300 кругов ада.

Юнги резко повернулся и встретился лицом к лицу с нечитаемым взглядом Хосока. Тот просто сжал его запястья и сухо произнёс: — Не убивай его. Шуга опешил и выпустил из рук нож, после чего Хосок отошёл от него и лишь налил себе ещё алкоголя. Юнги ненавидяще бросил взгляд на полумёртвого от счастья и страха Чимина, вставая и пиная нож куда подальше. Весь запал Юнги будто водой смыло, стоило старшему лишь взглянуть на него так. Так холодно. Юнги сразу подумал, что это из-за Намджуна и их ошибки, и у него ноги стали ватными от этой мысли. Но как Хосок мог узнать обо всём так быстро? Это невозможно, невозможно чисто физически. Невозможно ли? Юнги бросил один быстрый взгляд на мужчину, который вливал в себя ещё один стакан виски. Теперь Чимин был лишь где-то далеко в мыслях, на самих окраинах. То, что парень сделал с Чонгуком, всё ещё красным пульсировало в части мозга Юнги, но не настолько сильно, чтобы плюнуть сейчас на новоприобретённую проблему. Шуга тихо подошёл к старшему со спины и приобнял, на что тот повернулся и, криво усмехнувшись, оттолкнул его от себя и приказал: — Возьми его, — Юнги опять опешил, не зная уже, что происходит. — А я посмотрю. — Хён… — Юнги попытался воспротивиться, но его предложение не задалось с самого начала, что являлось знаком если не плохим, то ужасным. — Да, папочка. Чимин же в свою очередь слегка прифигел от того, как Юнги, всемогущий киллер всея на планете Земля, обращается к Хосоку. Младший, конечно, всё понимал, особенно кинки и всё с этим связанное, но ошарашило его это знатно. Даже больше, чем приказ того самого Хосока выебать его. Наверное, мозг всё же сообразил, что лучше почувствовать в себе член, чем рукоятку, и посоветовал не брыкаться, даже если без смазки, даже если ненавистный Шуга. Не то, чтобы у него давно не было секса. Он не порвётся. Юнги навис над ним и резко потянул наверх, ставя на нестабильные ноги и упирая лицом в стену. Оба парня, однозначно, хотели просто закончить с этим делом побыстрее. Никакой химии, лишь равнодушие, так как ненависть прогнулась под страхом. Послышалась возня, и вскоре Чимин почувствовал задницей тёплую плоть. Да, киллер определённо решил не нянчиться, да может оно и к лучшему. Проникновение получилось болезненным до почти прокушенного кончика языка. Чимин благодарил всех богов, что тому всё же надоело пробиваться на сухую, и он решил плюнуть, пользуясь плевком в качестве импровизированной смазки. Движения внутри были менее неприятными, но попадания в простату были крайне редкими, и Чимин предполагал, что нарочно. Однако толчки прекратились и он в недоумении повернулся, только чтобы увидеть, что третьим в их маленьком пошлом паровозике устроился сам Хосок. А что, кайф. Почему бы и нет. Юнги так не думал. Особенно после того, как опять встретился с взглядом старшего и уже на этот раз всё понял. Его слова только подтвердили и так уже понятное. — Ты же любишь быть в середине, не так ли, малыш? — лишь это пробрало Юнги до кончика каждого волоса. Он попытался отодвинуться, но Хосок держал крепко и начал двигаться, этим заставляя Юнги двигаться тоже. Он опять был в середине, что сводило его с ума, но на этот раз сзади был тот, кого он предпочтёт ощущать в себе. Только этот человек уже не чувствовался родным и близким, надёжным. Теперь он был бомбой, норовящей взорваться и унести с собой жизни, многие жизни. Грубые, почти животные толчки, не позволяющие заикаться о ласке, быстро закончились, ровно в то же время, как исчерпала себя и напускная стойкость Юнги. Как только Хосок покинул его задницу, он повернулся к нему. Ноги подкосились и он упал на колени, пытаясь дотянуться до него и ползая по полу, чтобы добраться до кресла, в которое тот уже успел опуститься. Разум отключился, в голове лишь темнота, а перед глазами мутноватая картинка. Сейчас ничего не важно, кроме Хосока. Дойдя до него, Юнги взял его руки в свои и поднёс к губам, нежно целуя. Старший безэмоционально посмотрел на это и выдернул свои руки. — Я хочу услышать это из твоих уст. Говори, — Хосоку хотелось опять прикурить, но пачка сигарет была пуста. — Я не скажу, что случайно и что я не хотел, — Юнги начал, смотря снизу вверх в знакомо потемневшие глаза. — Потому что это глупо. Меня никто не заставлял, я виноват. Прости меня, пожалуйста. Двое смотрели глаза-в-глаза, и между ними проходила тонкая нить, сплетённая из электричества и пропитанная ядом. Такая, что прикоснись — умрёшь. Тут слова были лишними, потому что всё казалось очевидным. Только у каждого из них иммунитет был к яду и электричеству, и дотронуться до нити, надорвать её или порвать, оказывается, более чем просто. — Скажи, что ты сделал. Мне надо это услышать, — опять потребовал Хосок, будто желая, чтобы та самая нить оборвалась как можно скорее. — Я позволил Намджуну взять меня, — не медля выдал Юнги с таким же мазохизмом, как и старший. Казалось, скудный свет в комнате угаснет совсем, так как лампочка внезапно начала противно мигать. Настольные часы тихо тикали, и Чимин тонул в тяжёлой атмосфере. Он задыхался от мнимого запаха гари, что пропитал его самого и каждую молекулу в комнате, где напряжение подпрыгнуло к небывалым высотам. Он был рад, что всеобщее внимание перешло от него к Юнги, но также ощущал печёнкой, что рано или поздно на нём переломятся острые копья, а допустить это было равным смерти, которой он на самом деле так боялся. Теперь Чимин понял, что у Хосока с Шугой. Привязанность, даже зависимость двух парней друг от друга была почти ощутимой в воздухе и Пак дышал ею, частично пытаясь не задохнуться и из-за этого. Ладошки потели от одной мысли, что может случиться, и поэтому младший решил действовать. Инстинктивно? Да, наверное. Но точно не рационально. Он тоже подполз к Хосоку и остановился на коленях возле Юнги, который даже не посмотрел на парня. — Господин, вы тоже брали меня. Разве это не измена по отношению к Шуге? — его губы двигались, вынося слова и предложения, но разум еле успевал за ними. Тогда Юнги всё же взглянул на него, немного озадаченно. В глазах читалась смесь непонимания и неверия, а губы замерли открытыми. Чимин вернул ему взгляд в ответ, немного скривив губы в полуулыбке, будто обещающей ад один на двоих. Или троих? Тишина зловеще затянулась, играя на уже расшатанных нервах. Сердце младшего билось через раз, будто оно тоже считало, что всё равно скоро перестанет делать своё дело. Стоило ли играть с судьбой, обращая на себя внимание двоих людей, один из которых хотел его убить, а второй — поработить? Нет, наверное. Но Чимин ненавидел убегать и скрываться, и если уж напрямик, то только головой через стену, и никак иначе. Надоело, надоело, всё надоело до зуда в каждой мышце. Два парня стояли на коленях перед королём. Чимину казалось, что он видел похожую картину в каком-то музее. Да, точно видел, только события с той картины датировали из какого-то там четырнадцатого века, точно не двадцать-чёртового-первого. Он сглотнул, вспомнив, что гид рассказывал о тех, что были изображены на картине. Да, их убили. Тогда Чимин осознал, что пора бы перестать думать и постараться просто выжить. Разве это так сложно? Спорный вопрос, когда перед тобой сидит почти метр восемьдесят власти. Чимин ненавязчиво бросил взгляд на Юнги, который уже смотрел лишь в пол. Как такой человек, как один из самых знаменитых киллеров, мог быть таким покладистым и покорным? И дело даже не в том, что Хосок излучает опасную энергию, непременно подчиняющую. Дело в том, что сам Юнги воспринимается так же. Из всей Deceptio Visus именно он сильнее всех оставляет впечатление мрачного и опасного типа, который при малейшем твоём неправильном движении отстрелит тебе самые важные части тела. Намджун был не менее пугающим, как и Чонгук, но у Юнги наблюдалось как раз столько смертельной мрачности, сколько можно увидеть, стоя у входа в кладбище. Так вот, Чимин не мог понять, как он позволил себе называть короля «папочка» и с лёгкостью опускаться на колени. А хотя нет. Всё понятно. При столкновении двух айсбергов один точно должен сломаться. — Ого, крошка выросла, — Хосок рассмеялся, ещё больше охлаждая атмосферу. — Знаешь, что делают, когда крошки накапливаются? Их убирают. Чимин опять посмотрел на Юнги, надеясь хоть чему-то. Хоть кивку, хоть слову, но тот всё ещё сверлил взглядом пол. Младший не был уверен, надо ли отвечать и умно ли это делать. Но тишина опять норовила загнать троих в тупик, и поэтому кабинетом прошлось нервное: — П-понимаю, — стоило заткнуться ещё в начале, но предложение надо было довести до конца, хоть слова уже едва ли рвались наружу. — Просто я подумал… Подумал, что это нечестно. — Всё честно, он может брать, кого хочет, как и я. Но сзади никто не должен прикасаться, — снизошёл до объяснений Хосок, теряя терпение. — Понимаешь, крошка? Вот тебе урок: за всё надо платить. Он поднял голову Юнги, предельно мягко потянув того за волосы. — Я знаю, что является твоим худшим кошмаром, — он заметил отблеск страха в чёрных глазах и скривил губы. — Неудача заключается в том, что это и мой кошмар тоже. Поэтому я буду довольствоваться на этот раз малым. Твоим горячо любимым другом, Намджуном. — Нет! — Юнги дёрнулся и оперся руками о ноги Хосока, смотря огромными глазами на него. — Нет, малыш? Что это? — он издевался, гладя рукой скулы. — Не знаю такого слова. Юнги только этого боялся и молился, чтобы этого не случилось. Хосок знал его, знал настолько хорошо, что смог моментально просканировать его насквозь, выворачивая все секреты на всеуслышанье. Да, у них один кошмар на двоих: остаться друг без друга. И это не было любовью, нет. Лишь зависимостью. Да. Но у Юнги ещё один кошмар, и он связан с определённой группировкой. Той самой группировкой, в которой состоят два человека, навсегда запечатанные в его сердце. Каждый важен и каждый необходим, чтобы дышать. Хосок это понимал. Поэтому он не обещал Юнги пытки. Пытки для киллера были лишь поверхностным испытанием, которое он много раз проходил. Тело — это лишь оболочка для того, что внутри. А внутри у него три человека. Лишись он одного и порядок полетит к чертям. Неизвестно, что может случиться в таком случае, так как именно из-за них он обрёл равновесие. А для Юнги, для той профессии, в описание работы которой входит близкий контакт с оружием, важность психического равновесия была очень большой важности. Не дай бог что-то в крупном механизме выведется из строя. Чимин смотрел и видел внутренние метания Юнги, как если бы они были вырисованы на полотне в виде занимательного фильма, который не для слабонервных. Как же это страшно — быть привязанным. А терять ещё больнее. Может быть, Юнги попадёт после смерти в ад. Но это не значит, что он и есть чёрт. — Господин, — Чимин начал осторожно, пытаясь не вызвать словами гнев того, кто сильнее его. — Господин, простите его, пожалуйста. Он сделает ради вас всё и… — Разве я не сказал тебе, что за всё нужно платить? И ты всё равно решил раскрыть свой рот? Смело, — хмыкнул Хосок, чьё терпение исчерпалось. — Я мог бы сейчас просто молчать в тряпочку и не пытаться защитить того, кто собирается прикончить меня к херам, но я знаю, что он чувствует. Его мысли мне не чужды, а намерения тем более. Если ваши отношения стоят того, чтобы из-за них пойти на такие небольшие уступки, — он посмотрел на снова пялящегося в его сторону Юнги, но ни один мускул на лице не дрогнул, — то сейчас — самое время сделать это, не уничтожая никого. Монолог Чимина не остался незамеченным. Юнги всё ещё смотрел на него во все глаза, не понимая, зачем. Зачем тот упорно ставит себя в худшее положение, зачем говорит всё это? Всё выглядело абсурдно, как если бы пешка встала между королём и королевой, надеясь, что они его не тронут. Хосок же не слишком сильно удивился. Характер Чимина нельзя было назвать покладистым, это точно, но его мотивы были не совсем понятны. Прилизаться к Юнги? Нет, потому что никто в своём уме не стал бы перепрыгивать лужу только для того, чтобы броситься под танк. Что-то не сходится, чего-то не хватает. Но это неважно. Ведь он не собирался прощать просто так. Любовь — это слабость. Но зависимость — это разрушение. — Хорошо, — он улыбнулся, так, что у обоих парней позвоночником пробежался холодок. — Я ценю вашу стойкость. В таком случае, думаю, что стоит вас вознаградить. Да, он вознаградит. Он освободит их от ноши, которая тянет на дно. Кто сказал, что прощение даётся бесплатно?

***

— Какова причина увольнения, Ким Сокджин? — По собственному желанию и личным причинам, господин начальник. — Ваше заявление будет просмотрено до завтрашнего дня. До этого вы должны оставаться на работе. Джин кивнул и отчеканил утвердительный ответ, устало смотря на кусок бумаги, который, предполагаемо, спасёт его нервного срыва. После всего, что случилось, Джин считал, что это решение было почти безболезненным. Выбраться из чёрной дыры, попробовать дотянуться рукой до поверхности, поймать ртом воздух, почувствовать на лице солнце, — называйте это как хотите, но это лишь единственный способ не потерять себя во всём дерьме, которое происходило в этом треклятом месте. Было трудно пытаться работать, зная, что где-то там есть весьма определённая камера, где курят весьма определённые люди, которые заставили его и с пистолетом в руке почувствовать себя слабым. От этого бежать надо, не оглядываясь. И именно это он и делал. Выйдя из кабинета, он направился прямиком в туалет, чтобы сполоснуть лицо и прийти в себя. Всё время он думал о том, что поступает как последний трус, но он признал, что справиться с тройкой конкретных преступников в тот момент было труднее, чем когда-либо. Он мог, конечно, плюнуть на свою жизнь и на нервные клетки и пуститься с ними в жестокий пляс, но не хотелось делать то, что по сути не требовалось и было бы губительным. Нет уж. Джин привёл себя в порядок и вышел, теперь уже направляясь на свой пост, выделенный ему в тот день — в столовую, в которой уже, скорее всего, начали собираться заключённые. Да, всё так и было. Он зашёл в большое помещение и прислонился к стене, глазами будто смотря сквозь происходящее. Хотелось просто закончить с этим и уйти. Взгляд, несмотря ни на что, остановился на группировке, которая уже занимала своё место в столовой. Голд с Шугой расслабленно говорили о чём-то, временами бросая взгляды в разные стороны. Тэхён сидел с ними, не принимая участия в разговорах и лишь отстранённо поедая данную ему пищу. Тот выглядел… помятым? Потерянным? Избитым? У Джина сердце выворачивалось из-за такого его вида. Он хотел бы, очень хотел бы потянуть его за собой из этого дерьма, но тот заключённый, и будет оставаться им ещё несколько лет. Старший не успел даже додумать, как справа ему шепнули: — Вам не хватает концентрации, господин сторож, ох как не хватает. Сокджин невольно дёрнулся, но сумел строго посмотреть на беспечно улыбающегося Намджуна. — Ким Намджун, немедленно отойдите от меня на два шага, — хотя бы раз правила могли ему помочь. — Ты точно этого хочешь? — Нам хмыкнул. — Мне тогда придётся говорить громче, а, думаю, это не пойдёт тебе на пользу. Джин резко повернулся всем телом к нему и отрезал. — Два чёртовых шага. Джун пожал плечами и послушно отошёл. Следующее, что он сделал, повергло в шок и самого Джина, и всю столовую в целом. Дело в том, что он довольно громко начал: — Котёнок, мне в который раз… Когда Джин резко зажал ему рот рукой, заломив руки и следом потянув его в ближайшую подсобку. Он толкнул младшего внутрь и закрыл за ними дверь. Затем, повернувшись к нагло ухмыляющемуся парню, сухо выдал: — Во-первых, кончай меня так называть. Во-вторых, чего ты, блять, от меня хочешь? — он прислонился к двери и взглядом убивал Нама. Неуспешно, кстати. — Многого, но не об этом сейчас, — тот придвинулся настолько близко, что Джин ощущал его дыхание на своём лбу. — Мне птичка доложила, что ты увольняешься? — Каким боком это тебя касается? Джин не знал, зачем спросил это. Хотелось думать, что чисто для галочки, но это было не совсем так. — Если рассуждать логически, то никаким, — издевался Нам, видя, как смутился своего собственного вопроса Джин. — Но логика переоценена, и поэтому я скажу тебе, что не считал тебя трусом, который способен так позорно бежать. Неужели Чонгук настолько плох в любовных делах, что из-за него ты убегаешь? — Ты знаешь, что я переспал с Голдом? — вера в человечество рушилась у основ. — Тогда передай своему другу, что я ему очень благодарен за тот ад, через который он меня протащил. И за то, что этот ад стал настолько несносным и что я увольняюсь. Передай, что от души желаю всем вам сдохнуть от переполняющей власти и стального эго. А теперь иди нахер, иначе я постараюсь добавить к твоему сроку ещё пару-тройку лет. Намджун не отодвинулся, но почувствовал всё же, как между ними стена, начавшая до этого давать трещины, вновь окрепла. Все трещины заполнились ненавистью, а ненависть является непробиваемым материалом. Джун чертыхнулся, невольно думая о том, что же Чонгук с ним сделал, раз тот так оградился. Сделав пометку разобраться с младшим по каждой статье, он немного пригнулся, так, чтобы их глаза были на одном уровне, чтобы губы были непозволительно близко. — Может быть, ты думаешь, что убегать от меня — хорошая идея, но я уверяю тебя, — он выдохнул в приоткрытые губы тёплый воздух. — Я не дам тебе покоя. Когда Джин громко сглотнул, ему казалось, что это слышала вся тюрьма. Глаза Нама, будто пользуясь какой-то чёрной магией, не позволяли отвести от них взгляд, а дыхание чувствовалось не только на губах, но и в виде лёгкой дрожи по всему телу. Тот ломал барьеры, ломал стену, или хотя бы пытался. Джин бы отодвинулся, но за спиной лишь дверь. Он бы оттолкнул, но каждое движение сулило лишь поражение в этой спонтанной войне. Поэтому он замер и нашёл в себе силы только для одного слова: — Посмотрим. На что Намджун преодолел то расстояние, которое между ними осталось, и прижался губами в чужие губы, вспоминая вкус, вспоминая ощущения. Джин не двигался, не отвечал, но в голове его уже весь флот затопило. Казалось, что двое не пытались сблизиться, а лишь отойти друг от друга ещё дальше. Казалось, что сумасшествие, а на деле лишь сладкая слабость. Сладкая слабость, горькая на вкус. Джун отпрянул, не углубляя поцелуй. Он на мгновение смог увидеть в глазах напротив мелькнувшее чувство, которое объяснило всё. Страх. Он увидел страх. И Намджун понимал. Он понимал, почему Джин боится, чего он боится. Но также Джун был рад. Почему? Всё просто. В тёмно-карих глазах не было равнодушия. — Посмотрим, — сказал Намджун, словно эхо, и вышел из подсобки.