Жизнь — это как мокрый песок. Хочешь из него построить красивый куличик, а потом приходит какой-нибудь урод и все ломает! /i>
<i>Крисси Я проснулась от шума чего-то разбивающегося. Еле разлепив глаза, я увидела стоящую над моей кроватью Марину с вазой в руках. — Что ты делаешь? — спросила я сонным голосом. — Я пытаюсь тебя разбудить! — ответила она, оставляя вазу на столике. Я потянулась к своей тумбочке, чтобы посмотреть время. 5:48 Ты серьёзно?! — Марина, наш рабочий день начинается в 7:30, какого чёрта ты будишь меня в такое время?! — я уже встала и, разгневанная, направилась в ванную. — Я лишь хотела тебя предупредить, чтобы ты неё лезла к моему Никите. Ты знаешь, как долго я его добивалась?! А теперь пришла ты и начинаешь все портить! — она подошла ближе и, все с тем же жутко-мстительным выражением лица, продолжила: — Горячий чай — цветочки. Если продолжишь лезть к нему — я сделаю так, чтобы проблемы по имени Кристина в этом мире больше не было. Я проводила её взглядом и зашла в ванную. Твоюмать. Да она психически не здорова! Это Киоссе виноват! Какого черта нельзя обучить эту подстилку этикету и взять с собой? Агх, как меня это бесит! Сегодня ещё этот идиотский приём. Да, вчерашний день, то есть первый рабочий для меня, прошёл на удивление быстро и легко. Я узнала мою территорию уборки, в которую попал бальный зал на втором этаже, балкон и кабинет Киоссе на третьем этаже. Так же, вчера приходила дама из ателье. Женщиной или, тем более, бабой, у меня язык не поворачивался её назвать. Вся такая ладненькая, в строгом синем платье, обвешанная метрами и всякими шарфиками, на огромных шпильках. Она мучила меня минут сорок, не меньше. Взяла все существующие мерки с меня, попросила пройтись, спросила о фасоне, цвете, предпочтениях. А я что? А я ей отвечала, мол, без разницы, только чтоб не оранжевое. Ненавижу оранжевый. Зато с Анной Михайловна мы подружились ещё больше. После тяжелого трудового дня мы разговор или съездить на кухне, а Жан Луи, так звали того французика, приготовил нам отменные круассаны. А сегодня вот это. Получите и распишитесь. Да наконец мне нужен этот её Киоссе?! Я его даже вчера не видела ни разу. А то, что выходила позавчера из его кабинета в его рубашке, так она сама виновата — нахрена надо было проливать на меня чай?! Вот в самом деле, показывает на себе все стереотипы о блондинках в действии. И это при том, что я знаю умных блондинок, и я никогда не соотносила цвет волос с умственным развитием.***
На кухне уже были все. Все — это все: Анна Михайловна, Жан Луи, Аркадий Палыч, Светлана Игоревна — та женщина-уборщица, которую я видела в первый день, — Марина, ну и сам хозяин. — Доброго всем утра, — сказала я, сделав короткий книксен. Я ж леди. Киоссе, в это время пьющий кофе, поднял на меня глаза и ответил: — Доброе. Анна Михайловна принесла мне мою порцию завтрака, а Аркадий Палач поставил стул. Я смутилась от такого внимания. С чего бы? Нет, ну мы с самого начала хорошо общались, но я ведь небезрукая, и уж тем более я не госпожа в этом доме. Так почему? — Кристина, — я вздрогнула от неожиданности, — вы помните, сегодня приём. Поэтому я освобождаю вас от уборки полученных вам комнат. Всех, кроме бального зала. Вам помогут Марина и Светлана Игоревна. Сегодня всё должно блестеть. Жан Луи, превзойдите себя! — он встал, поправил галстук и, уже на выходе, сказал: — Кристина, я надеюсь, вы не разочарует меня. Будьте готовы к шести часам. Сказано это было так, будто я готовлюсь стать его женой и расстаться с невинностью, а не стать его спутницей на вечер. Блииин. Сегодня меня покалечат.***
Вот уже почти пять часов, а мы с Мариной до сих пор моем зал. Выдраивать бальный зал пришлось долго и мутно. Он был большой, это я поняла после первого осмотра, но сейчас, называя щеткой гранитные ступеньки, я понимаю, что он просто…невыносимо огромный! На самом деле, я задралась уже протирать каждый выступ и витиеватые перила этой долбанной лестницы. Наконец, закончив с ней, я села на ступеньку, бросив рядом тряпку, и склонила голову на колени. — Вставай, хватит прохлаждаться! Чего расселась? У тебя ещё целый зал! — кричала Марина, сидя на кресле. — Сама то чего расселась? Ты, если не забыла ещё, тоже горничная! — так же ответила ей я. — Ах ты..! — Марина собралась, видимо, продолжить, но тут своим появлением её прервал Аркадий Палыч и какой-то незнакомый мне доселе мужчина. Он был высокий, на вид лет двадцать семь-тридцать, блондин в тёмно-синем костюме. Неужто друг Киоссе? Интересненько… — Марина, — начал Аркадий Палыч, — а где Крисси? — Да вон, — Марина кивнула головой в мою сторону, — расселась там и убирать не хочет. Говорит: «Эта грязная работа не для меня». Я аж рот раскрыла от удивления. Да она практически полностью свои слова процитировала, не мои! — Лгунья! — в сердцах тихо сказала я, но то ли слышимость здесь отменная, то ли слух у этого блондинчика хороший, но он мои слова услышал, и даже более — облокотившись на перила, перевёл на меня взгляд и спросил: — Она врёт? — Да. — Это ты врёшь! — начала было Марина, но блондинчик заткнул её, лишь подняв ладонь. — А в чём же правда? — усмехнувшись, спросил он. Тут я растерялась. А действительно, в чём же она? В том, что я не знаю, кто я такая, и зачем вообще нужна? Это я не о здешней «миссии», а вообще, в глобальном смысле. Или правда в том, что я бы хотела жить так, как живёт этот Киоссе? В роскоши, завися сам от себя и ни от кого более, делая то, что хочется тебе, а не другим. Я всю жизнь свою прожила как функция. Функция для гордости Академии. Так почему нельзя сейчас всё изменить? А может, можно? Что, если я займу место Марины? Что, если буду с Киоссе? Что меня тогда ждёт? Я стану его официальной любовницей? А, может, женой? Да нет, это я загнула. Но что, если моя жизнь повернётся на 360 градусов? Буду ли я к этом готова? Буду ли я этому рада? А может правда в том, что мне нравится Киоссе? Чисто внешне, конечно, но вдруг этого достаточно? Я никогда не влюблялась, это неудивительно. А если в этом правда? В этом все мои проблемы? Я воспринимаю всё серьёзно, стараясь не впутывать чувства и эмоции. Может, стоит быть как Марина? Немного сумасшедшей, глуповатой от любви? Ведь все эти угрозы, проделки — это всё из-за любви к Киоссе. А если остаться собой? Если мечтать только о свободе? Вдруг я что-нибудь упущу, мечтая только об одном, идя к своей цели, к своему желанию, наперекор тому, что возникает по пути? Но на данный момент правда в том, что я работала. А зачем? Потому что хозяин сказал? И когда я такой стала? Когда я начала делать то, что мне приказывают? Когда Киоссе напугал меня в своём кабинете? Нет. Я пошла делать ему чай. Тогда? Или когда только посмотрела на него и увидела совсем не того человека, которого представляла себе? И всё же, я не соврала. Я работала, потому что надо было. Или потому, что я хотела быть нужной, полезной. Скорее всего. Просто всю мою жизнь я была никому не нужная. А теперь… Я нужна в этом доме. И я им за это благодарна. Но я в этом не признаюсь. А вот Марина соврала. Но опять же, она сделала это из-за любви. Из-за того, что не хочет потерять человека, которого любит. Повела бы я себя так же? Нет, наверное. Но у каждого своя любовь. У кого-то она такая. Разрушительная. Собственническая. Тяжёлая. И почти всегда обречённая. Я просто читала об этом. Книги нам, слава Богу, никогда не запрещали. — Правда лишь в том, что мы обе устали от работы. Но скоро приступим к ней вновь. Простите, если вдруг разочаровали вас, — за такой ответ в академии меня бы не просто похвалили, а поставили бы в пример. Сдержанный, приветливый тон, милая улыбка, приятный взгляд, а затем и прямая осанка при уходе. Я встала и собралась подняться дальше, чтобы помыть балкон и всё то, что есть по двум сторонам от балкона. Но, услышав аплодисменты — громкие, но редкие, будто хлопал один человек, — повернулась. Хлопал блондинчик. — Вы, оказывается, такие разные, — почему-то сказал он. Я и Марина? Да мы ж как шоколадное мороженное и снег! То бишь, ничего общего, кроме, возможно, того, что мы обе — девушки. — Это комплимент? Если так, то он сомнительный. — Нет, не комплимент. Простая констатация фактов. Кристина, ведь так? Подняться, простите, не могу. Могу запачкать полы. Я улыбнулась. Даже, пожалуй, Киоссе бы так не ответил. — Да, я Кристина. А вы, простите? — Святослав Леонидович Степанов, лучший друг вашего хозяина. — Рада знакомству. Вы будете на сегодняшнем вечере? — Да, я буду. Даже попробую пригласить жену. — Вы женаты? — в один голос спросили мы втроём: Я, Марина и Аркадий Палыч. Причём, все сказали с разной интонацией: Аркадий Палыч, будто, с радостью и даже облегчением, Марина с негодованием и разочарованием, а я с удивлением и…симпатией. Думаю, его жене повезло, не смотря на моё раннее предубеждение о богатых мужчинах, теперь я, почему-то, поменяла своё к этому отношение. Он усмехнулся и ответил: — А что? Мне почти двадцать шесть, — тут я ещё раз обрадовалась с почти угаданным возрастом, — да и ситуация сейчас такая…нестандартная, — Аркадий Палыч тут же понимающе покивал головой, а мы с Мариной непонимающе переглянулись. Интересно, что же это за ситуация такая, которая заставила его жениться? Получается, он свою жену не любит? — Вы не любите жену? — почему-то спросила я, но тут же извинилась за неподобающий вопрос. Однако, Святослав Леонидович меня остановил и соизволил ответить на вопрос: — Любовь — штука приходящая и уходящая, а ещё что-то приносящая. В моём случае, жениться принесла мне миллиардное состояние с завещания отца. А ещё акции, банковские счета и многое другое. Люблю ли я её? Нет. Но и она меня не любит. Мы разумно сохраняем нейтралитет, а потому нам живётся проще. Впрочем, о жизни говорить пока не приходиться, потому как женаты мы с ней всего день. Однако, она, в принципе, проявляет спокойствие и даже некую покладистость. Хотя в первое время такого не было. Ну да ладно, а вот вы, Кристина, любите своего хозяина? Этот, казалось бы, простой вопрос заставил меня врасплох. Люблю я его? Нет! Конечно же нет! Какая глупость! Но…а что же я тогда чувствую? Ничего. И почему я смущалась, когда он помог мне с одеждой в его кабинете? Потому что меня до него ни один мужчина меня в белье не видел. Более того, одежду мою, естественно, никому в голову не приходило разрывать. А ещё его взгляд. Когда мы сегодня пили чай за обедом, нам подали шоколад. Но я не съела ни кусочка, хотя и обожаю его. Более того, я даже не смотрела в его сторону, потому как он напоминал мне о том взгляде в его кабинете, когда он был совсем близко, а я была так напугана. Тогда он сказал моё имя. Оно прозвучало так резко, но плавно, с неестественной для его голоса хрипотцой. А ведь он вовсе не плохой человек, наверное. Ведь он так хорошо общается со слугами, да и они хорошо о нём говорят. Анну Михайловну вообще не заткнуть. Но что в нём такого..? Что в нём такого, что заставляет меня..? — Нет, конечно, — и почему конечно? Я ведь только что в своей голове перечисляла некоторые его достоинства, а теперь говорю «конечно»? — Почему я должна любить его? Он недолго смотрел на меня, а потом, мотнув головой, словно отгоняя какие-то свои мысли, ответил: — Не знаю. Просто мне показалось, что вы, девушки, много мечтаете о принце на белом коне, а тут такая романтическая история. Богатые красивый мужчина, неженат, да ещё и хозяин с некоторых пор. Романтические чувства не появляются? — Только чувство раздражения и чувство стекающей по спине капельке пота от постоянной работы. Но я не жалуюсь, меня всё устраивает. Он хмыкнул и, кивнув, ответил: — Ну хорошо, сделаю вид, что поверил. До скорого свидания, мадемуазель, — сказал он мне, затем Марине, и вышел с Аркадием Палычем. — Ну дела… — сказала Марина. Я была как никогда с ней согласна.***
К половине шестого мы отмыли-таки весь бальный зал, перенесли столы для фуршета, начистили хрусталь и всё в этом роде. Мне оставалось полчаса для того, чтобы приготовиться. А приготовление это представляло собой: душ, причёска, макияж и само платье. Его я, кстати, не видела и видеть уже не хотела. Голова гудела, ноги болели, а ведь вечер ещё не начался. Во время принятия скоростного, как я его назвала, душа, я заметила пару мозолей на ладони и прокляла всё. В высшем обществе в первый раз и с мозолями — я обречена на провал! Разве что модельерша придумает какие-нибудь перчатки к платью. Когда я вышла из ванной, в моей комнате царил полный хаос: Марина ахала и охала, пытаясь засунуть пуш-ап в бюстгальтер, Анна Михайловна с модельершей что-то обсуждали, бурно жестикулируя. И тут выхожу я: офигевшая от всего этого, и красная от душа. — Ну наконец-то! — сказали с облегчением все трое, и Маринка забежала в ванную, а двое других дам схватили меня за руку и подвели к зеркалу, посадив на стул. Мне казалось, что в нашей стране давно отменили пытки, но оказалось, они до сих пор популярны, причём среди женщин. Анна Михайловна накручивала мне волосы на плойку, не щадя лака и пенки. А модельерша что-то рисовала на моём лице. И как я не уворачивалась и не отнекивалась, всё потерпело фиаско, а я таки была накрашена. Потом пришло время платья. Я так и не смогла на него нормально взглянуть, потому что мне сказали: «Закрой глаза и не дыши», а потом начали застёгивать платье. Короче говоря, себя, как и платье, я увидела только в зеркале. Ну, как сказать… Короче говоря, я охренела. Вот прям именно так, в таком контексте, потому что по-другому не получается. Платье было, конечно, красивым, но очень…экстравагантным. Сексапильным. И, боюсь, я к этому платью не подходила. Лифа и спинки, по сути, не было. Они были отделаны узорами из блестящих кристаллов, на спинке эти узоры переплетались, соединяя стороны, плотно облегали бёдра и превращались в бежевое фатиновое великолепие, доходящее до пола и переходящее в небольшое шлейф. Оно, то бишь, великолепие, было полу-прозрачным, потому мои ноги были видны, и, оказывается, они были обуты в туфли под цвет платья, на высоком каблуке. Мои тёмные локоны были убраны в собранную причёску, лишь несколько завитых прядей спадали на плечи. Макияж…у меня просто не было слов. Я в кой-то веке почувствовала себя красивой. Я не было красоткой, многие говорили, что у меня неплохая мордашка, но сейчас…сейчас все эти люди сказали бы: «Ты удивительно красива!» Ого, как, оказывается, приятно чувствовать себя настоящей красавицей!..***
Выходила я в состоянии глубочайшего шока. Анна Михайловна вместе с модельершей провожали меня по-матерински. Хотя, откуда мне знать, как матери провожают своих детей куда-либо? Я шла по коридору, а звуки вальса, смеха и разговоров всё приближались и приближались. Мне вдруг стало страшно. А что, если я не смогу? Если забуду всё, чему меня учили и допущу ошибку? Я остановилась, чтобы отдышаться. Божечки, как же страхово!!! Так, Крисси, успокойся и вперёд! Ты ничего и никого не боишься. Если ты сможешь, то у тебя будет 1 желание от Киоссе, и ты загадаешь встретиться с Делей. Да! Сделай это ради неё! И вот мои каблуки вновь стучат по гранитному полу, который я недавно мыла. Хм, какая ирония! И вот, впереди балкон. Я прошла к нему и, облокотившись на перила, посмотрела вниз, на всех собравшихся. В углу комнаты я заметила Святослава и Киоссе, они разговаривали с ещё каким-то мужчиной и не замечали происходящего. Но тут Святослав, словно почувствовал мой взгляд в их сторону, повернулся и нашёл меня, стоящую на балконе, глазами. Я не видела его выражения лица, но видел, что он неловко пихнул локтём рядом стоящего Киоссе, и тот повернулся в мою сторону. Его бокал с шампанским с грохотом разбился о начищены нами до блеска пол, и, казалось бы, в таком шуме этот грохот непременно утонул бы, но нет. Тому не суждено было сбыться. Все: и танцующие, и отдыхающие, и разговаривающие — все обернулись сначала к источнику шума, а потом, увидев взгляд хозяина сего бала, вперенный в балкон, обернулись и ко мне. Я не ожидала такого внимания, а потому немного растерялась, но затем, гордо подняв голову и до боли выпрямив итак прямые плечи и спину, прошла к лестнице. К её началу тут же сбежались большинство мужчин в смокингах и фраках, чтобы по правилу этикета, помочь даме спуститься. Я могла выбрать любого, но вместо этого… Я посмотрела на стоящего уже неподалёку Киоссе, а тот как бы не спеша, но всё же очень быстро оказался у самой первой ступени. Он подал мне руку, я — приняла. И, как только я это сделала, по залу прокатился шумный вздох разочарования от мужчин и женщин. А так же завистливые, тоже от мужчин и женщин. Ну конечно, женщины, небось, мечтали о Киоссе. А мужчины…они тоже о нём мечтали? Ладно, ладно, просто я всё ещё не могу поверить в то, что меня может кто-то хотеть, восхищаться мною, полюбить. Мы вернулись к компании моего хозяина, где он представил меня своим партнёрам и, как оказалось, друзьям. Среди них был и Святослав, который тут же поцеловал кончики моих пальцев и сказал: — Ты чудно выглядишь! — чем он вызвал бурное недоумение у всех остальных друзей, включая Киоссе, и мой румянец. — Вы знакомы? — спросил он. — Да, сегодня, когда я подготавливала этот зал к приёму я встретила господина Степанова. Там мы и познакомились, — ответила я, беря с подноса у официанта бокал шампанского. — Выпьем? — увидев у меня бокал, сказал Анатолий, один из друзей Киоссе. — Это не для меня, — ответила я, передавая бокал Киоссе. Он удивился, но бокал принял, более того, поблагодарил, — твой бокал, вроде бы разбился. — Трудно устоять против вашей красоты, мисс…? — начал было Артём. — Просто Кристина, — улыбнувшись и кивнув, ответила я. — Прекрасно. Ну, что ж, тогда давайте за знакомство? — сказал Артём, а Никита…странно называть его по имени…подал мне бокал с соком. Вишнёвым. И откуда он знает, что он мой любимый? — За знакомство, — сказал Никита, поднимая бокал и смотря исключительно в мои глаза. Я тоже подняла бокал и, отсалютовав, промокнула губы, стараясь поддерживать марку леди. «Пить и есть вы должны понемногу! Сначала промокнуть губы, следующим тостом сделать один глоток, последующие разы только по одному глотку. За весь вечер вы должны попробовать все блюда, взяв при этом размер чайной ложки…» Пока мужчины допивали, а рассмотрела их получше. Анатолий оказался мужчиной приятной азиатской внешности, но это не сильно бросалось в глаза. Он был шутником, часто заставлял и меня улыбнуться. Я удивилась, когда поняла, что Киоссе так же легко поддерживал беседу и смеялся, и шутил со всеми вместе. Его смех казался очень приятным…я его ещё не слышала. Оказалось, Анатолий должен скоро жениться. По любви или нет — этот вопрос я задавать не стала, хотя хотелось. Даже Святослав посмотрел на меня с хитрой улыбкой. Вообще, мне стало интересно, почему это они вдруг все решили жениться? Может, у них какой-то план? Хотя, вообще-то, почему все? Киоссе ведь жениться на мне не собирается? А при чём тут вообще я?.. Внезапно зазвучала музыка…кажется, танго. Артём ретировался, дабы пригласить кого-то, Анатолий тоже куда-то пропал, да и Святослав… Тут я заметила, что кто-то покашлял сзади меня. Я обернулась и увидела симпатичного парня, лет двадцати-двадцати двух. — Позволите пригласить вас на танец? — он протянул руку, а я размышляла. Как же поступить? Ведь я сопровождаю Никиту. Но его тут нет. Да и пригласить он меня вряд ли захочет. А может, принять приглашение? И я уже почти приняла приглашение, как вдруг сзади меня послышался голос: — Этот танец, как и все последующие, был обещан мне. Парень поклонился сзади стоящему, затем мне и ушёл. Чьи-то, хотя, почему чьи-то, руки легли на мою талию и резко развернули меня к себе. Я уткнулась взглядом в шею Киоссе и стояла бы так до тех пор, пока его пальцы не подняли моё лицо за подбородок. Я прикусила губу. Какой же он красивый! И как от него потрясающе пахнет! Боже… Почему твой взгляд сейчас блуждает по моему лицу? — Раз уж я отогнал твоего поклонника, может быть, ты потанцуешь со мной? — Да, — всё, на что хватило сил. Мы вышли в середину, он положил руку на талию, другой взял мою руку, моя левая рука тут же оказалась на его плече. Глаза в глаза. Такт в такт. Сердцем к сердцу. Мы танцевали так, что многие пары уходили, чтобы посмотреть на нас со стороны. Многие хлопали, когда Киоссе раскручивал меня, а потом я снова попадала в капкан его рук, и танец продолжался вновь. Когда танец закончился, и мы застыли — он склонил меня к полу, держа одной рукой, а я согнула ногу в колене и откинула голову — зал взорвался аплодисментами. Мы вернулись на место и друзья Киоссе наперебой начали выражать не столько восхищение, сколько…«Это было офигенно, чувак, тебе так повезло…», а я стояла и, улыбаясь, слушала. Да, это было потрясающе, но… Завтра всё снова станет как прежде. Я новь стану грязной горничной, а он станет тем, кем он является — богачом, красавцем, моим хозяином. Да. Такова правда. Теперь я это поняла. Вот ответ на вопрос Святослава. Я резко захотела уйти и прорыдать где-нибудь несколько часов. Но…я должна играть. Играть для Дели. Так что, да, «Играй, Крисси, играй!»****
Вечер закончился ночью. А точнее, в два тридцать. А Киоссе завтра на работу ехать. Точнее, уже сегодня. Вставать через через два с половиной часа. И как он это сделает? Тут уж ложиться смысла нет. Когда я, проводив последних гостей, поплелась в свою комнату, Киоссе остановил меня. — Ты удивила меня сегодня. Красивое платье, — ах вот как?! Платье красивое? Ну да, а бабу под платье подстраивали долго… — Чего ты хочешь? * — Я хочу встретиться со своей подругой из Академии. Её тоже забрали, я не знаю, кто. Её имя Соловьёва Аделина. Киоссе почему-то странно на меня посмотрел, а затем, вздохнув, сказал: — Ладно, — я чуть ли не подпрыгнула от счастья. Но на лице не показала ни эмоции. Даже не улыбнулась. Лишь поблагодарила. — Спасибо, надеюсь, я заслужила это. Спокойной вам ночи, — он скривился, как от зубной боли и буркнул, наливая виски: — Спокойной.***
Я старалась действовать осторожно, чтобы не разбудить Марину. Проблемы мне сейчас были ни к чему. Я осторожно сняла платье, повесила его на дверцу шкафа и, смыв макияж в ванной и убрав шпильки из причёски, переоделась в пижаму, после чего легла в постельку. Ноги прямо-таки гудели. И спина. Прямая спина даётся тяжело. Рада ли я тому, что сегодня случилось? Да, абсолютно и бесповоротно, да. Но…это так больно…осознавать, что всё это не повториться. Хотя, на следующей неделе ещё один выход. Но я думаю, что там будет другое. Уже не то. Не будет восторгов, восхищения, всё будет так, будто так и должно быть. Горничная в платье от кутюр. Дочь богатых людей не знает, кто она такая и выходит в свет лишь по поручению своего боса. Красивого, подтянутого, умного, богатого, требовательного, сексуального…боса…