Заживо погребенный

Исанне Исард... При дворе ее прозвали «Снежной Королевой» за холодность и безэмоциональность. Но на лице девушки, которая зашла в свой кабинет в то утро, было немало удивления, и только многолетний опыт и профессионализм заставили вытянуться по стойке смирно. — Лорд Вейдер, — поприветствовала глава СИБ. — Чем обязана визитом, куратор? Ситх отвернулся от окна и посмотрел на нее. Девушка отметила про себя, что ни многочисленная охрана, ни система безопасности не сработали, и кто-то сегодня за это поплатится. Впрочем, глупо было надеяться, что это остановит Лорда ситхов и Императора в одном лице. — Позвольте поинтересоваться, не знаете ли вы, где сейчас находится наш общий знакомый, так сказать, старый друг, министр обороны Сейт Пейстаж? — светские нотки в голосе Лорда Вейдера никогда не означали ничего хорошего. Даже прямые угрозы были менее опасны. И все это указывало на желание поиграться с жертвой. Только Исард никакая не жертва, а вот Пейстаж совершил очень опрометчивый шаг, сбежав с планеты. — По данным моих оперативников, он направляется в сторону Маластара, милорд. — Что ж, надеюсь, вы не хотите к нему присоединиться? — участливо поинтересовался новоявленный Император. — Чтобы потерять жизнь и пост директора? Вы хорошо знаете, милорд, какую цену за эту должность затребовал покойный Император. Палпатин любил политические игры. Ему нравилось стравливать людей, а тут были такие близкие родственники... Император устроил соревнование между ними. Проигравший должен был уйти, уступив другому место главы СИБа. Это была не слишком честная игра: старший Исард рвался к власти, он должен был умереть, а его дочь — выучить урок. Неплохая аналогия с его ситуацией с Люком, только здесь смерть сына должна была быть напоминанием зарвавшемуся ученику. «Знай свое место, юный падаван», — когда-то говорил Оби-Ван Энакину. Палпатин предпочитал более наглядные уроки. Впрочем, Вейдер отлично понимал чужие уроки, игры и испытания, и сейчас он должен играть на ошибках Императора. «Самоуверенность — твоя слабость», — сказал когда-то Люк Императору и был прав. «А твоя слабость — вера в своих друзей», — ответил тогда Владыка наглому юнцу. И скоро милорд узнает, насколько это является правдой. Вейдер вышел из кабинета. Сегодня, в день траура, он может отлучиться, чтобы наконец увидеть своих детей. Ситх улыбнулся — последние полгода он стал делать это чаще. Интересно, а его Мастер понимал, что абсолютная власть и есть несвобода? * * * Люк вздрогнул. Отец был уже на флагмане. Мальчик чувствовал его присутствие. Сила застыла в напряжении. Недовольство или ярость? Скайуокер не знал — отец не скрывал своего присутствия, но ментальные щиты были подняты, и пытаться прорваться через них равносильно битью о глухую стену. Люк глубоко вздохнул. Отец вроде бы не был поклонником доктрины Таркина «О страхе», но, тем не менее, у него отлично получалось внушать нервозность и страх. Поскольку у Скайуокера были большие сомнения, что отец уже остыл. «Главное — отбить первую атаку, а потом можно переходить в наступление», — вспомнились слова Вейдера. На комм пришло текстовое сообщение прибыть к главнокомандующему. А вот это уже плохо. Вейдеру ничего не стоило потянуться через Силу к сыну, и если он выбрал другой способ, то это точно не сулило Люку ничего хорошего. А напряженная атмосфера в покоях отца чем-то напоминала Тронный зал. Сейчас Люк поминал Дарена нехорошими словами. Это ж надо было додуматься напичкать его успокоительными, обезболивающими, а потом еще и снотворное вколоть, и при этом заявить, что так регенерация идет быстрее, а спать вообще полезно, особенно для собственных нервов и здоровья окружающих! Последнее врача, похоже, сильно волновало. * * * Сын наконец-то явился к нему, с опущенной головой, безоружный, не прикрытый ментальными щитами. Понимал, как непрочен этот заслон, и какие неприятные ощущения могут быть при попытке его прорыва. Дверь за ним закрылась, и мальчишка сделал усилие, чтобы не обернуться и не взглянуть на нее. — Как ты мог?! — первым нарушил тишину Вейдер. Сына прижало к стене невидимой хваткой, не сильно, просто чтобы понял серьезность всей ситуации. Слишком много накипело. Ситх убрал руки за спину, и хватка сразу ослабла. Вейдер неотрывно сверлил взглядом сына. Ситх злился на мальчишку, но он привык сдерживаться. В конце концов, эмоции можно было выплеснуть на тренировке. — Я требую объяснений, а не оправданий! Сын глубоко вздохнул и сделал гигантское усилие воли, чтобы не поморщиться от боли. Полученные травмы еще не зажили до конца, и мальчишка всеми силами пытался это скрыть. Глупо, тем более с опущенными щитами, когда он весь как на ладони. Очередное проявление скайуокерского характера. — Прости, но я не мог иначе! Сейчас Вейдер слышал одно из самых своих любимых оправданий двадцатилетней давности. — Ты мог и должен был, — сказал Вейдер. — Я почувствовал вероятность твоей смерти. Отец, ты считаешь, что я должен был смириться? — Люк с вызовом посмотрел на отца. История повторялась, отметил про себя Лорд Вейдер. — Все умирают, Люк, — просто ответил Повелитель Тьмы. Синие глаза встретились с такими же синими, скрытыми под черной маской. — Так что, да, ты должен был смириться. — Не проси меня об этом, — огрызнулся сын. — Только не ты. Я устал от смертей, устал терять близких. Что-то было не так с сыном, что-то произошло, а Вейдер до сих пор не в силах этого понять. — Я видел твою смерть, Люк. Ты мог погибнуть, — сдерживать эмоции становилось все сложнее. Появился новый оттенок ярости: защитной отцовской по поводу взбалмошного чада. — Ты едва не погиб. — Слова — претензия. — У тебя бы осталась Лея, — холодно проронил сын. Люк отлично чувствовал то, что его отец не мог сказать — Вейдер всегда был человеком дела, а не слова. — Люк, ты, может, и не заметил, но я не привык от чего-то отказываться! Когда-то ради Падме Вейдер нарушил джедайские правила, и последствие этого нарушения сейчас смотрело на него такими же синими глазами, как у отца, и, к сожалению, временами демонстрировало сходный характер. — Благодаря тебе и Лее я не уничтожил мятежников, хотя ты отлично знаешь, как я к ним отношусь. Сын кивнул. Отец никогда не скрывал от него ни мнения по поводу мятежников, ни своего очевидного желания их уничтожить. Но, даже имея возможность, он не стал это делать, и Скайуокер отлично знал причину, поскольку он сам ею являлся. А Йода говорил, что ситхи эгоистичны и не видят дальше своих желаний. — Так зачем ты влез в запланированную операцию, сын, и разрушил все мои усилия по твоей защите, наплевав на них? — холодно спросил Вейдер. Однако в этом голосе уже чувствовалось бушующее пламя эмоций. Температура в комнате резко упала. Сила закручивалась в тугие узлы перед яростью ситха. Главное — не жмуриться и твердо смотреть в глаза. — У меня было больше шансов, чем у Крита. Я предвидел его смерть. Сила сжалась в ожидании вспышки ярости. — Свою тоже, не так ли? — отец произнес эти слова достаточно тихо и мягко, вот только в них чувствовалось нечто угрожающее и пугающее. — И, тем не менее, ты кинулся в битву двух опытных Лордов ситхов. Где логика, Люк? — Это был мой выбор, — ответил Скайуокер, и почти сразу же до него дошло, что, отражая эту отцовскую атаку, он серьезно ошибся, открыв отцу пространство для нового нападения. — На Звезде Смерти тоже был твой выбор? Когда ты предпочел смерть уступке Императора, но при этом умирать на самом деле не хотел? Прости, Люк, тогда я несколько с тобой не согласился. — Когда вступаешь в поединок, нужно быть готовым к любому исходу, — Люк процитировал его же слова. — А что я тебе говорил по поводу сражения с заведомо более сильным противником?! Опыт ничему не учит, да? — язвительно поинтересовался ситх. Люк перевел дыхание. Отец умел нагнетать атмосферу и загонять в логические тупики. — В отличие от Крита я видел, на что способен Император! — Попытка контратаки. — Ладно, оставим Крита, я сам с ним разберусь. — Удар по больному месту. Каково, когда за твои решения несут ответственность другие? — Он спас твою дочь! — Аккуратная игра на собственническом отношении отца. — Я знаю, — холодно произнес Вейдер. — А еще он послушал моего сына. Кстати, у тебя хорошие способности к убеждению. Люк замер. Неужели это все? В последней фразе, как ни странно, не было так любимого отцом сарказма. Неужели это была похвала? В такое верилось с трудом. Сейчас Вейдера было несколько сложно понимать, Люк играл вслепую, а вот его чувства были перед ситхом как на ладони. — Так убеди меня, Люк, что это нормально, когда из всех темных техник в тронном зале ты для себя выбрал самую опасную, — сказал Вейдер. А вот здесь Люк был несколько ошарашен, потому что он действительно не особо понимал, что творил тогда. Впрочем, в подобных ситуациях его ответ и не требовался. — Для твоего понимания: бой с гвардейцами — да, это была Темная сторона Силы. И, между прочим, ту ситуацию и себя ты контролировал. Особых ошибок, кроме некоторой отвлеченности, я не заметил. Ситх смотрел на сына, готовясь к новому выпаду, а Люк даже не вздрогнул. Пока что Скайуокер сдерживал эмоции, но скоро его прорвет — это всего лишь вопрос времени. — А вот прием, который ты продемонстрировал нам с Палпатином, называется «погружение во Тьму». Обычно этим пользуются ситхи, когда ситуация совсем уж безвыходная, и даже тогда они контролируют погружение. Этому учатся годами и я никак не мог предвидеть, что ты воспользуешься им. Ты просто тонул в этой мощи и плохо себя контролировал. Есть всего один плюс — погрузившегося очень сложно убить, и вся мощь атаки противника бумерангом возвращается к нему в тройном размере. Так что ты несколько потрепал Императора. Но Люк, еще бы немного, и ты бы воспользовался Молниями Силы. — Это плохо? — мальчик чувствовал тревогу в голосе отца. — Это могло убить тебя. Ты не был готов к этой мощи. Это то же самое, как добавить напряжение, и тогда полетят все твои естественные предохранители, если тебе так понятнее. И на Светлой, и на Темной сторонах приходится учиться, потому что Мастером никто не рождается, что бы тебе ни говорили твои бывшие учителя. Ты, скорее всего, замечал, что способности возрастают, когда ты находишься в критической ситуации. Люк, пойми, ты еще собственные силы не контролируешь. Сын удивленно посмотрел на него. — Помнишь, полгода назад тебе снились кошмары? Тогда ты пытался предвидеть будущее, а оно постоянно менялось. Его в тот момент вообще никто не мог видеть, но если бы я сказал тебе оставить эти попытки, ты не стал бы меня слушать. Ты даже не понимал, что делал, и попросту перестал спать. Одно время мне даже хотелось отдать приказ накачать тебя транквилизаторами. Люк вздохнул. Если отец перевел тему, то, может, удастся избежать... — Далее мы имеем самоубийственную попытку сражения с Палпатином в одиночку. Благо, он отлично понимал, с кем имеет дело, и знал, что его может спасти только смертельный удар. Как ты думаешь, мальчик, на котором ударе он смог бы тебя убить? — поинтересовался отец. — Люк, я жду ответа. — На четвертом, пятом? — вяло предположил Скайуокер. — Думаю, на третьем. И, как я понимаю, на секунду ты все-таки вернул прежний контроль и поддался. Падение с такой огромной высоты... — продолжил ситх. Люк чувствовал возрастающую ярость отца — шторм все-таки надвигался. Хотелось прикрыть глаза, как когда-то в детстве во время песчаных бурь, но он уже давно не был ребенком... — На Беспине же выжил, — привел аргумент Скайуокер, упирая на семейную живучесть. Посадка была несколько жесткой, но главное — он остался в живых. Сила защитила его. — А если бы нет? — задал риторический вопрос Повелитель Тьмы. Резкий тон — то ли обманный выпад, то ли удар, который надо парировать. А мальчик вспоминает слова отца: «Сын, я никогда не прощу тебе твою смерть». Слова, которые прикрывают чувства... — Ты не подумал о последствиях? — Удар под дых. Мальчишку часто обвиняли в безрассудстве, но в эгоизме? Эгоизм и самоотверженность — это не тонкие грани, а лабиринт, созданный из «я должен» и «я хочу», который трудно пройти, так ни разу и не заблудившись. Молчание. — Разрыв связи... — напомнил отец. Мальчишка поморщился. Все-таки нелегко разговаривать с ситхом без метальных щитов. — Это было несколько неприятно. — Мы с тобой связаны не только Силой, но и кровью. После того как признаешь эту связь, она вплетается в твой рисунок, поэтому разрывать и неприятно. Почему она создается, неизвестно. У Силы свои мотивы, — пояснил Вейдер. — А я и не знал, что ты умеешь скрывать свое присутствие от меня. По комнате волнами разнеслось напряжение. — Так было нужно, — простой, но честный ответ. — Необходимость твоего поступка на себе ощутил Император, прочувствовав все в полной мере, — в голосе звенели непонятные нотки ни то иронии, ни то сарказма. Вейдер отвернулся от сына и сел в кресло, жестом показав мальчишке сделать то же самое. Первая буря эмоций отца пройдена. — Так почему, Люк? — поинтересовался Вейдер уже намного спокойнее. — Будущее всегда в движении, — вспомнил Люк. — Пока мы живы, можно что-то изменить. «А еще, как бы сказали джедаи, ввергнуть Силу во Тьму», — подумал Вейдер, глядя на упрямого отпрыска. Ну вот чем думал Оби-Ван, когда ставил Люку условия? Ответ «Так велела Сила» Вейдера не устраивал никак — это отговорка для джедаев. — Это было жестоко по отношению ко мне, Люк, — с неудовольствием произнес Вейдер. Мальчишка, не смотря на отца, ответил: — Я знаю. От сына веяло болью, не физической, а моральной. А еще сомнениями, что было, по сути, понятно. — Что с тобой? — спросил Вейдер, уняв свой пыл. Люк отвернулся от него. — Я не джедай и я больше не могу. Просто не могу. Ему, как и его отцу, с большим трудом давались подобные слова. Оба ставили для себя высокие планки. Ситх вроде бы предупреждал сына о том, что чем выше требования, тем больнее падение, но отпрыск не слушал. Как всегда. — Я заметил. Когда? — ему не надо было завершать вопрос, сын и так отлично все понимал. Люк усмехнулся. — Кодекс джедаев. «Нет эмоций — есть покой». Звучит как формула смерти, не так ли? Ни любви, ни радости, ни тоски — только вечный покой. Я не понимаю. Если они отказываются от привязанностей, то за что тогда сражаются? Как вообще можно испытывать сострадание, так называемую любовь ко всему живому, если ты не любишь никого конкретного? Они даже и не любили, легко смиряясь со смертью. Нужно научиться отпускать то, что дорого, чтобы не чувствовать страданий. В таком случае я выбираю боль. — В таком случае ты получаешься жертвой привязанности. По крайней мере, так называли своих родственников сами джедаи, потому что их семьей был Орден. Ничего другого они не знали и не понимали, считая остальных жителей Галактики нечистыми, обуреваемыми желаниями, движимыми инстинктами и подчиненными своим эмоциям, — произнес Вейдер, погружаясь в собственные воспоминания об Ордене. Ситхи, конечно, тоже ставили себя выше других, но они ни от чего не отказывались. Просто забывали свое прошлое в поисках могущества. Может, поэтому он не желает этого пути сыну. — Это какая-то синтетическая жизнь. Искусственная что ли. Впрочем, джедаи и не жили. По крайней мере, для меня это жизнью не назовешь. И зачем? Из-за страха перед Темной стороной! — Люк вздохнул, переводя дыхание. — Да их Свет — это просто очередной оттенок Тьмы, бесчувственный и безжалостный. Вот такие светлые, бесчувственные, хладнокровные палачи. Ведь когда убиваешь, не обязательно что-то чувствовать, не так ли? «Уважение к жизни». А они знали, что такое жизнь?! Как они могли судить, какая жизнь более важна?! Все «ради общего блага». А они вообще знали, что это такое? Они, как и ситхи, действовали только ради себя. Основное правило войны: всегда есть свои и чужие. И последнее (и мое самое любимое): «джедай — не существо морали». Становится понятно, почему мне солгал Бен. Все четко по Кодексу, от первой и до последней буквы. Ложь и обман не запрещены, особенно на благо Великой Силы, на Благо своего Ордена. Мертвого Ордена. Это было так легко... Всего чуть-чуть подтолкнуть... Он отлично знал, на что давить. Я просто должен был выполнить задачу. Что случится в процессе, никого не интересовало — у орудия мнения не спрашивают. Похоже, сын становится беспощадным не только к противникам, но и к себе самому. — Люк, как бы цинично это не звучало, но это жизнь, — спокойно ответил отец, хладнокровно наблюдая за агонией сына — тот пылал термоядерным костром в Силе. — То есть это нормально? Как в тебе вообще сочетаются цинизм и принципиальность? — не выдержал мальчишка. Старые ограничения трещали по швам. Люку было больно, и эту боль он никогда не показывал, не позволяя себе выпускать ее наружу. Может быть еще с Беспина, может быть и раньше. — А как в тебе сочетаются мягкость и жесткость? — парировал Вейдер. — Я упорно не вижу разницы между Палпатином и Беном Кеноби, который с легкостью манипулировал доверчивым мальчишкой, — похоже, сына это пугало. Люк неотрывно смотрел на пол. — Встреть я Императора раньше джедаев, что бы было? На это вопрос Вейдер не очень хотел отвечать, но когда-то они договорились быть искренними друг с другом. Условия этого договора он соблюдал. — Самые опасные противники — это идеалисты. Так что все просто: внушить нужную идею — это главное. Про твои последние выходки я промолчу. Слова утонули в возмущении Скайуокера. Ах, да, он же несколько лет пытался абстрагироваться от эмоций. — Джедаи сделали все, чтобы мы стали врагами. Из меня целенаправленно создавали причину твоей смерти. А ты молчал, — синие глаза смотрели на ситха с обвинением. Бушующее пламя и одновременно сдержанный холодный лед. И Вейдер хорошо понимал, почему раньше не затрагивал эту болезненную для сына тему. Причина была той же, по которой он не рассказывал Падме обо всех ужасах войны. Знание ничего не меняет, зато причиняет боль. — А зачем? В жизни бывают вещи и похуже. А так ты был рядом и живой, я не стал трогать прошлое. В конце концов, оно и должно оставаться в прошлом. Нужно жить настоящим. — Я не должен был остаться в живых после Эндора, не так ли? — спросил Люк, уже без былого жара в голосе, спокойно, с легким налетом равнодушия. Вейдер лишь кивнул в ответ. Люк продолжил говорить тем же холодным тоном, с оттенком легкого цинизма. Мальчик, когда же ты научился ко всему относиться с таким цинизмом, особенно к собственной жизни? И почему он этого не заметил? Отвык чувствовать — совсем как джедаи? Ведь что-то же перед отлетом его беспокоило, думал Вейдер. — Этого не было в плане. Я не должен был выжить и стать джедаем — только уничтожить ситхов, — высказал Люк догадки отца, при этом стараясь не смотреть на него. — Тебя начали учить слишком поздно, чтобы уменьшить вероятность достижения тобою границ собственного потенциала, но при этом оставаться перспективным вариантом, ловушкой для ситхов. Но на всякий случай заодно прививали страх к Темной стороне, — добавил ситх. Жизнь давно лишила его излишней жалости, и сейчас он отлично понимал, что должен убить наивность в сыне раз и навсегда и нанести ему этот болезненный удар. Именно он. Потому что ситх хотя бы заинтересован в том, чтобы Люк после этого смог подняться и жить дальше. Скайуокер горько усмехнулся: — И это я хотел вернуть тебя к Свету? Мне, по-моему, о нем самому не рассказали, или джедаи сами не знали, что это такое. Вейдер хорошо понимал сына. Сейчас в мальчишке легко угадывался другой Скайуокер двадцатитрехлетней давности, с теми же сомнениями. Только вот поделился ими Энакин тогда не с тем человеком. — И ты обратился к Темной стороне, — вздохнул ситх. Он поднялся и подошел к иллюминатору. Вейдер столько раз смотрел на звезды, пытаясь успокоиться или что-то понять. Звезды всегда равнодушны к чужим проблемам, но возле них всегда кипит жизнь. Ты совсем забыл, как появляются Темные одаренные, Вейдер. Нужно причинить много боли, ударить по самому больному и уязвимому месту. И ты знаешь, куда бы ударил Палпатин твоего сына. Впрочем, рану и так нанесли, но уже так называемые Светлые. Джедаи наносили удар за ударом, и ты тоже к этому причастен, ведь ты не старался смягчить удар. Жестокость ли? Да, ты привык быть жестоким, и мальчишка, сидящий за твоей спиной, это знает. Несмотря на то, что это твой сын, ты никогда не щадил его на тренировках, отлично понимая, что чтобы стать воином, нужно познать вкус собственной крови. И мальчик познал ее. А заодно получил кучу ожогов, вывихов и переломов. Он терпеливо сносил это, чтобы пойти дальше. А ты всего лишь ждал, когда сын поднимется после очередного поражения, чтобы продолжить дальше, отлично понимая, что твоего ребенка не сломает физическая боль. Ты был жестоким, но Люк всегда знал, что это была необходимая жестокость. — Я не знал, что на Темную сторону ведут сомнения, — тихо сказал сын. В двадцать три года он один из сильнейших одаренных, отлично владеющий клинком, опасный противник и великолепный пилот. Но для Вейдера он просто ребенок. Его ребенок. — Когда мне было девять лет, я вступил в Орден джедаев. Тогда я считал, что свет должен быть ярким и теплым, и мы должны сражаться за него. Я ошибался. Когда-то Палпатин спросил меня при Кеноби, почему я присоединился к джедаем. Я ответил, чтобы нести справедливость. Оби-Ван отругал меня тогда, заявив, что так решила Сила. Уже тогда я понял, что мне тесно в Ордене. Что позднее и подтвердилось. — Люк, Свет и Тьма — абсолюты. Свет — созидание и порядок, а Тьма — разрушение и хаос. Свет не значит добро, так же как Тьма не значит зло — слишком относительны эти понятия. Свет согревает, освещает, выжигает. Тьма защищает, нападает, уничтожает. Но только сам одаренный выбирает принадлежность. А Светлая и Темная стороны — это то, что есть в нас самих. Считается, что это просто два способа использования Силы. На самом деле сложно судить, какая из сторон сильнее — они все-таки направлены на противоположное. А джедай или ситх — это больше относится к мировоззрению и философии. — Почему Темнота? — спросил мальчик. Вейдер улыбнулся. Мальчишка наконец научился различать оттенки. — На самом деле чистые цвета встречаются крайне редко. На моей памяти ближе к Свету был Йода, к Тьме — Сидиус. Обычно встречаются именно оттенки, смесь Света и Тьмы, потому что одного не бывает без другого, и у нас всех есть светлые и темные качества. Но два Ордена старательно ломали своих последователей для более насыщенного оттенка. — Зачем? — Сила. Они полагали, что так станут сильнее. Глупо, — усмехнулся Лорд Вейдер. — Твой потенциал не зависит от абсолюта. — То есть, тебя пытались сломать два Ордена... — перевод темы как замена тактики в битве. — Люк, в девять лет у меня уже был характер, я принимал только то, что сам считал правильным. А вот Сидиус постарался на славу. Ему никогда не нравились мои моральные рамки. Впрочем, избавиться от них до конца он так и не смог. — Почему вообще воюют одаренные? — вопрос прозвучал немного по-детски, но это было важно. Ситх часто напоминал себе, что этот мальчишка мог быть кем угодно: повстанцем, джедаем, пилотом, — но прежде всего это был его сын. — Джедаи считали, что Светлая сторона и есть равновесие Силы, а Темная — ее искажение. Возможно, то же самое считали и ситхи насчет Светлой стороны. Или же они банально мстили. — Глупо, — не удержался Люк. — А война империи с Альянсом разве не глупость? Война внутри одного государства, свои против своих, что, по сути, является самоуничтожением. Войны часто устраиваются именно из-за глупостей. Джедаи настолько увлеклись этой войной, что стали использовать темные методы. Ведь война и есть Темная сторона Силы. — И ты уничтожил джедаев, — заметил сын. Мальчишка пошел в атаку, все еще пытаясь узнать и понять. — Лишь потому что они стали врагами государства, — ответил Вейдер. — Мустафар, — вырвалось у Люка, и Вейдер все понял. В голубых глазах на мгновение отразилась лава огненной планеты. Сын знал. Откуда-то он знал. Вейдер ненавидел Кеноби, но вот чего он точно никогда не хотел, так это чтобы Люк выяснил, что случилось на огненной планете. В независимости, насколько ситх виновен в смерти Падме. — Прости, — тихо проронил мальчик. — Тогда все были неправы, Люк, — короткий вердикт в столь длинном разбирательстве этой бесконечной войны. Такой простой вывод, почему он потерял все, что по-настоящему ценил. — И мы все заплатили за собственные ошибки. Люк, к сожалению, не существует ни правильной стороны Силы, ни легкого пути, чтобы тебе ни говорили твои учителя. Иначе я бы никогда не поменял сторону Силы. На любой стороне Силы можно натворить дел, а каких именно — это уже зависит от тебя. Насчет учения джедаев и ситхов — здесь разницы действительно мало, от бесчеловечности Светлой до бесчеловечности Темной. — И как при этом остаться человеком? От этого вопроса захотелось улыбнуться. Когда-то мать Люка пыталась напомнить Энакину, что он всего лишь человек. В то далекое время он отвечал ей, что он прежде всего джедай, и только продолжал повышать планку требований к себе, пока она не дошла до предела. — Не предавай себя. Ты никогда не задумывался, почему я не пытался восстановить тебя против повстанцев? Ведь при моем положении это было бы несложно. Удар под дых. Люк дернулся. Он совсем забыл, что с отцом нельзя расслабляться. Страшно. Когда-то они дали друг другу достаточно опасное обещание — всегда говорить правду. По своему опыту Вейдер знал, насколько болезненной бывает правда. Он сам отдал за это достаточно высокую цену, когда узнал правду о Палпатине — он разучился доверять, закрылся ото всех. Но, как выяснилось, от собственного сына закрыться было сложно — эту битву Люк безусловно выиграл, заставив отца многое почувствовать. Слишком многое. А также многое открыть, но доверие сына того стоило. — Я знаю, что такое выбор между предательствами, и никогда не пожелал бы тебе подобной участи. Потому что вне зависимости от выбора ты будешь ненавидеть и выбранную сторону, и себя. Впрочем, мы несколько увлеклись, а времени мало... — Его всегда мало, — заметил сын с печальной улыбкой. Вейдер кивнул. Однако, нужно признать необходимость во всех этих разговорах. Когда-то Люк бросил фразу о том, что он полон сюрпризов. И сейчас Лорд ситхов должен был признать, что это правда, но дальнейших неожиданностей все-таки хотелось избежать. — Сейчас более важны дела Империи, и тебя это тоже касается, Люк, — произнес Вейдер, смотря на сына. Мальчишка вопросительно уставился на него. — Люк, я теперь Император. Изумление застыло и на лице сына, и в Силе. Скайуокер был больше погружен в себя, нежели в то, что происходило в мире. Его больше интересовали близкие, чем политическое состояние государства. Но не только же Вейдеру следует удивляться последнее время, а вот за реакцией мальчишки было забавно наблюдать. — И ты, как мой наследник, — он, как всегда, не давал отпрыску прийти в себя; ему самому было интересно попробовать слова на вкус, — теперь тоже должен быть заинтересован во благе Империи... Нет, все-таки стремительно возрастающее изумление сына — поистине завораживающее зрелище. — ...и не должен угрожать ее безопасности, — в голосе ситха все-таки прозвучали нотки юмора. Впрочем, когда сын отойдет от новостей, Вейдер вполне сможет услышать нечто саркастическое. — Альянс скоро присоединится к Империи — им придется это сделать. Таким образом... Он замолчал, давая сыну возможность продолжить: — Таким образом, я на твоей стороне и на стороне Империи, потому что верность Императору означает верность государству. Молчание затягивалось. — Ловушка лояльности, мальчик. Больше полугода назад каждый из нас хотел перетянуть на свою сторону другого. Что ж, сын, в этой битве выиграл я. И Люк отлично знал, с кем сражался: с ситхом, главнокомандующим войсками Империи, с собственным отцом, жестоким, порою деспотичным и несколько циничным человеком, привыкшим командовать, умевшим плести интриги и устраивать западни. Скайуокер знал о нем от повстанцев как о безжалостном и беспощадном враге, Палаче Императора. Он знал о нем от имперцев, как о командире, пилоте, и, как это ни странно, талантливом инженере. Вейдер играл в открытую, и о своем сыне он тоже выяснил все, что было возможно. — Люк, Империя — это моя ответственность, и я не могу подставлять ее под удар. Так что перемирие для большинства будет выглядеть поражением повстанцев и уступкой с моей стороны. Впрочем, Альянс — это еще и ценные кадры. Не считая главарей Восстания, конечно. Люк порою поражался расчетливости отца — он совсем забыл добавить это слово в список. — Руководство Восстания хочет только власти. Исключение составляет твоя сестра, которая в силу молодости хочет сделать как лучше. Мон Мотма отлично понимает, с кем играет. К тому же у нее нет ненависти к тебе по причине родства, хотя бы потому что она была подругой твоей матери; она попытается использовать тебя только в крайнем случае. Политики опасны тем, что самые кровавые свои действия они прикрывают словами о мире и благе народа. Во главе Восстания меня больше волнует Генерал Мадин. Он хочет власти и готов сейчас пойти на самые агрессивные методы, и для тебя он является врагом номер один, так как с удовольствием воспользуется моей слабостью. Придется избавиться от него, иначе перемирию не бывать. — Он, конечно, пытается разделить Альянс, но... — Люк, ты хотел посмотреть на это с открытыми глазами. Я, конечно, могу подождать, пока Мадин сам развалит ваше Восстание, но вряд ли он сейчас будет дремать, и тогда погибнут люди. Мальчик, ты хотя бы представляешь, сколько крови принесла бы победа Альянса? Штурм Корусанта, захват других планет? Погибли бы люди, причем ни за что. Смена формы правления не решила бы проблем государства. Прошлое уже показало, что Республика неэффективна, и мы уже спорили с тобой на эту тему. К сожалению, в политике многие проблемы решаются выбором наименьшего зла. Не я установил эти правила, но, даже будучи Императором, мне придется играть по ним. А также научить этому тебя. — Я не хочу... — понеслись ожидаемые возражения. — Ты можешь не быть наследником Империи, но моим наследником ты являешься уже несколько лет. Люк, о твоем нежелании править я уже догадался, причем еще на Беспине. Ты сам решишь, чем будешь заниматься в Империи. По крайней мере, в имперской армии ты уже хорошо разбираешься. Многие попытаются использовать твое незнание правил в свою пользу. Ты мой сын, и я не намерен это долго скрывать, и, в случае необходимости, я обнародую информацию о своем прошлом имени. Брови мальчишки приподнялись. — Тебя не сильно должен интересовать способ — в Империи делались и не такие вещи. Все зависит от того, под каким углом подать информацию. Мальчишка задумался. Вейдер ждал. — Послушай, отец, может, лучше скомпрометировать Мадина? Иначе Альянс заподозрит Империю в этом. — Быстро учишься, — улыбнулся под маской Вейдер. — Ты опять меня провоцируешь?! — завелся Люк. — Ты позволяешь мне это делать, — спокойно ответил Вейдер. — В конце концов, ты тоже моя ответственность. Все несколько поменялось: изменились роли и статусы, а вот общение осталось таким же. Отчитывание, вечные споры, и, как это ни странно, они научились понимать друг друга. А еще у Люка было четкое подозрение, что все время это было обучением. Нет, не на ситха. Просто отец учил сына полезным в жизни навыкам; полезным, если он остается с Вейдером. И он остался. Отец сказал правду — его прошлые попытки побега были неудачны по одной простой причине: на самом деле он не хотел уходить. — Кстати, Люк, зачем ты оставил в живых Мару Джейд? По-моему, я тебе достаточно четко объяснил, что она враг. А оставлять врагов в живых... Борясь с бурей собственных эмоций, Скайуокер совсем забыл о рыжей. — Он не сказал ей. Палпатин не сказал ей, что послал убить приемных родителей. Когда узнаешь, что тебе лгали всю твою жизнь, смерть в этот момент становится очень заманчивой. Так что я поступил с ней еще более жестоко, — Люк посмотрел на отца. Беспинский урок и тот страшный прыжок сына в бездну, когда гибель была более притягательной. Причиной того, что Джейд осталась жива, было отнюдь не милосердие. Двое ее коллег были на счету Люка. Причина была в другом: инстинкт, чутье или пусть даже пресловутое веление Великой Силы. Мара чем-то важна для будущего. Впрочем, девчонка неплоха. Тем более он когда-то сохранил жизнь Криту, причем дважды, и из того вышел достаточно верный помощник. В конце концов, он должен доверять чутью сына. Что ж, можно предоставить девчонке выбор. — Люк, ты вполне можешь слетать на Набу. В ближайшую неделю я буду занят только политическими делами. Крит же отправится на миссию. — Я полечу с ним. Вдвоем будет легче, и если что-то случится, ты почувствуешь. — Люк... — Мне же нужно что-то делать. Мальчишка, рожденный стать одним из самых могущественных одаренных, не жаждущий власти. Человек, способный менять мировоззрение, вести за собой, считающий себя ведомым. Гибкий, пластичный, легко приспосабливающийся юноша, который изменяет правила под себя. Юнец, оказавшийся умнее Мастеров Тьмы, шагнувший в нее не ради могущества, но ради того, чтобы выплеснуть свою боль, и получивший от нее щедрую плату в обмен. Все ситхи пытались удержать Силу Темной стороны в себе, позабыв про ее разрушительность. Уникальный одаренный, которого не стоит пытаться впихнуть в рамки старых Орденов. Этот мальчишка слишком живой для двух мертвых учений — слишком сложный рисунок в Силе, слишком много нитей, как светлых, так и темных. Сын, решивший пойти похожим, но отличным от отца путем, искать Свет с помощью Тьмы. Мальчишка, выбравший жизнь, борьбу и жар сражений.