешь? — Напиши мне, когда будешь возвращаться домой. Может, мы оба будем сговорчивее, если вымотаемся. Питеру это явно нихуя не нравится. Но какой у него выбор? — Хорошо, — он вздыхает. — Ещё раз, Уэйд, пр… — Если ты сейчас скажешь «прости меня», все твои любимые Мстители узнают, как охуенно ты стонешь, когда долбишься мне в рот. Питер давится вздохом. — Я собирался сказать, что ты придурок. Придурок. — А я сделаю вид, что тебе поверил. Спокойной ночи, пряничек. Хоть ты иногда ведешь себя как мудак, ты мне всё равно нравишься. — И ты мне, — выпаливает Питер скорее на автомате, чем осмысленно. И тут же сбрасывает вызов. Ну и ладно. Оговорился, с кем не бывает. День проходит словно в тумане. Звуки вокруг приглушённые. Краски бледные. И мозг реагирует на происходящее слишком медленно. Будто в киселе плаваешь. Весь день Уэйд пытается построить в голове предстоящий разговор, и весь день у него это не получается. Потому что произойти на самом деле может всё, что угодно. Вплоть до окончательного разрыва, если хотя бы один из них не будет осторожен со словами. А они не будут осторожны оба. Слишком напряжены. Слишком уязвлены. Слишком хотят трахаться вместо того, чтобы орать друг на друга. Но так они проблему никогда не решат. Долгий день превращается в долгий вечер и плавно движется к долгой ночи. Уэйд валяется на диване, закинув ноги на спинку, и гипнотизирует взглядом лежащий на полу телефон. Тот наконец оживает, и на экране появляется текст сообщения от Спайди. Уэйд встаёт так резко, что перед глазами темнеет, и спешит в спальню, чтобы одеться. Замирает, не в силах решить во что. Надеть что-то более казуальное и оставить маску дома, чтобы Паучок мог видеть, что он на самом деле думает и чувствует? Или нацепить на голову красный гандон, тем самым полностью закрывшись от Питера? Второй вариант побеждает. В конце концов, если он передумает, он всегда сможет снять маску. По пути к Питеру Уэйд заходит взять еды на вынос. Просто Пит всегда голодный, а после патрулей — особенно. И у него в холодильнике никогда нет еды, поэтому засранец просто хлебает горячую воду и ложится спать, потому что слишком выматывается, чтобы хотя бы заказать доставку на дом. Уэйд тяжело вздыхает. Будь его воля, он избавил бы Паука от таких проблем. Он бы готовил ему каждый вечер и таскал бы ему вкусняхи. Может быть, однажды. Когда кое-кто пройдёт через стадию отрицания. Питер встречает его уже переодевшись в домашнее, свеженький после душа. Он такой мягкий и растрёпанный, что хочется плюнуть на всё и заобнимать до смерти это чудо. Желание длится ровно до тех пор, пока чудо не открывает рот. — Давай уже побыстрее с этим закончим. Я хочу спать. — Ты поел? — спрашивает Уэйд, начисто игнорируя его слова. Питер хмурится. — Я ел на работе… Уэйд вздыхает, закатывая глаза. Так он и думал. Кидает Питеру пакет и проходит на кухню. Паучок семенит за ним, по пути выуживая из пакета картошечку. — Спасибо, но не стоило, — бубнит он с набитым ртом и не может сдержать стона. — Чёрт, это божественно… Я имею в виду… — Да заткнись уже и жуй, — обрывает его Уэйд, отодвигая стул и опускаясь на него. Чем дольше Питер ест, тем больше даёт наёмнику отсрочку. Отсрочку, которая, если подумать, идёт ему только во вред. Питер вздыхает и закатывает глаза, и постанывает, пока ест. Пытается поделиться с Уэйдом, но тот молча качает головой. Наконец, когда обёртки от фаст-фуда оказываются в мусорном ведре, Питер обращает всё своё внимание на Уэйда. — Итак… — Итак, — повторяет наёмник. — Ты что-то там говорил про правила. — Д-да… — Питер шмыгает носом, запускает пятерню себе в волосы. — Больше никакого проявления… симпатии при посторонних. То, что мы устроили перед Наташей. Господи, теперь я вспоминаю об этом на трезвую голову, и мне стыдно. — Угу. Справедливо, — соглашается Уэйд. — Сам хотел это предложить. — Вот видишь, — Питер вздыхает с облегчением и даже улыбается ему. — И, может быть, нам не стоит видеться так часто. То есть, я имею в виду, мы можем видеться хоть каждый день! Но, хм… Не лезть друг другу в штаны каждые шесть часов? Уэйд цокает языком. — Да, — вздыхает он наконец. — Ты прав. Мы слишком часто это делаем. Может, составить расписание? Типа, по вторникам и четвергам можно позволить себе чуть больше, чем в другие дни недели. — Это уже лишнее, — хмурится Питер. — Просто нам нужно вспомнить, что мы давно уже не подростки. И как-то контролировать себя. — Хорошо, ты тут босс, — сдаётся Уэйд. — Что-нибудь ещё? Пока меня всё устраивает. Питер вздыхает, чертит пальцем круги на поверхности стола. — Поцелуи, — выдаёт он наконец. — А что с ними не так? — Всё так. Слишком так. Понимаешь? — Понимаю, — вздыхает Уэйд. — И, знаешь, у меня на самом деле есть предложение. — М? Питер вскидывает голову, внимательно глядя на него. — Раз уж мы друзья, как-то странно пихать друг другу язык в рот, ты не думаешь? Но также мы и партнёры, а не целоваться во время траха как-то… Грустно что ли. Так что давай просто ограничим это дерьмо и не будем целовать друг друга, если на то не будет причины. Лицо Питера нейтрально, но при следующих словах оно начинает вытягиваться от удивления. — Но ещё тут важно не переборщить. Очень сложно провести границу между дружеским и недружеским сексом. Предлагаю считать сколько в целом минут за один половой акт мы целуемся. Ну, скажем… На один оргазм — не больше пятнадцати минут поцелуев? Конечно, если оргазмов несколько, это время можно умножать. Кому-то из нас придётся постоянно носить часы. — Ты… Ноздри Питера раздуваются. Глаза сужаются. Уэйд чувствует сухость во рту. Но не может остановиться. — А, и ещё. Эти наши шаловливые ручонки. Знаешь, тоже лишнее. Вся эта прелюдия-хуюдия, как-то совсем по-пидорски, ты так не думаешь? Телячьи нежности. Почему бы не трогать друг друга только за члены? И, ну… Хм, скажем, начислять штрафные очки, если чья-то рука случайно окажется там, где быть не должна. По-моему, очень даже спра… — Да пошёл ты! — шипит Питер и подрывается с места, исчезая в спальне. — Пошёл нахуй отсюда! Я хотел поговорить с тобой серьёзно, а ты… Ты просто надо мной издеваешься. Хотя чего ещё можно было от тебя ожидать? Уэйд подскакивает со стула и идёт за ним. Дверь спальни поддаётся. Питер лежит на кровати, свернувшись в клубок. Сердце пропускает удар. — Ты думаешь, я говорю это, потому что издеваюсь? — тихо спрашивает Уэйд. Питер не отвечает. Уэйд опускается перед ним на колени. — Посмотри на меня, — велит он. Паук упрямо прячет лицо в ладонях, как малый ребёнок. — Питер. Никакой реакции. Уэйд вздыхает. Он действительно не хотел, чтобы всё вышло так некрасиво. Но пути назад уже нет. Он забирается на кровать и надавливает на плечо Питера, заставляя того развернуться. Паук наконец отнимает ладони от лица и смотрит на наёмника в упор. Глаза блестят злостью, а не слезами. Уэйд упирается указательным пальцем ему в грудь. — Нахуй Старка. Нахуй Наташу. Нахуй Клинта и всех твоих волшебных друзей из Башни. Это не их дело, и они никогда, никогда не поймут, что между нами происходит. Они видят только то, что мы позволяем им увидеть. Они не знают тебя так хорошо, как я. Они не видели те твои стороны, которые ты так старательно прячешь. Они не знают, что творится в твоей голове. И ещё меньше они знают про меня. Уэйд облизывает пересохшие губы. — Это во-первых. Мне похрену, что они обо мне думают. И тебе тоже. Пиздастрадать ты начинаешь позже, когда сам себе взъебешь мозг. Или тебе взъебут. Ты вёл себя перед Наташей так, будто я твоя собственность. Ты мог себя контролировать, мог хотя бы попытаться, но ты просто не хотел этого делать. — Я не… — Тс. У тебя ещё будет время поговорить. Второе. Не трахаться так часто? А то что? Если мы оба хотим чего-то и можем получить это друг от друга, что может нам помешать? Кроме твоих заёбов. — Уэйд! — Ах, да, точно. Ты мне «вредишь» и всё такое. Хуйня. — Не хуйня. Питер пытается встать, но Уэйд толкает его в грудь и устраивается сверху, седлая бёдра. — Хочешь объясню, почему это хуйня, лапуля? Потому что гораздо сильнее ты мне навредил своим вчерашним звонком. Мне нравится то, что у нас есть. И тебе это тоже нравится. Если однажды я смогу получить больше — хорошо. Если однажды ты решишь, что тебе это не нужно — я тебе не нужен… Я, конечно, расстроюсь. Но у меня хотя бы будет вот это. Воспоминания о днях, когда всё было охуенно. Так что, Питер… Если ты правда заботишься обо мне — забудь о своих ебаных правилах. Отпусти себя. Делай со мной что тебе хочется. — Ты сейчас так говоришь, — отвечает Питер, ерзая под ним. Если бы он хотел выбраться, он бы выбрался. — В тебе сейчас ебашат гормоны, ты чувствуешь эйфорию, и тебе море по колено. Но если я уйду, ты загонишь себя в грёбаную депрессию, и тебе будет плохо. — Если, если, если… Уэйд удерживает его челюсть, заставляя держать голову прямо. — Как же ты достал своими «если». Иногда ты так сильно меня бесишь, что я не знаю — хочу я выебать из тебя всё дерьмо или выбить. Питер скалится, демонстрируя ряд ровных зубов. — Взаимно, — цедит он. — Знаешь, кто-то из нас двоих должен думать о последствиях. Уэйд от души смеётся, запрокидывая голову. Ладонь смещается на шею Питера. — Ну подумал ты, и что изменилось? — выговаривает наконец наёмник, потираясь о напрягшийся член Паучка. — Питер, будь со мной здесь и сейчас. Ты никогда не поймаешь «завтра». — Уэйд, дай мне… — Нет. Я не закончил. Уэйд закатывает маску до носа и склоняется над ним. — Последнее… Тебе не нравится, когда я тебя целую? Питер замирает, глядя на его губы. Облизывает свои. — Н-нравится. — Вот и не выёбывайся. Питер опять хочет возмутиться, но Уэйд не даёт ему этого сделать, прижимаясь к его рту. Пит быстро сдаётся, расслабляясь под Уэйдом. Вскидывает бёдра, прижимаясь стояком к заднице наёмника. — Хорошо… Ты хороший мальчик, Паучок. Я вижу, что ты меня понял и со мной согласен, — хрипло шепчет Уэйд, водя пальцем по щеке Питера. — Мне всё ещё есть, что сказать, — отвечает тот, выдыхая через приоткрытые губы. — Не сомневаюсь. Но прямо сейчас я хочу слышать только твои стоны. И то, как ты будешь выкрикивать моё имя. Питер давится вздохом, широко распахивая глаза. Не сопротивляется, когда Уэйд снимает с него растянутую футболку, приводя растрёпанные волосы в ещё больший беспорядок. Уэйд отстраняется, и Питер тянется за ним. Наёмник останавливает его, упираясь ладонью в грудь. — Ляг на живот, — говорит Уэйд. — Что ты задумал? — спрашивает Питер упавшим голосом. — Просто послушайся меня. Паук явно сражается с голосом разума в своей голове. Это видно в его глазах. Уэйд жадно вглядывается в расширившиеся зрачки, впитывая в себя эту внутреннюю борьбу. Довериться или нет? Поддаться или нет? Питер поддаётся. Неловко трёт алую от румянца шею и падает обратно на матрас, подкладывая подушку под подбородок. Уэйд снимает перчатки с рук и отбрасывает в сторону. Ведёт ладонью по широкой спине Питера, доходит до пояса его штанов. Паук с шумом выпускает воздух из лёгких, когда Уэйд резко дёргает его штаны вниз вместе с трусами. — Ты… Ты сам-то собираешься раздеваться? — спрашивает Пит. Уэйд игнорирует вопрос. Вместо этого приподнимает таз Питера, заставляя согнуть ноги в коленях. Склоняется. Проводит языком по поджавшимся яйцам. И кусает за ягодицу, тут же зализывая место укуса. Обводит языком анальное отверстие. И не может сдержать ухмылки, когда слышит треск разрываемой ткани. Кому-то надо лучше контролировать свои суперсилы. Уэйд ведёт языком по ложбинке выше, доходит до поясницы. Поднимается вверх по позвоночнику и прижимается губами к уху, придавливая Питера к кровати своим телом. — Мне нужно, чтобы ты послушал меня очень внимательно, малыш. Хорошо? Питер мычит что-то, и это можно принять за «угу». — Ты хотел границ, будут тебе границы. Пообещай мне кое-что, Паучок. Если я сделаю тебе больно или причиню дискомфорт, или ты просто хотя бы на секунду захочешь, чтобы я остановился, скажи мне это слово. Скажи «границы», и я перестану. Договорились? — Угу… Питер отворачивается от него, прижимая ухо к подушке. Но Уэйд просто тянется к другому. — Словами, Питер. — Да, договорились! — огрызается он. То ли так сильно смущён, то ли злится. То ли и то, и другое. Всё равно Уэйд его любит, потому что не смог бы не любить. Где бы он был сейчас без любви к Питеру? Где бы он был сейчас без Питера? Паучок весь напрягается и зажимается. Уэйд вздыхает, разминая его плечи. — Прекрати думать, — советует наёмник. — Завтра ты обо всём подумаешь и придёшь к ещё одной куче интересных решений и выводов. А сейчас перестань. Уэйд прикусывает кожу на шее, оглаживая талию Питера. Прижимается ширинкой к его заднице. — Я хочу твоего полного внимания, Питер. И я сделаю что угодно, чтобы его добиться. Питер фыркает. Его пальцы крепче вцепляются в порванную наволочку. Он жмурится и тяжело дышит. — Пока ты только пиздишь и ничего не делаешь, — подъебывает он. — Приглашение нуж… м-хм! Уэйд проникает двумя пальцами ему в рот. — Чем лучше сейчас постараешься, тем проще будет, когда они окажутся в тебе, — шепчет Уэйд. Питер мстительно прикусывает его пальцы. Но всё равно скользит по ним языком, смачивая слюной. — Вот так… — Уэйд целует его в ухо, высвобождает пальцы и сразу же касается ими входа. — Оказывается, ты своим острым язычком умеешь не только меня бесить. Питер явно собирается ему ответить. Поставить на место. Съязвить. Послать к чёрту. Он уже открывает рот, слизывая остатки слюны с пухлых губ, но Уэйд вовремя успевает его заткнуть, проникая в Питера ровно на фалангу. — А-а-а, чёрт, — выдыхает Паук, пытаясь приподняться. — Ты что делаешь? Ты… — Тс-с. Расслабься для меня, малыш. Станет полегче. Судя по звукам, срывающимся с губ Паучка, в гробу он видал Уэйда и его утешения. — Не надо, — скулит он, когда Уэйд медленно погружает палец глубже. — Уэйд… — «Не надо» что? Если хочешь, чтобы я перестал, скажи своё стоп-слово. В противном случае… Зубы смыкаются на тонкой коже шеи. — …я подумаю, что ты просишь меня не останавливаться. Питер не говорит ему стоп-слово. Он вообще больше ничего не говорит. Прячет лицо в подушке и пытается опустить таз, чтобы освободиться от пальца наёмника. Не-а, так не пойдёт. Уэйд выпрямляется и убирает руку. Поднимает бёдра Питера в прежнее положение. Сплёвывает на ладонь. Паук поднимает голову, чтобы посмотреть, что происходит, но Уэйд надавливает на его шею, заставляя прижаться щекой к подушке. И вновь проталкивает палец внутрь, на этот раз не давая времени приспособиться и поворчать. Питер стискивает зубы, но терпит. Его рука на мгновение скользит под живот, но он останавливается. Уэйд улыбается. — Можешь трогать себя, — разрешает он. — Давай, малыш. Ладонь легко сжимается вокруг шеи. — Подрочи себе, пока у меня руки заняты. Питер выдыхает и обхватывает свой член. Дёргается, когда Уэйд обводит кольцо мышц большим пальцем. — Что ты со мной делаешь? — поскуливает Паук. Вопрос, конечно, риторический. Питер под ним такой отзывчивый. Такой податливый. Такой открытый. — То, что ты позволяешь мне с собой делать. Щеки Питера, и без того розовые, покрываются совсем густым румянцем, который сползает на шею. — Ты такой красивый… — шепчет Уэйд, поглаживая алую скулу. И без предупреждения добавляет к указательному пальцу средний. С искусанных губ срывается мучительный стон, но всё ещё не звучит просьба остановиться. Уэйд знает, что Питер сейчас чувствует. Ощущения малоприятные. Особенно в первый раз. Особенно со слюной вместо смазки. Но Питер терпит. Не отталкивает. Не выкидывает его нахуй из окна. Почему? Уэйд чуть меняет угол, и рот Питера складывается в букву «О». — Что ты?.. Это?.. — Да. Нравится, малыш? Питер не отвечает. Выгибает спину. Пальцы свободной руки сжимаются в кулак. Питер доверяет ему настолько, что это даже больно. Пусть пока только своим телом. Это — первый шаг. И не самый маленький. Питер сжимается вокруг его пальцев. Питер дышит через раз. Питер бормочет что-то, и если вслушиваться… Расстегнуть ширинку одной рукой — непростая задача, но Паук так жадно начинает насаживаться на его пальцы, что лишить его этого было бы преступлением. Уэйд сжимает собственный член в ладони и начинает двигать ей в такт быстрым толчкам. — Ч-чёрт, Уэйд, я скоро… — Нет! — рявкает он громче, чем собирался. — Жди. Питер разочарованно стонет, замедляет движения руки на члене. — Я хочу кончить… — просит Питер. — Уэ-эйд… — Я знаю, сладкий, я знаю. Потерпи ещё чуть-чуть. Собственная рука до боли сжимает член. Быстрее. Ещё быстрее. В том, как он дрочит себе, мало кайфа. Сейчас главное — не он. Сейчас нужно в первую очередь думать о Питере. О себе он позаботится позже. Разрядка подступает довольно быстро. Дыхание спирает. И на поясницу Питера выплёскивается горячая сперма, которую Уэйд тут же собирает пальцами и размазывает по внутренним стенкам. — Готов? — спрашивает наёмник. — К чему? — хрипит Питер. — Что ты ещё уду… А-ах! Уэйд, нет! Это слишком… Это слишком! Но три пальца уже внутри, и колени Питера разъезжаются, когда Уэйд начинает долбиться, задевая простату. — Я просто не могу… Я не могу. — Можешь, — Уэйд хрипло смеётся, накрывая пальцами ладонь, которой Питер себя ласкает. — Ещё как можешь. И сможешь, когда я выебу тебя по-настоящему. Ты видел мой член, Питти. Ты можешь себе представить, как он будет ощущаться внутри тебя? Но вряд ли Питер осознаёт хоть слово из сказанного. Он вцепляется в простыни обеими руками, отдавая себя на милость Уэйду. Он больше не просит, не скулит и не стонет. Только часто дышит и беззвучно кричит, ловит ртом воздух. Волосы прилипли ко лбу. Глаза заволокло пеленой. Губы блестят от слюны. — Хочешь кончить? — спрашивает Уэйд. Питер не сразу реагирует. Лишь когда ладонь на его члене сжимается сильнее… — Да-а. — Тогда скажи мне об этом. Я хочу услышать. Питер собирает остатки сил. В который раз облизывает истерзанные губы. — Я хочу кончить. — Громче. — Я хочу кончить! — пытается выкрикнуть он, но голос не слушается. — Уэйд, пожалуйста, дай мне кончить, мне это нужно, мне очень это нужно. Уэйд, ты мне нужен… Уэйд склоняется над ним. Закрывает глаза. Целует выпирающие позвонки. — Ты тоже мне нужен, Питер. Сильнее, чем ты можешь себе представить. Движения его рук становятся просто невыносимо быстрыми. Питер выгибается, выкрикивая его имя. — Ты можешь кончить, малыш. Давай. Сделай это для меня. Обкончай свои чистенькие простыни. Покажи, как тебе хорошо со мной. Подо мной. И Питер слушается. Питер слушается. Он кончает обильно и долго, Уэйд медленно дотрахивает его, выжимает досуха, натирая чувствительную плоть. Сжимает так, что Питер вновь стонет. — Вот так, мой хороший, — шепчет Уэйд, прижимаясь щекой к его спине. — Ты всё делаешь правильно. Ты всё делаешь идеально. Питер дрожит, колени его уже не держат. Он падает на матрас, крепко прижимая к себе подушку. — Уэйд… — шепчет он наконец. Наёмник приподнимается на руках и тянется, чтобы поцеловать алые губы. — Уэйд, обними меня. Уже не просьба. Требование. Питер потихоньку приходит в себя. — Сначала надо привести тебя в порядок, пирожочек, — отвечает Уэйд. И, прежде чем Питер успеет его схватить и заставить остаться с собой силой, вскакивает с кровати. Возвращается через несколько мгновений и влажной тряпкой вытирает сперму с живота Питера. Трёт пятно на простыне, но её всё равно придётся стирать. Наконец переворачивает Питера обратно на живот и вытирает его бёдра. Смотрит на растраханный проход, который даже не сжимается. Каково будет проникнуть туда членом? Каково это — быть внутри Питера Паркера? Стать с ним одним целым. Овладеть им. Принадлежать ему. Это вопросы на будущее. И Уэйд очень надеется, что они не останутся без ответа. — Теперь ты наконец ляжешь со мной? — шепчет Питер, переворачиваясь на бок. — И сними свой чёртов костюм. — Нет, — отвечает Уэйд. Между бровей Паука ложится складка. Он открывает глаза, всё ещё нетрезвые от послеоргазменной неги. — Почему нет? — Я не останусь. Мы с тобой не договорили. Но сейчас ты… Как ты там сказал? В тебе ебашат гормоны, ты чувствуешь эйфорию, и тебе море по колено. Ты не можешь трезво думать. Питер пытается переварить и осознать его слова, но, кажется, терпит крах. — Пришло время решать, Питер. У меня есть только одно правило — никаких ебаных правил. И если ты с этим согласен, если хочешь быть со мной, не заморачиваясь ничем, тогда скажи мне об этом завтра. Он встаёт и укрывает Питера одеялом. Тот хватается за его руки. — Да согласен я! — Прости, Питер. Но я только что неплохо тебя выебал, ты сейчас согласишься на что угодно. Спи спокойно, Паучара. Наёмник склоняется и целует его в лоб. Питер выпускает его руки и обиженно уворачивается от сухих губ. — Если завтра ты по-прежнему будешь меня хотеть, то позвони. И сразу предупреждаю, жопке будет больно. — Ага, обязательно, — бормочет Паук, зарываясь в одеяло. — Или оставайся, или уёбывай уже отсюда. Хватит зудеть мне в ухо. Уэйд ухмыляется. Последний раз окидывает взглядом кокон из одеяла и убирается восвояси.