300 кругов ада.

Как только пистолет коснулся губ, Джин почти инстинктивно попробовал дёрнуться и отпрянуть, но смог всего лишь немного отодвинуться, что ни разу не спасло его от холода металла на губах. — Не дёргайся, детка, — Джин ощущал ухмылку Чонгука, он мог почувствовать её на своей коже как огнём выписанный приговор. Да, Джин боялся. У него улетели к чертям все договоры с самим собой, вся выдержка и каждый атом желания бороться за свою гордость. Когда заряженный пистолет даже не на миллиметры от лица, а прислонён к лицу, то некогда думать. А Джин знал, что пистолет заряжен, ведь это его пистолет, и он сам его заряжал. Как же он ошибся, оставляя его на столе. Но парень послушно прекратил дёргаться и лишь сжал губы и сглотнул, пытаясь взять себя в руки. Кричать и звать на помощь не было смысла, так как Чонгук мог прервать его крики на полуслове всего лишь спустив курок. Да и не только поэтому эта идея была бесполезной: Джин должен был показать, что доверяет. Что отдался. — Он хотя бы… — начал Джин тихо, не сдержавшись. — Хотя бы на предохранителе?.. Хозяин. — Пока нет, — смешок. — Но если ты откроешь свой прекрасный ротик, то я, так и быть, включу предохранитель. Джин знал, зачем Чонгук хотел, чтобы он открыл рот. Знал, что это случится. И всё равно открыл. Услышав щелчок предохранителя, Джин немного успокоился. Теперь его хотя бы не убьют ненароком. Но его жизнь всё ещё была в руках Чонгука, и он мог окончить её в любой момент, хоть старшему и казалось, что он не сделает этого. Зачем ему убивать кого-то, кто не представляет для него никакой опасности? Зачем пачкать кровью руки, если человек сдался? То, как ствол пробирался внутрь рта, прервало его размышления. Он запаниковал и попытался сжать губы и вытолкнуть изо рта пистолет, попутно мыча, но ничего не получилось. Оружие оказалось лишь глубже, и поэтому он перестал пытаться его вытолкать, а просто стал учащённо дышать, ожидая, что же дальше. Он не хотел делать минет пистолету. Тем более, что оружие могло выбить его зубы или что похуже, если Чонгук решит трахнуть им его рот. Джин чувствовал огромный ком в горле, который от страха не давал мыслям нормально появляться и исчезать. Они были больше похожи на водоворот, утягивающий в свою бездну всё, в том числе и самого Джина. — Работай, детка, — Чонгук строго сказал, заставляя Джина заледенеть. — Покажи, что умеешь. — Уаху… Хахяин… — неразборчиво произнёс Джин, сглатывая вязкую слюну уже в сотый раз. — Я… — Я что сказал, м? — резко выговорил Чон, тут же снимая оружие с предохранителя. — Непослушная ты подстилка… Джин в этот раз не медлил и даже не подождал, пока Чон договорит. Под повязкой его глаза уже были полны невыпущенных слёз, а губы дрожали, когда он обхватил ими пистолет в полной боевой готовности. Если Чонгук сейчас выстрелит, то пуля пробьёт ему горло и он умрёт недостойной и некрасивой смертью. Джин языком проделал путь по металлическому стволу, чувствуя отвратительный привкус того самого металла. Почувствовав затем рвотный позыв именно из-за вкуса, он осторожно закашлялся, дёргаясь не слишком сильно, после чего опять попытался сделать то, что от него требовалось. Пару минут спустя он услышал заветный щелчок, а затем пистолет покинул его рот, отчего Джин почувствовал такое невероятное облегчение, что ему захотелось благодарить небеса за всё, что они ему дали, и хорошее, и плохое. Хотя эти два понятия весьма относительны. Чонгук же положил оружие обратно на стол, попутно говоря: — Что ты хотел сказать, и не смог из-за пистолета? — он издевался, предполагая, что Джин в такой ситуации мог сказать, но старшему было плевать. — Что я бы с радостью сделал минет вам, хозяин, — слова были унизительными, но ему уже было совершенно всё равно, только бы больше не пистолет. — Разве так просят, сучка? — Чонгук не смягчался. — Ты должен заслужить мой член. Он — награда для хороших мальчиков. После чего парень начал его развязывать. Когда на Джине осталась всего лишь повязка, лишающая его возможности видеть, Чонгук приказал ему встать, и после этого младший привёл его к столу и нагнул туловищем на него. Грудь резко соприкоснулась с холодной поверхностью, а положение выглядело очень открыто и пошло. Чонгук держал Джина так, чтобы попа была первым планом. Он заставил раздвинуть ноги старшего, многозначительно «помогая» ему своим коленом, из-за чего ему открылся прекрасный вид, которым он несколько долгих секунд упивался. Чонгук подумал, что неплохой экземпляр нижнего ему попался. Почему Намджун с ним нянчился? Надо было просто нагнуть и всё. — Хён? Чонгук подошёл к Намджуну почти сразу же после разговора с Джином. Он понимал, что у старших что-то было и что-то всё ещё есть, и не имел никакого желания влезать в их дела. Однако после того, как Джин так отчаянно сказал, что пойдёт на всё, чтобы не попасть в тюрьму из-за наркотиков, младший не мог не согласиться. Тем более, Намджун же, видимо, проебал свою возможность. А если главарь с этим парнем так носится, то есть, видимо, за чем носиться. — М? — Намджун не оторвался от созерцания новостей. — Ко мне только что подходил тот сторож. Ким Сокджин, — Чонгук внимательно наблюдал за тем, как лицо Нама мгновенно будто заледенело, хоть глаза всё ещё наблюдали за брюнеткой на экране телевизора. — И я помогу ему смыть с себя ответственность за твои наркотики, а взамен он побудет моей шлюшкой на ночь. Чонгуку показалось, что вокруг слишком тихо, несмотря на гул заключённых и постоянный шум. Намджун не реагировал, несмотря на то, что отчётливо услышал всё. Тот будто обдумывал, как отреагировать, пытался разобраться в том, а надо ли вообще отвечать. Надо ли, или лучше просто не обращать внимания на всё? — Уничтожь его, Чонгук, — вдруг повернулся к младшему парень, пугающе спокойно выговаривая каждое слово. — Раздави его гордость, убей чувство собственного достоинства, как и любой намёк на строптивость. Я хочу, чтобы в следующий раз он приполз ко мне на четвереньках, именно ко мне, умоляя о помощи, — он говорил жёстко, смотря прямо в душу. — Но если зайдёшь слишком далеко, то отвечать уже будешь ты. Клянусь жизнью. — Почему? — бесчувственно пресёк Чонгук. — Он же просто шлюха, которая трясётся за свою собственную задницу. А я могу и не почувствовать границу, ты ведь понимаешь. — Постарайся, — ледяной айсберг норовил разбиться об огненное кольцо. — У меня с ним дела ещё не закончились. Я с ним ещё не закончил. Тон не оставлял Чонгуку выбора. Насколько бы сильно он ни хотел наплевать на слова Нама и просто взять Джина, спустив тормоза, такое может привести к смерти. Смерти самого Чонгука. Намджун — главарь не просто за красивые глаза. И нет, Чонгук не сожалел о том, что рассказал Наму обо всём. Он понимал, что всё закончилось бы более чем печально, узнай Ким это из чужих уст. А остаться частью группировки всё же хотелось. И живым тоже, да. Поэтому Чонгук кивнул, покоряясь воле старшего. И, не желая зацикливаться на таком неприятном вопросе, он перевёл тему, заметив, что Джун куда-то собирался. — Ты куда? — не то, чтобы было невероятно интересно, но и узнать не мешало бы. — Для меня выкопали кое-какую информацию о том ебучем стороже, который впихнул меня в одиночку, — глаза горели недобрым огнём. — Он должен расплатиться за это. Вспомнив весь разговор с Намом, Чонгук встрепенулся и твёрдой рукой ударил Джина по заднице, наблюдая за незамедлительно раскрасневшейся правой половинкой. Он подумал, что да, неплохой экземпляр. Но даже он не мог сравниться с… Нет. Не время, не место. Надо отвлечься. — Считай. Не вслух. Когда спрошу, скажешь, сколько насчитал, — приказал Чонгук, наслаждаясь развратным видом на голое тело перед собой. Он не услышал ответ и поэтому ударил сильнее, грубо потянув старшего за волосы. — «Да, хозяин», — процедил младший, собираясь познакомить голову Джина со столом. — Д-да, хозяин, простите, — Джин понял, что от него ожидается, и безропотно сказал. — Я считаю, хозяин. Удовлетворённый таким ответом, Чонгук выпустил из рук волосы старшего и резко укусил его за поясницу, наблюдая за тем, как на коже расцветает засос. Эстетика завораживала, но чего-то не хватало. Парень огляделся по комнате в поисках предмета, который мог бы послужить как орудие пыток, и его взгляд упал на чёрный кожаный ремень, который до этого снял Джин. Банально, ведь Чонгуку хотелось поэкспериментировать, но сойдёт. Взяв полицейский ремень, Чонгук растянул его в руках и оценил неплохое качество. И затем, замахнувшись, ударил по столу, с целью напугать. У него это удалось, так как Джин от страха дёрнулся, однако тут же возвращаясь на место, чтобы не злить Чона. После на этот раз настоящего удара Джин уже постарался не дёргаться, но тело всё же не могло оставаться неподвижным, когда в мягкую кожу врезался жёсткий ремень, вызывая ужасную боль и ещё ужасней страх. Джин подумать не мог, насколько страшно не знать, что будет дальше. Не иметь возможности видеть ремень, которым его не щадя пороли, не иметь представления о том, насколько далеко пойдёт Чонгук и не иметь никакого шанса на побег или же отказ. «Стоп-слово»? Нет, не слышали. Не говоря уже о том, что сам Джин не знал своих границ, так как никогда не желал их испытывать на прочность. Неизвестность пугала почти так же сильно, как Чонгук, управляющий ситуацией. Знать, что всё в его руках, что жизнь старшего в его руках, было неописуемо. Нервы натянулись, как струна, а в мозгу, в унисон со сердцем, стучала лишь одна фраза: «Это закончится». Только надо выдержать. А удары всё не прекращались, лишь разнообразились теперь и спиной. Джин сосредоточенно считал каждый, чтобы случайно не ошибиться, когда его спросят. Когда удары перестали сыпаться, Джин выдохнул, о чём затем пожалел. Ремень оказался под шеей и Чонгук потянул за него, призывая старшего приподняться. Тот сделал это, несмотря на то, что руки держались на честном слове, а ноги были ватными. — Раздели количество ударов на свой возраст и умножь его на мой, прибавив ко всему годы моего пребывания в этой дыре и опять разделив, но теперь уже на твой стаж работы в качестве копа. Джин чуть не взвыл, понимая теперь, что ему ничего не поможет. Ведь даже если он, по невероятному стечению обстоятельств, назовёт правильный ответ, то Чонгук лишь одним словом сможет оповергнуть его решение и наказать. Как ни крути, Чонгук дёргает за нитки и устанавливает правила игры. Игры, в которой всего одно правило: хозяин — это Чонгук. А хозяина нельзя ослушаться. — Прошу, простите меня, хозяин, — Джин кусал губы от унижения, даже после своих разумных мысленных доводов. — За мою тупость. Я не смогу решить эту задачу, простите. — Всему тебя надо учить, шлюшка, — протянул Чонгук, проводя по исполосованной коже рукой. — Ну что, повторить ещё раз порку, чтобы ты научился считать? Джин понял каверзность этого вопроса. И вроде у него спрашивают мнение, то есть ему дают мнимое право выбора, но на самом деле это лишь уловка. Если ответить «да», то понятное дело, ему ничего хорошего не светит. Ответив «нет», и ещё умоляя, ибо как же без этого, он сам выроет себе могилу с названием «я не спрашивал твоего мнения». Но зато если он схитрит и поставит всё на одну карту… — Я покоряюсь вам, хозяин, и не имею право выбора… — скрепя сердце высказался старший. На что Чонгук весело рассмеялся: — А ты не прост, детка, — он почти нежно погладил его по попе, немного сжимая половинки. — Я предполагал, что ты так ответишь. Однако, дам тебе искренний совет: не пытайся думать, ты не для того здесь находишься. Меня злит, когда шлюшки думают, запомни. Конечно. Он опять доказал Джину, что всё зависит от того, кто дёргает за нитки. Чонгук ясно дал ему это понять, и Джин не забудет. — Да, хозяин, — всё, что требовалось, и всё, что Джин мог выжать из себя на тот момент. Он почувствовал руки Чонгука слишком близко, а затем понял, что тот развязывает его повязку. Когда Джин наконец смог открыть глаза, он не увидел ничего нового, а лишь осознал, что это помещение никогда не будет для него прежним. Он безропотно опустил туловище обратно на стол, когда Чонгук легко его толкнул, и почувствовал себя ещё уязвимее, чем прежде. Это было нелогично, ведь теперь он мог видеть, но в то же время что он мог видеть? Своё положение? Большой член Чона? Ничего не поменялось, и не поменяется, пока Чонгук не позволит. И это закон. Закон, который Джин усвоил. — Не смог подготовить себя, а, детка? — спросил Чонгук, проводя пальцем по нежному колечку анального отверстия Джина. — Не смог, хозяин… — Джин же из-за этих его манипуляций нервно поджимал пальцы на ногах и впивался зубами в собственные губы, одновременно закрывая глаза. Чонгук взял немного смазки и прислонил свой палец ко входу, сразу же проникая внутрь в унисон с неровным дыханием старшего. Он не церемонился, как то делал Джин, и тот внезапно понял, почему у него не получилось самого себя растянуть. Он был недостаточно груб. А у Чона грубости в самый раз, и даже больше, потому что тот уже просовывал второй палец и разводил оба внутри, причиняя всё большую боль. Когда третий начал врываться, Джин не сдержался и сдавленно крикнул, выпуская на волю слёзы боли. — Пожалуйста, мягче, прошу…! — он не посмел просить его остановиться или же прекратить, а лишь замедлиться. — Мне слишком больно… — Тэхён не скулил так, даже когда его порвали. — Я не Тэхён, хозяин. И это мой первый раз, — немного резко высказался Джин, но он уже не мог себя контролировать. Чонгук чувствовал себя, будто его подло ударили под дых. Он сам упомянул Тэхёна, этим давая Джину возможность полноценно отбиться от удара, и было слишком поздно вернуть слова обратно. Не сказать, что старший разозлил его, нет. Тот не виноват в его с Тэхёном непонятных отношениях. Хотя нет. Он виноват. Виноват в том, что не его детка. Не те черты, не то тело, не тот голос. Однако не было времени думать, и он резко вынул пальцы, вызвав ещё один крик. Не обращая внимания на сжавшегося от боли Джина, он покопался в шкафчике и вынул оттуда две вещи, затем обойдя стол и показывая их Киму. — Выбирай. В левой его руке лежал немаленький резиновый член, который блестел на свету красным. А в правой — маленькая конструкция, включающая в себя и анальный вибратор. Джина сразу привлёк предмет, находящийся в правой руке Чона, и он без промедления показал на него. Когда конструкция была прикреплена на основание члена и яички, Джин невольно задумался о том, какой же извращенец придумал эту хрень. Вибратор резко прошёл в анальное отверстие, и Джин даже не успел опомниться, как его включили. Ноги стали ватными, и он соскользнул на пол. Игрушка вбивалась прямо в простату, что приносило невероятные ощущения, на грани с болью. Джин рвано выдохнул и пропустил мимо ушей приказ Чонгука подняться, что привело к тому, что тот резко поднял парня на ноги и влепил ему пощёчину. — Ещё раз это случится, и я выну эту штуку из тебя и сам выебу без смазки. Понял? — угрожающе процедил Чон, смотря старшему в глаза и ловя осмысленный взгляд в ответ. — П-понял, хозяин… — выдохнул Джин, с каждым движением чувствуя вибратор всё сильнее. Как же унизительно. Слишком унизительно, и из-за этого Джин чувствовал себя как последняя грязная тряпка. Хотелось прекратить это, вырвавшись и зарядив младшему кулаком в глаз, но разумная сторона Джина верещала, что это плохая идея. Что ему надо выплатить долг. Что Чон сильнее, и это было понятно уже по тому турниру боёв без правил. У старшего не было шансов, и он просто должен вытерпеть. — А знаешь… — Чонгук остановился и прижал Джина теперь уже к стене, заставляя прогнуться в спине и затем резко вынимая вибратор вместе с остальными его частями, отбрасывая его в сторону. — Я передумал. «И никакой, блять, Намджун меня не остановит, он мне не ебучий отец», — подумал Чон, расстёгивая ширинку. Он знал, что может порвать, что может перейти ту границу, о которой предостерёг его Нам, но было уже плевать. Приказав прогнуться ещё сильнее, он пристроился ко входу, не слушая непрекращаюшиеся мольбы понявшего, что произойдёт, Джина. Тот даже дёрнулся, вырываясь всего на секунду, но Чон смог вернуть его в изначальную позицию без особого труда. — Ты же хочешь, чтобы твоя попка осталась в целости и сохранности, так ведь? — он пугающе мягко говорил, гладя старшего по волосам. — Тогда будь хорошей сучкой и перестань вырываться. Джин тут же послушался, не зная даже, правда ли то, что говорил Чон, но хватаясь за единственную видимую соломинку. Он боялся, что не выдержит, что отрубится, а Чонгук продолжит трахать его тело. Боялся, что никогда больше не сможет сесть. Много чего боялся. Но когда в него вбился младший, он понял, что значит, когда больно настолько, что искры из глаз. Смазки было мало, слишком мало, тем более что Чонгук сразу же начал двигаться, даже не позволяя Джину свыкнуться с размерами. Рука младшего уже не гладила, а норовила вырвать клок волос. Крики сливались с пошлыми шлепками, создавая извращенно-больную симфонию. Было настолько больно, что боль стала частью Джина. В какой-то момент он перестал понимать, где болит. Ведь он чувствовал ужас в каждой клеточке своего тела, каждой молекуле, которая разбивалась на миллион мелких кусочков, приходя в контакт с телом Чонгука. Ведь он так невовремя вспомнил кошмар, который ему приснился в отключке, и из которого его вырвал Намджун. Так чёртово невовремя. Провалы в памяти. Потери сознания. Кровь, удары, пот, слёзы, дрожь, нереальная боль. Мольбы, мольбы, мольбы. Когда через парня прошли уже почти все, он чувствовал, что умрёт от боли, настолько она была нечеловеческой. Сил не было. Он уходил в желанную тьму с одним-единственным именем на губах. Намджун. И тот кошмар был настолько реальным, что он убивал Джина и возрождал в нём нечто больное. Нечто отвратительное у самого корня и ужасное у вершины. Желание вернуться к источнику его ужасов. К Намджуну. Желание умолять его о прощении за всё, что было и чего не было, желание прочувствовать, вспомнить забытое и убить себя после этого. Потому что грязно, пошло, но единственно правильно. Правильно ли? Нет. Наверное. Джин запутался. Будто вообще можно было думать с членом по желудок. Чон был настолько большой, что старший не завидовал тем, кого он берёт постоянно. Тэхёну. Выбросив из головы все ненужные мысли, он попытался подавить боль, сосредоточившись на тех случайных попаданиях по простате, которые получал он в награду за ужас. Не помогало, ничего не помогало. Ему казалось, что Чонгук порвал его повсюду, порвал его органы, всё. Особенно потому что на раны от ремня будто соли насыпали из-за пота, что только подливало масла в огонь, горящий и прожигающий. Вздох. Чонгук кончил. Он резко вышел из Джина, бесчувственно позволяя ему упасть на пол и собраться в комок. Пока младший застёгивал ширинку и приводил себя в порядок, Ким не знал, что делать. С одной стороны, он хотел просто сбежать, не оглядываясь. С другой стороны его прельщал всё ещё лежавший на столе пистолет, который ему хотелось взять и использовать на Чонгуке. А с третьей он хотел просто лежать на полу и ждать, пока все сдохнут или же пока сдохнет он сам. Однако если первый и последний вариант были почти невыполнимыми, то второй мигал красной лампочкой прямо перед глазами в виде сияющего на свету металла. Но он не сделал этого. Он просто подождал, пока Чонгук повернётся к нему и скажет хоть что-то. Но тот не оправдал ожидания. Он не повернулся и не сказал ничего, а просто ушёл, закрыв за собой дверь. Просто ушёл. И почему-то Джин из-за этого чувствовал себя хуже, чем если бы в его сторону бросили хоть обидный комплимент, хоть дурацкое «сучка». Его просто использовали и оставили гнить, как мусор. А может это и есть его самое верное описание?