Этого нет во мне, меня нет в этом...

Прошло несколько часов с того момента как Гретта вышла из подвала. Увидев в зеркале свои слипшиеся, грязные волосы, рваную одежду и, испачканные землёй руки и колени, она почувствовала сильнейший приступ отвращения с горьким послевкусием непростительной жалости к самой себе. Если даже ее убьёт этот одержимый маниакальными, навязчивыми идеями вечный мальчик Брамс, то только не в таком убогом виде. Час в душе, потом еще несколько часов обессилевшее, безвольное горизонтальное положение на накрахмаленном белье в своей прежней комнате. Отрицание, слёзы. Снова безразличие. Рука уверенно хватает телефонную трубку и тут же бросает. Что же сказать? Куда звонить? И как дожить до приезда помощи? Неужели это не самая большая глупость - забаррикадироваться на территории врага? Она же вся как на ладони. Конечно. Брамс неспроста притащил её именно в подвал. Это его утончённый стиль иносказания. Разумеется, английское классическое воспитание и душевное расстройство дают о себе знать. Весь дом - это тёмный подвал, который Брамс знает в совершенстве: при свете дня и без него. И где бы не находилась Эванс - он всегда видит её как на ладони. Ведь у стен есть уши и глаза. Они будто бы высокая трава между хищным львом и ничего не подозревающей антилопой. Трава кажется обманчиво безопасной и понятной для антилопы. Ведь она и подумать не может, что где-то внутри такого обыденного и простого скрывается смертельно опасная угроза. Подумать только! Как много видел Брамс? Конечно же, всё. Его мысли, наверняка, были такими же грязными и порочными, как и то, что он сделал с братом! Хотя, если же верить его россказням, то у них это в крови, семейное. Низость и гадость...и безумие. Гретта чувствовала себя разбитой и опустошённой. Одной из её дурных привычек было искать утешения на дне бутылки. Она не раз и не два медленно отравляла свой организм коварным напитком, который на мгновения хмельной радости дарил ей ощущения полёта, смелости и, кажется, иллюзии счастья. Брамс предостерегал лишь от отторжения, но не от алкоголя. Гретта быстро надела лёгкие чёрные леггинсы, рельефно облегающие её ноги и длинную хлопковую майку, чтобы закрыть наготу своей груди и, накинув свободный серый кардиган, она решительно хлопнула дверью своей комнаты. Осознание собственной привлекательности вперемешку с недавно пережитым нервным потрясением душили здравый смысл девушки. Она быстро шла по коридору к лестнице. Нет, вернее сказать, она не шла, она парила. Напряжённые мышцы ног гудели от натуги, из последних сил пытаясь не сорваться на бег. Сердце в сумасшедшем ритме колотилось в груди, будто шальная пуля рекошетом отскакивала от упругой тверди стен. Мозг едва справлялся с растущим напряжением. Гретта была накануне. Ее торопливым, невесомым шагам упрямо вторили тяжёлые, размашистые шаги. Конечно, Брамс шёл следом. Он был безумцем, но не идиотом. Гретта должна постоянно ощущать его присутствие, мириться с ним, осознавая, что это естественно и неотвратимо...как смерть. Да-да, как та самая смерть,которая будет ждать её, если Эванс решит отвергнуть Брамса. Лгать он не позволит, но можно ли привить эту трудную, колючую, но бесконечно дорогую ему любовь? Привить, как оспу. Где есть пробки, там всегда найдётся и штопор. Живительная влага, приятно смочила горло и немножко жгла в желудке. Хмельной дурман растекался по венам вместе с кровью. Не оглядываясь назад, Эванс села на столешницу, сжимая заветную бутылку в руке. Дав волю своим желаниям, Гретта плавно растянулась на столешнице. Что она делает? Это такая непозволительная неосторожность! Мысли становились тихими и далёкими, осенними листьями они будто бы парили в воздухе, пропитанном запахом алкоголя и старого дерева. Ей вмиг вспомнились счастливые и беззаботные моменты её жизни, все любимые, дорогие лица. Ложкой дёгтя в хмельном забытье, дарящем хрупкой человеческой психике толику спокойствия и равновесия, стала знакомая, не предвещающая ничего хорошего, комбинация запахов земли и старой одежды. Воспоминания о Брамсе вмиг перервали воздушную и радужную хмельную завесу. Жизнь разделилась на "до" и "после". Реальность снова стала ощущаемой, а воздух спёртым. Гретта лежала безвольной дикой птицей, которой жестокосердные люди, очарованные красотой её перьев, подрезали крылья. Она больше не сможет взлететь. Гретта распахнула глаза. Веер пушистых, чёрных ресниц, обрамлял её сверкающие изумрудные глаза, горевшие нездоровым блеском минутной решимости и накаляющейся тревоги. Она быстро привстала на локтях. В её ногах стоял высокий, жилистый мужчина в жуткой фарфоровой маске, полностью скрывающей лицо. Его чёрные, как смоль, волосы, тугими маленькими кудрями покрывали голову, плавно переходя в бороду. Вытянутый, вязаный свитер не мог скрыть достоинств пышущей здоровьем мужской фигуры. Тёмные, глубокие, как два омута глаза, жадно впивались в каждую деталь фигуры Эванс. Нет, это была не похоть, отнюдь. Это было торжество обладания, исполнение заветной мечты, безраздельное и единоличное владение. Брамс не просто желал захватить Эванс, он желал заполнить ею зиждущийся пробой одиночества и горя в своей груди. Он был отторгнут самыми близкими людьми и оттого не смог бы простить отторжения самого сейчас близкого человека. Он знал, что не достоин любви, но он хотел вырвать эту любовь, болью и кровью получить то, в чём ему упорно отказывали последние двадцать лет. - Возьми, - нарочито строго отрезал Брамс, протянув девушке аккуратно согнутый пополам листок бумаги. - Рекомендации и пояснения, - медленно прочитала Гретта, недоверчиво покосившись на маску, - пояснение первое: напоминаю тебе, моя дорожайшая и горячо любимая Гретта, что ты отныне и навсегда являешься моей собственностью, ввиду чего я даю тебе следующие рекомендации, которые вводят новый распорядок и отменяют прошлые правила..., - Гретта напряжённо сглотнула, - не лгать, не притворяться, не покидать дом, не пытаться сообщить кому-то о ситуации в доме, не приглашать гостей, любить и заботиться о Брамсе, как это возможно. Пояснение: любое нарушение повлечёт за собой жестокое наказание. Бесконечно предан тебе, Брамс. - Я знаю, что ты не сможешь выполнить два последних пункта сразу, но я готов ждать, - ласково сказал Брамс, заходя за спину Гретты. Его тонкие пальцы медленно скользили по холодному гладкому камню столешницы в нескольких миллиметрах от Гретты. - Что с телом твоего брата? - вновь сглотнула Гретта, почувствовав, что Брамс остановился прямо за её спиной. - Я позаботился о нём. Малкольм теперь в земле вместе с Мартой и их не родившимся ребёнком, - спокойно ответил Брамс, нависая над Эванс. - Что? - оторопев от удивления, Гретта обернулась, едва не столкнувшись лицом с приближающейся маской. - Я же говорил. В подвале был тот, кто зашёл туда не по своей воле. Малкольм убил её, потому что Марта была беременна и требовала законного брака, чтобы их ребёнок рос в семье, а Малкольм...он просто убил её. Зато теперь они все вместе, я надеюсь, что Марта успокоилась с миром. Ведь она больше не испытывает муки одиночества... и я тоже не один, - спокойно объяснил Брамс. Его руки вновь погрузились в каштановые волосы девушки, он резко придвинул Эванс за затылок к себе, а затем, зарывшись носом в её волосы, умиротворённо произнёс: - Я не могу надышаться тобой. Малкольм умер бы иначе... во сне. Но он покусился на тебя и случилось то, что случилось. Не вини меня, Гретта. Попытайся понять: я слишком долго был один. Все хотят любви, и я хочу. Это несправедливо по отношению к тебе, но я не буду справедливым никогда, ведь никто не хотел быть справедливым со мной... Следуй моим рекомендациям и пояснениям...