Astra tiranium

INTERLUDIUM

— Опять нажрался да? Ну сколько можно? Давай завязывай уже а! Доносившийся из темноты женский голос узнать сразу не получилось из-за того, что очень сильно мутило и мир казался сплошной каруселью хаотичных образов. Вивиенна стояла где-то в конце переулка, лишённого освещения и её очертания сливались с тенями, отбрасываемыми тусклым лунным светом. Расстояние в несколько широких шагов было выбрано неслучайно, чтобы так любимое ею благоухание запойного отсутствия гигиены не заставляло изысканный ужин проситься наружу. Эл не хотел ничего отвечать, поэтому просто опрокинул оставшуюся в бутылке жгучую жидкость в себя, ибо по своей противной особенности трезвел слишком быстро. «Мля… так никаких денег не хватит на выпивку!» Это была правда, всё своё жалование он просрал ещё несколько дней назад и теперь всё глубже залезал в долги и карточные авантюры. — Вот только не надо смотреть на меня так, будто только тебе одному плохо и больно, а начнёшь ныть, я за себя не ручаюсь. — Просто оставь меня в покое… — Не переживай, оставлю, я пришла не за тем, чтобы указывать тебе как жить. У меня только срочное сообщение. Назревает что-то серьёзное, конклав шумит как осиное гнездо и для тебя вскоре найдётся немало работы. — Мне плевать… — Главное, что предатели мертвы и ты с этим умеешь справляться. Если бы Вивиенне сказали, что облёванный пьяница сможет застать её врасплох, то она бы искренне рассмеялась со своей самой надменной улыбкой на лице, ибо не раз доказывала самонадеянным мужланам, что её каждодневные тренировки не проходят зря и она легко может загнать свой каблук в задницу хоть сразу полудюжине перекачанных мудаков. Однако столь молниеносное движение во тьме осталось для неё неожиданным поворотом. Всего за секунду Эл преодолел расстояние между ними и уже сдавливал её горло, прижимая к холодной каменной стене. — ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ, СЛЫШИШЬ? Я И ТЕБЯ УБЬЮ, МНЕ ПЛЕВАТЬ УЖЕ! Она смотрела на его залитое слезами грязное лицо полными одновременно и безразличия и понимания глазами. И даже не собиралась сопротивляться. Эл сдавливал всё сильнее, но этот холод в ней и такое же как и в нём желание покончить с жизнью от невыносимой боли породили в нём отвратительную мысль не даровать ей такое лёгкое избавление. Пусть он будет не единственным, испытывающим нечто подобное. Пусть он будет не одинок в своих чувствах. Когда он опустил руку, она закашлялась как чахоточная, но ничего более не сказала. Оставила зашифрованную записку в кармане и удалилась во мрак. Он так хотел забыть, но её появление и слова вновь вызвали в его голове череду образов и болезненных воспоминаний. Лишь разбитые на каждодневных симуляционных занятиях в кровь кулаки хоть немного отвлекали на себя своей болезненностью. Дорога впереди казалась извилистой и подвижной, поэтому медленным и неуверенным шагом он вышел на другую улицу стараясь держаться за стены. Его привлекал шум оголтелой толпы. Больше десятка мужчин и женщин в военной гвардейской униформе столпились за углом неподалёку. Их размашистые движения и расслабленные позы свидетельствовали о том, что в их крови сейчас не меньше алкоголя, чем в его. Между стоящими проглядывались силуэты борющихся на земле людей. Подковыляв ближе, Эл разглядел, что несколько мужчин насиловали какую-то девушку, её руки и ноги придавливали тяжёлыми сапогами к земле, а на лице красовалось несколько свежих кровоподтёков. Окружающая действо толпа ликовала и заливалась смехом. Не было сомнений в том, что они будут более чем огорчены, если прервать столь интересный досуг, но Эл не мог удержаться. Ему было плевать на девушку, которой уже и не было смысла помогать, ибо солдатня побывала во всех её уголках по несколько раз, плевать на само по себе действо и его моральные аспекты. Он знал, что они не будут ему рады и хотел этого. Приглушённый звук разбившейся о голову стоящего с краю солдатика бутылки сначала не привлёк ничьего внимания, но последовавшие за этим крики завязавшейся драки всё-таки переключили толпу на новое зрелище. Круговерть кулаков прекрасно вписывалась в общую картину расшатанного алкоголем мира. Пинком в колено Эл вывернул ногу подбежавшей женщины в другую сторону, а подхватив пролетевший мимо лица кулак другого мужчины подпёр его локоть плечом, после чего тот с хрустом вывернулся в неестественную форму. Следующие пинки и удары избежать уже не удалось, да и не хотелось особо. Несколько пинков пришлось в живот и грудь, отчего Эл упал в грязь не имея возможности вдохнуть, потому что сразу же на него сверху навалился какой-то бугай и начал молотить своими массивными кулачищами по лицу. Эл чувствовал как с каждым ударом его лицо превращается в кашу, но боли почти не чувствовал и сознания не терял, что его огорчило сильнее всего. Ударом обеих ладоней он сломал бугаю неприкрытые бронежилетом рёбра, после чего погрузил свои большие пальцы в его зажмуренные глазницы и сбросил с себя. Он чувствовал, что теряет над собой контроль и даёт волю некой первобытной ярости внутри. Как ни в чём не бывало он встал ощущая приятную резь по всему телу, словно его изнутри полосовали сотнями острых ножей и это не могло не радовать. Невероятная физическая боль делала каким-то образом легче на душе. Ликовавшая до этого момента толпа замерла в ужасе, наблюдая как лицо напавшего на них пьяницы расползается в безумной улыбке, а по телу струятся ленты ярко красного свечения. Кто-то из них выхватил лаз-пистолет и выпустил в него пару лучей, которые уткнулись в выставленную Элом ладонь. Тускло светящаяся кисть поглотила оба заряда, а обугленная кожа заросла на глазах вместе с разбитым до неузнавания лицом, кроме одного косого кровоточащего шрама. Погрузившись в наслаждения болью Эл не заметил как раздалась сирена патруля Арбитрес, перебившая даже вопли пьяной толпы, которая сразу же после этого пустилась наутёк. Самого его скрутила череда спазмов и конвульсий пока разум разрывало безумными видениями, нахлынувшими словно табун лошадей. Кошмары, от которых он успел отвыкнуть, сменялись один за другим так быстро, что он даже не успевал осознать что происходит. Как и ожидалось, арбитров больше волновали нарушители порядка, нежели потерпевшие, поэтому они побежали вслед за толпой, не обращая внимания на лежащих в грязи людей и освещая себе путь электрическими дубинками, а Эл не чувствовал ничего, кроме опустошения и бесполезно скрёб пальцами по земле. Спустя какое-то время, он нашёл в себе силы встать. Трое солдат лежало рядом, всё ещё подвывая от боли, а девушка просто бессильно смотрела вверх широко распахнутыми глазами и не подавала признаков жизни. Что-то в её выражении лица отзывалось в нём сочувствием, но он не мог понять что именно. Он понял, что протрезвел по тому как к нему вернулось это приставучее чувство долга и отвращение к самому себе. К своей несдержанности и неправедному образу жизни… особенно в последнее время. По тому как вернулось осознание того, что у него всё-таки ещё остались желания сделать что-то важное и полезное, а если он продолжит подобные развлечения, то, скорее всего, встретит кончину раньше необходимого. И он пошёл. Медленно и устало в сторону виднеющихся шпилей «Трезубца». Исполинской крепости Инквизиции прямо в центре улья, которая отныне стала его домом. В записке была всего одна короткая фраза: «Beatus, qui munere inter lucem et caliginis» Похоже предстоит дальняя дорога…