300 кругов ада.

Чимин проснулся не в самом приятном расположении духа. Чонгук вот уже почти час сидел и разрывал бумажку за бумажкой на части, бросая на пол маленькие кусочки и создавая крайне неприятный шум. Он не останавливался, делая это почти на автомате и пялясь в одну точку на полу, словно обдумывая что-то действительно важное. С того момента, как Тэхён вышел из этой камеры, младший искусно ходил по нервам Чимина, заставляя тихо кипеть, но отмалчиваться за неимением желания бросаться подколками. У него самого над головой топор, который он не знал, как убрать. Топор в виде Хосока, который в последние дни не звал его к себе, а Чимин не хотел идти к нему сам, сообразив, что шагать в клетку к тигру по собственной воле — по крайней мере глупо, а он не являлся ни идиотом, ни мазохистом. Но отсутствие старшего в его жизни напрягало, так как он помнил, что произошло, когда он сам не пришёл в прошлый раз. И когда соврал, почему не пришёл. Помнил и будет помнить. Так вот, он держался, чтобы не развязывать войну между собой и Гуком, правда. Но нервы у него всё же не резиновые. — Хватит. Теребить. Эту. Хуету, — прошипел он, вставая и резко вырывая следующую бумажку из рук младшего, бросая её на пол и показательно придавливая ботинком. Тот медленно поднял голову и посмотрел на Чимина, словно впервые его видя. — Зубами возьмёшь сейчас эту бумагу и вернёшь её мне в руки, — процедил он. Несмотря на их нелюбовь друг к другу и желание подколоть пожёстче, никогда, за всё время, пока они были соседями по камере, никто не бросался такими уничижающими словами в сторону другого. Чимин понимал, что тот ещё дуется из-за происшествия с Тэхёном, но он не ожидал, что тот проявит такое острое неуважение к старшему. В голове горела лампочка, которая мигала красным и мрачным голосом повторяла: «недопустимо, недопустимо, недопустимо». И Чимин не собирался пропускать это мимо ушей. — Не дорос ещё мне приказывать, сопляк, — бросил он свысока, наблюдая за изменениями на лице Чона. — Лучше подбери свой мусор и закати губу. Чим уже хотел грациозно повернуться и вернуться на свою койку, как Чонгук нагло встал прямо перед ним, возвышаясь лишними сантиметрами над его головой. — А то что? — усмехнулся он, резко толкая старшего к стене и придавливая рукой шею. — Вытащишь тату-машинку и нарисуешь мне хуй на лице? Попробуй, и эта самая машинка окажется у тебя в заднице за считанные секунды. Дыхательные пути Чимина были перекрыты не полностью, и тот понимал, что Чон не собирается душить его. Однако его слова были похуже руки поперёк горла, и поэтому Чим только сладко усмехнулся, немного приподняв одну бровь. — Ну почему сразу так грубо? И он резко двинул коленом в пах младшему, отчего тот дёрнулся и на секунду ослабил хватку. Этой секунды Чимину было достаточно для того, чтобы высвободиться и оказаться у двери. — Сбегаешь? — криво усмехнулся Чонгук. — Я могу и в коридоре тебя достать. И никто из стражи тебе не поможет. — Стража хочет денег за молчание, не так ли? А у тебя деньги разве есть? — ударил он под дых, заставляя младшего замереть посреди камеры. — У тебя сейчас нет нихрена. Я буквально могу тебя купить, зайка, так что не кусайся. Пока он произносил последние несколько слов, Чонгук опять приближался и в два шага схватил старшего и кинул обратно в камеру, перекрывая собой путь к отступлению. — Но зато кто сказал, что мне нужны деньги, чтобы заткнуть тебя? — протянул он, шагая к Чимину, словно хищник к добыче. Но добыча-то не самая безопасная. — А ты попробуй, зайчонок, — с акцентом на последнее слово выговорил тот, разводя руки в стороны. Когда Чонгук на раз подошёл к нему, его встретил красивый хук справа, который едва ли вписывался в происходящее хотя бы потому, что Чимин выглядел беззащитным всего секунду назад. Но это лишь его маска, которую он любил набрасывать, находясь в близком контакте с теми, кого он хотел если не прибить, то хотя бы застать врасплох. Но и Чонгук не так прост. Он успел изучить за это время каждую маску Чимина и был готов к ответному удару, блокируя выпад старшего и в ответ посылая его опять к стене спиной. Тот дёрнулся и всё-таки смог достать Чонгука со второго раза, удачно прицелившись сильным ударом в живот и выбивая у него воздух. Но ненадолго. Времени не хватило даже на то, чтобы отойти от стены, так как его стукнули головой об неё. На короткое время всё поплыло, и, оклемавшись, он понял, что штаны были стянуты уже до колен. Ага, теперь всё было понятно. Чонгук на этот раз не хотел его избить. Он хотел его изнасиловать. — Серьёзно? Вот серьёзно? Тебе так не хватает секса? — с издевкой протянул Чимин, несмотря на то, что являлся прижатым и уже полуобнажённым. Чонгук не ответил, а лишь сильно потянул рубашку, разрывая её и отбрасывая в сторону. Чимин хмыкнул и снова попытался оттолкнуть младшего от себя. Опять же попытка была неудачной. — Ты пойдёшь к управляющему просить дать мне новый верх, — объявил он, цепляясь за рубашку Чонгука и с удовольствием наблюдая за возмездием в виде порванного рукава. — Похоже, это ты пойдёшь просить два. Он заметил своё излюбленное место для засосов и оставил один прямо на ключице старшего, отчего тот на секунду замер, а потом, ничего не говоря, с силой потянул Чонгука на себя, меняя их позицию. Его ноги внезапно обвились вокруг Чонгуковых бёдер и тот невольно поддержал парня, сминая упругие половинки в руках. — Ну что, продолжим, малыш? — лукаво прошептал Чимин ему на ухо, забираясь рукой в волосы. — Или тебе неинтересно, когда не изнасилование? — Дразнишь? — зарылся Чонгук одной рукой в волосы Чимина и потянул их назад, получая доступ к коже цвета карамели, которая дразнила не хуже губ. Чимин не ответил, а лишь обвил руками его плечи, снимая чужой верх, а затем впиваясь ногтями в спину и грубо проводя по ней, сотворяя красные полосы. Чонгук прошипел что-то о том, что коготки у Чима даже поострее язычка будут, за что он получил ещё и укус. Просто для галочки. Но затем Чон решил, что с него хватит, и нащупал дырку Чима, толкнувшись в неё всухую сразу же двумя пальцами. Тот ахнул от неожиданности и задвигался в попытке выбраться из захвата, а на самом деле лишь сильнее насаживаясь на пальцы. — Тебя не учили пользоваться ебаной смазкой, дикарь? — раздражённо выпалил Чимин и сразу же затем звонко простонал, не сдержавшись из-за того, что Чонгук резко надавил на простату. Мелкий дьяволёнок умел её находить за считанные секунды, и поэтому даже боль не смогла сдержать старшего от этого внезапного стона. — Ты что-то сказал, м? — усмехнулся он, опять надавив и наблюдая за тем как Чимин извивался в его руках. — Я сказал… Ах блять… Смазка… Чёрт… — стонал он с каждым попаданием пальцев по простате. — Единственная сейчас доступная тебе смазка — моя сперма, — сказал он и попытался протолкнуться третьим пальцем, что вызывало уже реальную боль. — Можешь её заработать. Если хочешь, конечно. Чимин на это сжал зубы и кивнул, уже не имея сил останавливаться и затем позорно дрочить в туалете. Хотя… Чонгук отпустил его и тот чуть сразу не свалился на колени, но это противоречило его намерениям. Нет, нельзя на колени, не перед ним. Вместо этого он взял себя в руки, а конкретно в руки он взял член и красиво пошёл на свою койку, усаживаясь на неё преследуемый удивлённым взглядом младшего и разводя ноги. Разводя их пошло, медленно, уверяясь, что Чонгук видит не только член, но и дырку. Открытое представление, так сказать. После чего он, усмехнувшись, облизал свой палец, сперва один, затем два, три, четыре, одновременно играя с головкой своего члена. Пальцы вскоре отправились в анал и Чимин простонал, прикрыв глаза и сжимая член, начиная водить по нему рукой. Кто сказал, что дрочка должна быть позорной? Он собирался устроить Чонгуку настоящее шоу. Показать, что не он контролирует ситуацию, а сам Чимин, и что в планах не было опускаться на колени перед младшим. Ни до этого, ни на тот день, ни в будущем. Он держал глаза закрытыми, чтобы представлять в темноте лицо Чона, пока он делает то, что делает. Он представлял, как его лицо сначала вытянулось от удивления. Эти большие оленьи глаза младшего увеличились ещё больше, а аккуратные брови поползли наверх. Обе. Губы, скорее всего слегка искривились: один уголок поднялся, показывая его фирменную усмешку. Чонгук любил усмехаться, а настоящая его улыбка была не знакома Чимину, и тот не думал, что когда-либо с ней познакомится. Не то, чтобы ему было не плевать. Так вот, руки же, наверное, теперь были скрещенными на груди, как знак того, что Чонгук не ожидал его действия и всё ещё обдумывал, как отреагировать на такой выпад. Если хук справа был знакомым ударом, то с таким младший ещё точно не сталкивался. Изощрённый отказ от минета? Можно это назвать и так, но это было скорее игрой, которую Чимин предлагал Чону. Предложение, от которого не отказываются. Пока Чимин рисовал у себя в голове такую картинку, его оргазм всё приближался, а сам он ускорял темп, как вдруг его руку на члене накрыла тёплая рука побольше. Он открыл глаза и увидел перед собой сперва возбуждённый член, а затем уже Чонгука, который криво усмехнулся: — Хорошо, Чимин, — он показательно медленно провёл рукой по его члену, а другая рука проделала дорожку от губ до сосков, закручивая каждый и заставляя Чимина резко выдыхать при этом. — Будешь заниматься одинокой дрочкой или мы всё же удовлетворим друг друга? Прежде чем Чимин смог ответить, Чонгук схватил легко толкнул его, принуждая лечь на кровать, оставляя ноги раздвинутыми. Он навис над парнем сверху и сперва пососал его соски, один, а затем другой. Чимин опять прикрыл глаза от ощущений, тихо постанывая и борясь с желанием схватить в охапку волосы Чонгука и отправить его голову чуть вниз, поближе к своему члену. Но у того были другие планы. Он чуть отодвинулся, бросая взгляд на отверстие, которое уже было хорошенько смазано слюной, и приблизился к нему головой. — Как думаешь, Чимин, ты заслужил это? — спросил он и лизнул чувствительную кожу анального отверстия, наблюдая за крупной дрожью чужого тела. Чимин не смог даже ответить, а только простонать. В течении всей своей жизни, он занимался сексом не два или три раза, а наверное тысячу, если и не больше. Он испробовал все позиции, его брали со всевозможными извращениями. Он прочувствовал сто разных приёмов возбуждения, он сам применял все эти приёмы на случайных партнёрах. Но никогда, никогда его не старались возбудить нежностью. И поэтому никогда даже не пытались сделать ему анилингус. А вот Чонгук сделал это. Он опять лизнул отверстие, проводя верхом языка по краям и очерчивая круг, после этого легонько проникая внутрь лишь на сантиметр, только для того, чтобы затем выйти и посмотреть на распластанного на постели Чимина. — Ты мне не ответил, — ухмыльнулся он, оставляя без внимания изнывающего от желания Чимина. — Ч-что? — выдавил тот, пытаясь восстановить нормальное дыхание. — Заслужил ли ты это? — повторил Чонгук, дотрагиваясь пальцем до головки уже чуть-чуть сочащегося спермой члена. — Ахх… — Чимин не мог себя контролировать, будто это был его первый раз: настолько чувствительным его сделал Чонгук. — Да, да-аах, я заслужил. — А по-моему нет, — дразнил теперь Чонгук, засовывая палец, которым он собрал капли семени с чужого члена, себе в рот и облизывая, словно леденец. — П-пожалуйста, Чонгук, — выдохнул Чимин вместе с очередным стоном, не имея сил сдерживаться больше. — Ну раз так просишь… И его голова мгновенно снова оказалась у дырки, а язык на ней. Стоны Чимина были приятнее музыки, и Чонгук поэтому сперва немного поиграл с отверстием, а затем уже проник внутрь на всю длину своего языка, ощущая, как дырка вокруг словно пульсирует от напряжения. И поэтому после ещё небольшой прелюдии он опять поднял чужие ноги, пристраиваясь уже членом, и беспрепятственно вошёл до упора, вырывая из Чимина уже не звонкий, а гортанный стон, когда тот откинул голову назад и схватил постельное бельё, сжимая его в руках. Понадобилось небольшое количество толчков под тем самым углом, чтобы Чимин сжал зубы в попытках не оповестить всю тюрьму о сексе с Чонгуком своими криками, выгнулся и кончил, сразу же после этого обессиленно распластавшись на койке и позволяя Чону довести себя до оргазма, который настиг его почти сразу же после оргазма Чимина. Кончив внутрь и не получив ни слова против этого, он вышел из парня и посмотрел на него. Чимин лежал, не пытаясь даже прикрыться или же хотя бы собрать ноги и не стесняясь своей затраханности ни на два процента. Его глаза были опять прикрыты и он словно собирал себя по кусочкам, которые раскидались по камере после его оргазма. Его розовые волосы были мокрыми от пота, живот мокрым и липким от собственной спермы, а из его задницы при малейшем движении вытечет всё семя Чонгука. На ключице красовался засос. Вся эта картина была достойной центрального места в галерее, и Чонгук впервые задумался о том, что Чимин прекрасен. Прекрасен, словно алмаз в горе стекляшек. Но такой же острый, как алмаз, если брать неаккуратно. Чимин манил, его энергия была подобно магниту, что притягивает с огромной силой. Они с Тэхёном — такие разные. И, наверное, именно это и нравится Чонгуку в обоих. Солнце и луна. Чёрное и белое. Дополняют и друг друга, и его самого. Только вот луну он лишь недавно отпустил. Заставил уйти из его жизни, потому что с ним эта луна потеряла бы свой блеск. А Чонгук не хотел этого. Чимин, в свою очередь, лишь пытался собрать в кучу мысли и успокоиться, усмирив неровное дыхание и дрожащее тело. А это было чертовски сложно. Как и признаться, что так чувственно его не брал никто. Каждая частичка тела вопила об удовлетворённости. Каждый мускул был расслабленным. И каждая мысль была о том, что сделал это Чонгук, тот самый Голд. Видно, что золотой он по всем пунктам. Не хотелось говорить, когда так хорошо, но Чонгук настаивал. — Ну и как тебе изнасилование, Чимини? — хмыкнул он, опуская руку на чужое бедро и поглаживая его. — Не прочь бы повторить ещё когда-нибудь, — усмехнулся он в ответ, всё ещё чувствуя разряды тока от каждого касания. И тогда его пронзил разряд посильнее. Хосок. Он трахался, не спросив позволения у Хосока. А ведь сперва он даже хотел, чтобы Чонгук попался. Он намеренно притянул его к себе, осознав, что тот намеревается взять его. Притянул, чтобы потом надеть на него ошейник шантажом. Но ошейник незаметно оказался вокруг шеи Чимина. Однако старший не намеревался рассказывать об этом. Ни Чонгуку о Хосоке, ни Хосоку о Чонгуке. Ведь недосказанность — это не враньё, а лишь цензура правды. И остаётся лишь надеяться, что цензура эта не будет слишком палевной. Ведь внезапно не хотелось, чтобы Чонгук пострадал. Не так, не сейчас. Не после такого. Нельзя.