The Symmetrical Transit

День третий; 14:01 Гермиона медленно поднималась по скрипучим ступенькам, прислушиваясь и присматриваясь к каждой из них. После инцидента, случившегося три дня назад, она не слишком доверяла предметам, которые звучали так, будто могут рассыпаться в любой момент. Открыв дверь с красовавшейся на створке странной буквой «М», которая по ее мнению была перевернутой цифрой «3», она зашла в пустую комнату. Малфоевская мантия была брошена на одну из трех втиснутых в помещение кроватей, и Гермиона планировала устроиться на той постели, что находилась как можно дальше. Она щелкнула выключателем, и единственная лампочка ярко вспыхнула, прежде чем ровно засветиться темно-желтым светом. Ей очень не хотелось оставаться с Малфоем в одном помещении, но такой ночлег был гораздо лучше той грязи, в которой она спала последние две ночи. Гермиона нашла бы в себе силы не жаловаться, если бы она, оставшись без палочки, да еще далеко от дома, не оказалась привязана к своему школьному недругу и не была вынуждена пробираться в Англию маггловскими способами, в то время пока на них охотились Пожиратели Смерти. Гермиона нахмурилась и сжала пальцами угол подушки, ошарашенная пришедшей на ум мыслью. Точнее, даже двумя, потому что вспомнила еще и о том, о чем размышляла во время еды. Малфой открыл дверь несколькими минутами позже, и Гермиона поразилась тому, как устало он выглядел. Словно мог в любой момент рухнуть в кровать и провести там несколько недель кряду. Тем не менее она поднялась со своего места — честно говоря, ей было плевать и на его усталость, и на то, что она может его побеспокоить. Ей требовались ответы. — Малфой… Он вздохнул так, будто по его душу нагрянули демоны, с которыми ничего нельзя было сделать. — Ты убил тех Пожирателей Смерти в здании, ведь так? Когда я очнулась, они были мертвы. Никто больше не знал о том, что я там была, так что… Я имею в виду… Почему ты просто не оставил меня и не вернулся, притворившись, что Пожирателей убили авроры? Он пытался не замечать ее. Сидя в пол-оборота к Гермионе, Малфой, казалось, был полностью поглощен созерцанием лежащей на кровати сложенной карты. — Ты же что-то задумал, ведь так? Не знаю, что ты планируешь… — Мне приходится бороться с постоянной головной болью и раздражением, которые вызваны тем, что я тащу тебя уже через две страны только для того, чтобы привести в ловушку, хотя еще три дня назад мог с легкостью убить или что там еще я собирался с тобой сделать? Но я продлеваю эту пытку, находясь рядом с тобой, потому что мазохист. Вот теперь все мои планы раскрыты. Гермиона топнула ногой и сердито на него посмотрела. Правда была в том, что доверять ему действительно не хотелось — он был Драко Малфоем, Пожирателем Смерти и одним из самых отвратительных людей, которых она когда-либо знала. Однако Малфой не дал ей ни единого повода не верить тому, что он действительно состоял в Ордене. Вообще-то, всё указывало на то, что он говорил правду. Но верить его словам все равно не было никакого желания. Ведь так удобно жить в мире, расчерченном линиями. Жирными, четкими линиями. А Драко Малфой? Где бы ни проходила черта, он был по другую сторону. То-то и оно. И так было всегда, с их самой первой встречи. Даже в мелочах Гермиона проводила границу между собой и Малфоем. И мысленно перебирала эти случаи как проявление того, что их разделяет: делает его плохим, а ее — хорошей. И вот теперь он объявился в ее жизни и посмел пересечь эту черту. Самую широкую и определяющую из всех. Такую, которая сопоставима с линией жизни на ладони. Существовали и другие, но ни одна не имела такого значения, как эта. Мелкие штрихи могли исчезнуть, и никто бы не обратил внимания. Но что, если однажды пропадет та самая линия? Просто растворится на твоей коже, будто ее там никогда и не было. Ты же заметишь. И тогда придётся расчерчивать всё заново. Потому что всё станет пустым. Новым. И такого рода изменения пугали. А что же Гермиона? Она не доверяла ничему, что ее пугало. И это было движением по кругу. — Если никто из живых Пожирателей не знает, почему… — Они знают. — Сейчас уже — возможно! Раз ты сбежал в никуда. Но ведь все еще можно сказать им, что ты попал в плен. Что… — Нет, я не могу… — …немного подождать и потом сказать, что сбежал или что… — Ты всегда не… — …что-нибудь. Так что еще не все потеряно, Малфой! Готова поспорить… — Заткнись, Грейнд… — …а они даже не знают! Это смешно. Я найду способ пробраться в мир волшебников, ведь откуда им знать, что я убежала с тобой? Действительно, целый… — Ты погибнешь! Если это то, чего ты хочешь, и ты хочешь… — …было бесполезно и бессмысленно, и только… — …то вперед! Но знай, что последствием твоего идиотского решения станет… — …это ты идиот! Параноик! За нами никто… — Я серьезно. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и… — …так что я ухожу, и когда… — Я не убил Крэбба! Гермиона застыла с раскрытым ртом и замершей на языке новой тирадой, едва его слова дошли до ее сознания. Моргнула раз, другой, и затем медленно сжала губы. После своего выкрика Малфой задержал дыхание и вот наконец с силой выдохнул. Отвернулся, чтобы бросить карту на кровать и попытаться восстановить самообладание. — Ох. Он выглядел так, точно учился дышать заново, длинные пальцы вцепились в волосы на затылке. — Я бы лучше принял Круцио, чем связываться с тобой, — качая головой, пробормотал он. В комнате стояла тишина, пока кровать не скрипнула под его весом и Малфой не прислонился к изголовью. Он вытащил карту, развернул, устраивая ее на коленях, и зубами стащил с ручки колпачок. Полностью сосредоточившись, он даже не замечал падающей на глаза челки. — Я думала, он был твоим другом. Его пальцы замерли над бумагой, и Малфой моргнул, сжимая колпачок уголком губ. — Он и есть. — Но всё равно бы рассказал о том, что видел? Этот вопрос разозлил Малфоя, и он стиснул ручку так, что побелели костяшки. Гермиона ждала крика, обидных и резких слов или просто молчания. Но вместо этого он поднял голову и сверлил ее взглядом достаточно долго для того, чтобы она сумела распознать ярость в его глазах, и ответил: — Людям не всегда нужно говорить. Большего она от него не добилась. Он что-то чертил на карте, а Гермиона сидела к нему спиной и смотрела в стену. Она пыталась думать о куче разных вещей, лишь бы развеять скуку, но всё равно постоянно возвращалась в мыслях к Малфою. Вопросы о сторонах, о его собственных линиях, друзьях и о том, как он вообще дошел до того, что оказался там, где есть сейчас. Она продолжала удивляться тому, что же он за человек, если отступился от самого себя ради жизни друга… и врага. Потому что этот самый человек явно был совершенно не похож на сложившийся у нее образ. Невзирая на прошлое, на то, через что они прошли, — пусть у него даже были собственные причины спасать ее, — она не могла не признать тот факт, что он все-таки сделал это. Не тогда, когда так разозлился, что начал душить, а потом. Когда она попалась Пожирателям Смерти на третьем этаже. Потому что Малфой мог ее там бросить. Даже мог к ним присоединиться. Но не сделал этого, верно? Никто из Ордена или Министерства никогда бы не узнал, что он вообще там был и имел возможность этому помешать. Малфой запросто мог уйти и оставить ее. Гермиона тяжело вздохнула и вынырнула из своих мыслей обратно в комнату. К человеку, который лежал на стоящей справа кровати. Его рука свободно свисала, а в пальцах беспрестанно крутилась палочка. Гермионе пришло в голову, что она видела Малфоя с палочкой куда чаще, чем без нее. Как будто враги в любую секунду могли ворваться в эту дверь. Или появиться с потолка, в который он сейчас так пристально вглядывался. Другая его рука лежала на животе, поднимаясь и опускаясь в такт глубокому дыханию, и сквозь зазор между его ладонью и рубашкой Гермиона смогла разглядеть какую-то белую полоску. Она снова посмотрела Малфою в лицо — пустое выражение, резкие черты в тусклом свете и тени, создающие впечатление ложных эмоций. В комнате ощущалось напряжение, и Гермиона было подумала, что это из-за того, что происходило между ними, но потом пришла к выводу, что дело в ней самой: зуд под кожей был вызван ничем иным, как незнанием. Столкновением с задачей, которая казалась уже давно решенной. Малфой начал поворачивать голову, и Гермиона резко отвернулась. Он издал звук, который ясно свидетельствовал о том, что от него не укрылись ее наблюдения, поэтому, прикрыв глаза, она притворилась спящей. Но заснуть так и не смогла. Даже несколько часов спустя. День четвертый; 9:32 Она подумала, что он мог специально оставить карту открытой, просто ради того, чтобы начать разговор. И еще, это же Малфой: к Гермионе он относился как к докучливому багажу и, возможно, таким образом просто хотел поставить ее в известность относительно своих планов, не говоря при этом ни слова. — Малфой, почему у тебя проложен путь до Чернобыля? Ведь поезд даже не проходит через это место, — она уже трижды проверила расписание, которое сунула себе в карман на станции. — Вижу, у тебя нет никакого уважения к частной жизни, — он усмехнулся. Вместе с Малфоем в комнате появился запах мыла. — Частной жизни? Да она же лежала на твоей кровати. — Чьей кровати? — Она была раскрыта! Малфой наклонился, чтобы поднять карту с матраса, и его плечо вжалось в ее руку. Гермиону это прикосновение удивило, и она не могла понять почему. Он был теплый. А она ожидала чего-то… другого. Он покосился на нее и отвернулся, затем сложил карту и вышел из комнаты. Гермиона чуть было не забыла, о чем хотела спросить изначально. — Малфой! — она была на пути к двери, когда он ворвался обратно в комнату, хмурясь и потрясая картой. — Не зови меня по имени. Она покачала головой, озадаченная. — Что? — Маггловский мир не означает, что ты можешь игнорировать то, что тебя окружает. Рано или поздно они сообразят, что происходит, и когда это случится, проверят все пути, которыми мы можем попасть в Англию. Они начнут задавать вопросы, и когда кто-то скажет, что «Малфой останавливался в этом хостеле»… — Ты же не… — …тогда они нас найдут, ты понимаешь? Понимаешь? Не произноси мое имя. Не произноси ничьих имен. А еще лучше, вообще молчи. Она проводила Малфоя взглядом до дверного проема и фыркнула. — Ну конечно, а если они начнут расспрашивать о внешности, им и в голову не придет сравнить тебя с хорьком-альбиносом. 12:17 — И поэтому мы едем в Чернобыль? Чтобы сменить маршрут, если они сообразят, что к чему? — Типа того. Гермиона зарычала и швырнула газету, которую нашла, хоть и не могла читать на украинском. Ее достало, что он не рассказывал о том, что собирается делать, и мириться с этим она больше не желала. Честно говоря, Гермиона не до конца понимала, почему ее это так волновало. Было понятно, что Малфой принимает решения, руководствуясь собственными интересами, и хочет целым и невредимым добраться туда же, куда надо и ей. И если Гермиона не могла ему доверять, то могла быть твердо уверена в том, что себе он не навредит. Поэтому она и соглашалась на все его идеи, не сомневаясь, что во всем есть резон, раз уж дело касается самого Малфоя. Так что же тогда так раздражало? Она не могла смириться с незнанием. Не умела плыть по течению. Течением была она сама. Была… заучкой, которая, сидя на берегу, разбиралась, почему поток следует именно в этом направлении. В этом была вся ее суть. Малфой с интересом посмотрел на Гермиону, но ни ее гнев, ни раздражение не стоили больше секунды его внимания. — Послушай… Тубан. Нам обоим не нравится, что мы вынуждены находиться рядом друг с другом. Я вообще не хочу тебя видеть и не сомневаюсь, что ты чувствуешь то же самое по отношению ко мне. Но мы связаны, и к этому как-то надо приспособиться. Но ты! Ты не делаешь ситуацию проще, и я отказываюсь быть просто молчаливым попутчиком! Я тоже имею отношение ко всему происходящему, и ты будешь рассказывать мне, куда мы направляемся и зачем, всякий раз, когда тебе в голову придет очередная идея. Меня достало, что меня либо тащат сквозь леса, либо я иду в никуда, не имея ни малейшего представления о том, что происходит. Если ты продолжишь молчать, нам обоим будет от этого только хуже. Я не остановлюсь, пока не узнаю то, что хочу знать. Понимаешь? Во время своей речи Гермиона почти не жестикулировала, хотя возмущение просто распирало ее изнутри. Она высоко подняла подбородок и смотрела прямо на Малфоя, готовая в случае необходимости привести новые аргументы. Он огляделся по сторонам и аккуратно свернул карту, в которую посмотрел уже раз двадцать с тех пор, как они сели в автобус. Положил бумагу на бедро, откинулся на спинку своего кресла и с любопытством взглянул на Гермиону. — Как ты только что меня назвала? Она с силой выдохнула и съежилась. Это всё, что он мог ей сказать? Да она пять минут репетировала эту речь в своих мыслях. — Не пытайся уйти от темы. Я только что сказала, чтобы ты прекратил… — Пока не узнаешь то, что хочешь знать. Я могу тебя игнорировать, но я не глухой. — Итак? — наклон вперед. — Итак? — изгиб брови. Гермиона сердито хмыкнула, что не произвело на Малфоя никакого впечатления. — Тубан — это одна из звезд в созвездии Дракона. Ты сказал не использовать имена, и это первое, что пришло мне в голову, кроме собственно драконов. Или хорьков, — выпалила Гермиона, потому что ей просто не терпелось перейти к сути. — Хорек. Как оригинально, — сухо отметил он, крутя карту между средним и безымянным пальцами. Гермиона следила глазами за этим движением, размышляя, что это: нервная привычка или способ сосредоточиться; но Малфой замер, как только заметил, куда она смотрит. — Твоя очередь. Он с шумом выдохнул через нос и посмотрел в окно. Через четыре секунды бумага снова завертелась между пальцами, и Гермиона увидела, как Малфой провел языком по нижним зубам. — Не важно, скажу я тебе или нет. Это все равно произойдет. Волосы на затылке Гермионы встали дыбом, а по шее и рукам побежали мурашки. Мир на секунду покачнулся, и страх закрутился в желудке густой холодной жижей. — Что это? — ее голос звучал так тонко и напряженно, что Малфой посмотрел на нее. Его глаза были гораздо более серыми, чем ей помнилось. Возможно потому, что она всегда была главным образом занята придумыванием достойного ответа или мыслями о том, насколько Малфой ужасен. Сейчас же Гермиона полностью сосредоточилась, чтобы уловить любую мелочь, способную дать ей представление о его мыслях. Серый цвет удивил ее. Она никогда раньше не думала о нем в красках. Он отодвинулся от спинки сиденья и сунул руку в карман. Мелькнуло что-то белое, и Гермиона вспомнила, как видела в отеле нечто подобное под его ладонью. — Никогда больше не называй меня Тубаном. — Что? Малфой сверлил ее взглядом, словно это прозвище было для него самым важным вопросом. — Ладно, ладно. Я не буду называть тебя Тубаном. Он зажал между кончиками двух пальцев маленький квадрат сложенной бумаги и посмотрел на Гермиону так, словно бросал ей вызов — возьмет или нет. Она вызов приняла. День шестой; 13:03 Снаружи лило как из ведра. По окнам стекала вода, а комната полнилась звуками барабанящих по крыше капель. Света в помещении было недостаточно, чтобы разогнать дождливую хмарь, и всё вокруг окрасилось в черный, синий и серый цвета. Включая его. Включая ее руки, которые развернули карту и теперь отслеживали проложенный маршрут. — Сначала я хочу попасть домой и вернуть свою палочку. Или получить новую, — Гермионе было грустно, что она потеряла ее — свое самое ценное приобретение. Хотелось вернуть именно ту, старую палочку. С ней было пережито многое и в Хогвартсе, и за его стенами. Та палочка была ее. Малфой сидел на выбранной им кровати, прислонившись спиной к изголовью со странным железным узором. Над его левым плечом были вырезаны единственные английские слова, встреченные в этом месте. Я здесь трахался. Гермиона поморщилась и задумалась, как часто делают уборку в дешевых номерах вроде этого, но Малфой лишь мазнул по надписи взглядом и опустился на матрас. На его челюсти виднелась маленькая красная царапина: в ванной комнате хостела Малфой нашел бритву и избавился от щетины, которой заросли его щеки. В глубине души Гермионе нравилось то, как он выглядел, потому что небритость вкупе с выражением лица делала его старше, добавляя лет. Его ноги, скрещенные в лодыжках, были вытянуты, а большие пальцы казались неестественно длинными. Хотя, возможно, Гермиона преувеличивала. Пальцы инопланетянина. Она рассмеялась, и Малфой поднял голову. — Нет. Он был весь длинный. Пальцы, ноги. Руки: Гермиона смотрела, как они порхают над страницами городского справочника — Малфой снова наклонился, полностью поглощенный своим занятием. Ей пришла в голову мысль, что всё это странно. Сидеть с ним в одной комнате. Первые несколько дней стали для нее шоком, путаницей из событий и эмоций. Сейчас, когда всё более или менее устаканилось, Гермиона отчетливее понимала, как же это необычно — находиться здесь. С Малфоем. И изучать его внешность, чего никогда раньше не делала. У нее в голове хранился его смутный образ и ничего больше. И сейчас было странно смотреть на его длинные пальцы и знать, что это Малфой, лежащий на соседней кровати. Жизнь странная штука. — Я не думаю, что смогу сделать что-нибудь без своей палочки… — Тогда не делай. Я не говорил, что ты должна идти, или что хочу, чтобы ты присоединилась. Ничего подобного. Я просто сказал, что иду туда, чтобы сделать это. Можешь остаться здесь. — Я здесь не останусь! — он что, с ума сошел? — Боишься быть одна? Что… — Нет, Малфой, я ни за что это не пропущу. Если это действительно крестраж, то я отправляюсь с тобой. — Без оружия ты станешь только помехой. Будешь мешать, если окажешься в опасности без возможности защищаться. Я забочусь о себе. И дела обстоят только так. — Я иду. — Нет. — Да. — Я даже не знаю, есть ли в этом смысл. Ты же залила кровью каждую чертову страницу, сделав нечитаемой бóльшую часть текста. У меня есть лишь часть имени и слишком мало информации, чтобы во всем разобраться… — Часть бумаг сгорела. А ты ведешь себя так, будто я специально заливала их кровью! Ты всегда… — Речь о том, что всё это может оказаться пустышкой. — Хорошо, мы это выясним, когда доберемся туда. — Ты не будешь ничего выяснять. День седьмой; 15:48 Гермиона поправила повязку, которую смастерила из наволочки. Ее рука заживала хорошо, но все равно, по сравнению с волшебным исцелением, процесс шел небыстро. Она и забыла, насколько избалованной стала. До настоящего момента Гермионе даже в голову не приходило, как сильно в своей повседневной жизни она полагается на магию — приходилось вставать, чтобы закрыть окно или дверь, ждать, пока вскипит вода для чая. Она всегда чуть-чуть гордилась собой, потому что не использовала магию так часто, как ее друзья. Гордилась тем, что еще сохранила верность своей маггловской натуре. Но то, как она от нее отдалилась, стало понятно только сейчас. — Как мы собираемся попасть от автобусной остановки к тому месту, где он живет? Малфой пожал плечами, сминая пакет из обнаруженной дальше по улице забегаловки. Он как раз проглотил последний кусок своего обеда, бросил бумажный комок в мусорную корзину, но промазал. Гермиона предположила, что именно поэтому Малфой недолго пробыл ловцом в своей команде. — Я пойду пешком, — он все еще не смирился с тем, что она не собиралась отступать и, без сомнений, намеревалась идти с ним. — Уверен, что у тебя хватит денег на автобус для нас обоих? — Гермиона наблюдала за Малфоем, следя за реакцией, но тот лишь отпил из своего стакана и продолжил изучение карты, которую раздобыл на бензоколонке. Именно финансовый вопрос немного беспокоил ее в последнее время. В самом начале она не особо забивала голову мыслями, поняв, что у Малфоя имелись деньги. В конце концов, не было ничего удивительного в том, что у него водилась маггловская валюта, пока он находился в стане Пожирателей Смерти. Это было странно — да, но не невероятно, — особенно учитывая тот факт, что Малфой больше не разделял убеждений той стороны. Однако то, что у него оказалось еще и достаточно гривен, заставило Гермиону задуматься. Более того, она начала что-то подозревать. Неужели в тот день он сунул в карман всё необходимое? Так много, что мог оплачивать разъезды и проживание и даже не заботиться о том, хватит ли ему на то, чтобы вернуться в Англию? — Малфой? — Я предпочитаю не отвечать на глупые вопросы. Я вообще предпочитаю не опускаться ниже определенного уровня. — Но мне кажется, это разумный вопрос. — А мне нет. — Просто ответь, — лишь бы досадить ей, Малфой наверняка сделал бы страшный секрет даже из того, какой его любимый цвет. — Я не подчиняюсь приказам от… — Ты уклоняешься от вопроса. — Не уклоняюсь. Просто не отвечаю. — Но это же одно и то же. — Нет. Гермиона раздраженно стукнула здоровой рукой по коленке. — Откуда у тебя столько денег? Он оторвался от карты и пару секунд смотрел на стену перед собой, прежде чем наконец повернуться к Гермионе. — Не похоже, чтобы это и был вопрос. — Но ты же знал, что я все равно спрошу об этом. Он искренне развеселился, и она впервые видела его таким с тех пор, как встретила снова, — уголки губ чуть-чуть приподнялись, а голос лишь слегка дрогнул, но Гермиона не сомневалась в том, что он смеется. — Неужели? — Я не дура. И не слепая. Я знаю, что твои запасы закончились. И… — И что ты думаешь, я сделал? — Не знаю. Но кое-какие предположения у нее всё же имелись. Пару секунд он смотрел на нее, но потерял интерес, так как она молчала. Тишина разрасталась, пока не заполнила собою всю комнату и не начала звенеть у Гермионы в ушах. Малфой потянулся и схватился руками за спинку кровати, которая жалобно скрипнула — так сильно он в нее вцепился. — Слушай… — Я не понимаю, почему тебя это заботит. — А я не понимаю, почему ты не хочешь мне рассказать. Если только это не что-то плохое, и если это так… — Тебе нравится голодать? — так убийственно спокоен он был тогда, когда строил планы и обдумывал свои шаги. — Что? Какое это… Я… — Просто ответь, — он посмотрел прямо на нее. — Я знаю, что… — А как насчет того, чтобы вернуться домой. Ты хочешь обратно в Англию? Хочешь спать на улице в холоде или в кровати? — Чем ты занимаешься? — закричала она, вскакивая. — А ты как думаешь? Я делаю то, что должен… — Ты убиваешь людей! Он поднялся, швырнул карту за спину и шагнул к Гермионе. Она вспомнила горящее здание, его ладонь на своем горле… И оперлась на столешницу рядом с тяжелым телефонным аппаратом. Если ей придется… Если придется. — Так вот что ты предположила! Идеальная Грейнджер, которая за всю свою гребаную жизнь не сделала ничего плохого, верно? Тебе же так легко указывать на других! Клеймить и судить! Мир, — он широко взмахнул руками, — мир не ограничивается твоими рамками. Не делится на твои удобные представления о том, что должно быть и что ты об этом думаешь. Иногда плохим людям приходится совершать хорошие поступки по независящим от них причинам, а иногда хорошие люди вынуждены поступать плохо, потому что есть… Они… Потому что они вынуждены! Потому что так иногда устроен этот гребаный мир! И… — О чем ты сейчас говоришь? — воскликнула Гермиона. — Я спрашиваю о деньгах, и что ты делаешь… — А я говорю о тебе! О том, что ты сидишь на своем чертовом пьедестале, будто королева! Судишь людей по этому… Этому дерьму, которое не имеет никакого значения, потому что есть гораздо более важные вещи! Есть вещи важнее, чем ты! Чем мы! Чем что бы то ни было еще! Твой мозг… То, как ты… — Не передергивай! Не пытайся свалить всё на меня, потому что именно ты… — …выживание не всегда подразумевает убийство людей. Но то, что ты подумала обо мне такое, вполне закономерно. Будто мне нравится…. Будто я могу… Будто не… Я делаю то, что дóлжно, чтобы не умереть от голода и холода и чтобы не попасться, но я никого не убиваю. Я даже не калечу людей, ты, сука. Разве это не самая невероятная новость, которую ты когда-либо слышала? Я мог бы бросить тебя. Мог не кормить или оставить спать… — Я не животное! И не пытайся относиться ко мне подобным образом. Или вести себя так, словно ты самый прекрасный и великодушный человек! Я не… — …сдохла бы без меня! Что бы ты сделала, чтобы вернуться? — он натужно рассмеялся. — Что? Взмолилась бы о помощи на языке, которого не знаешь? Рассказала бы им… — …ты плохой человек, Малфой. И я знала это с нашей самой первой встречи. Я знала всё это время! Ты самый отвратительный человек, которого я… — …оставить тебя там! Мне правда, правда стоило так сделать! А теперь ты болтаешь, что я такой ужасный человек, хотя сейчас именно я мучаюсь от того, что ты рядом! Ты все еще допускаешь мысль, что я кого-то убиваю… — Ох, а мне стоит составить список того, что делает тебя таким замечательным? Того, из-за чего я не должна относиться к тебе плохо? Если подумать, я могу перечислять часами! Мне начать с расизма или убийств? Или этих двух пунктов хватит, чтобы охарактеризовать… — Я никогда не говорил, что идеален, или что не совершал плохих поступков. Но никто не совершенен, и все ошибаются, Грейнджер! Я не гребаный геро… Я не Гарри Поттер! Я не Гарри Поттер, или кто там еще подходит под твой образец идеальности, который отделяет хорошее от плохого и… — …да лучше с Пожирателями Смерти, чем с тобой! Ах, постойте-ка, точно! — она схватила его левую руку и ткнула ногтем в чернеющие череп и змею. — Ты же один из них! Но нет! Нет! У меня нет оснований считать тебя полным ублюдком! Он тяжело дышал, и через секунду до Гермионы дошло, что она тоже задыхается от крика. Она стояла так близко, что чувствовала запах его кожи; ей пришлось откинуть голову, чтобы смотреть Малфою в лицо. Красный от гнева, тот сверлил ее злым взглядом, даже не моргая. Он застыл от душившей его ярости. — Не притворяйся, будто знаешь то, в чем совершенно не разбираешься. Так ты только выставляешь себя идиоткой. Он вырвал руку из ее ладони, отчего пальцам стало холодно. Она сжала их в кулак и расправила плечи. — Я знаю факты, Малфой… Я не притворяюсь. Ты не тот человек, чтобы я даже захотела притвориться, будто знаю тебя. Его взгляд стал тяжелым, челюсть сжалась, а зеленая вена взбухла на виске. — У тебя свое восприятие мира… — Факты есть факты. Они — упрямая вещь. И правдивая. То, на чем строится мир. Не… — Да? Грейнджер, а ты знаешь, что считает фактом Темный Лорд? Или что о фактах думают верные Пожиратели Смерти? Или даже… — Это совершенно другое дело! Не… — Конечно, конечно. Гермиона Грейнджер, я же забыл. Всё, во что веришь ты, должно быть верным. Так ведь? Она вскинулась и покачала головой: — Не… — Я думал, тебе было бы лучше с Пожирателями Смерти, Грейнджер? — Было бы! Особен… — Дверь находится слева от тебя. На случай, если ты забыла. Или справа? Я еще не совсем разобрался в твоих фактах. Гермиона одарила его самым презрительным взглядом, на который только была способна, и, поддавшись бурлящей в крови ярости, толкнула Малфоя. Так, что тот оступился и резко сел на матрас. Она развернулась к двери. — Пошел ты к черту, Драко Малфой. День восьмой; 6:57 Послышался приглушенный крик, затем зазвучал чей-то разговор, больше похожий на шепот. Гермиона нахмурилась и попыталась зарыться поглубже, но уже привычная боль прострелила руку, и стало понятно, что особо зарываться-то и некуда. Накрыло осознание того, что ночевать пришлось на улице, и Гермиона решила, что лучше бы ей вообще не открывать глаза. Раздался шорох подошв, смех, зазвонили церковные колокола. Воздух холодил кожу, и весь мир постепенно наполнялся утренними запахами. Гермиона не знала, до какого часа вчера не спала, но улеглась она явно слишком поздно, чтобы чувствовать себя отдохнувшей в такую рань. Всё оказалось совсем не так легко, как ей представлялось. Языковой барьер преодолеть было непросто, и те прохожие, которые ее не игнорировали, лишь вежливо кивали и улыбались, даже не дослушав до конца. Гермиона планировала раздобыть деньги, купить билет до Чернобыля и там утереть нос блондинистому придурку. Но все было сложнее, чем она думала. Кроме монеты, брошенной к ее ногам случайным пьянчужкой, когда Гермиона наконец села в каком-то переулке, у нее не было ничего. Ей мало что оставалось, кроме как признать наличие всего двух вариантов. Можно вернуться обратно в хостел или попробовать без палочки попасть в мир волшебников. Если она вообще сумеет отыскать туда путь. Гордость всегда доставляла Гермионе много проблем. Этого добра в ней было предостаточно, и сейчас одна лишь мысль о возвращении в хостел вызывала тошноту. Она могла представить себе всю степень малфоевского самодовольства. Но проблема заключалась в том, что особого выбора у Гермионы не было. Только если ограбить кого-то, а уж вот этого она точно делать не собиралась. А вот Малфой был вполне на такое способен. В конце концов, он же был Пожирателем Смерти — и Гермиона не сомневалась, что грабеж был меньшим из того, что он совершил. Но это ей так претило, что она даже не была уверена, что смогла бы есть и жить на украденные деньги, если бы знала об их происхождении. Он сказал, что никто не пострадал, и у него действительно не было причин лгать… Но это всё еще было чуждым. Неправильным. Не её, так что в этом вопросе Малфой мог катиться к черту. Гермиона потерла лицо ладонями. Всё это ей очень не нравилось. Ни один из вариантов не прельщал. Открыв глаза, она инстинктивно вскрикнула. Иногда за грудиной скапливается так много страха, что крик является лучшей возможностью избавиться от внутреннего напряжения. Хотя обычно этим способом Гермиона не пользовалась. Малфой лишь приподнял брови. Руки засунуты в карманы, поза напряженная, но величавая. Он стоял в трех шагах от нее и выглядел так, словно это было совершенно нормальным — найти ее спящей в переулке. Хотя, возможно, удивляться сильно и не стоило. В конце концов, она действительно выбрала улочку, находящуюся рядом с хостелом. Подсознательный поиск чего-то знакомого, чтобы чувствовать себя не такой одинокой и испуганной. По крайней мере, Гермиона нашла именно такое объяснение, ведь просто так ничего не бывает. На любой вопрос существует ответ. — Что ты делаешь? — как обычно по утрам, ее голос прозвучал хрипло. — Автобус отправляется через два часа. — Ох, — пару мгновений она внимательно смотрела на Малфоя, а затем неуверенно спросила. — Сколько нам нужно времени, чтобы добраться до станции? Ведь он мог прийти сюда только для того, чтобы позлорадствовать. Насладиться ее положением перед тем, как уехать. Посмеяться, поиздеваться, заставить чувствовать себя глупой и никчемной. Всё так, как в их детстве. Малфой просто не мог быть здесь для того, чтобы вести вежливую беседу или сообщить, что пора выдвигаться. Но Гермиона ошиблась. — Столько же, сколько нам потребовалось, чтобы дойти сюда, тупица. Он пришел, чтобы забрать ее. Поднять и заставить двигаться, потому что автобус уходит всего через два часа. И шоком для нее стало нахлынувшее чувство спокойствия и смущения, но это было всяко лучше, чем страх. — И то правда. Он подождал, пока она поднимется на ноги, и только после этого пошел прочь. Уже через секунду Гермиона двинулась следом, стараясь приноровиться к его быстрому шагу и пристроиться рядом, потому что терпеть не могла плестись у него за спиной. И всё. Больше он ничего об этом не сказал. Вообще ничего.