300 кругов ада.

— Не нужно, правда. Я могу сам… Тэхён пятился, когда к нему пытался подойти Чонгук. Он шарахался от рук младшего, сторонился его взгляда, робел от кажущихся иррационально мягкими слов. — Врач сказал, что ты сам не можешь, поэтому хватит, — Чонгук нервно теребил в руках несчастный тюбик, пытаясь подобраться поближе. — Хватит отталкивать меня, я лишь хочу помочь! — ещё одна неудавшаяся попытка, и он взорвётся изнутри, Чон это чувствовал. — Нет, нет, я… У младшего именно тогда окончательно перекипело. Лёгкое сочувствие снова отправилось обратно в глубины сознания, в ту самую точку небытия. А виной тому оказался Тэхён, который вот уже почти полчаса пытался оттолкнуть его. Не то, чтобы Чонгук его не понимал, но точка кипения оказалась намного ближе и доступнее, чем он это себе представлял, и, насколько бы он ни пытался её держать на безопасной дистанции, она всё равно вырвалась наружу на первый взгляд холодными, а на второй — пылающими адским огнём словами. — Чёрт возьми, — он еле сдержался, чтобы не кинуть в Тэхёна теперь уже не безобидным тюбиком. — Ты можешь просто захлопнуться нафиг и перестать сжимать свою руку? У меня херова куча дел, а я с тобой тут няньчусь, как какая-то сиделка, блять. Сядь и дай мне руку! Твёрдые слова и повышенный тон подействовали на Тэхёна как на провинившегося школьника: он на автомате сел на кровать и осторожно выпрямил пальцы руки, слегка поморщившись от дискомфорта. Они дрожали и, выдавая боль и страх своего владельца, автоматически сжимались обратно в кулак. Но Чонгук не дал этому случиться и сразу же схватил руку старшего, усаживаясь рядом с ним, отчего тот невольно дёрнулся в сторону. Макне решил не обращать на это внимания и просто сделать дело, которое в деталях описал ему Джин. Сперва разбинтовать, потом нанести гель, подуть, забинтовать обратно. Далее гелем надо было осторожно обработать остальные раны, а затем следовал массаж. Чонгука немного смущала эта часть, но раз врач сказал, то он сделает и это. Только вот Тэхён дёргался при каждом его слове или движении, и это даже не настолько приводило в смятение, сколько раздражало. Вот, он опять дёрнулся, не позволяя младшему всё сделать, как полагается. Бесит. — Может, ты перестанешь, а? — он даже не посмотрел на него, но почувствовал, как тот напрягся. — Я попробую, — Тэхён неуверенно выдал, контрастом прожигая в Чонгуке дыру своим взглядом. Он не был напуган. Нет, просто чуть-чуть. Да если даже и не чуть-чуть, то это не имеет никакого значения: его страх уже почти на уровне рефлексов, и контролировать его слишком сложно. Но в этом случае нервы Тэхёна просто не выдерживали Чонгука возле себя, они кричали уходить и не оборачиваться, а он тут сидел и позволял ему касаться себя. Как же это всё неправильно, как же бесчувственно. Почти настолько же, насколько его уход. Тэхён всё ещё не мог поверить, что он ушёл. Просто взял и ушёл, даже не попытавшись помочь. Разве условия были настолько трудновыполнимыми? Что такое гордость, когда на кону человеческая жизнь? Но видимо тот так не считал, так как признать себя ниже по статусу оказалось слишком сложной задачей. Конечно. Иерархия в преступных кругах не просто важнее любой человеческой жизни, но и своей тоже. Умереть, сохраняя эту пресловутую честь — почётная смерть, несмотря на всё, и это было одним из множества правил этого мира. Однако Тэхён отказывался думать, что Чонгук не мог хотя бы выбить тому подонку пару зубов. Чёрт, да младший кидал людей направо и налево, даже не задумываясь о последствиях, тогда, на ринге. Уже тогда Киму надо было догадаться, что младшему плевать. Плевать на него. Да, показалось, что ему не хочется его размазать по стенке, как остальных. Но разве так любят? Принуждая опускаться на колени прилюдно и отсасывать, заставляя умолять и корчиться от боли, бросая в трудную минуту? Конечно, это не любовь, ею тут и не пахло. Зато ненавистью ещё как. Тэхён же знал, что младший его ненавидит: Чонгук сам это сказал. Как в воспалённый ум смогла забраться такая неразумная, нелогичная и полностью неправильная мысль, что между ними есть нечто, нечто более тёплое, чем лёд? Нет, там лишь вечная мерзлота. Там не просто лёд, а сосульки, острые концы которых готовы выбить глаз любому, кто попытается что-то разглядеть. Жаль, что Тэхён не понял это раньше. — Ложись, — непроницаемое лицо и твёрдые слова, будто у судьи, выносящего приговор. Ответом ему было небольшое движение, результатом которого являлся лежащий Тэхён. Он постарался расслабиться, лёжа животом вниз, хоть такое положение и Чонгук при сложении двух компонентов давало в сумме лишь боль и секс. Но нет, Чонгук просто ловко обрабатывал гелем раны и ссадины, без намёков на пошлое продолжение. Он перевернул затем парня на спину и приподнял его туловище так, что их взгляды невольно пересеклись, обжигая и опаляя небольшими разрядами тока не готовые к этому души. Чонгук сглотнул и оставил его в сидячем положении, отворачиваясь для того, чтобы восстановить сбитое как после длительного бега дыхание. Этим самым он невольно дал Тэхёну путь для отступления, так как если старший не уйдёт, не блокирует их ненормальные сердца, то может произойти ошибка. Недопустимая ошибка, которая им может потом стоить слишком многое. Обоим. Но Тэхён не успел сдвинуться с места, как к нему подлетел Чонгук и жадно впился требовательным поцелуем в чужие губы. Младший придерживал парня за талию не так сильно, но это было достаточно, чтобы перекрыть его пути к отступлению, чтобы выбить у него желание показывать характер. И всё это было прекрасно, было бы прекрасно, если бы не одно «но». От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Никогда. Даже при перестановке ощущений, даже при перемене настроения и условий. Чонгук — это Чонгук, а Тэхён — это всё ещё Тэхён, и если их сумма должна быть с привкусом боли и ненависти, то она не может просто так поменяться. И это пугало и отталкивало, притягивая одновременно. Но Тэхён не захотел. Он не мог, не мог так поступить с собой, со своей душой, прошедшей через мясорубку и уцелевшей лишь частично. Поэтому он не ответил. Но и не отпрянул. Он просто позволял младшему целовать себя, никак на это не реагируя. Чонгук, поняв, что к чему, открыл глаза и посмотрел на Тэхёна в упор, отстраняясь. — Объяснишь? — его голос не сулил ничего хорошего, но и Тэхёну уже не впервой слышать его. — Да. Я не могу запретить тебе целовать меня, так как наш договор этого не допускает, — он внезапно увереннее, внезапно сильнее и крепче, внезапно пытается задеть в отместку за тот самый уход. — Но я также не обязан целовать в ответ. На курок нажали, пуля выпущена, и она попала в цель. Именно туда, куда Тэхён и целился. Только он никогда это не узнает. Не узнает, потому что просчитался. Убойная цель для Чона — не сердце. Её просто нет. Да, Тэхён отчасти думал, что тот хоть что-то почувствует. Что хоть как-то удасться показать ему, что такое боль. Но младший крепче алмаза и такой же холодный, что лишь ещё раз подтвердилось. — О, нет, детка. Тебе процитировать условия? Мне должно понравиться, — он с издевкой протянул последнее слово, словно показывая, насколько же Тэхён на самом деле слаб. — А мне не нравится, когда ты не отвечаешь. Хочешь по-другому? — он не дождался ответа, который готов был сорваться с уст младшего. — Будет тебе по-другому. И он вышел на минуту, оставляя Тэхёна вариться в адском котле из сожалений. Вот на кой-чёрт его дёрнуло говорить такое? Почему он опять подумал, что смог нащупать слабость младшего, что стал ею? Теперь он боялся, что самоубийственно стоял у активного вулкана, который только-только собирался начать извергаться. Он боялся, что стал причиной этому извержению, и что оно же станет его концом. А если бы можно было всё немного перемотать, то он не стал бы болтать лишнее. Может быть, даже ответил бы на поцелуй, ведь он был не просто властным и требовательным, а ещё и мягким и тёплым. Хоть без чувств, хоть без нежности, но хотя бы так. Всё может быть, но теперь это неважно. Важно лишь то, что же Чонгук сделает сейчас, когда вернётся. А что в изобретательности он не уступал старшим, в этом Тэхён был уверен. — Я рад вам представить, — голос был твёрдым и безэмоциональным, — Ким Тэхёна, или же шлюху, которая в вашем распоряжении, джентльмены. Наслаждайтесь. Тэхён повернулся на голос, и понял, что лучше бы он не делал этого. У входа в камеру стояли двое высоких мужчин, крепких, как Чонгук, и таких же, видимо, холодных. Сам же Чон уже собирался уходить, а к Тэхёну начали подходить желающие секса. Но дело в том, что сам парень этого не хотел. И если сначала ему было отчасти всё равно, что его опять будут насиловать, то потом он вспомнил, почему же на самом деле он так сейчас остерегался этого. Он же, блять, порван. И он не знал, что может случиться, если попытаться совершить проникновение в только-только залатанный анал, но предполагал, что ничего хорошего. Поэтому он медленно встал и тихо попросил, глядя уходящему младшему в спину: — Пожалуйста, — почему-то унижаться на этот раз было намного труднее, чем прежде. — Дай мне две минуты с тобой наедине, Чонгук. Прошу. Тот даже не повернулся, но, помедлив, кивнул, и махнул парню выйти за ним в холл. Тэхён последовал, проходя между двумя парнями и раздевающими его взглядами. Когда они вышли, Чонгук прислонился к стене и вопросительно посмотрел на старшего. Его взгляд отдавал безразличием, но это не пошатнуло Тэхёна. Тот, снова наступая на горло своим принципам, резко подался вперёд и прижался губами к мягким губам Чона. Поцелуй этот обещал быть страстным и пылающим, но что-то откровенно пошло не так. И Тэхён понял это, когда почувствовал, что младший не отвечает. Он не стал пытаться ещё и отпрянул, тихо сказав: — Справедливо. Он не знал, что делать дальше, как выкупить свою вину, которой, в общем-то, и не было. Это Чонгук ушёл, а не он. Это Чонгук не спас его от гнева Намджуна, а не наоборот. А Тэхёну приходится извиняться лишь за то, что, видите ли, не ответил на поцелуй. И всё это потому, что его жизнь здесь ничего не значила. Его тело и душа не имели никакую цену, они были бесплатными: просто подходи и бери, отбирай, кусочками, кусками, да даже всё сразу. И поэтому всё так, как есть. Поэтому Тэхён сейчас тут, перед Чонгуком. Поэтому он опускается на колени. — Позволь сделать тебе минет, — теперь слова дались легче, чем Тэхён это предполагал. — Здесь? — Чонгук приподнял бровь. — Где ты захочешь. Чонгук изучающе посмотрел на сидящего перед ним на коленях парня. Он уже в который раз удивлялся его поступкам. До этого казалось, что Тэхён мог упасть в обморок лишь от упоминания такого рода вещей в общественном месте. Младший помнил первый раз, когда он ощутил эти маленькие неумелые губки на своём члене, и помнил, каким же смущённым тогда был Тэхён. И поэтому сейчас такое поведение было в новинку. Да и не только это. Чонгук бы никогда не признал, но те слова старшего, прозвучавшие после несостоявшегося поцелуя, его задели. Даже не задели, а ранили. Может даже не просто ранили, а почти смертельно. Но он никогда не признает, и никогда не совершит одну и ту же ошибку ещё раз. Ведь он открылся, а его отшили. И с Чонгуком этого не случалось. Такого никогда не происходило. Такого ещё никто не делал. А Тэхён, вот, сделал. Парень просто сделал это, не понимая, какую же бурю это вызвало в Чонгуке. Слова его трещиной в сердце, только-только начавшее биться. И неизвестно, что из этого получится. Кто умрёт, а кто воскреснет. И воскреснет ли. — Если ты наивно предполагаешь, что это спасёт тебя, то я спешу разочаровать, — Чонгук безразлично смотрел на мелко подрагивающие ресницы, которые пытались не выпустить на волю позорные слёзы. — Прошу тебя, Чонгук. Я знаю, что всё не так, что я не… Неправильно поступил, — он сумбурно извинялся, хоть и понимал, что его вины тут меньше всего и что ничего уже не вернуть и извинениями не стереть. — Прости меня и пойми, пожалуйста. Я боюсь, что они… Что они порвут меня ещё раз, а я ведь только что… — Надо было об этом думать раньше, — слова, которые заставили Тэхёна задуматься о том, существует ли что-то холоднее льда. Тэхён опять же не знал, что делать. Он категорически не хотел возвращаться в камеру к тем парням, но не понимал, как убедить Чонгука в том, чтобы простить ему слова, о которых он успел пожалеть уже раз сто, и отказ, из-за которого теперь хотелось убиться головой об решётку. — Тэхён? Оба парня повернулись на звук, только один его сразу же узнал, а второй нет. Чимин стоял неподалёку и держал в руке какую-то тёмно-зелёную тряпку. Он, проходя, никогда не смотрел по сторонам, так как было мерзко видеть пошлые рожи, которые строили некоторые, когда свистели ему вслед. Но двоих было очень сложно не заметить, так как стоящий на коленях парень перед другим в холле у всех на виду — зрелище, встречающееся, мягко говоря, нечасто. Но факт, что это Тэхён, поселил в его груди ноющее чувство злости, которую он уже понял, куда надо генерировать, как только увидел того самого Голда. — Чим, — Тэхён слабо выдохнул. С одной стороны, он обрадовался тому, что парень оказался в этом холле именно в тот момент, но, с другой, он не хотел вовлекать его в дермище, в котором сам плыл. Он боялся, что убойная привлекательность и острый язычок Чимина не сработают в этом случае, особенно, если тот решит использовать это оружие в открытом бою. Что он, похоже, и намеревался сделать. — Что происходит? — глупый вопрос, но единственный более-менее пристойный из всех, вертевшихся на языке Чимина. Он подошёл к ним, чтобы лицезреть поднимающегося с колен Тэхёна и раздражённого Голда. — Ничего, Чим, мы просто… — начал Тэхён, но был грубо прерван младшим. — Мы просто выбираем для куколки наказание, — прямо высказался Чонгук, ухмыляясь. — Хочешь понаблюдать, красавец? Ах, да, и кто ты вообще? — Неважно, кто я. Важно то, что тебе следовало бы уважать старших, малыш, — издевка и непринуждённая поза, а внутри тайфун. От этих слов Чонгука просто перекосило. Никто за всю его жизнь не осмелился так дерзко и неуважительно высказаться по отношению к нему и его возрасту. Ведь в группировке он хоть и был макне, но никто его не считал недостаточно взрослым, потому что годы для них мерились опытом, а не возрастом. А опыта у него было более чем достаточно. Чонгук оглядел с ног до головы дерзнувшего сказать такое парня, которого он видел не в первый раз, а во второй: он ещё помнил, как наткнулся на них в душевых. Красивое тело и красивое лицо, он был как кукла в каждом смысле этого слова. Только вот рот этой мужской барби следовало бы захлопнуть, а то не дай бог кто-то решится попортить миловидное личико. Но прежде чем он успел высказаться, Тэхён выпалил: — Нет! — он резко подошёл к Чимину и зашептал, нежно обняв ладонями лицо старшего. — Нет, Чимини, прошу, извинись, пока ещё можно! — Он правильно говорит, Чимини, — показывая, что всё слышал, младший тоже подошёл и с издевкой протянул. — Извинись, как хороший мальчик, и уходи. Однако Чимин не знал, что такое извинение и с чем его едят, и поэтому просто усмехнулся. — Если бы я был хорошим мальчиком, то на Земле было бы людей на порядочное количество десятков больше, — слова сквозили угрозой, которая вызвала лишь смех у Чонгука. — Ты угрожаешь мне? Серьёзно? — он еле сдерживал смех. — Ты вообще в курсе, кто я? — Он в курсе, — Тэхён встревоженно прервал их обоих. — Чимин, не делай этого, прошу тебя. Не иди против группировки. Воздух накалялся с каждой секундой, и становилось либо слишком жарко, либо невыносимо холодно. Чимин и Чонгук испытывали жар, как у жерла вулкана, а Тэхён — леденящий душу холод. — Тэхён, — позвал его Чонгук, и тот повернулся к нему, — на колени. Делай то, что предлагал. Тэхёна насквозь пропитало желание противоречить — неужели он перенял его у Чима? — но голос разума на этот раз всё же смог выйти на передний план и заставить парня подойти к Чону и выполнить его приказ. Он плавно опустился на колени перед ним и начал медленно расстёгивать ширинку. Ощущение собственного обесценивания затопило его с головой, но он ведь сам предложил такое. Стоило ему вспомнить, что в камере ждут два голодных зверя, как он уже проворнее достал из штанов знакомый член и прильнул к нему губами. Но Чимин не хотел этого допустить. — С хера, Тэхён? Он же не стоит этого, — пытаясь подобрать слова порезче, он не замечал, как менялось выражение на лице Чонгука. — Да я и побольше видел, кстати говоря. Окончательный удар, полностью промазавший цель, в которую надеялся попасть Чимин. Ведь он не знал, что Чонгук никогда не принимал такое близко к сердцу по одной простой причине, которую понимал он, понимал Тэхён, и, может быть, понимал даже Чимин: это было неправдой. — Хорошо, — вдруг спокойно сказал Чонгук, улыбаясь возможно даже искренне. — Я оставлю его в покое. На этот раз. Но у меня есть одно условие. — Ну? — Чимин нетерпеливо поглядывал на двоих, чуя неладное. — Ты его заменишь, — резко выкинул Чонгук, всё ещё улыбаясь. — Мы пойдём сейчас в камеру и займёмся чем-то увлекательным. — Хорошо, — не медля, ответил Чимин. Он ведь сам предлагал ещё тогда подменить Тэ. Для него это не такое уж и страшное занятие, несмотря на то, что займётся он этим с Голдом, который, скорее всего, сделает так, чтобы он потом не смог ни ходить, ни сидеть. Однако Тэхён тут же встал и посмотрел прямо в глаза Чонгука, осторожно дотрагиваясь двумя руками до его мощных плеч. — Прошу тебя, Чонгук, прости его, он не знает, что говорит, — он настойчиво просил, не обращая внимания на то, что Чимин недоволен. — Прошу. Он не виноват, он просто хочет спасти меня, сам не зная от чего. Позволь мне доставить тебе удовольствие здесь, как ты и хотел, как хотел и я. Молчание. Лицо Чимина вытянулось от этих слов. Он откровенно не догонял, как Тэхён такое мог сказать. Неужели он и правда этого хотел? Неужели?.. Чонгук же невольно сглотнул, тоже еле переваривая его слова. Что за хрень происходила, и почему эпицентром теперь являлся сам Ким Тэхён? — Ты врёшь, — почти прошептал младший. — Ты не хочешь этого! — Чимин выдохнул в унисон со словами Чона. А Тэхён бы и сам рад понять, ложь ли это.