Дом чудес: 14

      Порывы ветра обволакивают мою спину, будто призывают шагнуть и упасть на самое дно бездны. Они так и манят. Ноги подкашиваются от их резких скоростных изменений. Чем я ближе к краю, тем сильнее сводит мышцы моих бёдер. Я испытываю необъяснимое желание провалиться и отпустить своё сознание. Моё желание превращается в животную потребность по мере приближения к чёткой границе, отделяющей меня от асфальта. Это схоже с нуждой в пище. Как потребность в воде... КАК ВОЗДУХ.       Такой дурманящий ветер можно поймать только на высоте в двадцать этажей. Я называю её "Моментальная высота".

***

      После всего случившегося дерьма... После смерти Мирты. После исчезновения моей белой души под алой завесой. После потери пристанища. После появления Алисы. Что мне вообще остаётся? Пусть расстояние меж мной и бездной пропадёт, душа и мысли отправятся в бесконечное странствие, а никчёмное тело моё... — Не рыпайся. — голос, разделяющий частицу и глагол двухсекундной паузой, эхом раздался позади меня.       Он был мужской, точно не визгливый, сухой и потёртый. Звучал откуда-то свысока, значительно выше моих шестидесяти шести дюймов. В состоянии философской меланхолии и адского желания расшибиться о землю в мясо, мне казалось, что какая-то светлая и полная надежды часть меня борется с соблазнами смерти. Я осознавала, что слетаю с катушек и, опираясь на тот железный факт, что я сдвинутый шизик, решила смолоть несусветный бред, что свойственно моим собратьям. Получилось уж очень поэтично. — Если это ты, ветер, то ты сам ведёшь меня к краю. Я не намерена останавливаться.       Затишье продлилось недолго и прервал его глубокий томный вздох, а затем звонкий шлепок, будто кто-то в раздражении ударил себя по лицу. — Если бы я был ветром, то я бы сдул тебя к чёртовой матери, психованная! У меня задание, усекла? — рёв стоял, как от лая дворового пса. Понятно, что с моими то нервами, меня это должно взбесить по-взрослому. — Если ты не ветер, то вали отсюда, упырь. В противном случае мне придётся сделать эти минуты твоей жизни последними и потащить за собой. Ты этого хочешь? — А хватит ли храбрости? — он взял меня на слабо.       Я слышала тот же голос, только теперь ещё и чувствовала в воздухе запах дешёвых сигарет и магазина джинс. Кажется, он приблизился. Это обычный человек. Смысл ему меня останавливать? Но он не знает, на что идёт. Я не из тех, кто бросает слова на ветер.       Он стоял достаточно близко, чтобы я, не оборачиваясь, могла схватить его за куртку и потащить к себе. Его верхняя одежда состояла из какой-то потрёпанной кожанки. Я могла чувствовать рукой, что в раёне плеча она была даже немного стёсана или порвана. Казалось, что этот человек и вовсе не противился моим порывам. Я не услышала от него ни вскрика, ни вздоха, он даже не пытался двинуться, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление. Создавалось такое впечатление, будто этот чудик пришёл сюда только за тем, чтобы я взяла его за шиворот и сбросила вниз.       Не знаю как, но мне хватило сил перекинуть его через плечо к краю. Возможно он до такой степени хочет сдохнуть, что решил "оказать услугу" и галантно помочь мне швырнуть его с крыши к чертям собачьим.       Но вдруг я почувствовала, что его руки обхватывают мои. Я подаюсь вперёд, падаю прямо перед чертой и понимаю, что он держится за меня. Или это я держу его?       Солнце уже давно ушло за горизонт, но мне удаётся разглядеть этого придурка, хоть и не особо ясно. Что я с точностью могу сказать, так это то, что он не такой уж и тяжёлый для своего соснового роста. Он носит старомодную шляпу. Из-под неё торчат растрёпанные, будто смазанные нефтью, волосы средней длины. Он запрокидывает голову, заставляя убор улететь вниз, и демонстрирует мне свою физиономию. Трудно что-либо различить из-за отсутствия света, но казалось, что его глаза блестят. Блестят, как у запуганного существа в клетке, которое вот-вот получит сладкую свободу. — Отпусти. — прозвучало слабо, почти умоляя. — Что? — люди обычно говорят именно это, находясь в ступоре. — Спаси меня. — он шептал с той же интонацией. — Я больше не могу.       Казалось бы, что тут сложного? Просто отпустить его руки и дать спокойно умереть. Но по какой-то причине я не могла этого допустить. Есть то инстинкт, сострадание, надежда? А может я просто завидую, что он первым познает всю прелесть несуществования? Не знаю. Я просто ничего не понимаю и у меня не осталось сил на то, чтобы всё это пережёвывать. В таких ситуациях Ромео и Джульетту играют подсознание и рефлексы. Здравый смысл и другие полезные свойства получают роли второго плана. — Нет. — я постаралась сказать это настолько твёрдо, чтобы он не задавал лишних вопросов и не спорил, но всё покатилось к чертям. — Только так я смогу освободиться. Стань моей спасительницей, Элис. — он разговаривал со мной так, будто мы кровные родственники, от чего мне становилось тошно. — Ты не скажешь, откуда знаешь моё имя, да? Это было бы не загадочно. — я продолжала держать его.       Он просто молча пялился на меня. Я почувствовала что-то знакомое. Будто я жила с этим ощущением, но никогда не подозревала, чем оно вызвано. Оно заменилось на совершенно незнакомое мне чувство боли в затылочной области головы. Моя шея покрылась струями. Его лицо стало осыпаться тёмными каплями.       Мне кажется, я отпустила его.