300 кругов ада.

Намджун удивлённо смотрел на Хосока, пытаясь переварить его предложение. И как только до него дошло, что тот всерьёз предлагает пожертвовать друзьями, нет, скорее братьями, ради того, чтобы избавиться от кошмаров, он сжал зубы и процедил: — Нет. Хосок пожал плечами, словно не понимая мотив отказа. — Любой из них, я полагаю, сделал бы для тебя такое, — Хосок усмехнулся, наблюдая за смятением на лице парня. — Так почему нет? Ты знаешь, что только так я тебя пощажу… — Нет. Я никогда не пойду на такое, — Намджун твёрдо ответил, даже не дослушав старшего до конца. — Если вам так хочется отдать меня господину Цу, сделайте это. Я готов жить в кошмарах, даже зная, что умру, но не могу предать парней, обращаясь с ними, как с товаром. Мой ответ — нет. Хосок изучал лицо парня, так твёрдо кидающегося словами, которые покидали мелко дрожащие губы с уверенностью, сравнимой только с последними словами утопающего. Он ни разу не запнулся, он даже не рассмотрел такой вариант. Конечно, Чону захотелось его проверить. Конечно, этот человек же главарь той группировки, в которой состоит Юнги, и Хосок не мог не проверить его. А момент с Цу подвернулся более чем удачно. Старший видел, как Ким запинался при его упоминании, как робел от одного имени, и знал, почему. Он знал всё об этом парне, знал, как он сбежал от Цу и что сделал потом, а также знал, чем он занимался у этого мерзкого старикашки, так как приказал доставить ему всю подноготную. И да, Хосок также блефовал. Он не говорил с Цу и не планировал этого делать, так как с таким огрызком человеческого рода ему нечего было обсуждать. И он уже собирался ответить Наму, как его телефон завибрировал. Он вынул его из кармана брюк и посмотрел на дисплей. Ну конечно. Хосок кивнул Намджуну, чтобы не пытался никуда уйти, и вышел, отвечая на звонок. Однако не успел он поприветствовать звонящего, как с другого конца трубки он услышал тихий вопрос: — Он у тебя, да? Хосок хмыкнул и прислонился к стене, прикуривая. — Мхм, — он не скрывал этого, так как рассчитывал на то, что Юнги догадается, как только поймёт, что следов нет, что всё настолько чисто, будто главаря группировки и вовсе не существовало. — Ты не смог его сдержать, малыш. — Он не мог сделать ничего страшного, хён, — Юнги нервно теребил в руке мобильник, и Хосок понимал это по мнимым помехам в линии. — Ты бы не позволил ему… — Он попытался, и это было хорошей попыткой, только хакеры у вас какие-то незащищённые, — отрезал старший, выпуская дым изо рта. — Отпусти его. Отпусти, пожалуйста, — Шуга протянул своим особенным, нежно-бархатным голосом, который Чон так любил. — Зачем он тебе? Я уверен, что ты уже заставил его пожалеть. Окурки падали на пол. — Да, заставил. И я отпущу его, можешь не волноваться, — на другом конце линии удивлённо выдохнули. — Он только что смог выкупить у меня прощение. — Неужели деньгами? Но у тебя же в тысячу раз больше… — Конечно не деньгами. Не волнуйся, скоро я верну твоего драгоценного друга. Целого и невредимого. Ну, почти, так как придётся его немного подлатать. Увидимся, малыш, — и Чон прервал звонок, не дожидаясь ответа. Он тут же вернулся в помещение, решив докурить уже там, и нашёл Намджуна на корточках перед коробкой с инструментами. Хосок немного напрягся, опустив руку на кобуру своего пистолета, но Джун тут же поднял руки и покачал головой: — Я ничего не сделаю. Мне просто было интересно, — он отошёл от коробки, договорив, — интересно, есть ли хоть что-то, что на мне не испробовали. — И есть ли? — сигарета отправилась на пол. — Нет. Между ними воцарилась тишина, пока парни разглядывали друг друга. — Я отпущу тебя, — начал Хосок, сразу же видя облегчение на лице напротив. — Но ты должен пообещать мне одно. Не пытайся больше подгадить мне. В другой раз я не буду столь милосерден. Теперь Намджун усмехнулся, тут же кивнув. — Уж это я могу обещать. Но я всё же задам один вопрос, — он выдержал паузу, чтобы дождаться кивка старшего, и продолжил. — Кто вы? Кто вы, если вас зовут повелителем? Если вы смогли добраться до информации обо мне, которой ни у кого нет? — Ты уже знаешь. Чон Хосок, — однако он ухмыльнулся, добавив. — Но некоторым я более знаком как Хоуп. — Так это правда? Правящий клан существует? Я думал, это легенды… — Намджун отшатнулся от удивления и уже другими глазами посмотрел на стоящего перед ним человека. Мысль о том, что человек перед ним совершенно точно не просто бизнесмен, уже успела дойти до сознания парня, и Намджун даже обработал её, выжимая некоторые выводы. Первое, Хосок — главарь какой-то группировки вне Кореи, потому что Намджун никогда его не видел. Второе, он также мог быть просто наёмником, который решил напугать его, но с этим выводом вразрез шёл факт, что Нама всё ещё не нашли. Третье, он нарцисс. Но теперь всё пошатнулось и упало в пропасть. Правящий клан — не байки. Следовательно, это уже не шутки. Если они существуют, то это означает, что всё контролируемо. Каждый шаг, каждый вдох, каждый выстрел — всё это находится в прямой зависимости от желания королей. Да, они скрытны, но им и не надо показывать себя: если в руках у человека каждая нить, то тянуть можно и сидя в удобном кресле и попивая кофе утрецом. И сам факт, что Намджун стоял перед, по сути дела, королём, и тот решил его отпустить, являлся сродни третьему глазу посреди лба. — Существует. А теперь иди и не пытайся больше делать глупости. — Да, конечно, спасибо, — Намджун в смятении даже не понял, что ему сказали, но потом рассеянно посмотрел на дверь. — То есть куда идти? Неужели мы в тюрьме? — Мы в тюрьме, а тебя проводят. Хосок многозначительно кивнул головой на дверь, как бы говоря, что не собирается больше с ним возиться, и тот отправился вон, не желая испытывать терпение. Когда его провели до главного коридора, он сказал, что дальше сможет сам, и проводники ушли, а он пошёл в туалет. Закрывшись в одной из кабинок, он попытался восстановить всё, что произошло, но в голове мигал красный огонёк, окрашивая кровавым цветом только лишь одно имя: господин Цу. Все происшествия стирались лишь одним этим именем, так как оно подавляло. Подавляло мысли, разумные решения и желание жить. Всё вернулось к Намджуну и норовило затопить и уничтожить, как цунами. Ему казалось, что стены шепчут ему о том, что господин сейчас придёт и накажет за то, что сбежал. Казалось, что за дверью кабинки он увидит ту самую коричневую лакированную обувь, которую он чистил языком, которую он видел чаще, чем лицо самого господина. Он повернулся к унитазу и его вывернуло, так как во рту внезапно появился преследующий его специфический вкус спермы господина. Его запах, его холодные тощие пальцы — всё преследовало Намджуна изо дня в день, и он уже устал бороться. Устал бороться против своих мыслей и кошмаров, устал бороться с тем человеком, который мешал ему жить нормально. Устал, устал помнить каждую секунду. Каждый круг ада. Мальчик сидел в углу небольшой комнаты. Пальцы на его босых ногах поджимались от холода. Чёрные, никогда не крашеные волосы были спутаны, а затравленный взгляд был направлен к двери, откуда доносился разговор, который он отчётливо слышал. Господин хотел, чтобы он его слышал. — Вы слишком многое себе позволяете, приходя сюда и прося о деньгах для наркотиков, — грубый голос господина доносился чётче всех остальных. — Я не банк. И не добротворительная чёртова организация. — Я уверена, что мы сможем договориться… — сказал голос, похожий на голос матери Джуна. Некоторые реплики пропадали, но Намджун слышал главное. И несмотря на всё, он отказывался верить. Верить, что это его родители пришли к господину Цу за деньгами. Верить, что эти деньги — деньги для дозы. — Быть может, сможем, — внезапно сказал господин. — Вы готовы выебать своего сына за деньги? — Пожалуйста, не соглашайтесь, умоляю, — шептал Джун самому себе, пока по лицу его скатывались слёзы. — Прошу, сохраните то чувство, которое у меня к вам осталось. Умоляю, не соглашайтесь. Умоляю, молю, я не смогу… — Да. Без проблем, — произнёс его отец без промедления. — За сколько? Сумму Джун не услышал, так как в ушах образовался вакуум. Мысли с трудом ворочались в воспалённом мозгу, не доходя до логического завершения. Да, он ошибся, да, он не удовлетворил клиента. Да, господин обещал ему ад на земле. Но мальчик не думал, что всё будет так. Что его собственные родители… Нет, это не его родители. Этого не может быть. Они не такие монстры, они не настолько… Не настолько… Джун встал и побежал к окну. Он посмотрел вниз и, закрыв глаза, уже начал подниматься на подоконник, как сзади его схватили и бросили на пол. Случайно открытое окно закрыли на замок, а перед ним предстал господин. Рыдающий мальчик бросился на колени перед ним и начал молить о пощаде. О том, чтобы его не наказывали так жестоко. О том, чтобы его убили. Но ни одна мольба не была довольно жалкой, чтобы коснуться несуществующей души старшего, и тот пнул его, приказав собраться и не реветь, а затем вышел из помещения вместе со стражей, оставляя Джуна наедине с родителями. — Отец… Прошу тебя… — мальчик не успел даже встать, как над ним оказался его родитель. — Умоляю, не надо!.. Он отполз до другого конца комнаты и уткнулся спиной в стену. На него смотрели две пары глаз, в которых он видел себя. Но не видел своих родителей. — Завались, щенок, — ширинка уже была расстёгнутой. — Сюда. Его взяли. Точнее взял. Его взял его отец. А мать смотрела. Смотрела и улыбалась, потакая трахать качественнее, чтобы денег получилось больше. Крики их сына были для них пустым звуком. Его изнасиловали собственные родители, из-за чего и так потресканный и изломанный мир разошёлся по швам, размельчаясь в огромное количество осколков, которые собрать не смог бы и самый опытный мастер. В тот вечер жизнь Джунни закончилась, жизнь мальчика, который верил в любовь и в добро, который верил в счастливый конец. В тот вечер родился Ким Намджун, который дышал ненавистью. Который боялся, который прогибался под десятками клиентов, который не пытался бунтовать, но который после многих лет всё-таки смог сбежать и построить собственную империю. И всё благодаря родителям.

***

В следующий раз окно было открыто не случайно. Намджун смог сбежать и скрыться. Он слышал голос господина Цу в голове, но даже не пытался перекрыть его. Этот голос перечислял, что случится, когда он его поймает, но Джун дышал размеренно и не боялся. Он знал, что хуже быть не может. В руке у него был острый карманный нож, и если его найдут, он без заминки перережет себе артерию. Он не боялся смерти. Уже не боялся. К вечеру он смог дойти до своего дома. Старая полуразвалившаяся машина всё ещё стояла возле забора: надо же, сына продали, а тачку нет. Дверь была открытой, что было понятно. Её закрывал лишь сам Нам, когда жил там, так как родители под действием наркотиков не заботились о безопасности. Да и красть было нечего, если честно: ещё тогда мебели почти не было, не говоря уже о чём-то подороже, а сейчас всё, должно быть, уже продано. Парень безэмоционально оглядел дом, в котором вырос, и шагнул прямиком к двери. Он не заботился о соседях, так как лицо он скрывал за низко опущенным капюшоном, и этого было достаточно. Как только он закончит, его больше не увидят. Осторожно приоткрыв дверь, он прислушался. Единственным звуком, раздающимся где-то из кухни, было размеренное тиканье настенных часов. Намджун не потрудился закрыть за собой дверь и лишь шагнул внутрь, уверенно направляясь по коридору в гостиную. Они всегда там валялись после дозы. Они всегда там разлагались по кусочкам, пребывая в полуобморочном от блаженства состоянии. И да, конечно, так было и на этот раз. Два тела лежали на излизанном диване, и любой бы подумал, что они уже не в живых, но не Нам. Он помнил, как всё это выглядело, когда он жил в этой дыре. И поэтому пришлось подойти и грубо встряхнуть мужчину, влепив ему пощёчину. Тот не проснулся и Намджун брезгливо протёр руку об свои штаны. Само прикосновение к коже этого человека вызывало у него отвращение. Но не убивать же их так. Нет. Он уничтожит так, как уничтожили его. Пришлось ждать. Час, два, три, четыре. Джуну не привыкать к такому времяпровождению, так как такие часы были самыми счастливыми. Время, которое он мог провести без пошлых прикосновений, без ударов и грубых слов, казалось раем. Хотя нет. Скорее чистилищем. Так как лишь тогда его одолевали мысли обо всём. И как бы он ни пытался отогнать каждое напоминание о том, кто он такой, мысли не давали ему покоя. Иногда хотелось наорать на самого себя, приказывая заткнуться к чёртовой матери, но это было невозможно. Невозможно. Движение. Поворот головы и глаза, смотрящие будто сквозь него. Взгляд был полуосознанным, но не мог сфокусироваться. Поэтому Намджун решил помочь мужчине и резко потянул его наверх, заставляя принять сидячее положение. Тот несколько раз моргнул и ухмыльнулся немного неуверенно. — Ты? — он чуть не сполз, чтобы опять лечь, но Нам остановил его. — Я. Удар в челюсть. Рука мужчины поднялась, чтобы притупить удар, но результатом этого была лишь сломанная кость. Он вскрикнул и уже разъярённо замахнулся, однако Намджун с лёгкостью отбил удар, нанося ещё один. После чего он поднялся и схватил чужие руки, поднимая одну ногу на диван и сапогом упираясь прямо в член. Неверие в глазах напротив было очевидным. — Как видишь, я вырос, отец, — он с сарказмом протянул последнее слово, смотря прямо в глаза полным ненависти и отвращения взглядом. — И пришёл взять плату за те наркотики, на которые ты меня, урод, обменял. После всего, что произошло, и после всего, что ты сделал, у меня всего лишь один вопрос вертится на языке: какого хуя вы с этой женщиной ебались без презервативов? Сапог прижал член. Но мужчина не отвечал, лишь мерзко улыбаясь и немного корчась от боли. — Нет ответа, а, сука? — Намджун холодно произнёс, даже не пытаясь выпустить весь гнев, накопившийся за все эти годы в душе. — Конечно, я так и думал. Но я не животное, чтобы делать с тобой то же самое, что ты сделал со мной. Запомни это, пока будешь корчиться от боли. Запомни, что твой сын убил тебя. Намджун надавил, и ответом был уже некрасивый вскрик. После чего парень сжал горло мужчины, перекрыв дыхательные пути. Тридцать секунд. Двадцать. Слишком долго. — Чтоб ты попал в самые глубины ада, ебучий наркоман. И в руке сверкнул нож. Когда кровь брызнула, Намджун отодвинулся, усмехаясь. На него во все глаза смотрела только что проснувшаяся женщина. Повернувшись к ней и одарив её холодным взглядом, он резко прижал её к стене и прошептал: — Помнишь, ты смотрела, как меня трахает этот человек? — он не ждал ответа, так как понятно было, что она помнит. — Теперь ты наблюдала за тем, как я его убиваю. Удобно, наверное, быть наблюдателем? Удобно, сука? — Ты — лишь ебучий мусор, — выплюнула она яд, как змея перед смертью. — Я не выбирал, родиться ли мне, знаешь ли, мать, — он теперь уже не шептал и смотрел прямо в глаза, уже не пытаясь найти в них ничего живое, ничего тёплое. — Вы двое уничтожили меня. Но не убили. Это было вашей главной ошибкой. Знаешь, а ведь засунь он мне ещё глубже тогда член в глотку, может, я и задохнулся бы. Как жаль, что этого не произошло, м? — Жаль. Нож быстро оказался в чужой шее, и женщина через несколько секунд упала на пол. Намджун отошёл к двери и только тогда почувствовал облегчение. Когда последний вздох сорвался с грязных губ, когда тепло начало покидать ненавистные тела. Он смотрел на своих некогда родителей и улыбался. Он никогда в жизни не чувствовал себя более живым. Вспомнив те главные моменты своей жизни, Намджун поднялся на ноги и прислонился лбом к холодным плиткам. Он сбежал от Цу. Он уже не в его власти, и никогда не будет. Тому гарантией та жестокость, с которой он убил родителей, та ненависть, которая принесла ему облегчение в самый мрачный период. Он больше не мальчик и не подстилка. Напомнив себе об этом, он умылся ледяной водой и попытался отогнать всё вернувшееся на второй план. Надо собраться и не пугать своим видом парней. Взяв себя в руки, он выпрямился и кивнул только зашедшему в туалет незнакомому преступнику, уже выходя. Да, всё хорошо. Всё нормально.