— Я не думала, что ты придешь. — Я не хотел, но, учитывая количество сообщений и волшебных записок, появившихся в моем кармане, я решил, что это срочно. © the originals. 4×13
Кол Майклсон усмехнулся, смотря в пустые потерянные глаза Элли Уайт. Только что из ее очаровательной головки выпал целый кусочек пазла. Вся ее жизнь — пазл, а этот кусочек был самым ярким за всю ее скучную, пустую жизнь. Наверняка ничего более значимого с ней и не происходило. — Кол… — растерянность в ее голосе неподдельна. — Все хорошо, милая, — он улыбнулся, выруливая на стоянку перед зданием клуба. — Когда я была маленькой, — Эль смотрит в окно машины, провожая взглядом огни, пляшущие на асфальте. Огни вечеринки. — У меня была книжка про куклу. Одна девочка очень любила ее, а потом ей купили новую, и она выбросила старую на чердак. Ну, и кукла всю книгу забавно приключалась и все такое. — Да? — он посмотрел на нее как на идиотку, откровенно не понимая, к чему эти пустые разглагольствования о детстве, когда трава была зеленее, а шоколад — слаще. — Там были очень красивые рисунки. Иллюстрации. И кукла на этих картинках была прямо… тряпичная. И на одной картинке она так забавно свесила головку вниз, как марионетка, которой обрезали ниточки. Может, от недостатка гемоглобина она свихнулась? — И я вспоминаю эту картинку каждый раз, когда… Когда чувствую себя как сейчас. Тряпичной куклой, которая плывет по течению, свесив свою пустую головку, набитую поролоном, — Эль посмотрела на него и рассмеялась. — Боже, не делай такое лицо, я тебя умоляю! — Это очень забавное детское воспоминание, сладкая, — он улыбается иронично и снисходительно, как ребенку. Но что-то в этом все-таки есть. В ее словах и в его ответе. Он открывает для нее дверь машины галантным, ничего ему не стоящим жестом. Мелочь, ерунда, но на девушек производит нужное впечатление. — Я знаю, что ты сейчас думаешь, — она иронично улыбается, вскидывает изящную бровь и склоняет голову набок, выходя из машины, — что я кретинка. Распинаюсь тут о какой-то ерунде, а тебе придется меня выслушивать. — Именно так, — он улыбнулся, но она восприняла это как шутку и улыбнулась в ответ. Славная девочка. — Расскажи и ты мне свое детское воспоминание, — Элли улыбается, обнимая его руку и прильнув ближе своей тугой высокой грудью. Расчетливый, интимный жест. — Тебе будет не интересно. — Нет, давай! — Эль смеется, смотря на него снизу вверх своими удивительными, красивыми глазами. — Ладно, ладно, хорошо! — он и сам невольно улыбается. — Но это будет недетское воспоминание из детства. Элли недоуменно вскидывает брови, но молчаливо дожидается рассказа. — Мы тогда жили здесь, в Мистик-Фоллс. И… Мой брат рассказывал мне о черных мотыльках. Огромных, уродливых созданиях, которые боятся солнечного света. Они пожирали все красивое, до чего могли добраться. Бабочек, прекрасных и легких, как солнечный свет. Цветы с таким чудесным ароматом, что твое сердце разрывается на части. Всю красоту нашего мира они уничтожали. Сам воздух, еще сохранивший летнее тепло, словно стал холоднее. — После его историй я не мог заснуть. Отец хорошенько его отлупил, но я спать лучше не стал, — рассмеялся. — И тогда отец взял меня с собой на охоту. Дал убить и освежевать… Кое-кого. Чтобы показать: бояться нужно реальных вещей. Тех, что могут убить тебя. А не призрачных мотыльков. Элли Уайт опустила глаза. Отчего-то от этой истории по коже побежали мурашки.***
Кол улыбнулся, входя в зал, наполненный музыкой, шумом, запахом травки, алкоголя и, конечно, людьми. Теперь он сам был черным мотыльком. — Я хочу тебя, — шепчет она ему в губы спустя два часа, когда он обнимает ее за талию, целуя. Их никто не видит в этой толпе. Прятаться среди людей лучше всего. Да даже если бы и видели, это все равно никого не смутит. Не здесь. Музыка оглушительно бьет по мозгам, от вони травки и пота голова становится тяжелой и ватной. В голове Элли не остается ничего, кроме него. Кол, Кол Майклсон. С прохладными сильными ладонями и горькими от сигарет губами, которые не дают вдохнуть. С темными волосами, в которые так приятно запускать пальцы, и запахом виски от воротника футболки. — Правда? Уже, малышка Элли? — его ладони сжимают ее ягодицы сквозь легкую ткань юбки. — Мы же едва знакомы. — Какая, к черту, разница? Ты горяч, как бог, а я пьяна. Он тихо смеется ей в губы, сладкие и мягкие. Когда-то он ненавидел целоваться. — Хорошо-хорошо. В коридоре тут и там обжимаются другие парочки, но Кол и его новое развлечение на эту ночь проходят мимо, не прерываясь на такую мелочь, как поиски укромного местечка. Шарфик Эль благополучно потерялся где-то на полпути. — Я хочу тебя, — она повторила это уже более уверенно, словно подтверждая сама перед собой. Она очень-очень хочет этого загадочного брюнета, от которого за версту несет опасностью. — Я и в первый раз расслышал, малышка, — Кол ухмыляется ей в губы наглой самоуверенной улыбкой и словно вообще не пьян. Его взгляд темный и уверенный, когда она смотрит ему в глаза и ее сердце заходится в безумном скоростном биении. — Но меньше я тебя хотеть не перестала, — в ее словах звучит легкий укор, и Майклсон стягивает с нее юбку, немного оцарапав бедро застежкой. Он трахнет ее здесь, в этой темной комнате без окон и стойким запахом пыли, на старой барной стойке с облупившимся лаком, даже толком не раздев — юбка повисла где-то в районе ее лодыжек. — О, скоро мы исправим это досадное недоразумение, — его губы скользят по ее шее, изящному мягкому изгибу, пахнущему духами. Клыки лишь на мгновение касаются кожи, но он сдерживается. Не сейчас. После. — Думаешь, ты сможешь удовлетворить меня? — Эль пьяно улыбается, в ее потемневших глазах сверкают смешливые искорки. Касается его торса, запуская пальцы под футболку. Она уже безумно заведена, его пальцами, взглядом, точными движениями, когда он берет ее, а не млеет, не мямлит, как остальные. Его следы на коже — она еще долго будет смотреть на них после. — Пока недовольных не было, — он вновь целует ее, просто затыкает этим грубым поцелуем и притягивает ближе, заставив обнять себя бедрами. В комнате немного холодно, и ее кожа покрывается мурашками. Соски становятся твердыми, проступая через майку и выдавая то, что лифчик она сегодня легкомысленно не надела. — Мне так холодно, — Эль прижимается ближе, касаясь его грудью и шепча на ухо, жарко и тихо, — согрей меня, Кол. Пожалуйста, — пальцы касаются застежки его брюк, ремня. Кол улыбается своей знаменитой, чуть кривоватой усмешкой. — Тогда раздвинь ножки, малышка. С его губ даже пошлости кажутся более… Элли не успевает додумать мысль — прохладные пальцы касаются ее груди под майкой, поглаживая и едва-едва сжимая, так что она закусывает губу. Большой палец Кола нащупывает ее проколотый сосок, и парень ухмыляется, но ничего не говорит. Ее трусики сняты и болтаются бесполезной узенькой тряпицей на ее левой ноге, у самой лодыжки, зацепившись за застежку босоножек на высоком каблуке. — Ох, Кол, — она выдыхает, заведенная до предела, смотря на него преданными, чуть затуманенными глазами и облизывает губы. — Я тебя слушаю, — он усмехается в последний раз, понимая, что сейчас ей будет не до слов, и резко входит, притянув к себе за попу ближе и сжимая с такой силой, что на коже наверняка останутся темные следы. Стон, — его или ее или их обоих, — пронзает полумрак комнаты. Комнаты, где он берет ее, как последнюю продажную шлюшку, которая отсосет тебе за десять баксов или щепотку кокса, грубо, почти не раздев и не раздеваясь сам. И Элли Уайт, девочке из Миннесоты, которая даже не поступила в колледж, но считала себя добропорядочной, милой и умной девочкой, это нравится. Нравится, потому что это Кол Майклсон, которому невозможно отказать. Даже когда его клыки впиваются в твою шею, и он пьет твою кровь. Потому что он и есть черный мотылек.