Перекресток

       - О, да, детка, давай, заведи меня!        Она красива – эта девчонка. Ладная фигурка, стройные ножки, лежащие на моей постели, голливудская улыбка – чем не красавица? Наши чресла горят, мои губы ищут ее, готовые слиться в страстном танце, ее нежный голосок шепчет мне на ухо милые глупости, которые так нравятся нам обоим. О, детка, как ты прекрасна, как ты невероятно близко! Хочется съесть тебя, как сельдь под шубой, а ты ведь только этого и ждешь, маленькая шалунья!        Ну так давай же окунемся в сладостное море любви и удовольствия!        Я склоняюсь к тебе, мой язык, шальной и нетерпеливый, пробует вкус твоей жвачки, ты подаешься вперед, ближе, ко мне, чтобы я видел, как напряглись твои очаровательные тыковки, и..        - ГОВАРД! ТЫ НЕ ВИДЕЛ МОИ ОЧКИ? НЕ МОГУ ИХ НИГДЕ НАЙТИ!       Мама. Дебби Воловитц – самая невозможная женщина из всех, в один миг способная прекратить любой сладкий сон своим громогласным ревом.       - Посмотри на верхней полке в шкафу, мама! – не скрывая раздражения, ору ей в ответ.        Уверен, она не вламывается в мою спальню только потому, что тучность мешает ей ходить, так что, без крайней надобности она этого не делает.        Я снова закрываю глаза, отдаваясь мыслями своему очаровательному видению. Но – поздно. Момент уже утерян. Настроение сбилось. Моя маман исключает мою личную жизнь напрочь.        - ГОВАРД, ИХ ТУТ НЕТ! НАВЕРНОЕ, Я ОСТАВИЛА ИХ В ВАННОЙ, ПОКА КУПАЛАСЬ! ПРИНЕСИ МАМЕ ОЧКИ!        Я встаю и волочу ноги в ванную. Намерено шаркая, потому что знаю, как маман это раздражает. Конечно, ее очки там. В таком месте, что никто и подумать не мог. Я не зря был абсолютно уверен в том, что на этом мои испытания не закончатся.        - ГОВАРД! ПОМАССИРУЙ МНЕ СПИНУ!        Вообще, это просьба. Но из уст маман звучит, как приказ. Просить она не умеет. Это, знаете ли, пытка – исполнять эту часть нашей совместной жизни. Мне уже двадцать четыре, черт побери, а я все еще живу с мамой и массажирую ей спинку. Спинку, которая по объему занимает весь диван. Отлично.        Маман разложилась на диване, как королева. Хотя, она и есть королева, что скрывать? Что я испытываю, когда мои пальцы утопают в ее многочисленных складках? Бунт. Внутренне я бунтую и ору. Не потому, что вынужден ухаживать за мамой. Потому, что мне двадцать четыре года, я, в общем, не глупый парень, инженер, знаю толк в дамах (когда живешь с кем-то настолько же специфичным, как Дебби Воловитц, любая девушка кажется нормальной, простой и легкой в использовании), работаю на хорошей должности в престижном университете, но все в этой самой жизни идет не так, как надо. Точно не так, как у других людей.        И это бесит, как бы я не пытался это игнорировать.        Маман отпускает меня. Выбрав самые яркие пряжки из коллекции, я одеваюсь (она, конечно, дает сотню наставлений, чтобы я был аккуратнее, осторожно переходил дорогу, смотрел по сторонам, куда иду, и купил вяленой рыбы по дороге домой).        Куда еще может пойти человек, живущий с матерью, не обремененный отношениями, без друзей, девушки и собаки? В магазин комиксов. Единственное место, которое принадлежит только мне и где нет миссис Воловитц. Стюарт будет рад поболтать.        У перекрестка я останавливаюсь. Она моя мать. Растившая меня одна с тех пор, как отец ушел от нас. Никто на свете не готовит форшмак и рыбу так же вкусно, как она. В конце концов, бесполезно скрывать – без нее я беспомощен. Весь дом держится на ней. Мне не нужно заботиться об обустройстве быта, думать о том, что приготовить поесть, чистые ли рубашки, которые я собираюсь одевать на работу, не пуст ли холодильник. Я даже не могу вспомнить, чтобы она страдала после ухода отца, когда мы остались с ней вдвоем. Совсем. У нее просто не было на это времени. Она с головой ушла в домашние хлопоты, главной из которых был я.        В конце концов, я мог бы проявить куда большую благодарность. Меня не должно заботить то, что ей больше никто, кроме меня, ее сына, не сделает массаж, и я не должен роптать, когда она опять просит себя искупать. Женщина, что выносила мое дерьмо в горшке, когда я был крохой, и до сих пор готовит мне еду, может рассчитывать на ответную сыновью благодарность. В конце концов, никого другого у нас нет. Только мы есть друг у друга. И все.        Это нормально. Правильно. Нужно. Верно.        Но это не отнимает грусти и горечи от сознания того, насколько я одинок, и как все противно стабильно и странно-неправильно в моей жизни. Совсем не отменяет.        И стоя на этом перекрестке, я думаю, что однажды, в моей жизни все будет по-другому. Когда-нибудь время придет. Все изменится