300 кругов ада.

Тишина была давящей. Когда Чонгук, отстранённо посмотрев на нож и на медленно окрашивающуюся в красный рубашку, выдохнул небольшое «блять», он негромко упал на грязный пол, попутно резко вынув нож из, как он успел сообразить, правой стороны тела. Информация проносилась через сознание со скоростью самолёта: правое подреберье, неглубоко, следовательно, вроде не смертельно, но крови много. Значит, летальный исход всё же возможен, если не зашить вовремя. — Чонгук! — Тэхён крикнул, подползая к нему. Он настолько испугался, что даже не понял в тот момент, что произошло. Он лишь видел блеск ножа в теле младшего, и слышал глухой стук, когда тот упал на пол. Ужас расползался по венам подобно яду, он распускал свои лепестки, словно ядовито-красная роза на кладбище. Ким не знал, почему так сильно испугался, ведь это было нелогично. Чонгук, тот самый человек, намеревающийся избить его тогда, на ринге; не попытавшийся помочь ему, когда Намджун насиловал его; оставивший его на произвол судьбы в подвале. Желающий унизить Чимина, избить его, может и убить. И вот из-за этого жестокого парня у Тэхёна теперь тряслись руки от страха и ком не покидал горло, потому что не хотелось видеть его таким… Таким. Его хотелось убить, но в то же время и не хотелось лицезреть его смерть. Не хотелось, чтобы он погиб. И когда Тэхён признал это самому себе, он попытался дотронуться до кровавого пятна на рубашке Чонгука, но тот прохрипел севшим голосом: — Просто… Позови кого-нибудь, — он сам накрыл рану рукой, пытаясь уменьшить поток крови. — Зачем? Тэхён, — Чимин негромко, но твёрдо, высказался. — Вспомни, что он за человек. Он заслужил того, чтобы сдохнуть от моего ножа. Помоги мне встать, и мы уберёмся отсюда. Тэхён повернулся к Паку, впитывая такую простую, но непостижимую для него истину. Чонгук — плохой. Но для Тэхёна это было не так. Его больное сознание не хотело признавать этого, цепляясь за порой мягкие мимолётные взгляды, за почти нежный поцелуй, от которого он тогда отказался. И почему-то не получалось встать и уйти вместе с Чимином, но и позвать никого не получалось. За это время Чимин уже сам смог с трудом подняться и даже дойти до Тэхёна, несильно потянув его наверх, призывая встать. — Ну же, Тэ, — Чимин даже не смотрел на истекающего кровью младшего, переключая всё своё внимание на друга. — Неужели ты поможешь ему? Да он чудовище, монстр, его бы сжечь на костре, а не помогать! — Знаешь, — Чонгук тоже смотрел прямо на Тэ, будто гипнотизируя и не отводя взгляда ни на секунду. — Мне не нужна твоя… Жалость. Уходи. Тёмные глаза младшего прожигали в Тэхёне дыру, которая почему-то образовалась не на лице, куда, собственно, смотрел Чон, а на сердце. Жгучая боль, смешанная с ненавистью и с привкусом сожаления и страха, не позволяла подняться. Когда в глаза опять бросился густой красный цвет, капающий и на пол, казалось, что истекает кровью не Чонгук, а душа Тэхёна. — Ты же знаешь, что я засяду на пожизненное, — Чимин безэмоционально произнёс, видя сомнение младшего. — Я же, блять, нанёс ему колотую рану. В тюрьме. Пожизненное, Тэхён! Пойдём, пожалуйста. — Иди, Тэхён, — Чонгук сказал настолько сухо, что все пустыни мира нервно курили в сторонке. — Твой друг же так этого хочет. То, как Чонгук произнёс его имя, оставило глубокий шрам в памяти Тэхёна. Внезапно вспомнился вкус его губ. Великолепный, с нотками черники, наверное, из-за бальзама. Затем вкус его члена, спермы. Сладковатый, с горчинкой, но почему-то приятный. И он понял, что даже вкус его ботинок, когда Тэхён их целовал, не был неприятным. Потому что они тоже принадлежат Чонгуку. Как и Тэхён. Он забыл сохраниться перед смертью, и теперь себя уже не вернуть. Осознание этого пришло быстро и болезненно, но было слишком глубоко: его не вытащить, как нож. И решение пришло так же быстро. Он только начал вставать, чтобы пойти за помощью, как услышал громкий стук и знакомый голос. — Блять, что опять за херня?! Юнги вернулся со встречи с Хосоком и ни разу не ожидал такую картину в своей родной камере. Кровь сочилась из красного пятна на Чонгуковой рубашке, а Тэхён сидел возле него, словно в трансе. Парень, стоящий возле обоих и будто призывающий Тэхёна руками, вообще был не в тему, так как был ничерта не знаком. И пока информация перерабатывалась, он, посыпая всех матом, побежал к Чону и, несильно оттолкнув Тэхёна, присел возле него. — Тебе нужен врач? — сразу перешёл он к делу, не спрашивая даже, что произошло. — Да, — выговорил Чонгук, еле ловя уже уплывающее сознание. И когда Юнги высунулся из камеры и прокричал: «Врача сюда, срочно!», Тэхён встрепенулся. Он осознал весь ужас ситуации и зашептал Чимину, встав и вцепившись в его руку: — Беги, Чим, — он нервно кусал губы. — Как только он повернётся, беги! Тебя убьют, как только узнают, что это был ты! Тот кивнул и перевёл всё своё внимание на спину того Шуги, которого он заметил, проходя в тот раз возле камеры. Всё такие же чёрные волосы, всё такая же молочно-белая кожа, вот только выражение на лице теперь было не безразличным. Чимин попытался убить его друга, соратника, почти брата, но промазал, и, хоть Чонгук и выживет, Пак понимал, что ему самому такое вряд ли светит. Шуга найдёт его, если не сам Голд, а может даже Монстр. И никто из них не попытается понять, почему он так сделал, почему вынул припрятанный нож. Ведь это была самооборона. Ведь он не собирался делать этого, но так получилось. Ненависть к младшему была всепоглощающей, но не настолько, чтобы убить. Однако в тот момент всё пошло наперекосяк, и от этого было тошно, хоть и не жалко совсем. Но кому теперь до этого было дело. Тогда Шуга повернулся, быстрыми шагами проходя обратно в камеру. Чимин хотел было срастись со стеной, чтобы потом сбежать, но не тут-то было. Его розовые волосы слишком привлекали к себе внимание. — А ты вообще кто? — раздражённо спросил Юнги. Тот самому себе поклялся перекраситься, если выживет. — Юнги хённим, я могу объясн… — начал Тэхён, пытаясь переключить его внимание на себя. Но поздно. Шуга заметил окровавленный нож. Шуга всё понял. — Я спрашиваю, — процедил он, мгновенно прижимая Чимина к стене и забирая с пола нож. — Ты, блять, кто? — Прошу, он не… — Тэхён оказался за Юнги и мягко притронулся к его руке, сжимающей Чимина за горло. — Молчать, Ким! — рыкнул он, не сводя глаз с розоволосого. Воздух накалялся с каждой секундой. Между двоими проходил чуть ли не электрический ток, создающий впечатление того, что кто-то обязательно не выдержит этого напряжения. Они смотрели глаза в глаза, только так, потому что иначе — поражение. Но вот одна рука старшего всё же неумолимо душила Чимина, а другая сжимала нож, и поэтому у того не было реального выбора. — Чимин… Пак, — он прохрипел, невольно поднимая руки и обхватывая ими своё горло, слабо пытаясь разжать неожиданно сильную хватку Юнги. — Отлично, — Шуга опасно сощурился. — Так вот, Пак Чимин. Ты какого хера решил, что можешь испачкать свои ручонки кровью «Deceptio Visus», м? Или тебе не известно, кто мы такие? Врать не было смысла, и Чимин понимал это. Казалось, что лишь в его взгляде старший мог прочесть признание вины, и это приводило в смятение. Напрягала его проницательность, и твёрдость напрягала, почти так же сильно, как и его превратившийся в лёд взгляд. Его не разбить, не согреть никакими извинениями или же переговорами. Но извиняться в своём поступке Чимин всё равно не был намерен, никому, а особенно не Шуге. — Ты бы спросил… Из-за чего я это сделал, — Чимин более-менее спокойно произнёс, сдерживаясь от мата и грубостей, которые отняли бы слишком много еле доступного воздуха. — И ты бы понял… — Я бы понял? — он презрительно сплюнул, а сквозь лёд в глазах опасно просочился небольшой намёк на лавину. — Понял твоё покушение на жизнь человека, который мне роднее родных? Да ты спятил, парень. Однозначно. Врач уже был в камере и сидел перед Чонгуком, не обращая внимания на остальных и поспешно дезинфицируя рану. Младший же почти отключился, уже не воспринимая реальность, из-за чего врач позвал Тэхёна для того, чтобы держать вездесущий нашатырь у него под носом. Тэхён пару секунд помедлил, но, увидев взгляд Чимина, обращённый к нему, всё же рванул к Чону. Чимин глазами отчётливо сказал ему не вмешиваться. И он собирался послушаться хоть раз. А Юнги за это время сильно дёрнул за розовые волосы, впечатывая уже больную голову Чимина в стену, но далеко не так сильно, как это сделал Чонгук: тот хотел его убить, а у Шуги такого намерения на этот момент явно не было, отчего Пак слегка подобрался и прошептал, пытаясь уловить те крупицы поступающего в лёгкие воздуха, которым Юнги позволял пройти через глотку: — Я не могу… Дышать, — последними силами, немного слабо, но никак не умоляюще. — Ты и так уже мёртв, вопрос лишь в том, когда ты окончательно перестанешь дышать, — холодно, прямо. Хоть хватка и ослабла, Чимин всё ещё чувствовал, как его душат, не только физически, но и морально. Осознание возможности своей скорой кончины не приносило никакого умиротворения, а лишь распаляло его желание жить. И если это желание граничило с гордостью и уступками, то может ли гордость всё же быть важна? К сожалению, может, и сильно. — Если ты ожидаешь, что я сейчас упаду на колени и стану тебя умолять, то ты переоценил себя, или же недооценил меня, — почти ровно и всё так же уверенно, будто не его жизнь в тот момент находилась в руках Юнги. — Я и не даю тебе такого шанса, — Шуга даже не моргнул в ответ на резкие слова младшего. — Ты всё равно заплатишь кровью. Почему-то всё было предельно ясно, но и не ясно совсем. И вроде слова можно понять лишь в прямом смысле, но закрадывается глупая надежда, что не так всё, как кажется на первый взгляд. — Ты не посмеешь убить меня здесь, — как красная тряпка для быка. — О, ты уверен? — уже насмешливо, Юнги даже поднял одну бровь. — Спроси у своего друга, посмею ли. Чимин не повернулся к Тэхёну, уже наперёд зная ответ. Да, он посмел бы. Ещё как, и даже, может быть, в главном холле. Для такого человека, как Шуга, правила не являются преградой, а лишь ещё одной, порой маловероятной возможностью развития событий. И вроде Чимин должен был либо бояться, либо злиться, но обе эти эмоции на тот момент не могли пробиться до поверхности, утопая где-то слишком глубоко. Внутренние демоны, голос которых Чимин слышал через призму собственных мыслей и к которым он привык, молчали, и это немного напрягало. Неужели они согнулись под тяжестью тех демонов, которые скрывались в Юнги? — Мне плевать, — хорошо скрытая ложь. — Да? — с сарказмом ответил Юнги, окончательно добивая. — И на пожизненное тебе плевать? Ты ведь знаешь, что одно моё слово, и тебе не выбраться отсюда. Никогда. — Да что ты, блять, от меня хочешь?! — Чимин сорвался, всё же не сумев сохранить хладнокровие до конца. — Просто покончи с этим наконец! Используй этот чёртов нож! На звук повернулись и врач, и Тэхён, и даже очухавшийся Чонгук. И если двое последних смотрели хоть и по-разному, но их эмоция была одна и та же: непонимание, то врач сразу же встал и строго посмотрел на обоих: — На два шага друг от друга, живо, иначе мне придётся позвать стражу! — он не шутил. Юнги отпустил шею Чимина и отошёл, оценив, что ещё успеет наказать только что надтреснувшего, словно стекло в окне, парня. Старший всё понял. Ему было бы легче, если бы его убили, так как слишком сильно не хотелось иметь хоть какое-то дело с сильной группировкой. Конечно, умирать ему тоже не хотелось, но ещё меньше хотелось сесть на пожизненное или же быть вынужденным взамен на жизнь и относительную свободу стать ручной собачкой знаменитых преступников. Свобода для него была приоритетом, в любом смысле этого слова, будь то свобода передвижения или же право голоса. И Юнги также осознал, почему он так легко понял всё это лишь из нескольких фраз. Потому что сам такой же. Свобода перед жизнью и гордость перед дыханием. — Эй, что за хуйню ты творишь, парень?! Юнги замер с баллоном краски для граффити в руках, слегка улыбаясь, скорее дразняще, чем нервно. Перед ним на стене здания, принадлежащего лишь одной из банд данной области, красовался огромный хуй, искусно нарисованный, с венками и даже с оттенениями. Он выглядел так по-настоящему, будто сможет вывалиться с минуты на минуту, но почему-то такое искусство явно не понравилось подоспевшим парням. — Если вам хочется попробовать на вкус настоящий член, то можете обращаться, — слова, казавшиеся непродуманными. — Сука! — они разглядели граффити. — Ты спятил?! Жизнь надоела? Они начали надвигаться, но Юнги даже не пытался сбежать. Он не рассчитывал на то, что его поймают, но сбегать, поджав хвост, он во всяком случае не собирался. Он сильнее этого. Парни с силой толкнули его к стене, принуждая всё же отрывисто выдохнуть, лишь из-за резкого движения. Его спина теперь была прижата к основанию члена-граффити, и от этого осознания Юнги слегка усмехнулся. — Ты ещё и смеёшься? — лёгкое удивление сразу же сменилось злостью. — Ага, ты же любишь хуи. Может, тебе лишь хочется почувствовать настоящий? Это сказал главарь той банды. Шуга невольно посмотрел на него, отмечая небольшую проницательность, которой тот обладал. Однако мерзкая рожа и грязный язык всё же оставались такими же, и Юнги с вызовом ответил: — А может это тебе хочется, м? — он перегибал палку, но ему этого и хотелось. Бандиты переглянулись между собой, теперь уже отчётливо недоумевая. — Он сумасшедший? — спросил один, повернувшись к своим, пока остальные хмурились. — Ты смертник, парень? — А что, если так? Какое это имеет отношение к тому, что тебе очень хочется почувствовать в себе мой член? — Юнги никогда не обладал фильтрами, и тот раз был не исключением. Бандиты уже не потрудились даже ответить. Они окружили парня и избили его, не замечая то, что тот не выдал ни звука, ни крика. Лишь учащённое дыхание и пот вперемешку с кровью являлись доказательством его боли. И нет, он был не смертником. Он был тринадцатилетним Шугой. И таким его воспринимали все, даже Хосок, с которым Юнги позволял себе быть слабым. С которым он хотел быть слабым, покорным малышом. Но об этом знали лишь он и Хосок. Как только Юнги на секунду повернул голову к Чонгуку, чтобы отметить, что рана того была уже надёжно перебинтована и, видимо, зашита, Чимин слился. Он исчез так же тихо, как и появился в его жизни; но всё это не означало, что они больше никогда не встретятся. Ох, нет, никоим образом. Юнги ведь только придумал, что же делать с парнем. Да и Чонгук точно захочет отомстить. И Намджун. Намджун. Мин чуть было не забыл во всеобщей суматохе, что должен вытащить его из той чёртовой одиночки, пока тот не начал сам выбираться. Подумав, что ему нужен отдых от всех возможных и невозможных забот, своих и чужих, он повернулся на этот раз всем туловищем к Тэхёну и, подождав пока врач выйдет, резко подошёл к нему и схватил за руку с нашатырем, с силой притягивая к себе. — Ты что возомнил, мелкий? Что один из нас? — жёстко выговорил прямо в лицо младшему Юнги, медленно выворачивая его руку. — Нет, нет…! — Тэхён не был Чимином, и поэтому сразу же начал объясняться, морщась от боли. — Я н-не хотел, не хотел, чтобы так случилось, прости меня, пожалуйста! И я не посмел бы считать себя одним из вас, клянусь! — Не хотел? Ты не попытался мне помочь, — выговорил спокойно Чонгук, всё ещё не двигаясь. Боль в руке Тэхёна не чувствовалась даже по отношению к той огромной дыре, которая зияла у него вместо сердца. Он не понимал, что, почему, как, когда. Он не мог сообразить, почему всё так, а не иначе, и что за чёрт. Как Чонгук мог подумать, что он не хотел помочь, что он желал его… Смерти? Отвратительный холодок прошёлся по позвоночнику, питаясь эмоциями, высасывая всю энергию и желание кому-то что-то доказывать. Особенно, если доказывать нечего. Он ведь правда не успел встать, когда появился Юнги. Тем самым, у Чонгука должно было создасться впечатление, что Тэхён не хотел ему помочь. И всё это настолько тупо, настолько обидно, что звуки не формируются в слова, а те всё равно теряются где-то в горле, обязательно влетая в преграду по имени Чон Чонгук. И преграда эта сильнее воли и смелости, сильнее даже правды, которую никто не услышит. Ведь никто не поверит словам того человека, который кажется предателем. И даже если всего лишь кажется. — Простите меня, — вместо того, чтобы защищаться, чтобы сделать хоть что-то, что могло бы пошатнуть уверенность Чонгука, Тэхён лишь опустил голову, всё ещё игнорируя боль. — Мне очень жаль. — А знаешь, — Юнги бросил, отпустив его руку и презрительно взглянув в кажущиеся искренними глаза. — Твою судьбу официально будет решать Намджун. И тогда Тэхён вспомнил. Его же сейчас считают предателем. А для предателей по законам подземелья есть всего одно место. Гроб.