300 кругов ада.

Чимин вышел и Тэхён остался наедине с Чонгуком. Тэ сочувствовал положению Чона, правда, но собирался всё же выжать из этой ситуации максимум. Потому что он был уверен, что такое не повторится. Он опять посмотрел на голого связанного парня. Его голова, до этого уверенно приподнятая, теперь опустилась подбородком на исполосованную грудь. Волосы слегка растрепаны. Он не двигался в ожидании следующих шагов Тэхёна. Контрастом ко всей этой картине, которую можно было бы назвать «пленённый боец», был его член, который был отчётливо приподнятым и готовым к новому бою. — У меня всё ещё машинка и я всё ещё могу тебя наказать, поэтому советую быть послушным и покладистым, зайка, — сказал он Чону, подходя. — Я понимаю, хозяин, — и глазом не моргнул Чонгук, принимая теперь новые правила игры. А Тэхён решил дразнить. Много и беспощадно, пока тот не начнёт умолять. Он обошёл его по кругу, остановившись за спиной, и зарылся рукой в волосы, оттягивая их назад и следом начиная своё путешествие губами по телу Чонгука. В первый раз он почувствует его всего, без остатка. Лёгкий поцелуй в шею, из-за которого у Чонгука отобрало дыхание, и следом укус, оставивший на мягкой коже засос. Затем Тэ встал прямо перед ним, согнувшись и продолжая языком изучать острые ключицы, на которых тоже потом оставались следы. Поцелуи на каждом миллиметре крепкого тела, которое покрывалось мурашками от такого. Опустившись на корточки перед Чонгуком, а следом и на колени, он немного расслабил верёвки на его ногах и подождал, пока тот разведёт их в стороны. Заняв позицию между его ног, Тэхён всё продолжал дразнить. Губы остановились на одном соске, оттягивая, слегка кусая, а потом начиная сосать, пока со вторым соском играла рука, лишь добавляя ощущений. Тело Чонгука напряглось, как струна, а член стоял уже колом, безмолвно умоляя о губах Тэхёна, или хотя бы руке. Но Тэхён всё ещё хотел почувствовать каждую неровность на теле, каждый кубик пресса. Он прошёлся по шраму от ножа, который являлся подарком Чимина. Когда он услышал первый низкий стон из-за приоткрытых губ, он знал, что на правильном пути. Следующей остановкой был пупок, а ведь это так близко к тому месту, которое нуждалось в Тэхёне. Тэ усмехнулся, дотронувшись до головки кончиками пальцев и чувствуя напряжение, а затем убрал руку и занялся пупком. Ещё один тихий стон был ему ответом на манипуляции, но Чонгук пока ещё стойко терпел, не собираясь умолять. Тэхён встал. — Смотри на меня, — приказал он, и Чонгук подчинился. Не зря говорят, что глаза — зеркало души. Зрачки слились с радужкой, представляя собой чёрную бездну, в которой утонуть было легче простого. Тэхён без слов знал всё, что происходило с Чонгуком на тот момент и понимал, что тот не опустится до упрашивания. Стойкость — отличительная черта младшего, как и его внутренняя и внешняя сила, перед которой Тэ преклонялся. Ведь Чонгук не человек, он — стихия, неукротимая и беспощадная. И с боязнью общественного мнения. — Когда я развяжу тебя, ты не сдвинешься ни на сантиметр, пока я не позволю. — Хорошо, хозяин, — он, похоже, и не собирался уже противоречить. Тэхён успел раз десять подумать о том, как же Чимин всё-таки умело связал Чонгука, пока медленно развязывал, не забывая случайно задевать то член, то соски. Чонгук тогда сжимал зубы, но не говорил ничего. Вскоре верёвки были уже на полу, а Чон был освобождён, но не двигался, чему Тэхён очень удивился. С каких это пор он играл по правилам? Но в принципе, старшему было это не так важно, как сам факт того, что последует. — На колени. Резкий приказ, который Тэхён много раз слышал, но произносил впервые. Было немного странно, но приятно, особенно в тот момент, когда Чонгук начал выполнять его. В голове Чонгука развязывалась такая война, которую и не описать словами. Две армии кромсали друг друга, оставляя убитых валяться кусочками на поле боя; бушевал ураган, распространяя кровь так, что небо казалось красным. И побеждала одна сторона, имя которой «гордость», но и другая всё же не отступала, посылая гордость к чертям и обещая играть по правилам. Она проигрывала, но всё ещё держалась, толкая самого Чонгука на унизительные поступки, которые будут потом ему сниться ночами. Он не был на коленях ни перед кем, никогда в жизни не подчинялся приказам, не просил, ничего. Но теперь он делал это, лишь идя на поводке у своего идиотского страха, который уничтожал, громил его оборону. Он опускался на колени перед Тэхёном. Да, он сделал это. Смотреть в глаза было выше сил, потому что он предполагал, что увидит в них победное высокомерие. Предполагал, потому что знал, как оно блестит в его собственных глазах после такого, как он любит надавить морально на уже беззащитную жертву. Он знал себя и предполагал, что таков и Тэхён. А Тэхён уже смотрел сверху вниз на того, кто насиловал его не раз, кто заставлял его плакать и умирать изнутри, и не знал теперь, что чувствовать. Вроде да, за Тэхёном победа, но чувствовалось это как-то странно, неправильно даже, немного неловко. Потому что так неестественно, потому что Чонгук должен контролировать ситуацию, не позволяя Тэхёну расслабиться, унижая и заставляя иногда сжиматься от боли. Это правильно. Тэхён дёрнулся от таких мыслей, выматерившись на самого себя, и решил продолжить. — Отсоси мне, Чонгукки, зайка. Я вижу, что ты этого жаждешь, — выпалил он ещё одну бомбу, подрывая поле боя младшего и не оставляя на нём живых. Чонгук подполз к Тэ, подмечая, что пол тюрьмы вовсе не такое приятное место для коленей. Он поднял немного голову и посмотрел на член, уже стоявший перед ним, будто выжидая. Не имея определённого опыта на поле искусства минета, он, собственно, и не хотел набираться опыта, но несмотря на это вобрал в рот, сперва немного, а затем глубже, тут же почувствовав рвотный рефлекс и отпрянув. Вкус во рту был необычным, ощущения — без комментариев. Пытаясь сделать всё как можно лучше, он не заметил, что Тэхён прикрыл глаза и негромко простонал. Тот тоже в первый раз чувствовал такое, в первый раз не отдавал, а получал, и было хорошо. Очень хорошо, даже когда Чонгук не нарочно и не больно прошёлся зубами по стволу. Минет продолжался некоторое время, пока Тэхён не остановил Чонгука. Он хотел больше, и знал, что Чонгук тоже. И плевать на игру, плевать на то, что роль нижнего должен был примерить Чонгук. Тэхёну хотелось Чона, хотелось отдохнуть от ощущения, что контролирует всё. Он уже насытился властью, насытился унижением Чонгука, и ему просто хотелось отдать уже бразды правления в чужие руки. И даже наказание, которое точно последует, не страшно, потому что Чонгук. Чонгук, а не кто-либо другой. Поэтому Тэхён сказал Чону подниматься и, когда тот сделал это, Тэ прижался к нему всем телом, обнимая и тихо говоря: — Возьми меня, пожалуйста. Эти слова были словно глоток свежего воздуха для Чонгука. Он усмехнулся, зарывшись в свою очередь лицом в волосы старшего и поцеловав, тут же подхватывая на руки, заставляя раздвинуть ноги и поддерживая их у своих бёдер, одновременно прижимая его спиной к стене. У Тэхёна в руке уже была смазка, которую он протянул Чону без надежды на то, что тот после всего её использует, но младший всё же взял её и тут же открыл. Он был зол, но не хотел зла Тэхёну, не на тот момент во всяком случае, когда тот фактически сдался, принимая поражение. Потратив пару минут на подготовку, Чонгук пристроился у входа и вошёл, вырвав из Тэхёна протяжный, несдержанный стон и учащённое дыхание. Он брал Тэхёна уже в который раз, но сейчас всё было незаметно по-другому. Первым кончил Тэхён, пачкая спермой свой живот и живот Чонгука, а следом за ним внутрь его кончил Чонгук. Когда мышцы расслабились, Тэ держался лишь с помощью стены и рук Чона. Тот крепче обнял его и перенёс на койку, оставляя там и поднимаясь. Тэхён был рад, несмотря на конец. Он был рад, несмотря на то, что понял, что не является доминантом и никогда им и не будет, что даже не хочет им быть. Он благодарен Чимину за то, что помог, так как без него он сдался бы намного раньше, подвергая себя жестокости и несносному унижению. А так он хоть частично смог показать Чонгуку, каково это, быть на коленях и отсасывать, быть связанным, избитым. Он надеялся, что тот только не слишком сильно возненавидел его. А Чонгук, в свою очередь, не знал, что и чувствовать. С одной стороны, ему слишком сильно хотелось выплеснуть весь свой накопившийся гнев на Тэхёна, показать ему, как наказывают тех, кто играет не по правилам. Он был зол за то, что вмешался Чимин, за то, что из-за него Тэхён смог почувствовать некую власть над Чоном и за то, что Тэхён пытался соврать ему, выдавая Пака за себя. Тем более, что теперь ничего не удерживает Чонгука от этого. Все, кто врал либо играл не по правилам, в мире Чона заканчивали свою жизнь лишь одним способом. Чонгук зашёл в свой кабинет, бросая на пол сувенир, который притащил с задания, на которое Шуга потащил младшего. И всё потому, что задание это включало в себя и обработку компьютеров, с которыми Юнги то ли не умел разбираться, то ли просто не хотел. Во всяком случае, Чонгук только вернулся с этого задания и взял в руку сигарету, прикурив. — Ну привет, Ли. Или ты и о своей фамилии мне соврал? Сжавшийся мужчина валялся там, где Чонгук его бросил, не осмеливаясь сдвинуться. Он понимал, во что вляпался, но не хотел признавать, что всё, конец. Не хотелось так просто сдаваться, нельзя было, не сейчас, когда жизнь и так на волоске висит, изрядно потрёпанном. Он кинул загнанный взгляд на массивную дверь за собой, а потом ответил: — Н-нет, я не соврал вам, господин Чон, э-это моя фамилия, — его голос трясся так же, как и он сам. — Ах теперь я господин, м? Не понимаю, какого чёрта ты сейчас лижешь мне зад, когда всё и так уже готово. Так скажи мне, Ли, — Чонгук медленно подходил к нему, как хищник к добыче. — Как ты объяснишь всё то, что твой лживый рот выговорил? — Я п-прошу вас, они угрожали мне моей… — Дочкой? Опять врёшь, сука, — он теперь уже стоял прямо перед мужчиной. — Твоя дочь охраняется лучше, чем мой сейф, и ей никто не угрожал. А тебе просто заплатили и ты решил, что можешь пройти безнаказанно. Ну вот какой же уровень идиотизма ты постиг, Ли? По-моему, максимальный. Чонгук кипел. Он не переносил, когда ему врали. Для него это было знаком того, что тот, кто врёт, считает, что Чонгук настолько глуп, что поверит. Конкретное оскорбление, так сказать, а оскорбления и толерантность у Чонгука одни с другим не шли. Поэтому он не собирался щадить, не собирался позволять думать, что «ух, пронесло». Такое надо сечь у корня, чтобы не прорастало у других. Ещё он терпеть не мог раболепие, с которым этот человек смотрел на него, думая, что это его спасёт. Такие люди не достойны жизни. И поэтому Чон, посмотрев отстранённо на уже почти выкуренную сигарету в своей руке, вдруг резко потушил её о плечо Ли. Тот взвизгнул, отскакивая. — П-пожалуйста, умоляю в-вас, господин Ч-чон, я никогда больше… — тараторил Ли, но прервал его Чонгук, который не собирался слушать его лепет. — Или заткнись, или я повешу тебя вниз головой через окно, и ты будешь висеть, пока либо не сдохнешь сам, либо упадёшь нахрен и сдохнешь. Эти слова подействовали магическим образом на Ли, который лишь продолжал тихо скулить. Тогда Чонгук медленно обошёл свой рабочий стол, выдвинул один ящик и забрал из него сияющий на свету нож. У мужчины остановилось дыхание, когда младший опустился затем перед ним на корточки и холодно приказал: — Пальцы. Он молился, чтобы его пальцы остались на месте, если он послушно оттопырит их на ковре, как Чонгук и приказал. Но нет, он слегка просчитался. Нож оказался не просто острым, а убийственно, и три пальца секундой позже отделились от ладони. Ли вскрикнул, слёзы тут же полились из глаз, а рука, теперь без трёх пальцев, будто уже не была его. А Чонгук лишь подождал пару секунд, после чего отчеканил следующий приказ: — Язык. — У-умоляю, убейте меня б-быстро, я молю вас, ради всего святого… — рыдал мужчина. — Язык, блять! — прикрикнул Чон, не собираясь щадить. Но Ли не собирался повиноваться, не переставая кричать и умолять, из-за чего раздосадованный и уже несколько заскучавший Чонгук просто полоснул лезвием по его горлу. Рана получилась глубокой и Ли начал хрипеть. У него не получалось вдохнуть, кровь затопила уже его одежду, когда Чонгук продолжил своё занятие. Через образовавшееся отверстие он вытащил наружу язык, создавая некое подобие галстука и немного отходя, наслаждаясь зрелищем. Мужчина уже не дышал. Тогда дверь открылась и в помещение заглянул Юнги. — Убавь звук этого урода, а то его вопли… — он увидел мёртвое тело и лужу крови, затопившую ковёр. — Блять, Чонгук, уже который ковёр. В следующий раз принесу тебе дешёвку с блошиного рынка, а не ебаный авторский из Эмиратов. — Прости, хён, — усмехнулся Чонгук. — В следующий раз покупай красный, на нём не будет видно. — Возьму на заметку, — ухмыльнулся тот в ответ. С одной стороны, Чонгук вспоминал все те моменты, когда он наказывал провинившихся, и улыбался. Но с другой стороны, это Тэхён. Тэхён, блять. Тот парень, который засунул его в тюрьму и затем полез туда же сам. Сперва он не хотел подчиняться. Затем подчинился, поняв, что по-другому никак. Тот парень, который потом… Потом полюбил? Наверное, Чонгук просто не хотел об этом думать. Наверное, так было легче причинять боль и не чувствовать потом писк совести. Тот парень, который, имея возможность сделать со связанным Чонгуком всё, что угодно, сам развязал его потом и отдался в его руки, понимая, что опасно. Тот парень, которого хочется ненавидеть, но не получается. Уже не получается. Чонгук залез в свой карман и вытащил оттуда сигарету, прикуривая. Тэхён смотрел на него с кровати, смирно ожидая, что же будет дальше. Он даже не потрудился одеться или прикрыться, потому что не было смысла. Чонгук уже всё видел, всё знает. — Я усвоил урок, Чонгук, — подал голос Тэхён, изучая выражение на лице младшего. — И я знаю, что поступил нечестно, за что прошу у тебя прощения. Но я лишь хотел показать тебе, как себя чувствую я, хоть один раз. И я не сожалею, что сделал так. Из-за таких слов хотелось и убить, и поцеловать. Чонгук не мог понять, как этот человек мог вызывать в нём такие двойственные ощущения, причём постоянно. Почему его слова заставляли сомневаться в том, что проверено годами? — С какой целью ты мне говоришь теперь это? — безэмоционально ответил он, чувствуя кожей взгляд Тэхёна. — Я просто хочу, чтобы ты это знал, — сказал он без какого-либо подтекста, к которому привык Чонгук за годы своей карьеры. Сигарета догорала. Чонгук сел возле Тэ, воспроизводя картины убийства Ли в своей памяти, будто это произошло недавно. Каждую секунду, каждое слово, каждый цвет. Он помнил всё. Но эта сигарета была потушена о тумбочку, а не о чужое плечо. — Новость о том, что я не состою больше в Deceptio, распространится до завтрашнего утра, если ещё не успела, — внезапно начал Чон, заглядывая Тэ в глаза. — И я буду в опасности. Держись лучше Юнги и Намджуна, если хочешь выжить, так как я не обещаю, что смогу выполнить наш уговор и защитить тебя. Ты не обязан мне больше: 300 услуг ты должен Deceptio, а не мне. Так что уходи. Тэхён не верил своим ушам. Вот оно, то, о чём он так долго мечтал: уже не трое имели право на него, на его тело, а двое. Его ноша уже становилась легче, но так ли оно на самом деле? У него даже не получалось обрадоваться. Ничего, только какая-то странная пустота, которая, словно раскрытая пасть акулы, грозилась поглотить в темноту. — Я тебе не нужен? — выпалил Тэхён прежде, чем понял, что собирается сказать. Этим вопросом он перевернул все внутренности как себе, так и Чонгуку. — Чёрт возьми, Тэхён… — только и сказал он, прежде чем поцеловать. Поцелуй получился каким-то отчаянным. Парни дышали друг другом, слились в одно, будто теперь никакой преграды между ними не существовало, будто всё встало на свои места. Они не отстранялись вплоть до того момента, когда дышать стало трудно. Тогда они посмотрели друг на друга. — Не заставляй меня отвечать, — только и сказал Чонгук, вставая и отводя взгляд. — Не буду, — прошептал Тэхён и, подобрав свою одежду и быстро натянув её на себя, вышел. Чонгук пару минут смотрел ему вслед, после чего в камеру зашёл Чимин, который даже не посмотрел на младшего, лишь бросив: — Ты дебил. И в первый раз Чонгук мог бы и согласиться.