300 кругов ада.

— Я жду тебя уже примерно полчаса. Ах, нет, скорее час. У Юнги от глубокого голоса табун мурашек. У Юнги от строгости старшего дрожь в коленках. У него стояк лишь из-за этих слов, лишь из-за полного уверенности взгляда. — Прости, — Шуга, виновато опустив голову, неуверенно подошёл к сидящему на большом удобном кресле Хосоку. — Я так больше не буду, папочка. Чон твёрдо посмотрел на полные осознания своей вины движения и притянул черноволосого к себе, поднимая его голову за подбородок так, чтобы тот смотрел ему в глаза. — Папочка сегодня злой, малыш, — Хосок вспомнил о неприятных инцидентах, связанных с одним конкретным Ким Намджуном, — поэтому тебе не стоило раздражать его ещё сильнее. Юнги уже знал, что разговор неминуем. Нельзя же сразу перейти к сексу, жизнь — не порно. Он боялся того, что ему не будет позволено защищать Намджуна, вызволять его из одиночки, ведь не хотелось оставлять друга в беде, но и ослушаться Хосока смерти подобно. — Он не знает, кто ты такой, — выкатил свой первый, наиболее крепкий аргумент младший. — Он бы никогда не… — Ты хочешь сказать, что, будь я кем-то менее влиятельным, его поведение было бы объяснимо? — глаза хищно сощурились. Юнги быстро замахал головой, понимая, что определённо промазал. — Нет, нет, — он мягко прильнул к старшему, пытаясь задобрить его своим теплом, которым он делился только с ним. — Он пришёл утром весь на нервах, вообще он не такой… — Не пытайся его оправдать передо мной, — однако Хосок не оттолкнул ластившегося парня, а мягко приобнял, — он должен радоваться, что за такое поведение отделывается лишь одиночкой. Юнги думал о том, что Намджун точно не порадуется. А Чонгук и подавно. Он представил, как его друзья упрямо будут добиваться своего, пока вконец Нам не выйдет из этой грёбанной дыры. А тогда не порадуется уже Хосок, что было в миллион раз хуже дня в одиночной камере. Эта путаница грозила взорваться бомбой, разбивая всё в тысячи осколков. И разгребать всё придётся кому? Юнги. Потому что только он может остановить карающую руку короля преступного мира. Остановить поцелуями, нежностью и податливостью, а также охуенным сексом. — Пожалуйста, не сердись на него, — Юнги откровенно канючил. — Ну прошу тебя, хён. Я не смогу его сдержать, если ты надолго его закроешь в той дыре. Он непременно начнёт копать под тебя, а ты тогда разозлишься и прихлопнешь его. Я не хочу, чтобы всё так вышло… Юнги никогда не врал Хосоку. С ним он был стопроцентно честен, так как врать такому человеку не было смысла. Он видел младшего насквозь и наказывал за каждый его неправильный манёвр, что создало в Шуге условный рефлекс говорить правду. Больше всего Хосок ненавидел ложь. А чуточку меньше — дерзость. Потому что королю дерзить не положено. Из-за этого знакомство киллера и короля выдалось, мягко говоря, напряжённым. Давным-давно, какой-то мафиози заказал убийство на тот момент выглядящего безобидным бизнесмена по имени Чон Хосок и влил в это дело огромное количество денег. Само по себе это было немного странноватым, но Шуга не обратил внимания, сославшись на то, что мужчина просто очень хочет убрать Чона. Ему было не впервой работать на таких странных типов. Понятное дело, что покушение не удалось, и Юнги приволокли на ковёр к разозлённому рыжеволосому татуированному парню. В зале, казалось, шипело электричество. Когда его затащили в массивную виллу, Шуга подумал, что глупо попался. Он не мог представить, что у обычного бизнесмена может быть такое количество охраны и такая сильная система безопасности, которая даже не отображалась ни на каком радаре. На глазах дебильная чёрная повязка, из-за которой киллер ничего не видел, поэтому приходилось догадываться, что происходит вокруг: благо, воображение черноволосого никогда не подводило. Он представлял себе большие позолоченные перила, когда его тащили по лестнице наверх; представлял мягкий индийский ковёр, по которому ступали его босые ступни. Но кое-что даже представлять не пришлось. Когда его толкнули на колени, он не сопротивлялся, так как не было смысла. — Ох, — он услышал грубый мужской голос, — ты чего тут забыл, парень? Со снайпером гулял и случайно заглянул ко мне в окошко? Это были первые его слова, которые были обращены к Юнги, и они выбили у того почву из-под ног. Такую концентрацию силы и уверенности он не слышал даже в голосе Намджуна: она пленила, захватывая и так не сопротивляющегося парня в тихий омут потайных желаний. Юнги понял, что против этого человека он не мог бы пойти больше никогда, ни за какие деньги. Ему казалось, что такое божество не может быть реальным и, следовательно, не является смертным. — Немного проебался, да, — Шуга с трудом вернул себе самообладание. — Мне стоило серьёзнее заняться твоей системой безопасности. — Моей системой безопасности хотел заняться сам Кевин Митник*, но не смог в ней разобраться, — Хосок в упор смотрел на красивого черноволосого парня. — Я очень за него рад, — съязвил младший, которого повязка на глазах раздражала похуже коленопреклоненного положения. — Мне заплатили — я попытался сделать дело. Ничего более. — Ты оправдываешься? — усмехнулся Чон. Юнги поперхнулся, поняв, что действительно оправдывается. — Нет, — он неловко замялся, но его тут же прервал Хосок. — Я ненавижу ложь, Мин Юнги, запомни, так как в другой раз я не побеспокоюсь объяснять тебе это. Телом младшего прошлось ничем не объяснимое чувство ничтожности по сравнению с этим человеком, который излучал такую мощную энергию, говорил так уверенно и властно. И да, Юнги запомнил. Он запоминал каждое предложение, произнесённое Чоном, и невольно начал воспринимать его слова как кодекс, как закон. — Откуда ты знаешь моё имя? — Юнги поёжился. — О, я знал его уже в тот момент, когда ты в меня целился, — Хосок махнул рукой охране, чтобы все вышли, — а теперь скажи мне. Кто захотел меня убрать? Прямой вопрос, категоричный, чёткий. Представить трудно, какие же усилия понадобились Шуге, чтобы тут же не выдать имя этого дебила. Дебила, из-за которого его принципы стремительно рушились под властным взглядом в этом роковом помещении, где кварц встретил алмаз. — Я не… — Юнги сглотнул. — Не выдаю имена своих клиентов. — Этот клиент тебя жёстко подвёл, знаешь ли, — усмехнулся старший. — Что он тебе сказал о том, кто я? — Бизнесмен, — младший почему-то чувствовал себя глупо. Залом прошёлся смех, больше похожий в ушах киллера на раскаты грома. — Бизнесмен, значит? — он всё ещё хохотал. — Какое клише. Он мог хотя бы для разнообразия назвать меня ведьмой. — Чего, блять? — Юнги было не до шуток. — Хватит материться и портить грязью свои сладкие губы, — он усмехнулся, медленно поднимаясь с кресла и неслышно подходя к парню. — Кто вы? — Уже на «вы», м? — Хосок был непосредственно над добровольно сидящим на коленях парнем. — Умно. Юнги давно понял, что его не держат, но неведомые силы приказывали ему оставаться на коленях и не снимать повязку с глаз. В кои-то веки он решил послушаться интуицию и делать всё так, как она велит. Тем более, что рационально не хотелось злить того, кого он полчаса назад пытался прикончить. Смирно быть на коленях перед парнем было Юнги в новинку, но почему-то это не показалось ему неприятным. Наоборот, он чувствовал себя так, будто он там, где надо. Будто всё так, как должно быть. И сколько бы разум ни пытался донести до него всю нелепость таких мыслей, до киллера уже было не достучаться. Когда ему резко стянули с лица повязку, в глаза ударил свет, и сфокусироваться на ногах и дорогой обуви стоящего перед ним человека казалось непосильной задачей. Ноздри заполнил типичный запах качественного одеколона, и Юнги, проморгавшись, поднял прояснившийся взгляд. Он увидел статного рыжеволосого парня, однозначно старше его самого, у которого в глазах, которые тут же привлекли всё его внимание, можно было разглядеть ад. В его чёрных глазах он видел свою смерть, но это не оттолкнуло его, а лишь притянуло загадочностью и темнотой. — Не боишься? — голос Хосока был глубже океана. — Боюсь, — правда, которую Чон так любит. — Молодец. После этого они спокойно поговорили без лишних ушей. Юнги узнал, что Хосок — король, а тот узнал имя неудачника-мафиози, захотевшего его голову на блюдце. После этого Чон отпустил парня, ссылаясь на необычайную доброту душевную. Но Юнги не был бы легендарным Шугой, если бы не захотел вернуться и закончить дело. — Что ты пытаешься этим доказать, Мин Юнги? Хосок небрежно держал уже не заряженный старенький снайпер перед лицом парня, которого удерживали за шкирку. На лице не отображалось то раздражение, которое бы любой на данный момент чувствовал. — Захотелось снова увидеть тебя, — и вроде сарказм, а вроде и нет. Тот откинул в сторону несчастное оружие и подошёл к Юнги вплотную. — Ну что ж, Мин, — Хосок издевательски бросил, — за это надо платить. — У меня мало денег. Чон громко хмыкнул: — Тебе кажется, что мне нужны деньги? — он подавил смех. — Я предоставлю тебе возможность выбрать самому, что дать мне. До завтра, малыш. На следующий день Юнги пришёл к нему с пустыми руками. Он подарил ему себя. И с этого дня всё и началось. Он — «малыш», а Хосок — его «папочка». — Предлагаешь выпустить его из одиночки? Не обнаглел ли ты, малыш? — Хосок недовольно потянул за чёрные волосы, заставляя Юнги повернуть голову в его сторону и проснуться из вспоминаний. Шуга плавно соскользнул на пол, тут же начиная играть с ширинкой старшего. Он знал, что нравится его королю, и также знал, как ненавязчиво воспользоваться этим. — Нет, — Юнги мягко произнёс, затем зубами потянув молнию, — только позволь мне самому его вытащить. Ну папочка, ну пожалуйста… Твой малыш будет очень хорошим. Хосок ухмыльнулся и напряжение улетучилось. Он обожал, когда его мальчик упрашивал его о чём-то. Когда он на коленях дразнил, смотря на него снизу вверх своими тёмными кошачьими глазами. — Я подумаю. Для Юнги этого было более чем достаточно и он радостно улыбнулся, вынимая из полицейских штанов любимый член. Он поприветствовал уже весьма твёрдый ствол нежным поцелуем и протяжно лизнул головку, языком будто рисуя неровные круги. Чон откинулся на спинку кресла и расслабился, позволяя Юнги доставлять ему наслаждение: он любил мягкие губы, обвалакивающие его ствол, ровно настолько, насколько любил и этот взгляд, эти движения. Шуга после одного стона, сорвавшегося с губ старшего, сам не сдержался и медленно вобрал в рот, заглатывая сперва наполовину, а потом весь. Благо он успел изучить искусство минета, многократно даря наслаждение своему папочке. Когда Юнги уже хотел перейти с члена на крепкую грудь, Хосок взял всё в свои руки. Он сперва нежно поднял младшего на ноги, а затем, поняв, что единственная горизонтальная поверхность в скудно обставленном помещении — пол, прижал парня к холодной стене уже оголённой грудью. Юнги категорично не помнил, как одежда оказалась на полу. Он хотел повернуться и посмотреть на старшего, но Хосок в корне прервал его действие. — Не шевелись, малыш. Поэтому Юнги послушно уткнулся назад в стену и ждал. Ждал поцелуев, нежных прикосновений, лёгких укусов. Но никак не плётки на мягких половинках. Однако он, почувствовав лёгкую боль от удара, лишь сильнее выгнулся, выпятив небольшую попку, чтобы старшему было легче дарить заслуженное наказание. Ещё два удара и твёрдые слова: — Повторяй вслух, что тебе нельзя делать. За что я тебя наказываю? — Мне нельзя материться, — Юнги прикусил губу, когда последовал удар побольнее. — Папочка наказывает меня за грязный мат. Прости меня, я больше не буду… — Повторяй, пока не усвоишь. — Мне нельзя материться. Нельзя материться. Нельзя материться, — после каждого удара послушно повторял Юнги, запоминая это уже выученное правило заново. — Мне нельзя материться. — Усвоил? — Да, папочка. И Хосок ещё один раз ударил уже красную попу и затем отбросил плётку, опускаясь на манящую исполосованную кожу губами и покрывая болящие места поцелуями. Юнги резко выдохнул горячий воздух из-за волшебного контраста боли и наслаждения, а Хосок, прекрасно улавливая каждую его эмоцию, слегка прикусил, оставляя розоватый засос. — Папочка, они увидят… — заволновался Юнги, всё ещё, несмотря на это, не шевелясь. — Пусть смотрят. Ты мой. И в подтверждение собственнически забрался пальцем между половинок, дразня дырку, которую он лично лишил девственности, которую лично приучил не сжиматься, а, наоборот, гореть желанием при приближении к ней старшего. Палец долго и умело изводил мучающегося парня, пока наконец не заглянул внутрь. Сразу же за ним последовал второй, а затем и третий, уже смазанный арбузным лубрикантом. Однако младшему всё было недостаточно, всё мало. Он просил большего, и Хосок дал ему большее. Он поиграл со входом уже головкой своего члена, а затем размеренно зашёл на всю длину, одновременно сжав агрегат Юнги у основания, этим вырвав у парня приглушённый крик. Руками Юнги хотел дотянуться и до своих сосков, чтобы получить максимум ощущений, но руки дрожали и могли служить лишь ненадёжной опорой, чтобы не свалиться. Ноги подгибались, и, если бы не крепко держащий его Хосок, он бы ещё давно оказался на полу. Именно поэтому секс у стены был не самым его любимым. Да, у него даже список есть. Не письменно, конечно, а то бы Хосок обязательно нашёл его и оборжался. Иногда Юнги казалось, что они испробовали всё, что только можно. Секс во всех возможных и невозможных для проникновения позах, горизонтально, вертикально, ногами вверх. Да, ногами вверх было особенно неудобно, но это было его заслуженное наказание. Секс на всех поверхностях, во всех местах. Если бы Юнги попросили назвать самое запомнившееся место, где они с Хосоком занимались жёсткой любовью, то он припомнил бы тот самый кабинет старшего в самой люксовой четверти Шангая. Когда Юнги так ловко дразнил его под столом, за которым он сидел с ничего не подозревающими мэром и главой одной из сильнейших группировок Европы, что тот прервал важное совещание только для того, чтобы с чувством насладиться своим плохим мальчиком и наказать его за такое поведение. Адреналин и страсть являли собой горючую смесь, что было одной из причин вполне реального пожара, из-за которого половой акт пришлось завершать уже в лимузине по дороге в особняк. Пожар на самом деле устроили недовольные конкуренты, которые не знали, с кем имеют дело, и которые вечером этого же дня горели уже на жертвенном костре у дьявола. Старший начал отрывисто двигаться, оценив, что Юнги уже был порядочно растянут и до прихода к нему. — Ты уже подготовил себя, малыш? — он выцеловывал каждый сантиметр белой кожи, поднимаясь по позвоночнику вверх. — Да, папочкааа… — он выстонал последнее слово, потому что Хосок поменял угол проникновения и прошёлся по простате. — Дааа… Я готовился для тебя… — Моя умничка. Чон подумал, что хотел бы дольше мучать своего маленького мальчика. Хотел бы разложить его на столе, завязав глаза той же чёрной повязкой, в которой он пришёл к нему тогда. Хотел бы сперва позавтракать на нём, слизывая с ключиц бусинки сочной черники, затем покормить его только для того, чтобы увидеть на лице счастливую улыбку. Хотел бы дразнить маленькую дырку, заставив ходить по вилле с пробкой, при этом слушая непрерывные причитания угрюмого неудовлетворённого Юнги. А он может быть ох каким занудой, если не удовлетворён. После этого Хосок хотел бы скрыться на пару часов в «игровой» комнате, играя со своим малышом. Хотел бы выжать из него каждый вздох, каждый взгляд, слизать каждую капельку пота. Затем уснуть с ним в объятиях, и проснуться от аромата приготовленного им же завтрака. Жаль, что это никогда не произойдёт. Потому что Хосок — король преступного мира. А Юнги — киллер, один из лидеров криминальной группировки. И у каждого из них есть своя жизнь, своя работа и свои заботы. Из размышлений его выдернул протяжный стон младшего и его предупреждение, что не может себя больше сдерживать. Он кончил с именем Хосока на губах, окрасив стену белой жидкостью, а тот тут же вышел из него и кончил вслед, забрызгивая попу Юнги и с упоением наблюдая, как его семя медленно течёт вниз по всем изгибам прекрасного тела. Юнги повернулся к старшему и поцеловал его в губы, мягко улыбнувшись и крепко обняв: — Спасибо. — За что? — Хосок ответил на поцелуй, обнимая за талию. — За то, что приходишь сюда. Тебе же это вообще не надо. — Мне надо видеть тебя, — он улыбнулся. — У меня, знаешь ли, без тебя ломка. И как тебя только угораздило сюда попасть… — Да всё из-за этого одного еб… прокурора, — Юнги тут же вскочил и напялил верх, схватив низ и пытаясь выбежать из помещения. — Я всё слышал! — Хосок усмехнулся и схватил его за шиворот, возвращая на место. Юнги мило улыбнулся и торопливо выговорил, повторно целуя в отдающие мятой губы: — Нуу вырвалось у меня, накажешь в следующий раз, у меня сейчас ещё попа саднит! — он попрыгал перед смеющимся Чоном. — И мне уже пора бежать! Тот лишь махнул ему, благосклонно отпуская: — Хорошо, малыш. И да, можешь вызволять своего невоспитанного друга из одиночки. Но если я замечу, что он что-то выкинул против меня, то никто больше меня не уговорит пощадить его, — Хосок серьёзно добавил, — даже ты. Юнги поёжился, но кивнул, понимая, что всё справедливо. — Спасибо, я постараюсь вернуть его мозги на место. Спасибо, папочка. — Ну, иди уже, малыш. — Пока! И Юнги скрылся за поворотом, на ходу застёгивая ширинку. И оба таких разных парня думали об одном. О том, насколько всё сложно. Хосок главный, и мог бы похоронить заживо троицу вместе с их группировкой и всеми подчинёнными всего за неправильный взгляд в его сторону. Хотелось верить, что такое никогда не произойдёт. Что такое может явиться лишь в кошмарах. Но это было суровой реальностью, о которой ни один, ни другой не хотели думать. Потому что оба зависимы. Потому что оба слабы.