Инфернальные принципы

      Поэтому утром Антон даже не удивляется, когда взгляд натыкается на знакомые стены. Кажется, он вчера собирался на вписку к новому знакомому, поэтому неудивительно, что он ничего не помнит. С серьезным похмельем молодой организм не знаком, поэтому расплата Шаста за ночной кутеж заканчивается только на сушняке во рту и головной боли. Арсения рядом нет, но детективные способности подсказывают Антону, что они снова спали вместе, потому что вторая половина кровати смята, а подушка просунулась под весом чьей-то головы. И это с учетом того, что у Шастуна есть своя (да, он уже считает вторую подушку Попова своей, и нет в этом ничего странного). Тело отчего-то неприятно ноет, а мышцы тянет, как будто вчера вместо попойки Антон пробежал марафон. Зевает, ощущая, что собственному дыханию очень далеко до свежего. Парень прислушивается, надеясь услышать какое-то движение и звуки из глубины квартиры, но, вопреки ожиданиям, в помещении царит абсолютная тишина. Но Арс точно был здесь, Шаст может поклясться, вон, его одежда на полу валяется. Сам он, кстати, тоже одет в футболку и домашние штаны Арса, которые чуть малы и оголяют тонкие лодыжки. От осознания, насколько сильно Попов заморочился вчера ночью, чтобы сегодня утром Антон проснулся не в луже собственной блевотины, а в знакомой обстановке и сухой одежде, внутри очень приятно что-то сжимается, и Шаст улыбается, прячет улыбку в ладонях, а после потирает глаза. Путешествие до ванной сокращает мочевой пузырь, который внезапно резко решает воззвать к совести хозяина. Антону становится на одну десятую лучше, когда он облегчает эту «совесть». Подставляя руки под прохладную воду, парень решает взглянуть на себя в зеркало, отмечая, что выглядит действительно помятым. Хорошо, что в школу сегодня не надо. Мозгов хватило хотя бы на то, чтобы нажираться перед выходным, а не учебным днем. И на этом он скажет себе спасибо. Приглядевшись внимательнее, Шаст замечает на скуле небольшой синяк, хмурясь. В принципе, это не ново, он и до этого приходил после пьянок побитый. Пожимая плечами, парень снимает чужую (но такую мягкую и удобную) футболку, чтобы принять душ. Его не беспокоит, что хозяин квартиры сейчас где-то там и совершенно не знает о его пробуждении. Они с Арсом были достаточно близки для такого поведения, да и ночевали вместе много раз. Уже почти залезая под душ, Антон мельком замечает в зеркале на своем теле еще какие-то следы, которых быть не должно. На тощих руках — синяки от чьих-то пальцев, сильных — его хватали и тащили куда-то. Запястья будто были очень крепко связаны, на них тоже остались небольшие красноватые полоски. На шее — болезненный засос и следы от зубов. Шаст хмурится и залезает под душ, теперь уже силясь вспомнить, кто мог оставить на нем подобные отметины. Теплая вода помогает парню обнаружить еще одни повреждения. От соприкосновения с ней кожу на коленях защипало, и Антон, наклонившись, увидел, что они стерты и в синяках, как будто он…       — Бля-я-ть… Антон выпрыгивает из душа, не успев даже основательно намокнуть. Картинки из вчерашнего вечера всплывают в голове с какой-то нереалистичной скоростью.       Алкоголь бьет в голову все больше, и Антон ощущает это. Тело привычно расслабляется, но мыслей об Арсении в голове появляется только еще больше. Чудом, прикурив сигарету, Шаст не обжигает себе пальцы и набирает номер друга. Экран расплывается, но въевшиеся в голову цифры, кажется, уже выгравированные в мыслях, словно набираются сами. Зайти в контакты и найти имя Арса Антон не додумывается. Гудки-гудки-гудки-голос Арса. Это светловолосому и нужно, поэтому он непроизвольно плывет в пьяной улыбке и ведет куском пепла по стене, отчего тот осыпается на пол, а сигарета почти тушится. Опустившись на пол балкона, Антон быстро раскуривает сигарету, чтобы та не потухла, и начинает говорить. Очень долго и какую-то фигню, но очень важную, как ему кажется. Он даже старается придать своему голосу значимости, чтобы Арсений ничего не пропустил. Арсения, блять, невозможно хочется рядом, поэтому Шаст, кажется, просит его приехать. Адрес вспоминать так трудно, поэтому Антон исправляет себя раза три. И он продолжает увлеченно рассказывать Попову про щенка, которого тискал вчера на улице. Как ему жалко бедную животинку, как он мыл его в ванной, притащив домой. А сегодня с утра ходил с несчастной собакой и предлагал его всем прохожим, которые, по его мнению, были приемлемыми кандидатами на роль новых хозяев. Прервать разговор приходится, когда Антона кто-то настойчиво отвлекает. Когда Шаст сбрасывает вызов, чьи-то настойчивые руки уже затаскивают его назад в квартиру. Он пытается вырваться, но пьяное сознание осознает происходящее слишком запоздало, отчего и реакция затормаживается. Невыносимо хочется вернуться, пусть на балконе и прохладно, но зато там свежий воздух, с коим неприятно контрастирует спертый запах в квартире. А еще хочется вернуться к беззаботному разговору с Арсением, но какой-то парень грубо сжимает руки Антона за его спиной.       — Блять, ты ебанутый? — пытается возразить Шастун, резко дергаясь и даже почти вырываясь. Руки крепко и неприятно перетягивают сзади, отчего он не может их разнять. А потом Антон вскрикивает из-за резкой боли в районе шеи, все пытаясь отпрянуть, отстраниться, но пьяное тело не слушается.       — Может твой грязный рот стоит заткнуть чем-нибудь? — раздается голос из-за спины. А потом парень обходит Антона. Кто-то, кто все еще стоит сзади, дергает его, заставляя подняться на колени. Полы здесь жесткие, поэтому колени неприятно саднит. Черт бы побрал это желание быть круче, имея только тонкие брюки в гардеробе. А потом все происходит так, блять, смазано и дико, что Антон сам не успевает понять, почему нашел сходство в одном из парней, что держит его. Он сжимает щеки Шастуна пальцами, заставляя раскрыть рот. А Шастун поднимает на него свой взгляд, затуманенный алкогольной пеленой. Темная челка свисает на бок так знакомо, вот только глаза неприятные. Карие, кажется, но Антон не уверен. Он не совсем понимает, что от него хотят, но начинает соображать, когда видит член перед своим лицом. В голове все перекатываются приятные нотки голоса Арсения, а еще воспоминания о том, как Антон не раз в своих снах видел, как отсасывает другу. И каждый из этих снов, хоть и был эмоционально мучителен с одной стороны, но вводил Шаста в невообразимый восторг. Видеть своего друга после подобных снов — это нечто. Антон задыхается от переизбытка эмоций в такие моменты, потому что влюбленность дарит ему теплое и вдохновляющее чувство, заставляющее незаметно краснеть кончики его ушей рядом с Арсением. Но с другой — обратной — стороны — так совестно, страшно из-за того, что его маленькая тайна может раскрыться. Больно из-за того, что его чувства почти наверняка никогда не найдут отклика, что Арсений не сможет разделить с ним ту любовь, которой хочется Антону. Поэтому парню интересно, каково это. Не так он, конечно, хотел, но пьяное сознание ведет, подталкивая к обрыву. И Антона толкают. Он не удерживает равновесие, пытается устоять, хватается за все, что может, но все равно падает. Воображение охотно подбрасывает картинки с образом Попова. Шаст дергает головой, высвобождаясь из захвата, и сразу же берет головку члена в рот. Потому что он пьян, чтобы понять, какую ошибку совершает. Потому что он влюблен, и эта влюбленность просто к чертям убивает все здравомыслие, которое хоть когда-либо имелось у Антона.       — Какая послушная сучка, — ржет парень сверху, но голос у него неправильный, не тот, который нужен, поэтому Антон морщится, но все равно насаживается на член активнее, задевая его зубами, но явно не понимая, что он делает. Каждую секунду сознание парня сгущается все больше, а желание завалиться на горизонтальную поверхность растет в геометрической прогрессии. Ему неприятно, ощущения совсем не те, которых он хотел, и на периферии пьяного сознания маячит мысль, что это нужно сейчас же прекратить.       — Блять, паскуда, — злится парень с неправильным голосом, а Антон не понимает, что от него хотят. Он уже хочет отстраниться, потому что это не то, это ошибка, но его щеки вновь сжимают, сдавливая губы в овал. А дальше ему так невъебенно, непривычно больно, потому что член бьет по горлу, вызывая рвотные позывы и кашель. Антон давится и ему кажется, что этот член сейчас пробьет его глотку нахуй. В какой-то момент он не выдерживает, резко вырывается и сгибается напополам. Спазмы душат, сжимают горло тисками, и Шаст практически бьется в конвульсиях, пытаясь остановить это. Он жмурится до звездопада перед глазами и издает совсем уже нечленораздельные звуки, пытаясь отползти в сторону, однако со связанными руками сделать это удается не слишком хорошо. Подступающая к горлу рвота заставляет Шаста желать лучше сдохнуть нахер, чем выпустить это из себя, но контролировать процесс оказывается просто бесполезным. Организм, желающий избавиться от токсинов, которые так щедро парень вливал в себя весь вечер, в итоге исторгает их все прямо на пол, на так заботливо выбранный чьей-то матерью пестрый ковёр. Антон слышит смех, доносящийся сверху, словно сквозь толщу воды. А спазмы не прекращаются, скручивая все внутри в один тугой болезненный узел, а мышцы живота сковывает, сводит каждый раз, когда Шаст отхаркивает. Он ненавидит весь мир в этот момент, голова начинает кружиться и болеть от чрезмерного давления. Но в конце концов этот отвратительный процесс подходит к концу и Антон чувствует себя немного лучше.       — С-сука, — шипит он, чувствуя на языке противный кислотный вкус, от которого тянет блевать по новой, но он терпит, отказываясь проходить через это ещё раз. Антон надеется, что все кончилось, что его сейчас отпустят, ведь кто в здравом уме захочет продолжать делать что-то с человеком, который только что чуть не выблевал нахуй свои лёгкие. Однако руки все ещё связаны крепким узлом за спиной, а чужие голоса уже слышатся гораздо отчётливее.       — Ты там все? Умойся, блять, аж противно смотреть. Второй парень, сжимая член через брюки, пихает к губам Шаста кружку с водой, почти насильно вливая ее. Антон снова кашляет и давится. И он вроде старается думать про Арса, но друг у него не вяжется со всеми негативными ощущениями, которые он сейчас испытывает. В какой-то момент в голове остается только желание избавиться от противной хватки на щеках, хочется расслабить руки и не видеть перед глазами чужие, блять, члены. И он вроде расслабляется, когда хватка ослабевает, а на лицо попадают неприятные брызги, но его снова хватают, и, на этот раз, за волосы. Антон снова начинает активно вырываться, но на деле выходят лишь слабые подергивания. У него уже не осталось сил, чтобы сопротивляться, потому что невъебенно штормит. Челюсть парня болит. Ему кажется, что если он еще раз откроет рот, то его разорвет от боли. Он лишь беспомощно мычит, а затем падает на пол, когда чувствует относительную свободу.       Ебанный стыд. Дальнейшие события в голове уже слишком сильно смазаны, но, кажется, он был с Арсом. Арс! Он все это, черт возьми, видел… В Антоне мешаются сильные эмоции: стыд, отвращение, жалость к самому себе, вина перед другом. Очень трудно теперь будет смотреть в глаза Попову, ведь даже если он сам в состоянии был вспомнить, что произошло, то тот, будучи абсолютно трезвым, вообще вряд ли забудет это когда-нибудь. Вытершись наспех каким-то полотенцем, Шаст видит на полу в ванной собственные джинсы, благодаря всех известных и неизвестных богов за эту находку. Он запрыгивает в них, надевает обратно футболку Арса и тихо выходит из ванной. Прислушивается. Все еще тихо. Стараясь как можно аккуратнее ступать, Шастун проходит в прихожую и начинает надевать ботинки, как вдруг слышит за спиной движение.       — Даже не попрощаешься, алкоголик недоделанный? Арсу действительно обидно. Он бы отпустил Шастуна, не высовываясь из своего временного укрытия под названием кухня. Но именно эта обида заставила его окликнуть друга. Должно быть, тому сейчас погано. Еще хуже, чем самому Арсению, но сейчас это волнует последнего не так сильно. Он проснулся сегодня рано, чувствуя тепло чужого тела под боком и тяжесть руки на своем животе. Открыв глаза, Арс не смог заставить свое сердце не пропустить удар. Сон снимает как рукой, и парень еще несколько минут пялится на умиротворенное лицо своего лучшего друга. А после вспоминает, как несколько часов назад стирал с этой симпатичной мордашки чужую сперму, и Попова вновь передергивает. Стараясь как можно аккуратнее убрать с себя руку Антона и вылезти из кровати, парень умудряется не разбудить его. Какая же ебанная ситуация. Арс очень сильно не хочет вспоминать все вчерашнее, но, как назло, мозг подкидывает ему красочные картинки, при этом еще и приукрашивая, заставляя додумывать то, как все могло происходить до его прихода. А спящий Антон, выглядящий как чертов ангел, так сильно контрастирует с этими представлениями, что Попов спешит быстрее избавиться от возможности видеть Шаста, ретируясь на кухню. Родителей уже нет, поэтому можно немного расслабиться. Арс забивает на чистку зубов и делает себе кофе, зарекаясь не заходить в комнату до того, как Антон проснется. И вот сейчас он проснулся и спешит съебаться, даже не сказав ни слова, что, отчего-то, слишком задевает. Антон застывает с одной ногой, наполовину впихнутой в кроссовок, и не поворачивается. Его сердце стучит как бешеное и, кажется, нужно приложить все усилия мира, чтобы повернуться и увидеть лицо Арса. А тот все стоит, прожигая спину Шастуна взглядом. Однако через какое-то время выдыхает, кидая тихое:       — Идем, хоть кофе налью… — после этих слов Арсений разворачивается, уходя на кухню, оставляя Шасту возможность либо сбежать, как он хотел сделать изначально, либо прийти к нему. Антону просто невыносимо, пиздецки сложно решиться. Тошнота подступает к горлу, и не из-за выпитого накануне, а из-за отвратительных воспоминаний, что сейчас прорезаются в голове, и стыда, заставляющего кожу на лице гореть. Может, Арс подумает, что он ничего не помнит, если не трогать эту тему, и вести себя, как обычно? Хотя, он уже повел себя странно, решив уйти вот так, ведь обычно они вместе встречали утро и еще полдня сидели дома, если никуда не надо было идти. В конце концов, Антон пересиливает себя и, сбрасывая кроссовок с ноги, проходит на знакомую кухню. На столе уже дымится чашка с его напитком. Арс сделал, как ему нравится: без молока, с сахаром, все идеально — Шаст знает наверняка. Кофе Арсения уже успевает остыть, но он все равно давится напитком, потерявшим свой вкус, потому что надо создать хоть какую-то видимость занятости. Он делает очередной глоток, а холодная бурда уже не лезет в глотку, но парень все равно проглатывает экс-приятный напиток. Тишина нагнетает настолько, что кажется, будто потолок опускается вниз, словно парни находятся в экшоновом фильме ужасов. Незнание добивает окончательно, но спросить хоть о чем-то Попов не решается. Он не уверен в том, помнит ли Шаст вообще что-то, отчего появляется еле сдерживаемое желание приложиться головой о стену. Или сделать это с малолетним алкашом, что сидит напротив него, если не поможет первый вариант. Арсений чувствует себя ревнивой женой, которая, узнав об измене, решает сперва пристрелить изменщика, а потом пускает пулю в лоб себе. А Антон не выглядит как человек, который ничего не помнит о вчерашних событиях. Словно пытаясь прочесть мысли друга, Арсений смотрит на него, не отрывая чашку от губ. Антон гипнотизирует темную жидкость в своей кружке. Возможно, гадает, когда его выставят за дверь. Он неловко ерзает на стуле, потому что никак не может найти удобное положение, хоть и бывал на кухне Арса кучу раз, разваливаясь тут самым вальяжным образом. Но это было раньше, а сейчас Антон сомневается в том, что в его ситуации можно найти удобное положение. Ему стыдно, больно и обидно. Хочется кому-то врезать, провести около получаса с зубной щеткой во рту и выкурить, как минимум, полпачки сигарет. И никакого, блять, больше алкоголя. Вовремя спохватившись, Шастун дергается, натягивает воротник футболки Попова выше, в нелепой попытке скрыть синяк на шее. Внимание Арса сразу клеится к новому пятну на теле друга, что заставляет его нервно сжать зубы. Он не должен так беситься, но не может ничего с собой сделать, потому что эмоции так и рвутся наружу. А Антон как раз бьется своими длинными, неуклюжими ногами о ножку стола, и непроизвольно шипит и морщится от явно неприятных ощущений. Кофе в руках парня опасливо плещется, грозясь пролиться за борт кружки — не хватало еще, чтобы этот придурок обжегся. Арс не должен думать об этом, но предполагает, насколько долго Антон простоял на коленях, раз ему так больно от слабого удара. Эмоции, что поглотили его вчера, хоть и утихли за ночь, кажется, возобновляются с новой силой. Но минуты идут, а на кухне все так же царит тишина, нарушаемая только редкими тихими глотками, которые делает Арс, и поскрипыванием стула, на котором сидит Шастун. Они еще никогда не чувствовали себя так неловко друг при друге, и ни одному из них это определенно не нравилось. В воздухе висела куча вопросов, которые хотелось друг другу задать, и каждый понимал, что в какой-то момент все-таки придется это сделать. Антон чувствует себя так, будто сидит не со своим близким другом, с которым всегда легко и комфортно, а на очередном из этих семейных собраний, когда родители пытаются вдолбить в твою голову вещи, которые кажутся абсолютно неважными сейчас, или отчитать за что-то. В его голове крутится множество мыслей, вопросов и страхов. О, Шасту и правда страшно. Страшно, что он настолько упал в глазах Арса, что тот никогда больше не посмотрит на него как раньше. Страшно, что теперь все просто закончится. Арс злится, и Антон это прекрасно понимает. Но на что именно он злится? На то, что Шаст выдернул его из дома среди ночи, заставив забирать черт знает откуда? Так подобное происходило и до этого. Злится на то, что Антон ни разу не обмолвился, что, в принципе, и не против взять чужой член в рот? Хотя это, вообще-то, не совсем так. Парень морщится, не удерживаясь, и запивает омерзительные воспоминания, делая первый глоток приготовленного ему Арсом кофе. Обжигается, но терпит жгучую боль, потому что не хочет обращать на себя лишнее внимание. Просто крепче сжимает пальцы на кружке и закрывает глаза. Безумно хочется что-то уже, наконец, сказать, чтобы прервать это мучительное затяжное молчание. Это чувство скатывается горечью на языке у обоих парней, и каждый мнется, подбирая нужные слова, гадая, что можно было бы сейчас сказать, а что — нет. И вот, в какой-то момент напряжение просто настигает своего пика. Арс и Антон как-то одновременно собираются с силами, готовые сказать первое, что придет на ум, что успеет соскочить с языка. Они даже в одну и ту же секунду поднимают головы, набирая воздуха в легкие и открывая рот, но только вот у Антона получается, а Арс так и застывает с открытым ртом, смотря на друга непонятным взглядом.       — Все ведь хорошо? — это самое, нет, реально, самое тупое, что можно было спросить в данной ситуации. И Антон даже будто слышит свой собственный голос со стороны и понимает, что это, блять, полный пиздец. Арс сначала будто просто не понимает смысла вопроса. Не понимает смысла самого простого вопроса в мире. Все ли сейчас хорошо? Но в голове Попова будто вакуум, и он продолжает смотреть на Антона, который явно нервничает и жалеет, что вообще открыл свой чертов рот. Хотя, тем двум парням определенно понравилось, что произошло после того, как Шастун открыл рот для них. Арс медленно начинает меняться в лице, пока в его голове с бешеной скоростью начинают крутиться мысли. Он чувствует себя каким-то совершенно беспомощно злым, а еще понимает, что просто не имеет права злиться, потому что Антон может делать все, что ему нахер вздумается, а Арс не вправе судить и ругать его за это. Но взгляд опять падает на засос на длинной шее, который Шаст снова забыл прикрыть, и Попова просто сносит.       — Хорошо? Хорошо, блять? — Арс даже сам того не ожидает, но его голос звучит громко и резко, а кулаки сжимаются просто непроизвольно. — То есть, ты думаешь, что мне должно быть охуенно хорошо, после того, как я увидел, что тебя, в дерьмо бухого, по кругу пускают? Это нечто неконтролируемое. Арсений самому себе говорит заткнуться, внутренний голос просто умоляет сесть и замолчать, но точка невозврата уже пройдена и назад не повернуть. Антон, если быть честным, просто охуевает. Он таращит на Арса округлившиеся до размеров блюдец глаза и даже не знает, что чувствовать. В один миг становится как-то невыносимо противно от самого себя и одновременно за самого себя обидно. Какой-то ребенок, сидящий внутри, плачет и требует, чтобы его пожалели, ведь он не заслужил такого. А Арсений несется навстречу ебаной пропасти на всех парусах. Все те эмоции, которые он пережил вчера, вернулись к нему окончательно. Он ревнует. Он пиздецки ревнует Шаста. Он наивно не понимает, почему какие-то два лба, которых Антон знал несколько часов, оказались лучше, чем он? Ему обидно за свои чувства, за то, что, в отличие от тех ебланов, он никогда не стал бы пользоваться Антоном. А тот сейчас сидит и смотрит совсем непонимающим и даже обиженным взглядом, что злит еще больше.       — Нет, Шаст, все нихуя не хорошо, если хочешь знать, — снова со злобой бросает Попов, потому что ему просто нужно выговориться. Однако, особо сказать в то же время нечего, так как он не может просто взять и объяснить причины своего такого поведения. Ведь после того, что он вчера видел, надежды на взаимные чувства со стороны Шастуна не осталось совсем, а, в таком случае, зачем показывать ему то, на что он не сможет ответить. Но и умерить свой пыл тоже не получается, потому что, черт возьми, эта ситуация так сильно задела его, и Антон должен об этом знать. И похуй, нормально это или нет, похуй, что это явно приведет к ссоре. Антон теряется поначалу, потому что очень больно слышать подобные заявления от человека, которого любишь. От человека, в чьей поддержке ты нуждаешься больше всего. Да даже хуй с ней — с поддержкой. Антон не кисейная барышня — переживет блядское изнасилование, несмотря на то, что он еще даже не до конца осознал этот факт. Но, когда Арс срывается из-за этого, Антон сникает, беспомощно сжимая кружку в руках, потому что больше просто ничего не остается. Но потом в парне просыпается невозможное возмущение. Он так резко подрывается с места, выскакивая из-за стола с таким отчаянием, что стул чуть ли не падает. Антона в метафорическом смысле заносит, причем серьезно, потому что он уже не осмысливает, что говорит. Необдуманные слова льются на эмоциях, и если они останутся непроизнесенными, Антон взорвется нахуй.       — Ну, извини, блять, меня, пожалуйста. Какого хуя тебя вообще ебет, кто и как пускает меня по кругу? — Шастун истерично кричит, опираясь руками о стол, чтобы просто не ебнуться от того, сколько всего у него происходит внутри. Спокойствие подрывается, а возмущение не получается погасить даже страхом перед последствиями. Антон просто не сможет сидеть сейчас, поэтому сжимает края древесины до побеления костяшек.       — А что, если бы ты увидел меня с телкой? Это ведь все из-за моей ориентации, да? — интонация резко стихает, превращаясь в почти пугающую, словно говорит неординарный сумасшедший. — Ну прости, что не сказал раньше, что сохну по лучшему другу, чтобы ты кинул меня тогда, и не видел, как меня насилуют. Че же ты не оставил меня там, если так противно теперь со мной возиться? Загнанное дыхание явно не способствует нормальному функционированию, отчего Антону невозможно хочется прекратить происходящее. Действительно, зачем Арсений приложил столько стараний, чтобы его друг (или уже нет?) проснулся в обстановке получше, чем заблеванная квартира с ебучими насильниками? Антон очень запутался, а сердце невероятно болезненно сжимается внутри. Еще и Арсений сидит на месте, никак не реагируя. Грудь Шаста быстро вздымается, и теперь он уже не боится смотреть в глаза своему однокласснику, нависая прямо над ним. Но он не выдерживает. Попов продолжает молчать, а Антон срывается с места и бежит из этой квартиры. В футболке Арсения. До сих пор не осознавая, что именно он сказал.