300 кругов ада.

Чимин не был уверен в том, что отличительной чертой его выбора являлась чётко выраженная правильность. Тем не менее, он не собирался идти на попятную, так как там только пропасть. Если повернуться туда, то можно услышать даже манящий зов, но Чимин шагал строго вперёд, не обращая внимания ни на что. Он уже успел отсидеться в камере и обдумать всё, что можно было обдумывать, и теперь было время действовать. Да, Шуга прав во всём. Ему не светит группировка, потому что он сольный исполнитель, потому что за все эти годы не научился быть кем-то иным. Если покопаться, то можно вытащить на свет всё же некое сожаление Чима оттого, что его не приняли, но он постарался отбросить это подальше. Всё. Зато теперь хоть выбор был не таким трудным. Оставаться одному против всего мира или постараться получить всё расположение Хосока, этим зарабатывая для себя какую-никакую, но защиту? Выбор был сложным, учитывая то, что, выбрав второе, он обрекает себя на вечное подчинение и пресмыкание. Хотелось быть уверенным в том, что он выдержит, но волосы вставали дыбом от всего этого. Чимин понимал, что уже проебал свой единственный шанс на спокойное окончание дня тем, что не явился этим утром к Хосоку. Младший даже не помнил, на что он рассчитывал, валяясь тогда на койке и посылая здравый разум во все возможные и невозможные места. Затем он забыл об этом почти на весь день и снова вспомнил только когда увидел растрёпанного Шугу, который входил в камеру. А уже после разговора с ним в коридоре его постигла вся катастрофа этого непослушания. Страшно было не только потому что ослушался, но ещё и потому что Хосок не стал звать его во второй раз. Блять. Чимин глубоко вдохнул и громко выдохнул, успокаивая себя. Всё будет хорошо, ничего с ним не случится. Всё будет в идеальном порядке. За размышлениями он и не заметил как подошёл к большой двери в кабинет главного надзирателя. Постучавшись, он отошёл немного от двери, которая перед ним тут же открылась. А там стоял не Хосок, а какой-то другой мужчина, который посмотрел на него совсем не дружелюбно и отчеканил: — В это время заключённые уже должны быть в своих камерах, — его голос был твёрдым, а глаза за очками смотрели пристально. — Причина прихода? — Я-я ошибся кабинетом, извиняюсь, — выдал Чимин, пятясь и уже собираясь свалить. — А к кому это вы? — его рука опустилась на кобуру, а тон стал подозрительным. Чимин увидел это и слегка запаниковал, понимая, что его ночные похождения выглядят до боли подозрительно. Не хотелось удлинять срок пребывания в тюрьме, особенно не из-за такого банального происшествия, как это. Поэтому Чимин остановился и замахал руками перед собой, качая головой и отвечая: — Меня вызывал господин Чон Хосок, — нашёлся он, молясь богам, что тот всё ещё работает в тюрьме. — Кажется, по вопросу небольшой стычки, в которой я оказался. — Управляющий? — с сомнением в голосе произнёс мужчина, всё ещё не убирая руку с пистолета. — Неужели? Из-за двери послышался шорох и за спиной надзирателя появилась ещё одна фигура, более высокая и более устрашающая. Чимин проморгался и с облегчением увидел того, к кому он шёл. Значит, управляющий. Чим не мог не согласиться, что этот титул намного лучше ему шёл. Хосок прислонился к двери и поднял одну бровь. Его лицо не выдавало никакую эмоцию, кроме лёгкого удивления. — Не помнится, чтобы я вызывал вас в такое время, заключённый Пак Чимин, — сказал он отрешённо, слегка всё же ухмыляясь за спиной ничего не подозревающего надзирателя. Облегчение Чимина как водой смыло. — Простите, вы вызывали меня утром, но я, — он запнулся, так как оправдание было придумать сложнее, чем ложную причину вызова. — Я не смог, меня отправили в двор на работу… — Да? — ледяным тоном спросил он, не двигаясь. — Ну хорошо. Пойдём тогда. — Господин управляющий, может я займусь им? — предложил надзиратель. — У вас и так дел полно. Я… — Не стоит, коллега, — улыбка получилась больше похожей на оскал. — Всё в порядке. Увидимся. Он вышел из кабинета и, подтолкнув Чимина, чтобы шёл впереди, зашагал по коридорам. Молчание между ними угнетало младшего. Он чувствовал спиной буравящий взгляд, чувствовал напряжение и недовольство, исходящие из Чона, и это бросало его в дрожь, которую он пытался скрыть. Чёрт, эта подавляющая энергия всегда действовала безотказно. До встречи хоть как-то казалось, что он сможет стоять прямо и смотреть тому в глаза, но надежды эти разбились о Хосока. Нет, это он их разбил, раздавил, без труда даже. Они прошли немного дальше и наткнулись на большую дверь, больше той, что от кабинета надзирателя. Хосок вытащил ключ из кармана и отпер эту дверь, следом кивнув Чимину заходить первым. Тот повиновался и вскоре очутился в мрачном помещении, которое Хосок даже не потрудился осветлить, зажигая всего две настенные лампы. Кроме них кабинет был красиво обставлен, с окнами у одной стены, большим рабочим столом ближе к этим окнам и столом для переговоров побольше, который располагался тут же. По сторонам были два массивных шкафа, полки, а у стены напротив окон был ещё и диван. Вскоре Чим услышал щелчок ключа и понял, что всё, начинается. Он повернулся к Хосоку, который стоял, прислонившись к стене, и смотрел прямо на неловко стоящего прямо по центру парня. Так как Хосок очевидно ожидал первого шага от младшего, Чимин неуверенно подошёл и остановился перед ним. Очень захотелось опуститься на колени и говорить всё, не поднимая головы, но Чим не мог заставить себя сразу и добровольно сделать это. Просто не мог. И поэтому он остался стоять и начал, всё же опустив взгляд: — Простите меня, господин… — он сразу стал извиняться, чувствуя, что это лучшее, что он мог сделать в такой ситуации. — Простите за то, что пришёл так поздно. Я не смог… — Что я говорил тебе о лжи? — прервал его старший, не сдвинувшись ни на миллиметр, хоть его глаза и наполнялись гневом. — Ты не только ослушался, но ещё и осмелился врать мне, думая, что куплюсь. И теперь ты стоишь передо мной, стоишь, и надеешься, что я пощажу тебя. Не слишком ли смело? Каждое слово словно приговор. Чимин уже где-то на половине понял, что доигрался, и попытался унять животный страх. Он дослушал до конца и тут же опустился на колени, не сдержавшись. Оставаться на ногах было бессмысленно, особенно если тебя уже опустили на моральные колени. Оставив глупую гордость в сторонке, он сглотнул вязкую слюну и сказал: — Пожалуйста, простите меня, господин, я идиот, — он и правда так думал, честно принимая поражение уже в самом начале боя, устав бороться со стихией. — Я не осмелился сказать вам, что просто не пришёл, без особой причины. Прошу вас, я… — Ты — ничтожество, Пак Чимин, — пресёк его мольбы Хосок, резко отходя и садясь на кресло. — Такие, не способные быть ни сабмиссивом, ни доминантом твари мне особо противны, знаешь ли. Слова полоснули неожиданно больно. Да, Чимин ведь и правда и не то, и не другое. Он осознал это, и по этой причине, несмотря на переполняющее грудь чувство унижения, приполз к креслу, так и не поднявшись с пола. Чимин знал, что сделает. Он знал это ещё после разговора с Юнги, только не хотел принимать собственное решение. Ведь оно на почве трусости, на почве желания заслужить защиту, желания не думать больше ни о чём. — Я умею быть сабмиссивом, господин, — он тихо произнёс, мягко касаясь чужих ног. — Прошу, накажите меня за ошибки. Научите своего саба тому, как нельзя, господин, пожалуйста. Он решил. Окончательно, бесповоротно, до конца. Больше нет пути назад, нет другого пути или же возможности перемотать время, чтобы не говорить этого. Но какие у него были альтернативы? Никаких. Абсолютно никаких, и поэтому оставалось только отдаться. Себя за жизнь. Да, потому что в реальности всё происходит именно так, а не наоборот. У него был опыт в сексе, причём очень приличный, и он докажет Хосоку, что способен быть сабом, даже если не пытался до этого быть им. Что способен удовлетворить своего господина и сам получить удовольствие от этого. Если он убивал, завораживая своим телом жертв, то почему он не может так же очаровать Хосока? Может. Хосок подался немного вперёд и поднял голову Чимина, длинными пальцами проходясь по щеке и пухлым губам. Тот поднял взгляд и сглотнул. В глазах Хосока не отражался свет от лампы. Казалось, те поглощали свет, превращая его в устрашающую тьму. Парой секунд позже он резко встал и твёрдо произнёс: — Наказать тебя, сука? — он пригнулся и схватил младшего за розовые волосы, тут же резко потянув их вперёд, отчего Чимин упал, еле успев сдержаться руками. — Накажу, что ж поделаешь. Очевидно, ты ещё не понял, с кем имеешь дело, не так ли? — он присел на корточки перед парнем, у которого искры из глаз от боли. Когда тот не удосужился опустить взгляд, смотря прямо в глаза, Хосок замахнулся и влепил ему громкую пощёчину, после которой присмирневший взгляд сразу же отыскал пол. — Похоже, что так. Так вот, о стоп-словах можешь забыть, так как я решаю, слишком ли тебе больно или нет. От тебя думать не требуется, лишь повиноваться и держать в голове одну задачу, которая должна быть выполнена. — Удовлетворить господина, — тут же сказал Чимин, чувствуя, как щёки горят то ли от иррационального стыда, то ли от пощёчины. — Молодец, — он немного потрепал его по волосам, только для того, чтобы затем опять ударить, на этот раз с другой стороны. — Принеси мне то, чем ты хотел бы быть наказанным. После этого он встал и оперся о стол, ожидая. Чимин резво сообразил, что от него требуется, и начал озираться по кабинету. Наказать, чем же можно было бы наказать… Отшлёпать книгой? Идиотское решение, над ним лишь посмеются. Так, что там на столе… Много канцелярских приборов, бумаг, разной херни, и ничего полезного. Ножик для бумаги. Да, Чимин прекрасно его видел, но не хотел быть изувеченным. После этого его взгляд остановился на самом Хосоке. Бинго. Ремень брюк был отличным вариантом, хоть и от него, скорее всего, боль могла быть ужасной, если бить сильно. Да, как ни странно, его не били никогда по-настоящему, так как игривые шлепки не считаются. Даже Хосок этого не делал, позволяя Чимину отделываться другими сексуальными практиками, более отдалёнными от бдсм, даже несмотря на вездесущие наручники, ошейник и повязку. Однако это время закончилось, и Чимину теперь предстоит испытать на себе боль. Он подполз к Хосоку, вызывая у него смешок. Тот кивнул, когда Чимин молча попросил разрешения, и младший осторожно отстегнул ремень. Холодная кожа осела в руках, словно в насмешку выглядя особо крепко. И вроде просто порка, но всё равно не по себе. Ничего не просто, когда король. Хосок взял ремень у него из рук и показательно хлестнул им по столу, да так, что звук, казалось, можно было услышать аж в столице. Чимин непроизвольно дёрнулся, но не сдвинулся с места. Хосок прошёл к дивану и сел, поманив младшего за собой пальцем. Когда тот подошёл, он приказал: — Раздевайся, — безэмоционально и холодно. — Медленно, красиво. Так, чтобы я поверил в твоё желание быть наказанным. Чимин всё понял, когда ремень опять перекочевал в его руки. И тут же приступил к единственному заданию, которое не вызывало в нём моральную катастрофу. К стриптизу. Без музыки, но стриптизу. Младший подобрался и неторопливо встал, немного лениво. Он повернулся спиной к королю и затем, прикусив губу, посмотрел ему в глаза и улыбнулся. Приподняв следом рубашку, он сразу же опустил её обратно, дразня, и так несколько раз. Пуговицы он расстёгивал не сверху вниз, а снизу вверх, остановившись на верхней немного дольше, чем на остальных. В итоге верх сполз по рукам вниз, открывая вид на красивое, ухоженное тело, с оттенениями мышц и мягких, еле различимых кубиков. Чимин посмотрел на ремень в руках и провёл им по собственной груди, словно приглашая, немного сбивая у себя дыхание из-за этого. Пальцы блуждали по телу, тело двигалось в ритм даже без музыки. Вскоре ремень оказался уже в зубах, когда Чимин, следуя естественному развитию сюжета, начал расстёгивать свою ширинку. Он приспустил штаны, прогибаясь и оттопыривая задницу по направлению к Хосоку, даже немного виляя ею. Штаны тоже скоро отправились на пол, оголяя сильные ноги. Обувь уже была отброшена, и на Чимине остались всего лишь трусы. Он знал, что они будут следующими, но всё же решил сперва ещё немного поиграть с холодной кожей ремня. Игриво проведя им между ног, он затем выпрямил его и полоснул самого себя по ноге, на пробу, не сильно. Было нормально, слегка ущипнуло, но сносно. Конечно, Хосок будет бить сильнее, но Чимину следовало пока лишь познакомиться со своим новым другом. Смотря на старшего с всё той же игривостью, он пытался настроить его на эту волну. Не садизм, а лишь игривость, и это было единственной его молитвой в эти моменты. Мхм, как бы не так. Он и сам всё понимал, но всё же надо было попробовать. Тем более, что это и есть его задание. Доказать, что он хочет быть наказанным. Чимин оттянул резинку трусов, кокетливо глянув внутрь и быстро прикрыв, будто стесняясь. Однако долго он не смел задерживаться, и поэтому трусы вскоре были сняты, и он остался перед Хосоком нагишом. Не то, чтобы в первый раз, но казалось, что именно так. Более интимно, более… Возбуждающе, что ли? Да, наверное это подходящее слово. Он выгнулся, демонстрируя поразительную гибкость и представляя себя со всех сторон без исключения. Прежде, чем закончить своё представление, Чимин поднёс ремень к губам и поцеловал его, выражая благодарность ему и его хозяину за то, что последует. Вот, вроде всё. Он опустился обратно на колени и благовременно взглядом всмотрелся в пол, чтобы не злить снова. Он протянул руки, держа в них ремень, и Хосок сразу же забрал его. — Сюда, крошка, — он похлопал по своему колену, намекая на одно-единственное возможное на нём положение. Чимин не удивился, что его своеобразное выступление осталось без комментария и просто повиновался, подползая и ложась через колено, вверх задом. Он впервые был в этом положении и чувствовал себя очень уязвимо. Когда первый удар опустился на половинки, Чимин понял, почему такие наказания больше почти не практиковались в семьях для наказания детей. Во-первых, да, чёрт возьми, было больно. Во-вторых, было унизительно, лежать вот так, не имея никакого контроля над ситуацией и чувствуя себя максимально открыто. В-третьих, он не представлял себе, как можно было бы сверкать голой задницей перед родителями. Но не об этом сейчас. Второй удар, третий, и всё в одно место, будто Хосок целился. После шестого удара Чим понял, что да, он точно целился. Было больно, очень больно, но всё же терпимо. Лучше, чем удар в челюсть, который он получил от Юнги в первый раз. Однако после десятого мысли стали сосредотачиваться в той стороне мозга, которая была дальше от той половинки задницы, над которой издевались. Наверное, и сами мысли хотели сбежать от боли, которая усиливалась с каждым ударом. Он не смел двигаться, потому что когда он один раз дёрнулся, Хосок его рывком поставил на место, при этом чуть не вырвав весь клок волос. Видимо, тащить за волосы — его фетиш, и Чимин с сожалением думал о том, что лысина проявит себя не от постоянной перекраски, как он думал, а от кое-чьей сильной руки. Когда Хосок решил всё же перейти на другую половинку, Чимин чуть ли не с облегчением выдохнул, всё же сдержавшись. Эта часть наказания была не слишком ужасной. Не успел Чимин об этом подумать, как Хосок встал, небрежно скинув со своей ноги младшего, и подошёл к шкафу. Чимин подумал, что всё, конечно же, находится в шкафу, понятное дело. Только когда дверца открылась, Чимин не увидел ничего, кроме большой коробки. Хосок открыл её и тут же вытащил несколько предметов. — На диван, спиной ко мне, — он дал новые указания, и Чимин тут же поднялся на диван, предусмотрительно оставшись на коленях и повернувшись спиной к доминанту. Казалось, что всё будет не так плохо, как Чимин ожидал, хоть он и не успел разглядеть предметы. Казалось, он лишь преувеличивал, когда пытался предугадать дальнейшее развитие событий. Он будет в порядке, Хосок позаботиться об этом, и… На руках, которые с силой были заведены за спину, оказались наручники, тут же обвившие запястья и с характерным кликом заверившие, что сбросить их так просто не получится. Повязка, следом перекрывшая глаза, тоже была Чимину уже знакома и всё так же ненавистна, как в первый раз. Не быть способным пользоваться руками — это одно, а не видеть, что вокруг творится — это совсем другое. Затем кожаный ошейник, туго обнявший шею. Всё это было стандартным комплектом, и Чимин не слишком пугался, но когда зажимы больно сжали соски, он понял, что на этот раз всё пойдёт дальше, и расслабляться было бы определённым идиотизмом. — За что я тебя наказал поркой? — спросил Хосок, сидя спереди и пальцем очерчивая неровный круг вокруг одного соска. — За опоздание, господин? — сказал первое, что пришло на ум, Чимин, тут же простонав от боли. Хосок беспощадно закрутил зажим, вызывая этим самым острую боль у Чимина. Тот не смог дёрнуться, потому что другой рукой Чон его крепко держал на месте. Единственное, что получилось у Чимина, это прохныкать извинение и пролепетать: — За то, что соврал? Аааах, — тут же взвыл он, когда теперь уже оба зажима были прокручены. — Стоять, сука! — прорычал Хосок, видя, что Чимин мечется, пытаясь унять боль. — Подумай хорошенько, так как больше шансов я тебе не дам. Чимин постарался не двигаться, несмотря на то, что соски горели адским огнём. Он честно вспоминал, что ещё он сделал не так, но процесс давался с трудом, так как в голове образовалась каша. Однако в ту секунду, когда он опять почувствовал тёплые пальцы на коже, его осенило: — За то, что не опустился на колени, господин! — как скороговорку выдал он, зажмурившись под повязкой. Но боли не последовало, лишь мягкое поглаживание от груди до пупка и немного ниже. — Молодец, видишь, как всё просто, — Хосок пробегался пальцами по плечам, затем шее, задевая кадык и ошейник, после чего он вдруг взял в руку уже полувозбуждённый член, посылая по телу младшего бесконечное количество мурашек. — Повторяй, что ты с этого момента научился делать. — Я научился быть на коленях в вашем присутствии, господин. Быть на коленях. Быть на коленях, быть на коленяяях, ахх, быть на коленях… — повторял Чимин послушно, пока рука старшего умело играла с членом, принося непередаваемые ощущения. Чимин уже не знал, что происходит. Но он знал, что ему хочется, очень хочется. Он никогда так остро не чувствовал, как в тот момент, и никогда так сильно не хотел, чтобы его взяли. Нет, не взяли. Взял. Один определённый человек. Но когда он только собирался попросить об этом, он почувствовал холод у основания члена и замер. Только не это. Блять. Он сразу же ощутил неприятное сжатие и выдохнул, понимая, что наказание ещё не закончено. Эрекционное кольцо было тому доказательством. — Твоему ротику нужно полезное занятие, крошка, — Чимин чувствовал кожей чужую усмешку, когда Хосок прошептал ему это, одновременно прильнув к коже губами и оставив засос. Повязка спала и Чимин, проморгавшись, посмотрел на старшего, сразу же спохватившись и всё же опуская взгляд. Он неловко сполз на пол, больно ударившись коленками о твёрдую поверхность, и остановился перед новой передрягой. Хосок не собирался ему помогать, а руки были за спиной в наручниках, поэтому Чимин принялся зубами расстёгивать молнию. Металлический вкус во рту, пока он делал это, принимал почему-то возбуждающий оттенок. Может быть, потому что так близко к члену. Может быть, потому что у младшего крыша летит на полной скорости в никуда, в точку невозврата. Выпустив наконец-то твёрдую плоть на свободу, он тут же принялся усердно сосать. Хоть в минете ему не было равных, в этом Чимин был уверен и надеялся, что так заработает для себя горячо желанное проникновение и следом разрядку. В области паха тянуло и отдавало болью с каждым движением, а рука Хосока теперь уже не помогала, а лишь усугубляла ситуацию, делая возбуждение всё более невыносимым. С каждой минутой Чимин чувствовал себя всё более зависимым, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающего желания добиться награды. В мыслях не было ни намёка на то, что унизительно, что он словно саморучно пристегнул на шее ошейник. Это всё неважно, когда Хосок. Король. Господин.