Перекресток

       Святая корова!        Когда мои родители три года назад отправляли меня работать в Америку, я вряд ли мог представить себе, что буду есть вкуснейший фаршмак в гостях у друга-еврея и его мамочки. Но это случилось – я готов съесть собственные пальцы, так вкусно угощение, что мне предлагается.        - Ты же сам хорошо готовишь, почему набрасываешься на еду моей матери, как будто тысячу лет не ел? – шуточно, без упрека, спрашивает Говард, сам уплетая предложенное лакомство.        - Пойми, это не то! Пока я приготовлю все, что хочу, я уже сыт!        С Говардом я познакомился год назад. Мы вообще, кажется, представляем собой отличную картину – смуглый мальчишка из Индии и носатый паренек-еврей. И оба живущие в Америке. Чем не пример интернациональной семьи?        Воловитцы, что отрицать, давно уже стали моей семьей. В целом, жить в Америке – это большое наслаждение. Индия – одна большая деревня, где все друг друга знают, и нет никаких секретов. Здесь – свобода, которой я наслаждаюсь в полной мере. Мамочка и папочка никогда не давили на своего сынишку, как и на мою дорогую сестренку Прию, у нас была возможность свободы. Во всяком случае, ставить представления и быть предводителем таких же, как я, мальчишек, у меня получалось здорово. Детство индийского мальчишки из богатой и уважаемой семьи, которой является семья Кутрапали, всегда беззаботно.        Но все это – совсем не так, как в Америке – стране свободы и развлечений. За три года, что я здесь нахожусь, я научился кайфовать от просмотра романтических фильмов и плакать от этого же. Я привык к одиночеству в шикарной квартире, которую оплачивают мои родители, и к работе в огромных лабораториях университета, из которых так интересно наблюдать за звездами. Мне нравится готовить для себя потрясающую еду, в которой нет ни грамма глупых индейских пряностей, которые я ненавижу (но все отчего-то считают, что я обязан их любить). Америка – это возможности. И свобода.        Вино, которое предложила нам миссис Воловитц, очень вкусное. Один глоток, второй, третий. Это не то, как я пью, чтобы суметь разговаривать с женщинами и в их присутствии (иначе, увы, не могу). Я пью, наслаждаясь вкусом. Мне это нравится.        Но, кажется, действие его не очень хорошо сказывается на моем организме. Не потому, что все вдруг начинает плыть, совсем нет. Скорее, потому, что вдруг хочется заплакать.        Миссис Воловитц уже удалилась отдыхать в свою комнату, оставив нас с Говардом и форшмаком втроем.        - Ты чего? – толкает меня в бок Говард.        Я слишком сентиментален, вот чего. Это нужно было ответить обеспокоенному другу. Но – нет. Я уже не могу. Поток слез, который хлынул из моих глаз, все увеличивается. От слез я почти что слепну. И так трагически вздыхаю, как ни одна актриса в Голливуде не плачет.        - О, Говард! Я так одинок! Мамочка и папочка посылают мне много денег, но что с того? Мне не на кого их тратить! Только на себя, но я уже устал от дорогих машин и однообразия! Посмотри – мы посетили три комик-кона в этом году, но у нас так и не было девушек! Что с нами не так, Говард? Я схожу с ума от того, насколько я одинок. Святая корова, даже звезды в небе не так одиноки, как я!        Это не спектакль (актер из меня точно хуже, чем астрофизик), а вполне искренние слезы. Я стараюсь не думать об этом, деньги, которых у меня вполне достаточно для развлечений, заменяют в большой мере общение с теми, к кому я привык, кого знал в Индии, а от регулярных звонков по Скайпу от родителей я уже устаю. Но – что отрицать? - все это – видимость. Становится сложно не замечать, что в кино сидишь с лучшим другом, с которым работаешь в одном университете, а не с девушкой. Что кроме Воловитца, индийскому мальчишке больше не с кем общаться. Что в кафе, где иногда мы обедаем, очень много влюбленных парочек. Что, когда говоришь людям о том, чем увлекаешься, они смотрят на тебя так, будто ты – полный придурок. Иногда, когда я представляю, какой была бы моя жизнь, не познакомься я с Говардом, мне становится горько. И мне сложно совладать с этим чувством.        Я все еще плачу, теперь уже тише, всхлипывая. К моему удивлению, Говард ничего не отвечает на мои откровения. Нет. Мы просто выходим на улицу, садимся в машину, направляясь, судя по всему, в магазин комиксов. Каждый раз, когда нас одолевает одиночество, мы идем в магазин комиксов. Не только потому, что легко затеряться в мире выдуманных и любимых героев. Потому, что знаем – Стюарту повезло еще меньше. Магазин комиксов – единственное ценное, что у него есть в жизни. Мужчинам, страдающим комплексами, всегда легче, когда они видят кого-то, у кого все еще хуже, чем у них. Жестоко, но факт.        Мне хочется заботиться о ком-то и не ходить одним в пустой квартире. Совершенно естественное желание, за три года так и не осуществившееся. В Индии я привык к семье, к тому, что она - большая. Ну, или, по-крайней мере, не состоит из меня одного. Понимать, что я одинок и предоставлен самому себе - не так спокойно, как хотелось бы.        Перекресток, на котором мы тормозим за светофором, вызывает грустные мысли. Все куда-то летят, торопятся, спешат. Никому не хочется остановиться и подумать. И это – раздражает.        Вглядываясь в даль, я думаю: возможно ли, что наша жизнь однажды кардинально изменится в лучшую сторону? Да. Мудрость моих предков не дозволяет думать ни о чем плохом относительно будущего.        Оно должно быть лучше. Не таким одиноким. Не таким однообразным. Куда более ярким.        Я в это верю.