The Symmetrical Transit

12:04 Гермиона все еще обдумывала свою месть Малфою, когда тот вышел из гостиницы — на тридцать четыре минуты позже, чем они запланировали. Она сердито на него посмотрела, но внимания не удостоилась. — Полагаю, урок усвоен? Глаза Гермионы сузились, но Малфоя это ничуть не тронуло. Ее злость удивляла его ничуть не больше, чем саму Гермиону — его. Когда стало ясно, что отвечать ему никто не будет, Малфой расслабился и не отпустив ни одной — наверняка заготовленной — остроты, направился в сторону пешеходного перехода. — Не думаю, что ты выяснил что-то важное, пока напивался вчера. — Напивался? Да я едва… — Это… — …раздувать из мухи слона. И вообще не понимаю, как с тобой хоть кто-то общается. — Я часто думаю о тебе так же. — Часто думаешь обо мне? Неужели? Гермиона вспыхнула. — В исключительно мерзких выражениях. Она сердито уставилась на его удаляющуюся спину. Подумала было не идти за ним — пусть себе гуляет в одиночестве, — но для перевода требовалась палочка. А к палочке прилагался Малфой. Близнецы Уизли назвали бы это «пакетной сделкой». — Библиотека находится в той стороне, — он даже не обернулся. — Малфой! Он окинул ее взглядом, и Гермиона запоздало вспомнила о договоренности не использовать имена на публике. — Я рад, что в твоей голове хранится бездна ненужной информации, но железнодорожная станция — там. — Да что ты? И зачем мы идем на станцию, если даже понятия не имеем, куда нам ехать? Малфой ничего не ответил, и только когда прошел уже пару домов, Гермиона сообразила, что, похоже, он о чем-то знал. Нагонять его пришлось бегом. — Ты не все мне рассказал. Тот фыркнул и покачал головой. — Ты же что-то выяснил прошлым вечером? С ним было очень непросто и утомительно — совсем, как вырывать зубы. А уж в этом Гермиона разбиралась, учитывая профессию ее родителей. — Вроде того, — он сунул руки в карманы и чуть не угодил под машину, пока переходил улицу. — Я хочу уточнить, когда мы окажемся на месте, так что расскажи сейчас. — Помирай от любопытства. Ублюдок. День семнадцатый; 12:42 Гермиону достало разъезжать с Малфоем в поездах. Ей вообще надоело находиться с ним рядом, но поезда были особенно невыносимы. В конце концов, когда они не сидели в замкнутом пространстве, у Гермионы была возможность отойти в сторону или хоть чем-то себя занять. В купе же она могла только разглядывать обстановку: сиденья, стены, сельскую местность за окном — зелень, вкрапления коричневого и снова зеленый цвет стеной. Ну и, конечно же, Малфоя, но смотреть на него первой не хотелось — как-никак, ей было что рассматривать. Но вскоре Гермиона заметила, что ее спутника раздражает то, как она его избегает. Заметила, хоть он старался ничем себя не выдать. Ничего не сказал, не посмотрел. Но язык тела был красноречив. Малфой нервничал, постоянно что-то крутил в руках и пять минут кряду пялился в окно на деревья с таким видом, словно мог воспламенить их взглядом. А Гермиона веселилась. Надо было пользоваться моментом, ведь когда Малфой дойдет до точки кипения и что-то скажет, удовольствия от этого будет мало. Как впрочем и от всего, что последует дальше… Что ж, кто знает, сколько еще им потребуется времени, чтобы отыскать крестраж. Его челюсть сжималась и разжималась, руки были скрещены на груди. Гермиона ухмыльнулась. По громкой связи объявили о следующей остановке, путь им предстоял долгий. Они должны были добраться до последней перед границей станции, и судя по тому, что Гермиона узнала о скорости, времени и маршруте, указанном в засунутой в малфоевский карман карте, ехать еще предстояло не меньше четырех часов. Малфой поерзал и шумно выдохнул через нос. Пауза… Два биения сердца… И его глаза буквально впились в ее. Он смотрел тяжело, — с вызовом, — но по-прежнему не издавал ни звука. Это было не то, чего Гермиона ожидала… Хотя уже было понятно, что с Малфоем никогда ничего нельзя ждать наверняка. Полностью повернувшись в ее сторону, он молчал и пялился на Гермиону. В голову пришла шальная мысль, что Малфой играет с ней в гляделки, но она несколько раз моргнула, и ничего не произошло. Одиннадцать секунд спустя Гермиона поежилась под тяжестью его взгляда, отчего на лице Малфоя появилось самодовольное выражение. Хотя, возможно, просто показалось. В таком пристальном разглядывании друг друга не было ничего веселого, но отступить Гермиона уже не могла. Отвести глаза или заговорить означало бы проигрыш, и тогда его напыщенность перестала бы быть только плодом ее воображения. Поэтому Гермиона сделала то, что посчитала самым подходящим в этой ситуации. Скорчила рожицу. Просто надула щеки и скосила глаза. Брови Малфоя взлетели так высоко, что затерялись в челке. Она состроила еще одну гримасу — такую однажды показывал Рон, и тогда это показалось ей самым отвратительным зрелищем в жизни. Малфой издал приглушенный звук, и Гермиона вскочила с победной усмешкой и ткнула в него пальцем. — Ха! Он окинул ее скептическим взглядом, словно она могла в любой момент взорваться. — Ха? — Я победила. — Победила? — Да, тебя в… Ох, вот только теперь не веди себя так, словно ничего не было, лишь потому, что продул. — Не было чего? — Игры! — Игры? Мы смотрели друг на друга. Я как-то упустил, что это была игра. — Не любишь проигрывать, — Гермиона произнесла это так, словно озвучила откровение, и печально покачала головой. — Вообще-то тебе бы пора уже привыкнуть к этому. В памяти вспыхнул старый Малфой. Тот, который не преподносил сюрпризов. Тот, которого она знала, как ненавидеть. — Неужели? Полагаю, тебе давно пора привыкнуть к тому, как твои гряз… — он замолчал, отвел взгляд и тихо закончил, — мозги работают. — Мои что? — прошептала Гермиона. — Мозги ра… — До этого. То, что ты собирался сказать. Малфой снова смотрел в окно, лишь крепче сжав на груди руки. В воздухе разлилась тяжелая давящая тишина, и каждый вздох отдавался в легких Гермионы болью. Он молчал и заговорил только тогда, когда она сама готова была закричать, рявкнуть, бросить ему что-нибудь оскорбительное. Только тогда, когда ей стало жизненно необходимо услышать от него хоть что-то. — Прошу прощения. Гермиона невесело усмехнулась. — За то, что хотел сказать, или за то, что говорил всегда? Ее голос звучал горько, — она об этом знала. И закатила глаза, пока задавала свой вопрос. Потому что пошел он к черту. Со своими извинениями. Он даже не смог взглянуть ей в лицо, когда говорил это. Но похоже, Малфой всё понимал, потому что посмотрел прямо на Гермиону. Посмотрел, расцепил руки и наклонился вперед, внимательно изучая ее плечи. Как будто понимал. Как-то сообразил: несущественно то, насколько сложно ему извиниться — ей еще труднее слышать его слова. Но каким-то непостижимым образом они оба в них нуждались. — Имеет значение, за что именно? — прошептал он: тишина купе забивала горло и ему тоже. Она покачала головой и пожала плечами. Хотела, чтобы он думал, будто для нее разницы нет. Чтобы думал, будто может принести к ее ногам весь мир в качестве извинений, а ей будет плевать. Малфой все равно останется тем мальчиком в Хогвартсе, а Гермиона — той девчонкой, которую впервые назвали грязнокровкой, и она никогда этого не простит. Хотелось, чтобы он считал именно так. Ведь если Малфою было действительно жаль, — если он действительно извинялся, — она жаждала, чтобы он пережил это. Чтобы испытывал свою вину как можно дольше. Чувствовал себя дерьмом столько же, сколько и она. Ощущал, будто его ударяют под дых всякий раз, как она на него посмотрит. Совсем так, как было с ней, когда она слышала это слово снова и снова. Но правда заключалась в том, что Гермиона не была до конца уверена в своих намерениях, именно поэтому и пожала плечами. Ведь ей было не все равно — совсем чуть-чуть, самую малость. И да, это имело значение. Прошло много времени. Она не знала сколько, потому что совсем не обращала внимание ни на часы, ни на расстояние. Просто смотрела в окно и ничего там не видела. Пока он не вернул ее обратно. Не проложил между ними мост, который они же наполовину сожгли. Или наполовину построили. Гермиона не знала. Она больше ни в чем не была уверена, если дело касалось Малфоя. — Это не считается. — Что не считается? — Мой звук. Я же ничего не сказал, так что это не считается. Я не проиграл. — Так ты признаешь, что это была игра? — Да. — И что ты издал звук? — Ну, это… — И что ты издал звук? — Да, но… — Ха! Краешком губ он улыбнулся проплывающему за окнами пейзажу. И она подумала, что так он всего лишь признавал за ней право на такую реакцию. Но ей действительно стало легче. Кроме того, в любом случае это было правдой. День восемнадцатый; 2:09 Гермиона открыла глаза, выныривая из морока, навеянного монотонным перестукиванием колес, когда кто-то потряс ее за плечо. Сморгнула дрему и посмотрела на черный прямоугольник, бывший окном в купе. Тряска прекратилась, и Малфой прочистил горло, привлекая к себе внимание. — Скоро наша остановка. — Ох, — она прикрыла веки, подвигала глазами и потерла лицо. — Ты все еще не объяснил мне, как узнал, что он находится в Словакии. Её настолько сильно беспокоила эта загадка, что продолжала мучить даже во сне. Малфой сдался и ответил: — Он сделал что-то, что расстроило Темного Лорда, — предупреждаю твой вопрос: я не знаю, что именно, — и потом исчез. Волан-де-Морт искал его, но не слишком активно — у него были проблемы посерьезнее. Но если бы ДеЛойд объявился — долго бы не прожил, я в этом уверен. Около двух месяцев назад мы получили сведения, что беглец скрывается в Словакии, но это было сразу после рейда Нотта, и этот вопрос отошел на второй план. Полагаю, он все еще там. — Полагаешь. И не навел справки? Малфой всегда выглядел раздраженным, когда ему приходилось отвечать на ее вопросы. Возможно, просто не привык к тому, что его о чем-то спрашивали. Но Гермионе не хватало информации. И он под это подстроится. — Навел. — Итак, у нас есть адрес. 8:21 — Итак, у нас нет адреса! Гермиона вскинула руки и прибавила ходу, чтобы обогнать Малфоя. Он покорно вышагивал у нее за спиной, а сбитый с толку местный житель стоял в дверном проеме в паре домов от них. — Он у нас есть. Я же тебе говорил. — Нет. Да, ты говорил, что он у нас есть, но это же не тот адрес! Так что теперь у нас его нет. — Есть. — Малфой! Малфой, я же видела… Или считаешь, это чары гламура или что-то в этом роде? Маскировка? Он увидел меня первый, и он бы… — Это не он. Ему бы пришлось постоянно пользоваться магией, что привлекло бы внимание Министерства. Оно всегда слишком любопытно в вопросах, касающихся изменения внешности. — Значит, у нас нет… — У нас есть, я же тебе говорил! Просто… Здесь, — он нагнал Гермиону и сунул ей в лицо листок бумаги. У него был мелкий, убористый почерк, и близко не похожий на эффектные завитушки, которые она себе придумала. Четырнадцать адресов. И Гермионе потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что это значит. — Это всё Оскары? — Да. Ты спросила, есть ли у меня адрес. Есть. Просто он один из них. — Тогда почему рядом с первой строчкой написано Вальтер Циммерман? — Потому что это всё Вальтеры Циммерманы. — Что? Почему ты никогда не объясняешь? Я имею в виду, полностью! Именно поэтому я задаю тебе так много вопросов. Если ты… — Успокойся, истеричка, — он выхватил у нее бумажку. — Я не могу закончить свою мысль, пока ты перебиваешь меня своими припадками. — Я не… — Вот снова. — Только… — Снова. — Я даже не… — он бросил на нее самоуверенный взгляд и открыл было рот, когда Гермиона перебила себя сама. — Хорошо. Говори. — Ты просишь… — Малфой, Господи, — она поднесла руки к голове — каждая минута с ним была битвой. Это было одним из самых сложных испытаний за всю ее жизнь. Но Малфоя, похоже, такое положение дел ничуть не заботило. — Почему мы ищем дом Вальтера Циммермана. Его имя… Он изменил его? — Нет. Его изменил я. Только что. — Твой сарказм не поможет. — Он не поможет тебе. А мне очень даже помогает. — Как ты узнал его новое имя? — Проведи достаточно времени в закутках Министерства и услышишь пару интересных вещей. — Так ты хочешь сказать, что нам надо обойти четырнадцать домов, прежде чем мы, возможно, найдем этого парня? — Нет, я хочу сказать, что нам надо обойти тринадцать домов, — он махнул рукой. — Один уже вычеркиваем. 17:39 — Я тут подумала… — Вот дерьмо. — Нет, ты послушай. ДеЛойд разозлил Волан-де-Морта. Ты не знаешь чем. А что, если это как-то связано с крестражем? — Какое это имеет значение? — Не знаю. Но возможно, будет иметь, когда мы во всем разберемся. Он мог уничтожить его, или продать, или… что-то еще. Пауза. — Я действительно не понимаю, какое это имеет значение. Гермиона раздраженно вздохнула и вернулась к созерцанию цементного пола под ногами. Картина не складывалась, и это сильно ее волновало. Ей были нужны связи. Ответы. Что-то, что следовало бы одно из другого. Но ничего подобного не было. День девятнадцатый; 2:00 Она нашла его стоящим под дождем. Если верить часам на прикроватной тумбочке, Гермиона проснулась около двух часов и почувствовала, что что-то не так. Бросив взгляд на соседнюю кровать, поняла, что та пуста, и как-то сразу стало ясно, что Малфой ушел. Отправился на важные поиски, со списками, картами и палочкой, оставив ее тут. Потому что она его наконец достала, и он больше не захотел с ней возиться. Луна светила тускло, а виднеющиеся поодаль фонари помогали не особо. Было пустынно и темно, если не считать призрачного сияния и желтых кругов на асфальте. Гермионе стало страшно, когда, выйдя наружу, она увидела спину Малфоя: он промок до нитки и стоял молча и неподвижно. Во всей его позе сквозила какая-то пугающая странность, словно что-то чуждое обрело власть над его телом. Что-то нелепое в изящном силуэте. Что-то мертвое в живой плоти. Она хотела тронуть его за руку, но отдернула ладонь, не зная, какой реакции ждать. Вместо этого шагнула и встала рядом с Малфоем, давая тому возможность осознать ее присутствие. Она двигалась осторожно, словно имела дело с диким зверем. — Тебе нравится дождь? Он не отвечал долго, и пока она подбирала слова для нового вопроса, Малфой наконец пошевелился. Сунул в промокшие карманы руки, затем вынул их. Гермиона посмотрела на его ладони, но там ничего не было. — Нет. Снова перевела взгляд туда, где в темноте угадывался профиль. — Тогда почему ты здесь? Он глубоко вздохнул, поднял голову — черты лица искажала боль. — Мне был нужен воздух. Там было… Слишком тяжело. — Ох. Минуты прошли неторопливо и странно. — Холодно. Не хочешь вернуться внутрь? — Нет. И перестань разговаривать со мной так, словно я могу на тебя напасть. Или будто я ребенок. — Прости, — она испугалась еще больше — с ним что-то происходило. — Ты не уходишь? Что-то, будто Малфой мог… Например, шагнуть с моста. Будто что-то в его голове сдвинулось с места и он мог решиться прыгнуть, лишь бы попытаться вправить всё обратно. — А что? — Ты сказала, холодно. Или словно смертник, обреченный на взрыв только для того, чтобы поджечь мир вокруг. — Да. Она и вправду могла уйти, вернуться в теплое нутро своей постели, но в конце концов, однажды он спас ей жизнь. И было правильно спасти его. Или как еще называлось то, что она сейчас здесь делала. — Но, думаю, я останусь. — Хорошо. 16:56 Никто из них не упоминал о произошедшем прошлой ночью. Малфой вообще с ней не разговаривал, и Гермиона решила, это из-за страха, что она могла затронуть нежелательную тему. А потом вдруг поняла, что он вообще никогда не начинал разговор, пока она сама не вынуждала его сделать это. Так что после ночи, утра и целого дня Гермиона была сыта тишиной по горло. Она столько всего передумала, столько всего мысленно сама с собой обсудила, что одиночество начало ее раздражать. Поэтому она нарушила молчание и спросила о том, что беспокоило ее еще до того, как они начали свои поиски. — Почему ты меня спас? К слову о привлечении внимания: Малфой повел себя так, словно о подобном его спрашивали каждый день. А затем Гермиона поняла, что он просто ее не слышал, поэтому снова повторила свой вопрос, но уже без смущения и любопытства. Его руки замерли, ручка застыла над картой, а взгляд приклеился к бумаге где-то между Прешовым и Кошице. Он что-то пробормотал, закрыл рот, прижал кончик ручки к листку и только после этого посмотрел на Гермиону. — А ты как думаешь? — Не знаю. Может быть, ты неплохой человек где-то там… внутри, — она произнесла это как можно дружелюбнее, опасаясь, что после вчерашней ночи Малфой немного тронулся рассудком. — Мне кажется, ты пытаешься быть жестче, чем есть на самом деле. — Неужели? — Да. Мне кажется, есть… вероятность того, что ты можешь стать хорошим человеком. — Именно поэтому ты так себя ведешь со мной? — Как так? — она растерялась. — Будто ты не всезнающая сука. Не так, как обычно. Будто ты не лучше меня или… — Я… — И это дерьмо прошлой ночью. Стояла там, словно приносила жертву миру, более уродливому, чем твое совершен… — Прошу прощения? — Я бы оставил тебя там, если бы не Поттер. Ты отдаешь себе отчет в том, что стало бы с Чудо-Мальчиком, если бы тебя убили? Понимаешь, как бы упрочились позиции Пожирателей Смерти, избавься они от тебя или Уизли? Ваши смерти нанесли бы очень большой урон, но не из-за вашего вклада, а из-за вашей дружбы с Поттером. Его бы это подкосило. Он стал бы уязвим для нападения. Я не пытался спасти тебя. Я пытался спасти себя. И неплохо бы тебе всегда об этом помнить. Я не проблема, которую нужно решить, Грейнджер. Я не домовой эльф, не неудачник, которого ты можешь спасти. Мне не нужно ни спасение, ни искупление. — Какая чушь, Малфой! Мне известно, что ты не замечательный человек. Я упомянула всего лишь о вероятности, но такой незначительной, что сильно сомневаюсь, выгорит ли она вообще. И я вполне отдаю себе отчет в том, что у тебя были свои причины, чтобы вытащить меня от своих друзей, но вот только не надо вешать мне на уши всю эту лапшу про спасение. Хочешь вести себя как большой и грубый мужлан — твое право, но не пытайся скормить мне всю эту ерунду. — Ты не знаешь! Ты и понятия не имеешь… — Ты был сволочью. Ужасным человеком! Но вот ты здесь, сменил сторону, чтобы сражаться за тех самых грязнокровок, которых так сильно ненавидел. Некоторые люди уже только это могут посчитать искуплением. Я поняла бы, что ты бесишься, что тебя вчера увидели в слегка невменяемом состоянии, но… — Не смей напоминать мне об этом! — прошипел он. — Я не был невменяемым, Грейнджер, я устал, и мне требовался гребаный свежий воздух! Но появилась ты, сунула свой занудный нос в мои дела и что-то навоображала в своей дурной лохматой башке! — Мне всё равно! Мне всё равно! Я не отношусь к тебе как к проблеме, которую нужно решить. Ты мне даже не нравишься! Я не выношу тебя. И… — Отлично! — …я не хочу тебе помогать, или… Что там по твоему мнению я делаю! — Отлично! Тогда заткнись, оставь меня в покое и держись подальше! Прекрати задавать мне вопросы или пытаться узнать меня… — Я не пытаюсь узнать тебя! Это вранье! Понятия не имею, с чего ты это взял, но… — Зачем ты меня спас, Малфой? Почему ты перешел на другую сторону? По… — он противно передразнивал ее тонким голосом. — Это закономерные вопросы! Я не спрашиваю о твоей любимой еде или о том, каким было твое детство! Я не… — Почему ты не можешь принять тот факт, что некоторые вещи такие, какие есть! — Потому что обычно так не бывает! Я… — Причина не имеет значения. Важно только то, как это происходит… — Замолчи! Ты ничего не знаешь! Ты не понимаешь, как я… — Я понимаю, что ты надоедливая сука, которая… Гермиона со всей силы пнула его в лодыжку. — Меня достало, что ты обзываешь меня… Он бросился на нее внезапно. Просто рванул между сидений и прижал своим телом. Гермиона удивленно вскрикнула и уперлась ладонями в его плечи. — Слезь с меня! — дернулась назад, и его рука потянулась к ее запястьям. Она вырвалась из захвата, прежде чем Малфой сумел крепко в нее вцепиться, и пнула его коленом в живот. Он хрюкнул и, пытаясь зафиксировать на месте, обхватил противницу рукой. Та спиной врезалась в сиденье, и Малфой навалился на нее всем своим весом, упершись одной рукой в плечо, а второй пытаясь поймать размахивающие кулаки. Гермиона вывернулась и рванулась, а он прижал ее и сжал — крик и рычание заполнили небольшое помещение, пока они оба боролись друг с другом. Гермиона изогнулась, исхитрилась отпихнуть Малфоя ногой и сбросить его на пол купе. Но тот оказался быстрее, чем ожидалось, и утянул ее за собой следом так, что она рухнула сверху. Его дыхание сбилось, живот напрягся, едва Гермиона врезалась в него, выбивая из легких воздух. Пользуясь моментом, она поднялась, пытаясь сесть и рукой удерживая Малфоя, но тот ухватил ее запястье, вцепился в предплечье поднятой конечности и дернул Гермиону вниз, переворачивая их обоих. Через двадцать секунд ее лихорадочных движений они застыли на полу потным и хрипящим переплетением тел. Гермиона чувствовала каждый чужой рваный вдох; они оба выдохнули, и его живот прижался к ней плотнее. Малфой постарался перенести свой вес, его бедра дернулись, а ее грудь уперлась в мужской торс, ведь надо было как-то сделать вдох. Гермиона не понимала, почему вообще обращает на такое внимание. Это же Малфой. Который, к тому же, только что на нее напал. Она ощутила дыхание на своем лице — Малфой поднял голову и посмотрел на дверь. В глаза Гермионе попали пряди светлых волос, она их сдула, и он перевел свой взгляд на нее. — А меня достало, что ты меня бьешь. Думаю, тебе неплохо бы запомнить, у кого палочка и кто физически сильнее тебя. Я достаточно доступно это объяснил? — Тебе хотя бы иногда нужно спать, Малфой, — она дернулась, и его мышцы окаменели под ее пальцами. — Ах вот что ты собираешься сделать? Хорошая девочка Грейнджер. Убьешь меня во сне? — Конечно нет! Я же не ты, в конце концов, — она бросила язвительный взгляд на темную метку, застывшую всего в нескольких сантиметрах от ее лица. — Я отрежу тебе волосы. Полагаю, эта участь для тебя пострашнее смерти. Малфой усмехнулся и прижал Гермиону сильнее. — Только попробуй. — Напади на меня еще раз и можешь… — Напасть? — Да, тот трюк с летающим хорьком, что ты продемонстрировал, прежде чем сбросить меня на пол… — Вообще-то это ты стянула нас вниз, потому что я… — Если бы ты не бросился, нам бы не пришлось… — Ох, да возьми уже на себя ответственность, Грейнджер. Ты как обычно, честное слово. Всегда винишь кого-то еще. — Как обычно? Да ты совсем меня не знаешь. Даже не пытайся узнать меня, Малфой. Я не злодейка и не жертва. Меня не надо спасать. Для такой хорошей и здравомыслящей девушки не нужно ни спасение, ни искупление. Он смотрел на нее, и под его пристальным взглядом отвага Гермионы постепенно улетучивалась. — Издеваешься надо мной? — Немного. — И надо сказать, плохо выходит. Она фыркнула. — Спорный вопрос. — Похоже, ты не до конца поняла то, что я хотел донести. — О, я всё поняла. Пока Малфой не спит, он — большой сильный парень. Все предельно ясно, мистер Тестостерон. — Я могу тебя… — Да знаю я. Ты же меня чуть не задушил, помнишь? — сухо откликнулась она. — Ты не затыкалась… — Отличное оправдание. — Я был зол. Потерял контроль. Твоих визгов было достаточно, чтобы тридцать Пожирателей Смерти явились за нашими головами, и тогда бы нам обоим не поздоровилось. Все мои мысли были только о том, чтобы выжить. Я и так наполовину рехнулся, а ты меня совсем добила. Но я отдавал отчет в своих действиях. Хотел тебя напугать и не позволил бы тебе потерять сознание. — Это было извинение, оправдание или всё сразу? — Ни то, ни другое. Гермиона хмыкнула, и Малфой усмехнулся. — Я не собираюсь делать это снова. — Если честно, то я и не сомневалась. — Хорошо. — Отлично. Малфой оттолкнулся и приподнялся, и Гермиона быстро из-под него выбралась. Но ощущение его тела осталось.