300 кругов ада.

Мысли Тэхёна начинались с вялого «блять», а заканчивались уже более резвым «блять!!!». Он очнулся в своей жёсткой кровати, матрас которой пропитался разными неприятными запахами, совершенно голым и с непреодолимым желанием кого-то стукнуть по башке. Или себя, это уж как пойдёт. Он с лёгкостью вспомнил, почему обнажён: память услужливо преподнесла парню всю нужную и ненужную информацию на подносе с высушенными и сожжёнными цветочками, а затем даже спросила: «Не желаете ли чего-нибудь ещё?». Тэхён от души матюкнулся и попробовал сдвинуться с места, в идеале — встать. Не получилось, конечно. Тут без руки помощи не обойтись. Хотя какая рука. Ему было бы достаточно и пальца, но вот даже этого никто ему не собирался предоставить. Незадача, ага. Тюрьма же. Ад. За сумбурными мыслями где-то в районе сердца настойчиво стучало напоминание о том, что его почти, чёрт возьми, изнасиловали. Почти — потому что знал, на что шёл, когда соглашался на условия. И потому что анал всё же, чудом, цел. Изнасиловали — потому что больно, страшно, горько. Унизительно. И убивает факт, что всё может повториться. Ровно 297 раз. Опять попытка сдвинуться. Он подумал, что, может, всё не так уж и плохо… И тут же отмёл эту смешную оптимистичную мысль. Так как всё просто чрезвычайно, катастрофически плохо. Парень не мог не гадать, что же может произойти, случись вдруг такое, как те поединки новичков с Голдом, завтра. Или послезавтра, день после этого… Да хоть на следующий год. Сокджин не будет каждый раз снисходить, словно ангел с небес, к нему, грешному. И это понятно, ибо у старшего и так, наверняка, дел по горло, с такими-то заключёнными. Поэтому хотелось придумать какой-то план действий; что-то такое, что поможет выстоять в этой неравной схватке, не упасть в грязь… Пардон, на член лицом. Желание найти альтернативу, придумать способ выжить и остаться со здравым рассудком в друзьях было неизмеримым, но трудно исполнимым. Он обещал себе ещё подумать на эту тему и на этот раз изо всей силы дёрнулся, чтобы наконец встать. У него получилось бы, если бы не прокуренный, но слишком знакомый голос, который заставил его осесть обратно на жёсткий матрас тюремной койки. — Помощь нужна, куколка? — Намджун слегка усмехнулся, поглядывая на мгновенно прикрывшегося простынёй парня. — Господи. Чего я там не видел? — Ничего не нужно! — истерический визг, больше похожий на звук сирены скорой помощи. — От вас — совершенно ничего! Просто оставьте меня в покое! Юнги отошёл к столу, медленно и задумчиво открывая один-единственный выдвижной ящик: — Как же так невоспитанно, детка, — он медленно произнёс, копаясь в ящике. — Его бы перевоспитать, как ты думаешь, Джун? — Я более чем согласен, — тот расслабленно оперся рукой об кровать, — как по мне, маленькие мальчики должны быть послушными и молчаливыми… Тэхён покрылся мурашками по всему телу от таких слов. Его бросило сперва в жар, а потом в холод, и мозг начал работать с утроенной скоростью. Он вопил о том, что лучше подчиниться, попросить прощения, умолял сделать это и облегчить свою участь хоть чуть-чуть. Но вся его суть упорно повторяла, что он не должен быть с ними вежлив, если они сами отъявленные. Да и устал он наступать на горло своей гордости и снова и снова унижаться только для того, чтобы подкормить эго надоевших преступников. Он съязвил, всё же с трудом вставая: — Тогда почему… — Слова были атомной бомбой, но он их уже не контролировал. — Почему вы не молчаливы и послушны? Он увидел, что искал в столе Юнги: в его застывшей руке уже была анальная пробка. С пушистым заячьим хвостиком. Тэхён мысленно взвыл и решил, что никогда такой идиотизм не будет носить. Но старшие так не думали. Тэ только и успел увидеть изменившееся лицо Нама и его показавшуюся большой ладонь, когда она мощно впечаталась в его щеку. Младший загнанно взглянул на Монстра, который стоял прямо перед ним и смотрел на него с неприкрытой злостью. Он резко толкнул Тэхёна на грязный пол, перевернул его на живот — отчего тот с болью простонал — и приподнял его так, чтобы тот встал на четвереньки. Однако Тэ не собирался это делать и соскользнул обратно на живот, после чего Нам, не прикасаясь к нему, нагнулся над маленьким ухом с тремя проколами для серёжек и прошептал: — Ты знаешь, что у нас делают с оскорбившими главарей, Тэхён? М? Не знаешь? Позволь вкратце расскажу, — Намджун ухмыльнулся, продолжая рассказ, хотя страх и без этого можно было чётко разглядеть за опущенными, дрожащими ресницами, — таким дурачкам обычно отрезают язык. Иногда сперва истязают, растягивая его и завязывая в разнообразные узлы, а потом отрезают. Иногда даже заставляют потом проглотить его. Когда как. Хочешь, чтобы это и с тобой произошло? — ответа не последовало. — Хочешь, значит. Ну, как знаешь. Тэхён знал, что главарь ему не врёт. Категоричные законы криминальных группировок всегда бросали его в дрожь. Хотелось убежать в никуда, чтобы не видеть больше ненавистные лица, но парень знал, что его найдут в любой жопе мира. Найдут и исполнят обещание или, скорее, предупреждение Намджуна. Поэтому младший быстро отрицательно замотал головой, всё-таки сдаваясь. Он поднялся на четвереньки и покорно начал ждать своей участи в виде отвратительного хвоста. Однако старшему этого не было достаточно. — Теперь ты думаешь, что делаешь миру одолжение, спасая свой шаловливый язычок. А вот я уверен, что многие будут обрадованы его отсутствию. — Я больше не оскорблю тебя. Вас. Никогда. Я понял… — Тэхён запаниковал, на секунду даже подумав, что от его вызывающего проблемы языка и правда решили избавиться по-быстрому. — Сухо. Да ведь, Юн? — он повернулся к старшему, а тот с серьёзным лицом подтвердил. — Однозначно сухо. Но ничего, сейчас мы это исправим. И он с размаха вмазал по аккуратной заднице оказавшимся у него в руке ремнём. Тэхёна резко занесло влево, но он удержал равновесие, пытаясь не обращать внимание на немедленно начавшую пылать кожу. Затем в него без подготовки ворвалось два пальца, что вызвало такую жесточайшую боль, что Тэ прокричал мат, после чего быстро заговорил, пытаясь отодвинуться: — Чёрт, прекрати! — он задыхался от боли. — Мне слишком больно, прошу!.. Юнги заинтересованно посмотрел на дырку Тэ и издевательски сказал: — Мы ж не порвали тебя, куколка, — он хмыкнул. — По крайней мере пока. Хватит вопить. А тот всё-таки сумел слезть с трахающих его длинных пальцев и даже почти укоризненно посмотреть на Нама, сдерживая слёзы. — Больно, блять! — Я рад, — он чуть не расхохотался. — Раком. Быстро. Тэхён почувствовал себя, как собачка, вставая в указанную позицию. Но ещё хуже он чувствовал себя, когда в их камеру завалилось ещё несколько заключённых, впоследствии оставшихся для того, чтобы посмотреть весьма занятный процесс болезненного вбивания пробки в узкий проход. Тэ было негромко приказано вести себя хорошо, дабы не оказаться в мерзких руках мужиков, так голодно на него смотрящих. Это был прямой приказ, которого бы он ни за что не ослушался, и поэтому он был тише воды, ниже травы. Когда надо было, он даже раскрыл собственный анал, осторожно раздвинув половинки, чтобы легче было вводить игрушку. Когда она уже была в нём, ему позволили надеть верх, что он и сделал. Тэхён дождался ухода мужчин как дня рождения, сразу же немного расслабившись и даже осев на первую попавшуюся кровать. Это оказалась койка только прибывшего из тренажёрки, злого как сто чертей Чона. Он увидел Тэ, Тэ увидел его. И реакция обоих была очень забавной. У младшего брови поползли наверх, как только его взгляд проскользнул по забавному хвостику, а Тэхён как током ударенный вскочил с его места, попутно извиняясь и, на всякий случай, поправляя слегка помявшееся покрывало. Боль он, оказывается, забыл в течение секунды. Он хотел ещё незаметно перебежать на свою койку (или лучше испариться), но был остановлен голосом Чонгука: — Ко мне. Тэхён обречённо поплёлся к нему, и остановился в нескольких сантиметрах от него. Чонгук поманил парня к себе на коленки, и тот осторожно уселся на указанное место, лицом к младшему, стараясь не сделать себе больно пробкой. Или же приятно. Потому что член очень некстати тянулся наверх при стимуляции нужных мест. Которые Чонгук сразу же, конечно, отыскал. Его рука проделала путь под рубашкой от груди парня до пупка, затем намеренно обойдя изнывающий член и пощекотав нежную кожу вокруг так веселившего его хвостика. Он прошептал, размеренно обводя теперь пальцами левый сосок Тэхёна, пока тот блаженно прикрыл глаза: — Я думал, что я биомусор? Чудовище? Не ты ли тявкал, что ненавидишь меня, а, детка? Тот позволил себе повременить пару секунд с ответом, собирая неупорядоченные мысли в столь же сумбурную кучу. — Да. Ненавижу, как никогда и никого, — слова были ядовитыми, хоть голос и немного дрожал от этого ядерного содержания, — Ненавижу всей душой. Ненавижу настолько, что уничтожил бы себя, чтобы унести тебя с собой. — Тогда почему ты возбуждён? — он хмыкнул уничижающе, выразительно смотря на очевидный стояк Тэхёна. — Ты спрашивал, ненавижу ли я тебя, а не почему я ненавижу себя. — Озвучив эти слова, старший многое понял. Разобраться в себе теперь казалось намного легче, чем прежде. — Мне часто кажется, что для тебя смерть была бы слишком лёгким концом. — Мне тоже так кажется, — искренность, так давно копившаяся в измученной душе, теперь вырвалась на свободу. — Поэтому я с жестокостью убиваю себя здесь каждый раз, возбуждаясь. Чонгука удивляла внезапная прямолинейность парня. Это было глотком свежего воздуха в мире фальши и лжи, и он оценил все его чувства, отвечая на честность честностью. — В таком случае, продолжай. Мне нравится смотреть на твою смерть снова и снова. — Тогда поцелуй меня. Чонгук после этого не медлил. Он захватил губы Тэхёна в плен своих, сразу же переходя незримую границу нежности и грубо кусая, только для того, чтобы слизать неизбежную капельку крови. Металлический привкус давал поцелую некоторое значение, смысл, даже объяснение. Ненависть — тоже чувство. Они терзали друг друга, страстью выбивая самые сокровенные мысли и желания. Они умирали и рождались заново, каждую секунду надеясь, что тот другой не выдержит. Что отпрянет, докажет свою слабость, подчинится не просто телом, но и душой. Головокружительная ненависть собирала двоих воедино, притягивая с силой, словно магнит, и в то же время горела опасным огнём не настолько глубоко, насколько бы хотелось, но достаточно для того, чтобы обжигать вечно. И от этого огня пылала кожа, дрожали губы, в бешеном ритме стучало сердце. — Помоги мне кончить… — Тэхён простонал в поцелуй. Однако у Чонгука были другие планы. — Доделай дело сам. А я посмотрю. Тэхён тут же пересел с коленей младшего на его кровать. Он откинулся к стене и закрыл глаза, отдаваясь своему великолепно развитому воображению. Не то, чтобы он хотел выполнять приказы Чона, но это тоже можно будет засчитать за сексуальную услугу. И тогда у Тэ остаётся на один круг ада меньше. Его рука медленно набирала темп, несильно проходясь вверх-вниз по стволу, а сам он думал о другом. — Господин Ух, вы хотели вложить жалобу? Адвокат «Deceptio Visus» после этой реплики встал и возмущённо посмотрел на судью: — Да, ваша честь. То, что говорит господин прокурор — чистой воды ложь. Мои подопечные к этому никак не причастны. Более того… — Позвольте, ваша честь, — теперь к судье обращался уже известный Ким Тэхён, — Винсент Райх убит. Факт, что его нет в живых, подтверждает опознание со стороны семьи. На снайпере, оставленном по неизвестным мне причинам на месте преступления, оказались опечатки пальцев человека, предположительное имя которого — Агуст Д. Так как имя придумано на английский манер, S может произноситься как С, так и Ш. Читая сзади наперёд, находим отчётивое «Шуга». Д — это, как я выяснил, аббревиатура места рождения киллера Шуги — Daegu, по-нашему — Тэгу. Если недостаточно доказательств, то я могу предоставить вам файлы, перехваченные мной. Там вся подробная информация о торговле наркотиками и людьми. Тэхён был очень доволен собой, хоть и половина всего сказанного — выдумка. Перехваченные файлы — это лишь переписка главы банды, Ким Намджуна, с главой Ямагучи-гуми* из Японии, но она ничего не доказывала, так как являлась лишь договором о встрече. Остальное — сотворённые самим Тэхёном ложные файлы. И снайпер этот несчастный тоже, скорее всего, не Мин Юнги бросил, так как отпечатки пальцев найдены в базе данных и перенесены на оружие. Игра же слов с его псевдонимом служила лишь для ловкого отвода внимания от не совсем крепких фактов. Тэхён бросил уверенный взгляд на троицу, сидящую со скованными в наручники руками. Они казались теперь такими отдалёнными и безопасными, когда в суде. Когда под реальной угрозой тюремного заключения, без возможности добраться до прокурора. Ким Намджун и Мин Юнги даже не удостоили его взгляда: старший что-то спокойно говорил адвокату, а главарь отстранённо изучал лица присутствующих, расслабленно откинувшись на спинку скамьи. Но глаза Чон Чонгука контрастом пробивали в прокуроре самую настоящую дыру. Они ясно давали понять, что судом дело не закончится. И не уголовное дело. А личная месть. Он понял ещё тогда, что сглупил. Что его ощущение безопасности являлось таким же фальшивым, как и показания поддельных очевидцев. Ввязываться в дела такой мощной группировки уже не казалось хорошей идеей, быстрой тропинкой вверх по служебной лестнице, а дорогой вниз, в ад. Но отступать было поздно. Унизительно. Губительно. Невозможно. Поэтому он выдержал тяжёлый взгляд младшего и подумал о том, что тот мог бы лишь большими чёрными глазами мучать виновных. Но тогда он заметил кое-что другое. Его жест. Средний и безымянный пальцы согнуты. «Подобным жестом люди просили у Юпитера защиту, а у Меркурия — помощи в том, чтоб душа недруга благополучно добралась до царства мертвых». Рваный вздох и беловатая жидкость на чистой простыне. А затем и приказ Чонгука: — Вылижи. Убирать всё языком было даже не настолько унизительно, насколько отвратительно. Ощущать вкус своей же спермы оказалось намного хуже, чем чужой, но Тэхён и не подумал о непослушании. Во-первых, потому, что не было сил сопротивляться. А во-вторых, потому что младший был другим, не таким, как его соратники. Не таким, как остальные криминальные рожи, на которые он в жизни насмотрелся сполна. Он пугал до чёртиков. И сам факт, что он так спокойно отнёсся к ненависти Тэхёна к себе тоже заставлял холодок пройтись по позвоночнику. Парень будто питался такими эмоциями, всасывал их, подобно какому-нибудь мистическому существу. Было совсем непонятно, что у него на уме и что он захочет сделать со своим пленником/должником/врагом/любовником на следующий раз. А его обещание на самом суде никогда не выходило из головы. Обещание смерти. Может быть, теперь Чонгук так не думает? Может, он уже не хочет его убить? Глупо так думать. Потому что прокурор загнал их за решётку, и это не стереть многочисленными третьесортными сексуальными услугами. Скорее всего, он просто отложил свою смерть. И на том спасибо. И да, что касается тех слов, что Тэхён, будь у него шанс всё изменить, всё равно засадил бы группировку. Они — ложь. Он не посмел бы. Не осмелился бы говорить всё то, что сказал тогда. Не смог бы так много врать. Чёрт, он не посмел бы даже смотреть в глаза этой троице, как тогда. Но изменить ничего, конечно же, не получится, и всё так, как есть. Он — подстилка для жесточайших преступников, и это его самый лучший вариант для выживания в тюрьме, полной врагов. И он искренне рад, что хотя бы так он может не бояться всех. А только троих. — Размышляешь над тем, какими бы способами можно было меня прикончить? Внезапный вопрос застал Тэхёна врасплох. Убил бы он Чона, будь у него шанс? Пошёл бы на такое? Если всего пять минут назад он с запалом сказал бы, что да, теперь он не был в этом так уверен. — Нет… Нет. — Трус. Ненавидеть человека и не желать быть причиной его смерти может только трус. И преступник повернулся и вышел из камеры, захватив с собой лишь одно полотенце. Тэхён же остался переваривать только что услышанное. А ведь прошло лишь четыре дня.