300 кругов ада.

Неделю спустя.

День был пасмурным. Но когда Намджун смотрел в окно, ему казалось, что даже в такую погоду он гулял бы по городу, ловя капельки дождя и наслаждаясь каждым глотком свежего воздуха. Жаль только, что ему это запрещено. В борделе же, как всегда, было светло, и этот свет неприятно резал глаза, которые хотели отдохнуть от всего. Пахло приторно-сладко, разными дешёвыми духами, однако нос уже не щипало. Намджун сидел на кровати и пытался успокоиться. С того момента, как парень вернулся в это логово разврата, он почти не спал. Потому что просыпался очень быстро и в поту, перебирая потом весь день в голове сцены того, как его насиловали в детстве, и пытаясь отогнать это, оградиться, но получалось как-то не очень. Цу — это отдельная история. У каждого человека есть фобии. И фобии эти при близком столкновении с человеком не дают дышать, не дают мыслить разумно и заставляют кричать от страха. Именно по этим признакам Нам понял, что Цу — его фобия. Рядом с ним стоять было невозможно, воздух не поступал в лёгкие, а мозг разрывался в агонии. И Намджуну бы сопротивляться, потому что он сильнее, потому что уже не мальчик, но слишком глубоко. Сил было всё меньше, но он обещал себе выстоять. У него было, за кого бороться. Намджун посмотрел на свои колени. Они были содраны, кое-где всё ещё оставалась корка крови. А ведь Цу ничего не заподозрил: он счёл нормальным то, что Нам решил вернуться к источнику своей боли. Он знал, что сломал, понимал, что Джун не смог зашить свои раны, потому что зашивать было нечего. Надо было заново себя построить. Он знал, всё знал, кроме одного. Намджун ведь уже построил. Заново, из пепла собрал. И Джином укрепил. Дверь со скрипом открылась. — У тебя заказ. Через десять минут на выход, восьмой номер, — бросил мужчина, не посмотрев на него, и тут же вышел, хлопнув дверью. Джун криво усмехнулся. Заказ. Ему лишь надо выстоять до того момента, как из уст Цу прозвучат долгожданные слова. Это не навечно и он должен не позволять себе падать духом. И пусть даже фобия, пусть гематомы по всему телу, пусть анал горит огнём. Если ему надо пойти в ад, чтобы взять огонь, то он сделает это и вернётся затем на землю, чтобы этим огнём согреться. Он встал и подошёл к небольшой раковине в углу, посмотрев на себя в зеркало, висящее на стене над ней. Да, на скуле красовался синяк, да, круги под глазами, да, сами глаза эти полны горечи, но выстоять надо. Надо, лишь это надо, а всё остальное забыть. Намджун уже почти умолял себя не казаться убитым, умываясь холодной водой и затем снова смотря в зеркало. «Лишь секс, Намджун». Лишь секс. Но понятно было, что это не так. За эту неделю у Нама было множество клиентов, из которых он выделил бы троих. Троих мужчин, являвшихся, на самом деле, деловыми партнёрами Deceptio. Шепоток о том, что якобы глава могущественной группировки подрабатывает в борделе, не остался незамеченным, и многие пришли проверять. А, проверив, издеваться. Ведь это так красиво — надругаться над могилой павшего. Намджун помнил каждого, знал в лицо, а теперь и записывал на небольшом листочке. Имя, фамилия, день. А в голове планы убийства. Всё по порядку, и это уже почти успокаивало в те моменты, когда мир шатало и разум кромсало, отправляя по кусочкам в никуда. Оценив, что десять минут уже прошло, он лишь для галочки покрутился по комнате ещё минуты две и вышел, запоминая также, за что его вечером накажет Цу. День ещё не закончился, а причин набралось достаточно. Намджун снова усмехнулся, теперь уже бодрее, и вошёл в восьмую комнату без стука. Внутри никого не было, но Джун не собирался уходить, предчувствуя некий сюрприз и морально к нему готовясь. Он уселся на кровать и уже размышлял о том, плеснуть ли в себя бокал шампанского, который так призывно стоял на столе, как дверь открылась и в комнату вальяжно зашёл высокий мужчина с тяжёлым взглядом. — На четвереньки, пёс. Намджун ещё даже не успел разглядеть лицо, но оно и не понадобилось, потому что голос старшего был парню более чем знаком. Он поднялся с кровати и всё же взял в руки бокал, но не для того, чтобы выпивать. — Я думал, что перемирие с Китаем было хорошей идеей. Оказывается, нет, мой друг? — он не прерывал зрительного контакта с мужчиной, который повернулся к нему. Намджун ведь ещё подписывая тот договор знал, что тип, который в то время лишь сидел и курил, мило ухмыляясь, обладал весьма слизкой натурой. Это, как ни странно, витало в воздухе в радиусе пяти метров вокруг него, словно неумело выбранный парфюм. Глаза делового партнёра сужались в каком-то саркастично-подозрительном припадке каждый раз, когда Намджун останавливался и обдумывал разные пункты договора. Мужчина дымил, не делая пауз, словно дышать он мог только никотином. Нам тогда чуть поморщился, но оставил подпись, понимая, что без этого лишь межклановая война и убытки. Он помнил, как Юнги неодобрительно покачал головой, мол, слишком рискованно и нестабильно. Но выбора в принципе не было и выбирать из двух зол меньшее было единственным выходом из ситуации. Однако Нам запомнил лицо своего делового партнёра, запомнил и имя, и голос, и, если честно, не горел желанием слышать их опять. — Нет, — подтвердил тот, скалясь. — Мы не заключаем сделки с шлюхами. — Но зато приходите этих шлюх ебать, м? — он презрительно сплюнул и начал шагать в его сторону. — Правильно, — сказал он и хмыкнул, отходя. В комнату зашли ещё четверо мужчин и у всех в руках было по оружию. От банальных ножей до пистолетов, направленных прямо на Нама. Сколько же они, должно быть, заплатили Цу, чтобы пронести эти игрушки внутрь?! Это была последняя мысль, успевшая пронестись со скоростью света в голове, прежде чем он осторожно опустил бутылку с шампанским обратно на стол и поднял руки. Выжить. Чего бы это ни стоило. Сохранять гордость и лицо — это важно, но не ценой жизни. Мужчина напротив уже казался слегка неуравновешенным, и его полуоткрытый рот словно только и ждал повода отдать приказ стрелять. Если до того момента Намджун сильнее всего чувствовал негодование и злость, то сейчас он почувствовал лёгкий укол страха вперемешку с чистым гневом. Горючая смесь. Парень опустился сперва на колени, а следом и на четвереньки, повинуясь через силу и ненавидя себя за это. — Хороший пёс, — снова оскалился мужчина, подходя вплотную и собирая волосы Нама в охапку, следом потянув их на себя. — Будешь брыкаться, пристрелю на месте. Я такие деньги заплатил за тебя, что сто твоих жизней не стоят столько. Да за твою пользованную шкуру никто бы уже не дал больше цента! Намджун молчал, всё ещё ощущая чужую грубую руку в своих волосах. А как тут поспоришь, с дулом у виска? Кровь кипела, но нельзя было сопротивляться. Просто ещё чуть-чуть выдержать, ещё немного. Потом всем можно будет отомстить, заставить глотать собственные слова в виде вырванных кишков. Ох, одна мысль о том, как же красиво Намджун будет мстить, наполняла парня силой, даря второе дыхание. Он затолкает каждое слово обратно в их глотки и будет наслаждаться их хрипами. И уже плевать на весь Китай вместе с их многочисленными кланами и группировками. Вся страна будет купаться в крови, даже если сам Намджун в ней утонет. — Какой покорный. Цу хорошо приручил шлюшку, — продолжал мужчина, перебирая волосы младшего. — Что ты готов сделать для меня? Нам всё ещё молчал. Он не собирался кормить его эго, даже если прогнуться под него было задачей младшего. Ведь слова, которые собирались на языке и пытались вырваться, были слишком непохожи на то, что хотел услышать китаец. Джун поклялся бы, что несколько секунд длились намного дольше положенного. Когда он приподнял голову, парень заметил, что в руке китайца вдруг оказался кастет, в ответ на что Нам не выдержал и хмыкнул. — Не верите собственному кулаку, мой друг? Провокация сработала. В следующую секунду Намджун оказался прижатым ногой к полу. — Хочешь мой кулак? Что ж, сегодня я в хорошем настроении, — он усмехнулся, тут же приказывая. — Раздевайся, пёс. Каждое движение давалось с трудом, потому что каждая частичка Намджуна вопила перестать унижаться. Всё его существо было против, и в кои-то веки Нам не сдержался. Он съязвил: — Для этого вам надо бы дать мне приподняться, — и вроде прижат к полу он, но казалось, что взгляд его направлен сверху вниз. Китаец убрал свою ногу с Нама и тот тут же приподнялся, заглядывая в глаза мужчине и заставляя его дрогнуть, даже не отдавая себе в этом отчёта. Ким медленно усмехнулся, хищно даже, следом поднялся на колени, а затем и на ноги. Может быть, в его планах не было нервировать клиентов, чтобы потом Цу не заподозрил неладное, но клиент этот был не самым обычным. И пусть то, что он требовал, пока не выходило за рамки дозволенного, оно выходило за рамки терпения Намджуна. И дело было даже не в том, что китаец являлся ещё одним хищником, пришедшим полюбоваться на падение бывшего союзника. Дело было в том, что тот был трусом, который заплатил бешеные деньги, чтобы подстраховать свою задницу пушками в каком-то левом борделе. Теперь было понятно, что тот не собирался убивать Нама. Может быть, только в том случае, если младший вытащит запрятанный ножичек и станет грозиться перерезать ему горло. Но если ему самому смертельная опасность грозить не будет, то китаец скорее предпочтёт издевательство убийству. Намджун, преодолев первую атаку паники, вспомнил всё о мужчине напротив и таким образом сделал выводы, которые придали ему сил и заставили действовать. Если ему и следовало опуститься так, что ниже некуда, то он не откажет себе в удовольствии хоть на миг наблюдать перекошенную рожу бывшего союзника. И поэтому он смачно сплюнул ему прямо в лицо. Намджун не промахнулся в своих умозаключениях. Мужчина не отдал приказ стрелять. Он лишь дёрнулся, постоял пару секунд с тупейшим выражением лица, пока до него не дошло, что произошло, и затем прорычал. Рукавом он стёр с лица чужую слюну и толкнул к стене улыбающегося Нама, хватая его за горло и сильно сдавливая. Тот даже не пытался освободиться и оттолкнуть, а лишь с удовольствием ловил каждую эмоцию китайца, плескавшуюся в глазах. — Думаешь, очень умный, м, сука?! — он рычал Наму в лицо, всё больше сжимая хватку на горле. — Смешно тебе?! Да я заставлю тебя умолять о пощаде и прощении, от тебя и пятна мокрого не останется, ты, ты… А Намджун лишь улыбался, хоть и надломленно. Он ждал того момента, когда в его лёгкие снова поступит достаточное количество воздуха, чтобы ответить. Хоть он и понимал, что его не убьют просто так, но оттолкни он или же ударь китайца, и в его сторону полетит не меньше четырёх пуль. Поэтому он не сопротивлялся, а просто ждал, собирая в себе силы и вызывающе улыбаясь, ведь это именно то, что могло заставить мужчину напротив из кожи вон лезть. Вскоре тому надоело рычать в лицо молчащему парню, и он разжал пальцы. Нам тут же глубоко вдохнул и сказал: — Что-то я не чувствую твоей доминантности, — протянул он, приподняв бровь. — Может, ты на самом деле мечтаешь оказаться подо мной? Мы можем это устроить, знаешь ли, я… Он не успел договорить, как слева на него обрушился удар кулаком, недостаточно мощный, чтобы сломать челюсть, но довольно сильный. Намджун на секунду остановился, прикоснувшись рукой к месту удара, проверяя, но затем опять опустил руку и хмыкнул. Эта реакция парня разозлила уже пылающего мужчину ещё сильнее и тот заехал ему коленом в живот, заставляя согнуться пополам и кашлять. Следующий же удар оказался опять ногой, но теперь уже в лицо, которое Нам успел защитить руками. Удары, разные по мощности, опускались на него с большой скоростью, а он лишь защищался, как мог. Руки чесались ответить, но нельзя, иначе конец и все старания в колодец. Да и лучше избиение, чем изнасилование. Хотя, кажется, Намджун получит и то, и другое. Удары перестали сыпаться и он поздравил себя с тем, что смог продержаться на ногах. Выпрямиться стоило ему немалых сил, но он сделал это. Напротив на него смотрели с злостью, не понимая, почему не умоляет. Почему не кричит от боли или же хотя бы не падает. Почему не делает хоть что-то, а лишь стоит и будто не чувствует ни хрена. Бесит. — На. Колени. Мразь, — отчеканил китаец, у которого терпения больше не было. — Иначе я буду ломать тебе конечности. Начну с пальцев. Намджун стоял, обдумывая. Он не планировал быть покалеченным, а в глазах напротив плескалось теперь такое сумасшествие, что, казалось, именно это последует, если он не подчинится. Стоила ли его гордость того, что потом он вернётся к Джину по кусочкам? В чём тогда смысл? Ну что ж, Намджун. Спровоцировал, а теперь убирай плоды своей работы. Не успел он решить, что на колени стоило бы опуститься, как мужчина с нетерпением ударил его в ноги, этим заставив упасть перед ним. — Тик-так, Ким, — он поднял голову Нама, его цепкие пальцы вцепились в подбородок младшего. — Время вышло. Помню, ты правша. И он опустился затем на корточки перед Джуном, схватив его правую ладонь и укрепив хватку на пальцах, начиная их выкручивать против часовой стрелки. Парень резко выдернул свою руку и сказал: — Я опущусь на колени, — на выдохе. — Мне плевать, — твёрдо и мрачно. — Поздно спохватился. Если не предоставишь мне свои пальцы, я выбью тебе зубы. У меня ведь такой выбор! И нет, Намджун не боялся сломанных пальцев. Не впервой. Но он не хотел, чтобы потом сложно было собрать себя по кусочкам, зализывая переломы по всему телу. У него не было времени для этого, а он на миссии. Как потом бороться с переломанными пальцами, с сломанными ногами, с выбитыми зубами? У него не было иллюзии по поводу того, что его группировка в конце концов не узнает, куда он делся и что он делает. И он не был уверен, что ему придут на помощь, если что-то пойдёт не так. Поэтому надо было сохранять себя как можно целее и невредимее. Хотя бы физически. Но с пальцами уже можно было попрощаться. Он протянул свою руку и приготовился глотать боль, когда мужчина опять крепко сжал их, приготавливаясь резко вывернуть. Боль приходила по нарастающей, когда он почувствовал, что какая-то из костей не выдержала и треснула, даже показалось, что звук можно было услышать. Он сглотнул и прикрыл глаза, чтобы не смотреть на довольную рожу напротив, чтобы не сожалеть о том, что нельзя её разбить. Терпение. Всё пройдёт. И будет время отомстить. Теперь только не выпустить и звука. Он не собирался доставлять ему удовольствие своей болью. — Ну как тебе, пёс? — выплёвывал мужчина, ломая последний палец правой руки. Намджун успешно абстрагировался, не замечая его вопрос и подавляя боль. Китаец снова разозлился и схватил пальцы другой руки, возвращая Нама в реальность. — Отвечай, сука! Я не слышу твоих впечатлений, — рыкнул он прямо в лицо, отчего Намджун поморщился и наконец-то ответил, расценив, что пальцы второй руки он должен сохранить во что бы то ни стало. — Больно, — лишь сказал он честно, выравнивая охрипший голос. — И будет ещё больнее, — подытожил мужчина, явно намереваясь продолжить ломать. — Ты для того нанял меня? Чтобы ломать конечности? — тяжело дышал Намджун, потому что боль пульсировала где-то в районе висков и норовила затопить рассудок. — А я-то думал, что в бордели приходят, чтобы снять напряжение и получить удовольствие. — О, удовольствие я точно получаю. — Я имел ввиду более конкретное удовольствие, — Нам сделал акцент на этом слове, понимая, что лучше покончить с этим побыстрее. Он выйдет из этой комнаты либо униженным, либо мёртвым. Казалось, выбор был очевидным. — Теперь ты вдруг предлагаешь мне себя? — хмыкнул тот, схватив Джуна за волосы. — А готов ли ты сделать всё, что я захочу? Намджун молчал. Готов ли? Нет конечно. Только понятно, что выбор у него на самом деле был хилым. — Только так, Ким. Так, или я завершу начатое, — подтвердил мысли Нама китаец, мерзко ухмыляясь. — Я сделаю. — Умница, хороший пёс, — он потрепал его по шевелюре, сразу же затем резко схватив её и с силой потянув вниз, отчего Намджун упал на колени. — Я думаю, ты знаком с правилами. Если я увижу непослушание, то продолжу своё увлекательное занятие. Я сломаю каждую кость в твоём теле, Ким. Лучше не зли меня. Нам опять молчал. Только на этот раз ему не удалось это делать долго, потому что на нос обрушился сильный удар, чуть не сломавший его. — Не слышу. — Да, хозяин. — Повторяй, пока не запомнишь. — Да, хозяин. Я знаком с правилами. И я не ослушаюсь, — не своим голосом выдал Нам, безуспешно пытаясь опять забыть всё, происходящее на тот момент. Вот только не замечать боль оказалось легче, чем не замечать собственные унизительные слова. Он ненавидел каждое слово произнесённое в надежде спастись от увечий. Он ненавидел свой голос, набатом звучавший в ушах, ненавидел губы, открывающиеся и закрывающиеся, ненавидел рот, формирующий отвратительные слова. Он ненавидел каждую секунду, которую ему приходилось проводить на коленях перед омерзительным мужчиной, ненавидел себя за то, что делает это и уже не сопротивляется. Ненавидел всех, ненавидел себя, но любил лишь одного человека, и этого было достаточно. Ради него он готов был на всё. Только ради того, чтобы опять смотреть в прекрасные карие глаза, чтобы касаться. И чтобы это уже в этой жизни, а не только в следующей. — Ну что ж, начнём с того, где остановились, — он ловил борьбу внутри Намджуна и упивался победой. — Раздевайся. Теперь уже не было возможности увиливать. Сам же предложил взамен на жизнь. Он расстегнул одной рукой несколько пуговиц, пытаясь не двигать второй ни на миллиметр, чтобы хоть как-то уменьшить ужасную боль. Кое-как выбравшись из одежды, он вернулся на колени, уже не имея желания испытывать чужое терпение. Он готов был отдаться так умело, чтобы побыстрее довести китайца до разрядки, дабы он банально устал и ушёл. Такой вот простой план появился в голове, и Намджун процедил: — Что прикажете делать, хозяин? Тот уже сидел на кровати, перебирая в руках анальные пробки в виде хвостов. — Ползи к столу. Там ты найдёшь вещи, которые в зубах принесёшь мне в руки, — он даже не посмотрел на Нама, словно его подчинение было самым нормальным состоянием в жизни. Намджун пополз, балансируя не на четвереньках, а на трёх. Недавно содранные коленки теперь уже чуть-чуть кровили, а на лицо падали пряди, пропитанные потом, однако он не обращал на своё состояние внимания. А зачем? От этого легче не станет, а кровь и так вскипала от одного взгляда на отвратительную рожу ненавистного человека. Незачем было давать себе повода сорваться. Это было бы худшей ошибкой. Вещи, которые увидел Нам, за раз в зубах было не унести. То были тяжёлый металлический ошейник, небольшой, но крепкий кнут и два дилдо. Он вздохнул раздражённо и вгрызся сперва в ошейник, ощущая во рту неприятный металлический привкус. Принеся его китайцу, он почти выплюнул его на кровать и пополз за следующей вещью. В итоге на колени было больно смотреть, но приказ был выполнен. Мужчина подозвал Джуна к себе и ткнул его лицом в ширинку. Всё было понятно и без объяснений. Он ловко потянул ширинку вниз зубами, забираясь затем под нижнее бельё и осторожно вытаскивая привставший член на свободу. Что ж, хотя бы кого-то эта ситуация возбуждала. Намджуна же всё это вкупе с его положением нижнего не возбуждало от слова совсем. Он хотел обвить чужой член у основания здоровой рукой, но мужчина пересёк его попытку: — Убери лапы от меня. Я не разрешал тебе касаться руками, — он говорил это с неким удовольствием, извращенным удовольствием. Джун убрал руку, орудуя только ртом. Губами и языком он сперва мягко поиграл с головкой, после чего он взял глубже, а вскоре и на всю длину. Этому у Цу не научиться было невозможно. Китаец рвано выдохнул от таких махинаций и выматерился, зарываясь опять пятернёй в волосы и грубо насаживая Нама на свой член. Тот расслабил рот и позволил себя трахать в рот. Будто у него был выбор. Член китайца был таким же отвратительным, как и его хозяин. Намджун уже сполна смог его рассмотреть, так как получил за старание передышку в награду, и тот находился прямо перед его лицом. Средний по величине и немного косящий влево, он смотрелся даже немного комично, когда на фоне была надменная рожа бывшего делового партнёра. Намджун чуть сдержался, чтобы не хмыкнуть. — Снимай мою обувь, — вдруг выдал тот. Намджун начал делать это, молясь, чтобы не очередной кинк. Что-что, а сосать чужие пальцы на ногах точно не хотелось. Когда Нам справился с заданием, мужчина вдруг встал и обошёл его, медленно опускаясь на корточки сзади. Младший почувствовал длинные пальцы рук в опасной близости к своей дырке, но не внутри: туда рывком зашла анальная пробка, хрен знает какая, да Намджун и знать не хотел, хоть и предполагал, что один из тех хвостов. Было уже не так больно в проходе, когда им пользовались без подготовки, потому что всё затмевала острая боль сломанных пальцев. Потом надо было бы вымолить врача. Потому что если кости плохо зарастут, ему можно будет только мечтать о том, чтобы снова держать пистолет. По его позвоночнику прошлись горячие пальцы, словно пересчитывая позвонки и, дойдя до копчика, остановились, упиваясь, скорее всего, видом на пробку. Намджун знал, как такого рода вещи выглядят в чужой аппетитной попке, как они манят и приглашают, обещая невиданные извращения. Знал и любил, но не в себе. Никогда. Затем пальцы эти сжали правую половинку, отмечая упругость, и сразу после этого отпустили, возвращаясь на шею. Его сперва придушили, словно предупреждая, а затем окончательно запечатали тем самым тяжёлым ошейником, тут же присоединив к нему и поводок. Будучи металлическим и нелёгким, ошейник основательно натирал нежную кожу и был сделан точно не для доставления удовольствия. Это было чистой воды издевательство, но Намджун понимал, что всё ожидаемо. Мужчина следом остановился перед ним и Намджун задрал голову кверху, слушая следующие приказы. — Ходить будешь всё время на четвереньках, как и все псы, — перечислял тот правила, толкая Нама всё ближе к моральному краху. — Всегда бежишь ко мне, потому что я — хозяин. Ни слова из твоего грязного рта не хочу слышать. Можешь скулить, выть, но не говорить. И, даже не поинтересовавшись, всё ли Нам воспринял, он резко потянул поводок на себя, опрокидывая Намджуна лицом на пол, прямо перед своими ногами. — Лижи. Намджун посмотрел на неприятно выглядящие короткие пальцы и пододвинулся к ним ещё на пару сантиметров. Первый оказался во рту секундой позже. Запах оставлял желать лучшего и парень подавил рвотные позывы, на момент выпуская палец изо рта, что разозлило мужчину. Тот пнул Нама ногой, рыкнув что-то о том что он засунет ему в задницу всю ногу и пробьёт ему второй анал, а потом заставит слизывать, и Намджун снова взял в рот. Задание это, к счастью, длилось не так долго, но следом ему пришлось терпеть порцию ударов кнута, который, несмотря на небольшой размер, был сильным и оставлял большие раны по телу. Затем его снова били, до крови и до невозможности дышать. Но это, как оказалось, было только начало, хоть и один оргазм мужчина прочувствовал сразу же после того, как бесцеремонно повернул Нама к себе задом, вытащил пробку и засунул по самые яйца, не обращая внимания на слабый стон боли, который в первый раз слетел с губ Намджуна. Он пытался сдержаться, пытался не допускать боль близко к рассудку, но она пульсировала где-то очень-очень близко, слишком. — Как самочувствие, сучка? — Намджун не отвечал словами, чувствуя подвох, а лишь тихо проскулил. Всё так, как китаец хотел. Всё так, как приказывал. Тот одобрительно усмехнулся и продолжил. — Дам тебе возможность заслужить таблетку обезболивающего. Что ты сделаешь, чтобы заслужить её? Намджун тут же радостно гавкнул, ненавидя себя из глубин своей души. Он готов был на ресницах стоять, чтобы её получить. Готов был лизать каждый миллиметр чужой мерзкой кожи. И за это ненавидел себя в сто раз больше. Потому что он не хотел унижаться, хотел презрительно усмехнуться и сплюнуть, хотел сохранить себя, но не мог. Собственное тело предавало, рассыпаясь агонией в руках мужчины. Сломанные пальцы при каждом неосторожном движении прокалывали болью похуже ножа, тело ломало каждую секунду изнова и изнова, а повсюду раны. Единственной возможностью не потерять рассудок являлась заветная таблетка. Поэтому он придвинулся к мужчине, виляя задницей с заново оставленной внутри пробкой, и ткнулся носом в член, словно спрашивая разрешения. Он хотел ещё жалостливо посмотреть в глаза напротив, но не смог. Было мерзко, мерзко от себя самого. Получив разрешение, Намджун, не соображая, что делает, снова вобрал в рот, усердно посасывая и возбуждая. — Минет? Слабенько. Цена таблетке более высока, — прокомментировал китаец, ухмыляясь. Нам поперхнулся и отодвинулся, выпуская орган изо рта. Попытка номер два. Он губами ласкал чужие соски, пупок, опускаясь вниз и возвращаясь к ногам. — Недостаточно. Намджун поднял голову и на этот раз посмотрел глаза-в-глаза. Зачем настолько издеваться? Зачем так топтаться по чужому достоинству, раз уже одержал победу? Боль на пару секунд отошла за секундную необъятную злость, которая затопила воспалённый разум. — Нахуй тогда, — процедил Джун, пытаясь подняться, безуспешно. — И правда, — китаец рассмеялся, легко прижав парня к полу ногой. — Нахуй. Следовало наказание. И потом ещё одно. И ещё. Намджун уже не пытался подчиняться, чтобы уменьшить свои страдания, потому что не было смысла. Страдания усиливались и он не чувствовал себя, не чувствовал конечности, ничего не чувствовал, кроме боли. Он сам превратился в боль. Флэшбэки в детство только усиливали агонию, а рассудок был на грани. Лишь мысли о самом светлом человеке в его жизни держали на плаву. Джин даже на расстоянии очищал Нама от грязи, помогал справиться с собой. Он — тот, ради кого Намджун ещё не сошёл в ума. — Знаешь, сучка, — протянул мужчина, снова становясь перед коленопреклоненным, почти падающим парнем. — Как долго я буду наслаждаться тобой? — Нет… Хозяин, — Намджун не мог отдышаться. По венам бежала адская боль вперемешку с холодом, а глаза закрывались от усталости. — Весь день и всю ночь, — ухмыльнулся он, наблюдая за дрожью тела и перекошенным от боли лицом. — Будешь хорошим псом — может быть, позволю поесть и умыться. А может даже и отдохнуть полчасика. Кто ж знает. Перед глазами, казалось, навязчивые красные пятна выныривают из ниоткуда, отчего зрение было мутноватым. Его мозг воспринимал информацию, но не так, как хотелось бы. А хотелось бы, чтобы с цензурой. Чтобы всё только хорошее, хоть раз, а не это. Потому что смысл сказанного китайцем дошёл до Намджуна полностью и ударил подобно ледоколу. А ведь он старался, чтобы тот испарился из этого помещения и его жизни. Всё делал, что он хотел, чтобы тот насытился и ушёл. А всё на самом деле только начиналось.