300 кругов ада.

Два месяца спустя.

Утро было не совсем добрым. Будто что-то бывало добрым в этом треклятом месте. Тэхён встал не первым. Он быстро умылся и, закончив утренние процедуры, осторожно подошёл к койке, на которой лежал всё ещё спящий Чонгук. Младший был спокойным: со дня, когда Чимин всадил ему нож, он спал лишь на спине или на левом боку, что позволяло Тэхёну наблюдать за его лицом ночью, когда он так умиротворённо спал. Выражение на лице смягчалось, исчезал тот вечно холодный, нечитаемый взгляд, которым одаривал Чон Тэхёна последние два месяца с того события. Губы переставали складываться в то подобие ледяной усмешки, и брови не хмурились от раздражения или же иногда напоминающей о себе боли. Именно по этим причинам Тэхён любил наблюдать за спящим Чонгуком. — Чонгук… — мягко позвал его старший, не прикасаясь к нему, потому что нельзя было. Тэхён резко сел возле Чонгука, не имея сил терпеть. Тот раздражённо фыркнул, не переставая пытаться самостоятельно сменить бинты. — Что? — младший даже не бросил взгляд на Тэ, будто чувствуя, что это был именно он. — Давай я сделаю это, — уверенно на поверхности, но глубоко внутри со страхом, произнёс тот. Тэхён потянулся к бинтам, но Чонгук отрывисто ответил, взглянув на него почти свирепо: — Не смей ко мне прикасаться, — отчеканил Чон. — Сука. — Ммм? — промямлил сонный младший, не открывая глаз. — Ты опоздаешь на завтрак, остальные уже ушли, — тихо сказал Тэхён, надеясь, что в него не полетит тут же что-то тяжёлое. — С хера тебя это заботит? — Чонгук всё ещё не удосуживался открыть глаза, однако слова были обдуманными и голос уже не сонным. Тэхён промолчал, не желая опять унижаться. Чонгук отлично понимал, что ему жаль, что так всё произошло, что его заботит его самочувствие. Но младший не принимал это к сведению, считая то ли простой ложью, то ли ложью с желанием смыть с себя ответственность и обеспечить себе более-менее спокойное пребывание в этом месте. И не только Чонгук отказывался понять Тэхёна. Юнги и Намджун устроили ему ад на земле. Как только слова о наказании прозвучали, Тэхён ещё тогда понял, что будет больно. Вопрос был лишь в том, умрёт ли он, или нет. Но выяснилось, что его всё же решили пощадить… В некотором отдалённом смысле этого слова. В камеру зашёл сперва Юнги, а за ним, завершая по хрен-знает-откуда-взявшемуся мобильному телефону деловой разговор, и Намджун. Тэхён при виде двоих не дёрнулся и не начал трястись, так как было тошно уже от всего этого. Конечно, ему хотелось жить. Сама мысль о том, что у него могут забрать жизнь, что всё висит на волоске, пугала и мешала разумно смотреть на вещи. Чёрт, да он был в ужасе от всей ситуации, но не мог никак унять свой страх, даже понимая, что он лишь будет замедлять его мыслительную деятельность. Ким осознавал, что ещё не всё решено: он видел это по изучающему взгляду Юнги, по задумчивому движению руки Намджуна, когда тот неосознанно поправлял свои волосы. И он надеялся, что сможет как-то повлиять на исход событий, так тесно связанных с тем, позволят ли ему жить дальше. Когда Намджун закончил разговор, он сперва повернулся к лежащему на койке Чонгку и подошёл к нему, присев на корточки возле кровати. — Больно? — братская любовь была неоспоримой. — Бывало и хуже, — ответил Чон, немного даже улыбнувшись. — Ты выглядишь так, будто я не ранен, а при смерти. — Знаешь, мне Юнги так всё описал, что меня чуть инфаркт не хватил, — он осуждающе посмотрел на старшего, который лаконично пожал плечами. Далее Намджун встал и подошёл к другой койке, той, на которой сидел Тэхён. Повинуясь тяжёлому взгляду чёрных, как ночь, глаз, он поднялся, встав перед Намом, но не поднимая на него глаз. Тот пугающе спокойно посмотрел на младшего в упор. — Ну что, — он начал. — Что ты опять натворил, м? — Я не хотел, чтобы всё так вышло, — Тэхён сразу сказал, уже подняв взгляд. — Мне очень жаль, я бы никогда… — он сглотнул, чтобы не заплакать. — Простите меня. — Ты знаешь, что у нас происходит с предателями? — он холодно спросил. — Да, — прозвучало, может быть, немного испуганно и резко. — И я прошу пощады. Он морально готовился к этому моменту очень долго. Потому что именно тогда всё решалось, и это было необходимо. Поэтому Тэхён медленно опустился на колени перед Намджуном, показывая, что покорен. Что не посмеет никогда больше выкинуть что-либо подобное. Он усвоил, что виноват, хоть его вины во всём этом было меньше всего. Парень всем своим видом показывал смирение перед волей главаря, повиновение, что было очень важно в группировке, в которой Тэхён даже не состоял, но невольно стал её частью. — Умоляю, — Тэхён смотрел на Намджуна снизу вверх, пытаясь говорить честно и не дрожать. — Я прошу не… Не убивать меня. Вы же знаете, все знаете, что я покорен вам. Я исполняю условия договора и не планировал когда-нибудь делать иначе. Я сожалею и никогда больше не допущу похожую ошибку, только позвольте мне жить, прошу, пощадите меня… — Что скажешь, Юнги? — вопрос был риторическим, так как похоже было, что он теперь уже всё решил. — Не знаю, Джун, — тот с интересом наблюдал за Намом, догадываясь о его решении. — Думаешь, пощадить его? — Нет, конечно, — Намджун хмыкнул. — Однако убивать я его пока не буду. — Спасибо! — выдохнул с облегчением Тэхён. — Я… — Рано радуешься, — продолжил тот. — С этого момента у тебя нет никакого права голоса. Если мне, к примеру, приспичит взять тебя на крыше в три утра, то ты полезешь на крышу без слов. Если Чонгук вдруг захочет влепить тебе пощёчину, то ты подставишь щеку. А если мы тебе прикажем прыгнуть с десятого этажа, значит, ты прыгнешь. Понял? Это цена твоей никчёмной жизни, с этого момента принадлежащей нам. Тэхён воспринимал всё это, как в замедленной съёмке: Намджун сперва говорит ему, что он будет жить, а затем, что тот должен стать буквально их рабом. В первый момент Тэхён подумал, что, в принципе, ничего не изменится. У него и так фактически нет права голоса. Однако затем, после объяснений Нама, он понял, что всё будет намного хуже. Настолько плохо, что мысль о быстрой смерти противной смесью отчаяния и безвыходного положения всё же прошлась по нервам, будоража сознание. Однако у него всё равно уже не было права выбора. Если Намджун сказал, что так будет, значит, всё уже решено. И с того дня всё так и было. Он становился всем, кем ему говорили стать: слугой, рабом, мальчиком для битья, подстилкой. Его жизнь превратилась в ежедневные кошмары, из которых он не мог выбраться, и убежать не получалось. Он видел пару раз Джина, но не рассказал ему о том, что происходило; а Чимина он не встретил ни разу. С одной стороны, он понимал, что так надо, так как Чимина не пощадят, а убьют на месте. А с другой стороны, всё это было немного несправедливо. Всё же Тэхён и правда не Иисус, чтобы жертвовать собой во благо других и подставлять своё тело под выстрелы. Но он не завидовал Чиму, это точно, и надеялся, что группировка не выйдет на него. Никогда. Иначе тому конец. Тэхён молча подошёл к стулу и взял верх младшего, затем возвращаясь к койке и молча протягивая одежду Чону. Тот коротко приказал подождать и сперва умылся, и только после этого забрал свою рубашку из рук Тэ, быстро надевая её. Ему уже было не больно, рана почти зажила и больше не мешала ходить в тренажёрку, к великому счастью младшего. Однако поиздеваться — дело святое. — Застегни мне ширинку, — невозмутимо произнёс он, смотря в упор на поперхнувшегося воздухом Тэхёна. Тот ничего не ответил, а просто, неловко сглотнув, присел перед Чоном на корточки и неуклюже сделал то, что от него требовалось. Его руки были так близко к члену младшего, что во рту пересохло, и штаны в одном конкретном месте стали слегка давить. Однако вот уже два месяца Тэхён занимался сексом лишь с Намджуном и Юнги. Чонгук не присоединялся и даже не наблюдал, а обычно выходил или же отстранённо брал книгу в руки, ложась и начиная читать. Тэхёну не хотелось думать о том, что он, может быть, стал ему мерзким. Что он запретил ему касаться себя и сам тоже не касался старшего не просто так. Было невыносимо представлять, что он никогда больше не почувствует тепло тела Чонгука, его мягкие губы на своих, да даже вкус спермы или же боль, которую дарили крепкие руки. Всего этого хотелось больше, чем когда-либо, будто он наркоман, которому не давали дозу. И не просто не давали, а вертели желанным пакетиком перед носом каждый чёртов день, извращенно издеваясь. Что хуже всего, Тэхён не хотел самому себе стать мерзким и грязным, понимая, что страсть и желание, которые в нём вызывал тот, кого он должен ненавидеть, ведут его именно к этому. Тэхён заново сглотнул и встал, ожидая, что же младший прикажет ему делать дальше. Но тот коротко сказал, пренебрежительно усмехаясь: — Можешь идти, и позаботься о своём возбуждении, а то оно так выпирает. Люди подумают, что у тебя давно секса не было, — протянул он, намеренно на пару секунд опуская взгляд на очевидный бугорок. Уши Тэхёна нещадно покраснели, но он кивнул и быстро вышел из камеры, незаметно прихватив с собой одну важную вещь, которая была ему на тот момент необходимой. Он направился к общему туалету и зашёл в одну из кабинок, попутно отметив, что всё помещение пусто. Он разжал кулак и посмотрел на ту вещь, которую он забрал из камеры. Небольшого размера металлические анальные шарики, связанные между собой тонкой цепочкой, легко помещались в руке и их было так же просто спрятать таким образом, чтобы даже при проверке они не были найдены. Тэхён купил эту игрушку почти месяц назад у какого-то странного типа во дворе за сигареты, которые он украл у каких-то преступников. Но он ещё ни разу не пытался эти шарики использовать, боясь, что его поймают. Но сейчас ему это надо было. Слишком сильно. Он опустил крышку унитаза и приспустил собственные штаны, чувствуя себя по-идиотски. Он не просто собирался подрочить, что ещё и более-менее приемлемо, но ещё и хотел отыметь сам себя в тюремном туалете. Но Тэхён уже не мог отказаться от такой возбуждающей идеи и всё-таки полностью снял штаны вместе с трусами, сложив их на единственную полочку, на которой стояла ещё и туалетная бумага. Отметив готовый к бою член, он вздохнул. Даже при таком количестве секса, как у него, член сумел среагировать на простое застёгивание ширинки Чонгуку. Что за чушь. Однако всё было именно так, и Тэхён лишь легко провёл по стволу ладонью и поднял ногу, опуская её на крышку унитаза. Он постарался устроиться поудобнее, насколько это было возможно, и ещё раз посмотрел на шарики в руке. Конечно, он не забыл смазку. Она была у него в кармане ещё со дня до этого, когда он засунул её туда после того, как чуть не скончался от грубого секса с Намом. Тот не мог найти смазку и решил взять Тэ без неё, результатом чего являлись боли и приглушённые рукой у рта крики. Намджун его не порвал, но Тэхён потом обыскал камеру и всё же нашёл треклятую смазку, которая валялась в каком-то углу, и решил оставить её в кармане, на всякий случай. Так вот, нога на унитазе, член наготове, в руке уже не только шарики, а ещё и смазка. Идеальное начало дня. Он усмехнулся своим мыслям и взял пальцами немного смазки из тюбика, после чего засовывая сразу два в себя. Он смущённо выдохнул и начал осторожно двигаться ими внутри, быстро и ловко растягивая себя. Следом вошёл третий палец, а затем все три покинули тесное пространство, и их заменили обильно смазанные шарики. Они легко проскользнули внутрь, и Тэхён, не сдержавшись, тихо простонал от наслаждения. Шарики скользили внутри, казалось, задевая миллион чувствительных точек, а не одну лишь простату. Парень закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Одна его рука плавно проходилась по члену, ловя собственный ритм, а другая управляла шариками. Тэхён представлял, много представлял. В его мыслях Чонгук за ним, и его рука на члене Тэхёна, даря так нужное расслабление, а член хаотично движется внутри, из-за чего были возможны такие невероятные ощущения. В его желаниях Чонгук повторяет, что Тэхён грязная сучка, но его любимая. Что он поплатится за всё, на что Тэхён отвечает, что с радостью примет каждое наказание, которое придумает Чонгук. И стоны, стоны, вместе с пошлыми шлепками тела о тело, как и непрекращающаяся линия наслаждения. С губ Тэхёна срывались стоны всё громче и громче, а он, сам того не осознавая, откинулся головой и грудью вперёд, придерживаясь за стенку кабинки и беспорядочно дыша. Он не заметил того момента, когда дверь кабинки открылась. Он лишь услышал шелчок и почувствовал чужие руки на своей попе, которая тут же узнала их владельца. Чонгук. Чон ещё в камере заметил блеснувший металл в руках Тэхёна. Честно говоря, он испугался, что этот металл может оказаться ножом или чем-нибудь ещё, и поэтому он, борясь с самим собой, пошёл за старшим в туалет. Прибыл он туда как раз в тот момент, когда первый стон покинул губы Тэхёна. И Чонгук всё понял, но, вместо того, чтобы гордо уйти и продолжить своё и Тэхёна мучение, остался. Напрасно. Услышав хлюпанье смазки и протяжные стоны, он сперва возбудился, а потом уже испугался, что кто-то может зайти. Поэтому он написал по новоприобретённому телефону сообщение Юнги: «Сделай так, чтобы в туалет на нашем этаже никто не зашёл. Пож. Срочн. Потом объясню». И убрал его в карман, заметив, что возбуждение только увеличивалось и требовало рук, рта или же задницы. И не чьих-либо, а Тэхёна. Поэтому он, услышав ещё один стон, не сдержался и зашёл в ту самую кабинку, закрывая её за собой и на секунду упиваясь открывшимся ему развратным видом. Уже на следующий момент он был за таким жарким Тэхёном, собственнически касаясь его упругой и такой желанной попы. Чонгук заметил, что Тэхён, даже не поворячиваясь, понял, кто именно касается его, и от этого возбуждение ещё сильнее прошлось организмом, делая любое промедление невыносимым. Хотелось взять. Взять и обладать. И он не собирался отказывать себе в этом. Поэтому Чонгук впился губами и зубами в беззащитную шею, оставляя первый засос на горячем теле. Ответом ему был лишь протяжный стон и всё такое же учащённое дыхание, сводящее с ума. Резко отбросив мешающую рубашку старшего, он провёл рукой по его позвоночнику, чувствуя подушечками пальцев нежную кожу, кое-где исполосованную плетью, которой любили пользоваться Нам и Юн. Затем рука Чонгука опустилась к дырке и нащупала нитку от шариков, которые и оказались тем самым металлическим предметом, заманившим его сюда. Он понаблюдал за тем, как Тэхён извивается из-за них, и захотел сделать с ним то же, но уже без их помощи. Поэтому он вынул их, сразу же заменяя своим каменным членом. Он взял смазку и нанёс небольшое её количество на член, который проскользнул внутрь манящего отверстия почти без труда. Под руками, держащими старшего за талию, Чонгук почувствовал лёгкую дрожь наслаждения от проникновения, и начал двигаться. И всё было так правильно в тот момент. Казалось, что так должно быть всегда. Стонущий Тэхён и за ним возбуждённый Чонгук, входящий в податливое тело, даря наслаждение им обоим. Губы Чонгука теперь уже целовали тот самый укус, а руки прижимали к своему телу, позволяя ощутить то самое тепло, которое было необходимо Тэхёну. А тот был на седьмом небе от счастья. Ведь он лишь мастурбировал, представляя Чонгука и не надеясь ощутить его руки, его губы на себе, его член в себе, и вот он материализовался возле него, превращая его мечты в реальность, подобно волшебнику. Тэхёну большего и не надо было, только чтобы Чонгук был рядом, и чтобы касался. Разрядка, как ни оттягивали её оба, накрыла их головокружительным оргазмом почти одновременно. Когда Тэхён сжал Чонгука в себе, кончая, тот тоже не выдержал и кончил прямо в старшего, прижимая его всем телом к стенке и нехотя выходя затем из него. Моменты превращались в минуты, пока парни приходили в себя. И оба думали о том, как же хорошо. Просто так, без всего, без путаницы. Тэхён повернулся лицом к Чонгуку, прислоняясь теперь спиной к холодной стенке, так как ноги еле держали. Он посмотрел на Чонгука, не зная, что сказать. А надо ли говорить? Но когда тот посмотрел на него в ответ, Тэхён смущённо опустил взгляд и тихо сказал: — Я люблю тебя. И вроде так легко сказать, но так сложно было понять. Он не хотел признавать, что любит. Даже когда понял, что это так, всё равно не хотел. Ненависть давила где-то в районе грудной клетки, но не могла перебороть противоположное ей чувство, быстро пустившее корни где-то слишком глубоко. Можно назвать это горьковатой любовью. Любовью с привкусом горечи. Но никак не горечью с привкусом любви. Потому что именно любовь к Чонгуку поглотила Тэхёна. Любовь, а не ненависть. — А я тебя нет. Слова может и ожидаемые, но больно ударившие под дых. Однако Тэхён не отпрянул и не отвернулся, а, помолчав пару секунд, сглотнул и ответил: — Моей любви хватит на обоих, — Тэхён опять поднял взгляд, пытаясь не звучать отчаянно. — Просто позволь мне попробовать быть с тобой. Дай мне шанс. — У тебя не может быть шанса, — Чонгук сказал жёстко, даже не пытаясь фильтровать слова. — И неужели тебе так хотелось, чтобы я тебя выебал, что ты выдумал какую-то любовь? Или это оттого, что тебе хочется смягчить меня, хочется не быть больше рабом и таким образом добиться пощады? Запомни, куколка, — он продолжил, несмотря на то, что губы старшего дрожали, а несколько слезинок покинуло его глаза и проделывало свою дорожку вниз по щекам. — Ты жив лишь потому, что Намджун так захотел. Будь я на его месте, тебя бы уже давно не было в живых. — Я никогда не… — прерывисто начал Тэхён, так и не закончив. — Я с радостью буду твоим рабом. Даже если наши отношения будут подразумевать это. Я не пытаюсь купить тебя слезами и телом… Прости меня. Я всего лишь прошу тебя дать мне шанс. — Какие отношения, детка? — Чонгук усмехнулся, покачав головой, пока правая его рука гладила бок Тэхёна. — Их нет и не будет. Мой ответ — нет. И всё. В тот момент, вместе с этими словами, всё закончилось. Нет, Тэхён не умер, хоть ему и хотелось очень. Банально было бы сказать, и что его душа умерла. Но сказать, что что-то в нём сломалось безвозвратно, было бы уместно. Особенно когда невыносимая боль в груди не позволяет дышать, и когда зрение мутнеет от слёз. Руки и ноги не слушаются, всё тело будто тянутся к младшему, хочет, чтобы тот поддержал, чтобы хотя бы согрел, хоть немножко, но он не желал этого. И когда Чонгук не желает, то это закон. Возврата нет, всё так, как есть, и ничем не стереть только что произошедшее. Зато Тэхён хотя бы был благодарен за то, что тот сказал всё чётко и без «возможно» и «наверное». Так всё ясно, нет недосказанности, и нет двузначности. Прямо и коротко, так, как должно быть. Как Чонгук всё делает. — Оденься и выходи, — Чонгук продолжил, будто ничего не было. — Завтрак не резиновый. Тэхён послушно натянул штаны и рубашку, предварительно быстро смыв с себя семя. За это время Чонгук вышел из помещения и, заметив у двери одного недовольного мужчину, сказал: — Спасибо, что посторожили, — он вежливо кивнул. — Можете идти. Тот тоже кивнул в ответ и ушёл. В ожидании Тэхёна, Чонгук оперся спиной об стену и прикурил. Ему не хотелось думать, но ситуация требовала именно этого, да и сигарета была приятным фактором некоторой расслабленности. Чонгук отлично понимал, почему сделал всё так. Надо было, надо было выжечь Тэхёну сердце, так, чтобы на его месте остались всего лишь угли. Надо было убить его, чтобы он понял, что всё это невозможно. Что он живёт в мечтах, из которых надо выбираться. Тем более, что любовь эта, если она вообще существует, поверхностна и корыстна. Она не существует на самом деле, Чонгук был уверен в этом. Или это он так считал.