300 кругов ада.

— Дай мне пять минут, чтобы показать тебе, насколько я хочу тебя. Чимин и Чонгук всё ещё стояли в ступоре, с трудом пытаясь переварить внезапные слова Тэхёна. Первый, хоть и слышал сказанное младшим предложение, всё же не верил в его истинность. Не могло всё так быстро измениться, в течении нескольких часов, да даже недель. Если кто и понимал сущность человека, как сексуальную, так и духовную, то это он. Жизнь научила его разбираться в людях, чтобы выжить, и чутьё никогда ещё его не подводило. А сейчас оно кричало о вымученности слов Тэхёна и их неправильности, что переключало его с режима тревоги на режим тревоги-за-мазохиста-идиота-Кима. Второй же, пытаясь справиться с выпущенной в его сторону бомбой, и даже не одной, только таращился в сторону неуютно сжавшегося парня. Тот не смотрел ни на кого, будто пытаясь испариться или уменьшиться до минимальных размеров, чтобы его не было видно. Противоречивые чувства звенели в грудной клетке громче церковных колоколов, но они были такими же непродолжительными. Как только он собрался с мыслями и всё обдумал, расставив по полочкам в течение двадцати секунд, Чонгук бросил прямой взгляд на Тэхёна. — У меня идея получше, — он усмехнулся, видя тут же напрягшихся старших. — Вы оба сегодня будете меня ублажать. Только так я, так и быть, прощу тебе те глупые слова, куколка. Тэхён не медлил. — А… Они? — он не пытался пояснить, так как Чонгук и так знал, что он имел в виду вполне определённых мужчин, всё ещё ждущих свою очередь, чтобы полакомиться. — Они уйдут. — Хорошо, — Чимин первым небрежно согласился. — Я не против. — Конечно, я же для такой шлюхи, как ты, просто сказка, — издевательски протянул Чон, смотря прямо в глаза. Чимин уже просто не выдерживал наглость младшего. Пак никогда не нарушал порядок старший-младший и ненавидел, когда по отношению к нему на уважение не обращали внимания. А чтобы ещё и «шлюхой» обозвать… Верх неприличия. Дерзкий парень однозначно нарывался. — Ты что… — С этого момента твоя кличка — шлюха, и только на неё ты отзываешься, — прямо по гордости, и даже не ножом, а электрической пилой. — Я — господин. Не забудь, что одно неправильное слово или движение, и Тэхёну будет очень больно. И тебе тоже, но, как я понял, это тебя меньше всего волнует. — Сучёныш. — Вот, ты уже заслужил наказание, шлюшка, — слово сочилось осознанием своего превосходства. — Не бойся, я постараюсь воспитать тебя так, что потом тебе будет нетрудно выбирать выражения, когда перед тобой я. Воздух накалялся с огромной скоростью, и, наверное, уже достиг красной отметины на шкале термометра. Все прекрасно понимали, что Чонгук так красиво описал именно групповуху, в которой он будет единственным доминантом, а Тэхён с Чимином — сабмиссивами. И если для Тэхёна это было не такой уж и проблемой, так как по сравнению с уже случившимся и тем, что могло случиться, такой расклад был даже не неприятен, то для Чимина это было нарушение того единственного принципа: «Не позволять никому помыкать собой». Да, Чимин чаще всего был под кем-то, а не над; да, он любил принимать член. Но чтобы беспрекословно кого-то слушаться, не имея право голоса, как того требовал БДСМ — это верхушка всего, к чему старший не хотел прикасаться. Чтобы ползать перед кем-то и унижаться… Чтобы быть тем, кем прикажет быть доминант, даже тряпкой, даже шлюхой. Чимин не хотел этого. Но у него фактически не было выбора. Он не мог подставить Тэхёна, выбрав свою гордость, когда можно было ему помочь. Ведь сам младший так рьяно его защищал на судах, так пламенно любил его, да и сейчас Тэ не позволил заменить его в камере, заняться жестоким сексом с Чонгуком. Отказать было выше сил, и Чимин был уверен, что Чон это знал. Знал и всё правильно рассчитал, желая растоптать старшего и унизить. Чёртов «Deceptio Visus», чёртово бандитское отродье, а Чимин ведь так сильно не хотел с ними связываться. — Хорошо, — Чимин сдался, скрепя сердце опуская голову перед младшим. — Хорошо, что? — Чонгук хотел услышать унизительные слова. Пак горел изнутри. Его внутренние демоны кусали плоть и даже друг друга. Они не желали смиряться со своим положением, и хотели вырваться на свободу, круша всё вокруг себя. — Хорошо, господин, — сухое горло требовало воды, а может и чего покрепче. — Я буду вашей шлюхой сегодня. — Чим, тебе не надо это делать, я… Тэхён знал, насколько трудно старшему говорить такое. Что тому с трудом даётся даже попросить о помощи, так как он считает это унижением, а это было апогеем всего того, чего Чимин сторонился всю свою жизнь. Тэ частично был рад, что тот именно ради него пошёл на такое, а частично боялся, что из этого может вырасти. Ненависть? Нет, слишком мягко. Убийство? Да, уже ближе. — Ты же видишь, как он этого хочет, детка, — Чонгук издевался. — Не обламывай его удовольствие. — Чимин… — Тэхён опять повернулся к Паку. — Молчать, — на этот раз младший не шутил. Этим простым и коротким словом он прервал предложение Тэхёна у самого корня, да так, что тот от испуга дёрнулся. Ему было страшно от такого Чонгука, он боялся, что может случиться что угодно. Но теперь он был не один. И непонятно, плохо это или же хорошо. А с другой стороны Чимин подумал, что Чонгук — страшный человек. Но ещё не факт, что страшнее самого Чимина. У того подземные туннели, созданные руками тех, кого он убил. Они затоплены кровью невинных и не очень, в них души погибших от его руки и их голоса, проклинающие каждый день и каждую ночь. И в этих туннелях немудрено заблудиться, и большой вопрос, удастся ли когда-нибудь кому-либо выбраться. Только Чимин мог ежедневно блуждать по темноте и впитывать в себя всю ненависть, что делала его сильнее. И только Тэхён мог, оказавшись в эпицентре этого ада, превращать темноту в свет. — Ну, когда начинаем? — Чимин смотрел из-под длинных ресниц на Чонгука, скрывая за напускной беспечностью раздражение и злость. — Мы уже начали, шлюшка, — он небрежно смахнул с лица чёлку. — На колени. — Здесь? — Чимин на тот момент хотел убить его с особой изобретательностью. — Везде, — он усмехнулся. — С этого момента твоё место — у моих ног. Капля, которая переполнила стакан. Чимин напоминал собой кипящий котелок, который до этого грелся на несильном огне, и только в тот момент решил облить кипятком руки того человека, который нагло посмел пытаться усмирить бурю, подмять её под себя. — Я тебе, еблан мелкий, не сука, которая после каждого твоего слова будет течь. И тем более не твоя собственность, чтобы ты, гандон, мог… И он резко замолчал, видя, как Тэхён опять плавно опускается на колени и просит, не поднимая взгляда: — Господин, — от этого слова Чимина передёрнуло. — Накажите меня за слова Чимина, пожалуйста. Я виноват во всём, и я прошу вас показать мне, как нельзя. Чонгук предполагал, что Тэхён попытается вызволить из пропасти своего друга, но не собирался позволить этому случиться. — Ты возомнил себя Иисусом? — всё та же лёгкая саркастичная усмешка. — Что твоими страданиями выкупятся его слова? Ты ошибаешься, куколка. Именно после этих слов всё должно было пойти по наклонной вниз, и Тэхён это чувствовал. Он не понимал, почему всё так ужасно закрутилось, и спрашивал себя, насколько глубоко они с Чимином в дерьме. Вот почему судьба так неблагосклонна к нему? Он не заслужил такого, что бы он ни делал, не заслужил. Он помнил свой первый день в тюрьме, который теперь казался таким отдалённым. Как он боялся всех вокруг и даже несколько раз пытался бунтовать против своих сокамерников. Даже после того, как они получили право на его тело. А уже после этого его незаметно приручали. Троица давала ему понять, что ни сбежать, ни выбраться у него не получится, что единственный выход — покориться. Он даже подумал, что, может быть, покорившись, он смягчит жестоких главарей. Но эта цель, похоже, была недостижимой. Ведь Намджун всё равно его изнасиловал, несмотря на мольбы и слёзы. Ведь вот он, на коленях перед Чонгуком, но тот это воспринимает как должное. Ничего нельзя было сделать. Только, смирившись, ждать своей участи. Но Чимин не хотел этого делать. Потому что тот вспыльчивый и гордый. Потому что знает себе цену. Потому что ненавидит верхушки, главарей, власть. Потому что профессиональный убийца, который любит свою профессию. — Ты забыл, что от каждой твоей ошибки может пострадать Тэхён? — Чонгук уже давно учуял точку нажима на Чимина. — Я пока добрый, но советую не злить меня. — Я и не пытаюсь, — Чимин твёрдо сказал, смотря на младшего с напускным флиртом. И затем он резко придвинулся и прижал опешившего Чона к стене, впиваясь пухлыми губами в его губы и выбивая у него дыхание, а попутно опустив руку на бугорок на штанах и сжав. Не дышал Чонгук. Не дышал Тэхён. Не дышали наблюдающие за перепалкой преступники. Не дышала вся Земля. А Чимин не останавливался, даже почувствовав, что Чонгук не отвечает и пытается оттолкнуть. Но не только младший жил в тренажёрке. Сильные руки не позволяли Чону сдвинуться, а подкачанные ноги не отшатнулись ни на миллиметр, несмотря на попытки младшего освободиться. Поцелуй был не нежным, и даже не чувственным. Он был скорее грубым, подавляющим, властным. Грубым, потому что небольшой укус вызвал кровь из образовавшейся ранки. Подавляющим, потому что у Чонгука не было права отодвинуться. Властным, потому что у младшего не было никакой возможности повлиять на действие. Когда Чимин всё же выпустил чужие губы из плена своих, он, вызывая у наблюдающего Тэхёна нервный писк, лизнул ключицу младшего и резко прикусил, оставляя на ней яркий засос. Казалось, что они начнут гореть, только спичек было недостаточно. Чонгук в бешенстве схватил Чимина и успешно принудил занять место у стены. Он сверху вниз смотрел на розоволосого парня, оставившего на его теле первый и определённо последний засос, и влепил ему унизительную пощёчину. Чимин с яростью посмотрел на Чонгука, даже не притронувшись к наливающейся красным щеке. — Только так ты умеешь бороться, м? — его слова сочились ядом. — Как ебаная баба. — О нет, просто шлюха только такое заслуживает, — такой же ядовитый ответ. — Однако я могу показать тебе все свои таланты. — Я бы с радостью понаблюдал, — усмешка Чимина поджигала мосты. — Если бы, — как приговор, как срок. — Ты примешь активное участие. Чонгук резко схватил его за волосы, отчего тот чуть не взвыл, схватившись за больное место, и, протащив его пару метров, засунул в камеру, попутно приказывая Тэхёну следовать и качкам выметаться. Чимин тогда понял, почему Тэхён стоял перед младшим на коленях и почему не позволил Чимину пойти с Чоном в эту камеру. Потому что его изнасиловали бы. Почему-то Чимин подумал, что сейчас всё будет хуже, чем если бы его просто изнасиловали. Что не все выйдут живыми, и не все невредимыми. Не каждому дано притронуться к дьяволу и продолжать жить дальше. Но вопрос был в том, кто же из двоих дьявол. А может, они оба? — Куколка, сюда, — как собачке, приказал Чонгук Тэхёну, и тот сразу же подошёл. — Целуй мои ноги. Проси, чтобы я пощадил твою любимую шлюшку. — Он не сделает это! Тэхён, не делай этого, оно того не стоит!.. — с испугом прокричал Чимин, пытаясь вырваться из железной хватки Чонгука. Однако Тэхён, всего лишь секунду помедлив, опустился на колени перед младшим и приблизил своё лицо к его ботинкам. — Прости, Чимини, — Тэхён еле сдерживал слёзы. — Прости, если разочаровал. И начал мягко покрывать поцелуями не самые чистые ботинки Чонгука. Он давился собственной беспомощностью и пытался хоть как-то облегчить судьбу им обоим: и Чимину, и себе. Если покорностью можно сделать хоть что-либо, то Тэхён это сделает, как бы трудно ни было. Он выполнял приказ младшего, пытаясь не думать о том, насколько низко опустился. Он ещё в начале этого хождения по огню спрашивал себя, можно ли упасть ниже уровня ширинки? Можно. И он только благодарен за то, что не у всех на виду, а в сомнительной приватности камеры. — Ну что, шлюха, как тебе вид? — Чонгук издевался над Чимином, который во все глаза смотрел на такого Тэхёна. — Ненавижу тебя, ублюдочное отродье, — процедил сквозь сжатые губы парень, с болью повернувшись, и, ценой чуть не вырванного клока волос, смачно плюнул в сторону Чона. Чонгук сперва даже не мог обработать то, что случилось. Ему потребовалось несколько секунд для того, чтобы с силой швырнуть Чимина об стену. Пролетев немалое расстояние, Пак ударился головой и не только. Он был не в состоянии подняться с пола из-за внезапно нахлынувшей слабости и поэтому валялся бесформенной кучей, пытаясь восстановить поплывшее сознание. Перед глазами было мутноватно, но он смог увидеть, как Тэхён дёрнулся к нему, а Чонгук пнул его ногой, приказывая не двигаться. Тэхён же только подумал, что всё, что кто-то кого-то размажет об стену, и это случилось. Увидев раненого Чимина, пытавшегося восстановиться, он рванул к нему, из-за чего сам получил нехилый удар. Теперь они оба лежали у ног Чонгука, как тот и хотел. Оба не могли ему сопротивляться. И тот медленно подошёл к Чимину. — Как ты думаешь, почему меня называют Дьяволом? — он спросил, пнув парня, чтобы тот сконцентрировался на его словах. — Потому что мне плевать. Думаешь, я не могу сейчас добить тебя? Думаешь, мне совесть не позволит? Хочешь, обрадую? У меня нет совести. Злость кипела жгучей неразборчивой массой, приносящей разрушение и боль. Чонгук уже собирался ещё раз ударить Чимина, как тот подал тихий голос: — Подожди, — он поглубже вдохнул. — Дай мне хоть биться с тобой наравне. — Ты не заслужил такую возможность, — Чонгук отрезал. — Тогда ты не заслужил жизнь, — так же резко. В руке Чимина сверкнуло что-то металлическое. Нож. И он проткнул нежную кожу Чонгука, вызывая удивление на его лице, и ужас на лице Тэхёна. Кровь окрасила пол камеры в тёмно-красный.