Этого нет во мне, меня нет в этом...

Что такое одиночество? И где, собственно говоря, оно начинается? Одиноки ли мы, когда желаем побыть с самим собой или, быть может, мы одиноки среди тысячи людей вокруг? Так много вопросов и всего один ответ, который каждый когда-нибудь дает самому себе. У Гретты Эванс было все: деньги, которыми она не могла воспользоваться, роскошный дом, которым она не владела, обаятельный мужчина, который сам собой не владел. А может быть у Эванс ничего и не было? Безмятежные зимние вечера тянулись в сказочном реверансе, под чувственную мелодию из слов любви, сопровождаемые улыбками и счастьем. Счастьем беззаботных. Но сколько множиться этим розовым перьям? Долго ли ещё под самые полы потолка будут взмывать со свистом эти восторженные конфетти из пробок шампанского, и сорванного, в порыве страсти, нижнего белья и чулок? Жизнь казалась бесконечным праздником. Праздником, который опостылел и, в конце-концов, приелся. Это будто бы каждый день вкушать нежнейший сливочный десерт, а после давиться его горьким послевкусием. Время в поместье Хилшеров замерло, и почтенно раскланявшись с его обитателями, навеки покинуло каменные стены особняка. - Брамс, который час? - машинально спросила Эванс, вглядываясь в подернутые морозным узором стёкла кухонного окна. - Ровно пять вечера, радость моя. Это значит, что пора пить чай, - радостно ответствовал Брамс, он души не чаял в своей обожаемой драгоценности. - Ну да. Но мы не будем его пить сегодня, - плечи Эванс задрожали, она порывисто обернулась, встретившись взглядом с Брамсом. - Что бы это значило? - маленькая фарфоровая чашечка с изящным блюдцем, словно белая голубка, выпорхнула из напряженных ладоней Брамса, и, ударившись об пол, разлетелась на несколько крупных осколков. - Нам нужно поговорить, я не могу молчать, - встревоженно пролепетала Гретта, глядя на острые белые осколки на полу. - Ах, если ты опять о поездке в город, то я - пас. Прости, но я...я не могу, понимаешь? Мне трудно подпустить к себе кого-то, мне трудно открыться. Я не хочу никого знать, кроме тебя и я счастлив с тобой, - Брамс встал на колени и уткнулся лицом в шерстяной свитер Эванс, - не заставляй меня, Гретта, я прошу...Я могу сделать всё, что ты попросишь, но не проси меня сделать то, чего я не могу, - простонал Брамс, сжимая запястья Эванс. - Не можешь или не хочешь? - девушка была неприклонна. - Гретта... - Нет. Гретта быстро отстранилась и пошла прочь. Ее быстрым решительным шагам вторили тяжелые поспешные шаги Брамса. - Я буду бежать за тобой как собака, пока ты не простишь меня! - кричал Брамс в закрытую дверь спальни своей возлюбленной. Самая настоящая шекспировская трагедия кипела в этих, казалось бы, уже давно остывших каменных стенах. Что мог сделать человек искренне любящий, но глубоко больной? Только дети ждут прощения как какой-то отсчётной точки в отношениях. Так, мы просим прощения у матери, наивно полагая, что когда мама кивнёт головой, то вся обида испарится, как утренний туман. Прощение - это длительный и очень мучительный процесс, который непременно бурлит внутри каждого из нас, и, как бы то ни было прискорбно, очень часто - безрезультатно. Не все мы можем простить, в первую очередь самих себя. Так и Эванс, не сдерживая рыданий, была глубоко несчастна от того, что не могла простить в первую очередь саму себя. Свою любовь вымученную, рождённую в неволе, в страхе топила она, как слепого котёнка в самообмане и внушении. Жить с человеком из чувства долга и благодарности за преданную любовь - это ужасно. Небо над головой становилось все тяжелее. Как она может бросить этого большого ребёнка? Этого, прежде всего человека, который нуждается в помощи общества, которое не уберегло его от своей важнейшей ячейки - семьи. Раз его вовремя не изъяли из семьи, значит, пора бы его самого изъять из собственного распоряжения. Брамс нуждался в помощи психиатра. Детские обиды, способность к хладнокровному убийству брата и изоляция в собственном доме - это совокупность тех тревожных звоночков, которые нельзя игнорировать. Если не из чувства любви, то из чувства долга Эванс обязана помочь этому человеку. Как умирает любовь? Она похожа на цветение однолетних растений, и речь пойдет вовсе не о сроках, а о циклах. Сначала идет зарождение и рост нежных чувств, они нуждаются в ласке и внимании, иначе, они неминуемо погибнут, потом наступает бурное цветение с обилием ярких и насыщенных красок, страстным и бурным рассветом, ну а после...после, не предотвратимое увядание, и, наконец, агония, после которой всегда следует небытие. Сначала любовь казалась настоящей и единственной, Гретта была счастлива, что ее любит такое чистое и невинное существо. Но после, болезненные состояния психики, молчание, в котором хотелось кричать и бесконечная услужливость начали выматывать Эванс и она, наконец, сдалась, решив, что любовь эта была привита ей как оспа. Брамс сидел у камина, его тонкие пальцы плавно постукивали по лакированной деревянной ручке стула. - Как хорошо, что ты здесь, - мягко проговорила Эванс, присаживаясь на колени к Брамсу. - Так ты меня простила? - с надеждой в дрогнувшем голосе спросил Брамс. - Ну конечно, простила. Ты и не виноват, - слегка улыбнулась Эванс. - Я так рад, - Брамс крепко обвил руками стан девушки. - Послушай, любимый, - девушка осеклась, ей было невероятно трудно выговорить это слово с тех пор, как оно утратило для нее смысл, - я думаю, что знаю, как можно решить нашу заминку. - Я на все согласен, ты знаешь... - Тише, тише, - Гретта прижала палец к губам Брамса, который тотчас же начал осыпать тонкий палец горячими поцелуями, - тебе трудно поехать в город самому. Но что, если это сделаешь не ты? В городе считают, что я живу с Малкольмом Хилшером и я не спешу развеять это заблуждение. Видишь ли как вышло, с братом вы мало похожи, но если мы сделаем маленький обман, то этого никто и не заметит. Мы коротко тебя пострижем и укоротим бороду, а после мы немного порежем твое лицо, как будто это был несчастный случай... Брамс содрогнулся. Его щёки начали медленно белеть. - Брамс? - Ничего, продолжай... - будто бы не своим голосом процедил Брамс, уставившись в камин. - Ну так к чему я веду....Мы немного порежем твое лицо и обратимся в больницу, но ты представишься не как Брамс, а как Малкольм Хилшер. Поскольку порезы затянутся плохо, то тебе придётся сменить фото на паспорт, потому что, в связи с повреждениями будет трудно установить твою личность, а по закону нужно менять документ в таком случае. Потом, в паспортном столе, ты скажешь, что всегда хотел сменить имя на Брамса, в память о якобы погибшем брате, здесь тебе поверят, так как все наслышаны об истории вашей семьи и ни у кого не будет подозрений, Брамс. - Гретта, но зачем?.. - Брамс, послушай, - Гретта взяла Брамса за плечи, доверительно глядя ему в глаза, - мы сможем...сможем пожениться, понимаешь, жить как муж и жена... - Но Гретта, мы и без того... - А как же ребенок? - Ребенок? Гретта медленно отошла к камину, и, прикрыв лицо ладонями, изобразила тихие рыдания. Брамс, в недоумении, встал и осторожно притянул Эванс к себе. - О каком ребенке ты говоришь, милая?, - прохрипел Брамс, рассеянно гладя Эванс по голове. - Ох, Брамс! Я беременна. У нас будет ребенок и что может быть хуже для ребёнка, если у него не будет отца в свидетельстве о рождении, а родители не будут мужем и женой!, - голос Гретты сорвался, она отпрянула. - Я и не знал, - Брамс схватился за голову. Эванс мельком посматривала за реакцией обескураженного Брамса. Он то смеялся, то плакал, то садился, то вставал, и наконец, остановившись сказал: - Я сейчас же бегу в подвал, там есть несколько инструментов, я исполосую все свое лицо, раскромсаю кожу! Тебе понравится, любимая! Наш малыш вырастет с папой! Пять минут, десять... методичные глубокие порезы ножом. Брамс, сияющий от счастья, резал свое лицо безжалостно и тщательно, кровь капала на белый кафель. Эванс, в немом оцепенении глядя на то, как некогда дорогое сердцу существо причиняет себе вред и боль, чувствовала ужас и облегчение. Она не могла быть уверена в том, что однажды Брамс не сделал бы то же самое с ней... - Довольно! Хватит. Ты молодец, постарался на славу, - Эванс, наконец-то нашла в себе силы остановить Брамса. - Нравится? - Брамс, улыбаясь обернулся к Гретте. Бледная кожа клочками свивала у подбородка, оголяя кровеносные сосуды и мышечные ткани. Кровь стекала с носа, со щёк и со лба...И лишь совершенно стеклянные, пустые глаза выражали восторг. Брамс был в ударе. Гретта едва сдерживала подступавшие к горлу приступы тошноты. - Пойдём, милый. Брамс медленно подошел к Эванс и, проведя окровавленной ладонью по её щеке утробно прохрипел: - Сначала поцелуй меня, чтоб я знал, что ты все еще любишь Брамса... Ведь я тебя очень люблю и делаю это для тебя.... Встрепенувшись, Гретта зажмурила глаза и почувствовала губами влажный, требовательный поцелуй с металлическим от крови привкусом. На её джемпер капала его кровь...