«Но может это всё пустое? Обман неопытной души, И суждено совсем другое?..» — А.С.Пушкин. «Евгений Онегин»
Аделина Я вот уже полчаса перебирала свой гардероб. Ну как свой… Груду тех вещей, которая, наверное, стоит больше чем вся наша академия со всеми воспитанницами и преподавательским этажом. Напомню, что я старалась найти что-то приземлённое, простое, типа обычного тёплого свитера — ибо уже почти середина июня, а на улице холодрыга — и джинсов. Ну, с джинсами я давно разобралась и запатентовала для себя те, в которые оделась в первый день., а вот со свитером пришлось хуже. И всё бы ничего, но те люди, что подбирали гардероб и развешивали тут одежду совсем меня не берегут, ибо они не сняли ценники. Я тут пару раз чуть в обморок не грохнулась из-за цены на обычный вязанный свитер. На чём только люди не зарабатывают… Внезапно я услышала стук в дверь и укоризненно подумала: «Андрей уже пришёл, а ты всё ещё копаешься!», затем, увидела, что я всё ещё в лифчике, схватила первый попавшийся свитер — оказавшийся, видимо, зимним, так как у него была длинная горловина и свободные, но длинные рукава — и, напялив его на себя, побежала из гардеробной, чтобы открыть бедняге заждавшемуся меня Андрею. По пути я заметила, что у свитера не было плеч, и что он был тёмно-бордовый. А ещё я, открыв дверь, поняла, что стучался вовсе не Андрей, а Свят. — Уже вернулся? — удивлённо и, похоже, радостно, спросила я. — Как видишь, — кивнул он и тут же задал вопрос. — Позволишь войти? Ответом стала я, открывающая дверь мужчине. он, кстати, был при параде: в тёмно-синем костюме, тёмно шёлковой рубашке с галстуком на несколько тонов темнее. Волосы были непривычно зачёсаны на одну сторону, что производило впечатление, будто он не со встречи, а на встречу. — Ты куда-то собираешься? — вновь спросил он, поворачиваясь ко мне и указывая на мой внешний вид. — Да, — не стала скрывать я. Ну, а что? Он же сам сказал, что мне можно выходить. — И куда? — вздохнув спросил он. А что это мы вздыхаем? Устал что ли? — Мы с Андреем решили сходить на выставку фотографии. Говорят, там очень хорошие работы. — Вы с Андреем РЕШИЛИ? — он сделал акцент на последнем слове, отчего создавалось ощущение, что я здесь бесправная серая мышь, которая самостоятельно решать ничего не может. — Ну да. А что тебя так злит? — Что злит? Что злит?! — распалялся он всё больше. Он выкинул со столика все журналы, отчего я вздрогнула, а затем повернулся ко мне: — Да то, что ты замужем за мной и при этом строишь глазки охраннику? Решила таким способом сбежать отсюда? Не получится! — Успокойся! — крикнула я. — Я вовсе не собиралась сбегать! И вообще, я никому и ничего не строила! Ты уехал и приставил ко мне Андрея, который делал эти дни для меня весёлыми, незабываемыми! Я увидела город, который ТЫ обещал мне показать! Я даже посмотрела на ВУЗ, в который хотела поступать. И всё это сделал он! Не ты, а ОН! И сейчас он не позволил мне грустить здесь, в четырёх стенах, а, не смотря на свои дела, пригласил меня на прогулку. А ты приезжаешь и ещё выказываешь какие-то претензии?! Ты вообще имеешь право это делать? — Я имею право. А ещё я могу никогда не выпускать тебя, уволить, к чёртовой матери, твоего Андрея, — говорил он, склоняясь надо мной. — Он не мой, — хмуро поправила я. — И на том спасибо, — съязвил он. Я чувствовала, как его горячее дыхание шевелит мои волосы на макушке. Он вдруг нежно взял меня за подбородок и поднял голову так, что теперь я смотрела ему в глаза, невольно запрокидывая голову. — Я хочу, чтобы ты запомнила одно: даже не думай об измене. Если я узнаю о подобном, а я обязательно узнаю, то убью его к чертям. Что? Его? Я думала, он убьёт меня. Не то, чтобы я задумывалась об измене, её, к таковой, и не будет, но…не странно ли это? — Ты поняла меня, Деля? — я вздрогнула, услышав от него такую трактовку моего имени. Его голубые глаза находились слишком близко от меня. Если бы я немного привстала на носочки, кончики наших носов соприкоснулись бы, а губы…не хочется думать об этом. Не потому, что неприятно, а потому что трудно оторваться. Я заметила, что его взгляд давно опустился на мои покусанные губы, и поняла, что нужно перестать это делать. Нужно перестать мучать себя. нужно прервать эту идиотскую паузу. — Да, — выдохнула я ему в губы. Он поднял на меня затуманенный взгляд, и я увидела поистине завораживающее зрелище: черная глубина зрачка вминала в себя голубые просторы радужки, и теперь мне стало ещё страшнее говорить что-то или даже думать. — Это хорошо, — слава богу, он отошёл. Я была благодарна ему как никогда, и смогла немного расслабиться. Но вторая фраза заставила снова ощутить мурашки по телу: — Снимай это всё. — Что прости? — опешила я. — Раздевайся, говорю, — невозмутимо повторил он. — Сейчас? — он посмотрел на часы и ответил мне: — У тебя есть десять минут на то, чтобы раздеться и запихнуть себя в это платье. Потом придёт Маргарита и сделает из тебя красотку. — Не поняла. Это намёк на то, что я уродина? И вообще, куда ты собираешься меня вести? — спрашивала я уже на ходу, так как мужчина направился к двери. Неожиданно для меня, он резко повернулся, и, приблизив меня за талию, нежно поцеловал. От этого у меня вообще глаза на лоб полезли бы, если бы были открыты. Я и опомниться не успела, как он отстранился, но недалеко от меня, наши носы всё ещё соприкасались, и сказал: — Это намёк лишь на то, что тебе нужно побыстрее переодеваться, красивая ты моя, потому что часики тикают, и у тебя теперь около 6 минут. А везу я тебя на приём, на котором будут очень важные люди и, что ещё более важно, сюрприз для тебя. Так он и ушёл. Сюрприз? Приём? Красивая? Его? Лишь спустя минуту я заметила свёрток на кровати и удивилась про себя, с каких это пор я такая невнимательная? Развернув белую бумагу, я увидела полотно красного шёлка. И это было самое нормальное из всего платье. Дальше дело было хуже. Красивее, богаче, изумительнее — одним словом, хуже.***
Я стояла перед зеркалом. Полностью готовая: одетая, намалёванная, с причёской, в общем, полный атас. Платье оказалось разделённым на две части: верх и низ. Верх был полностью отделан из красного, прозрачного стекляруса так, что он переливался на свету; у него была небольшая горловина, что не предусматривало ошейника, ой, то есть, конечное же, колье или цепочки; оно было без рукавов, доходило чуть выше пупка. Юбка была шикарной, как и верх. Пояс был выполнен в стиле лифа, то есть, красным и прозрачным стеклярусом, юбка была с завышенной талией — и слава богу, ибо свой живот я никому показывать не готова, — сам материал, как я уже и говорила, был алого цвета, шёлковый, но была одна загвоздочка. Хоть юбка и была «солнце», но, видимо, дизайнер решил возместить это откровенно длинным вырезом, доходившем почти до бедра. И не попадать в этот разрез при ходьбе никак не получалось. Маргарита — а именно так звали моего теперешнего личного визажиста и парикмахера — сделала мне неброский, но очень красивый бархатный макияж, выделив стрелками и тёмными тенями глаза, а губы оставив в нюдовой помаде. Причёска была необыкновенной. Мои лохмы накрутили в локоны, и это при всём притом, что они ни при каких обстоятельствах не завиваются, собрали в высокую причёску, оставив пару прядей обрамлять лицо. Она, кстати говоря, очень удивилась моей рыжей пряди, и мне пришлось ей рассказать, как мы с Крисси накосячили, и нас оставили убираться в классе химии, а там мы нашли тоник и решили покрасить им пряди. Только вот у неё всё смылось через дня два или три, а у меня нет. Да, я уже тогда отличалась особым везением. Так я и хожу с тех пор с рыжей прядью. Но мне нравится. Это делало меня необычной, отличающейся от всех тех девчонок. Нда, вот и наотличалась! Сидела бы сейчас с Крисси… Хотя… И это не факт. Её-то ведь забрали, а без неё так я бы точно не продержалась. Так, ладно. Сегодня я обязательно спрошу Свята о подруге. Не могу больше жить, не зная, как она там. Ещё раз вздохнув, я решительно направилась к выходу и, открыв дверь, пошла на встречу мужу. Положив ладонь на перила и нервно проведя по ним, я начала спускаться. «Нисхождение с Олимпа», так я это назвала. У подножья великой горы, то бишь лестницы, ждал меня…опа. Я застала двух мужчин: своего мужа и его водителя, то бишь, Андрея. Андрей был в привычной мне одежде: свитер, джинсы, туфли. Ну, а Свята я уже описывала… Такие разные, но такие… Агхрр! Бесят иногда прям до невозможности! И вот спускаюсь я такая, и слышу обрывки фраз: — Мне всё равно. Если я ещё раз увижу, что ты позволяешь себе больше, чем нужно, я тебя… — и что-то мне подсказывало, что я появилась вовремя. — Добрый вечер, — приглушённо сказала я. Мужчины одновременно повернули головы ко мне. Андрей склонил голову и, закусив губу, удалился, а Святослав предложил руку. Я с радостью приняла её. Всё как пару часов назад: взгляд глаза в глаза, он сжимает мою ладонь, но не больно, а, скорее, приятно. Я действительно поняла, что мне приятно не только его общество, а его поддержка, защита, эта решительность, с которой он готов был уволить Андрея. Я не хочу, чтобы он лишался работы, разумеется, он хороший парень. Но то, что сделал и сказал Святослав… Это вселило в меня надежду, что, может быть, не всё потеряно для меня. — Ты потрясающе красива, — услышала я хриплый комплимент, выходя из дома. Я усмехнулась. Конечно, на меня потратили около двух часов, чтоб сделать из меня такую вот красотку. А чего бы я стоила, если бы на мне всего этого не было бы? и, словно разгадав моё молчание, мужчина тоже усмехнулся и ответил: — Ты красива всегда. Когда спишь, когда ешь, когда смеёшься и читаешь, когда грустишь и плачешь, когда боишься и думаешь, когда шутишь и злишься. Ты всегда красива. Я не нашлась, что сказать в ответ. Мне никогда не говорили комплиментов. Я имею в виду, мальчики, юноши, мужчины. Меня никогда не оценивали так…высоко. Я никогда не считала себя красоткой, лишь знала свои недостатки, старалась работать над ними, но потом поняла, что не для чего мне это делать. Вернее, не для кого. Для себя? Я себя устраиваю и такой. Такой, какая есть, без всякой штукатурки, которой я не умею пользоваться, без элитной дорогой одежды, которой у меня никогда не было. Такая: хмурая, с длинными, вечно путающимися волосами, покусанными и обветренными губами, с едва проявляющимися летом веснушками — такая я. И меня удивляет то, что я кому-то могу нравится. Эти размышления заполнили мою голову, а потому я не заметил, как мы приехали и, что ещё немаловажно, куда мы, собственно, приехали. Мне, как путной, подали руку и помогли выйти из машины, а затем, захватив над моей ладонью полную власть, повели куда-то вовнутрь. Пока мы шли, я рассматривала всё вокруг: огромную площадь сада, большущий каменный дом, фуршет на улице, множество дорого одетых гостей, и толпы прибывающих; стоянка, наполненная всевозможными дорогими машинами, водители и охранники, прикуривающие друг у друга — всё это настолько мне понравилось, что я лишь краем уха услышала, что муж сказал: — Я сейчас отлучусь, познакомлю тебя кое с кем знакомым и приведу долгожданный сюрприз, — я лишь неловко кивнула и поспешила отойти к арке. Она была освещена меньше всего, и мало кто из людей мог увидеть меня там. Поэтому, оказавшись на тёмной стороне, на которой любила находиться, я стала рассматривать толпу и искать среди них Свята. И тут случилось неожиданное: я увидела три силуэта, приближавшихся к моему убежищу. Двое из них были мужчинами, причём, примерно, одного роста, а вот третьей была девушка. Через несколько шагов я поняла по голосу, что одним из них был свят, потом, когда второй мужчина подал голос, поняла, что это тот друг Свята, которого я видела в первый день. Как его зовут, я не знала, но, я так думаю, его поэтому сюда и ведут, чтобы представить мне. А эта девушка…сестра друга? Девушка? Жена? А может, подруга моего мужа? И, в тот момент, когда они подошли ближе, резко включился фонарь, висевший, как раз, над аркой и освещавший её всю. И тут я заплакала. Я не поняла этого, я лишь чувствовала, будто сердце сжимается, дышать становится трудно, а по щекам стекает солёная влага. Перед собой я видела тёмноволосую, невероятно красивую девушку в изумрудном наряде. Она была словно отражением меня: из её глаз так же стекали слёзы, её ладони зажимали рот, чтобы всхлип не вырвался наружу. Она тряслась, и, в какой-то момент, я поняла, что веду себя так же. Мы обе осознали, что больше не можем так, мы кинулись навстречу друг к другу и уже не скрывали ни всхлипов, ни слёз — ничего. — Крисси, боже мой, я думала, я тебя никогда не увижу, — я закрыла глаза и вспомнила наше детство. Когда ей снились кошмары, мне приходилось успокаивать её и гладить по голове. Потом мои руки пахли её шампунем, её волосами, я навсегда запомнила этот запах. Запах безмятежности и нашего детства был таким. И сейчас я, утыкаясь носом ей в плечо, так же вдыхала забытый запах. — Деля… Господи, я не верю, я не могу поверить, это ты! — она отошла и пригляделась ко мне, крепко держа меня за оголённые плечи. Она кусала губы, как прежде, когда волновалась и её влажные глаза исследовали моё лицо, платье. Я делала то же: она выглядела безупречно. Волосы подросли, волнами лежали на плечах, изумрудное великолепие удивительно шло к её глазам. она стала выше…каблуки? Да, я тоже на них, не родимых, но она всё так же не может достать до меня. Я даже улыбнулась. Она вторит мне. Я теперь вернулась та Крисси, которую я знаю. Сейчас ляпнет что-нибудь эдакое, а я ей ещё крепче отвечу. И, видит Бог, я не Ванга: — Вот уж не думала, не гадала, что тебя так высшее общество изменит. Живот свой на показ выставляешь, бёдра, ноги… Серпента сейчас от радости на столе румбу затанцует! — Да, как я посмотрю, не одна такая, переменчивая. Губы себе намалевала краснющие, ходули напялила… Или у горничных сейчас такая форма? — секунда молчания, а потом дружный женский смех. Наш смех. Чёрт. Как давно мы этого не делали. — Дамы, — раздался голос свята. Крисси встала рядом со мной, — мы знакомы между собой, но, раз того требуют рамки приличия, то… Деля, это мой лучший друг, Никита Киоссе. Никита, моя жена, Аделина Соловьёва. — Нифига… — раздалось рядом со мной. И тут же слово взял Никита: — Ну, Крисси, Свята ты знаешь, его жену тоже, тебя тоже знают все, так что, мне слова и не оставили. — А мне бы хотелось узнать, — начала я, — на каких правах здесь моя лучшая подруга. Я думала, она горничная у вас. — У нас договор, — ответили мне одновременно. Мы со Святом переглянулись и спрятали улыбки. — Да… — несмело продолжила подруга. — Я вроде как горничная, но на время приёма я его спутница. — Он тебе хоть платит? — возмутилась я. — Не знаю, до первой зарплаты я ещё не дожила, — пожала она плечами. — Кто по ночам ходит на кухню? — тут же возмутился брюнет. — Не знаю кто, я в это время сплю. А вот ты почему не спишь, я не знаю, — все, кто знают Крисси, поняли, что просто притворяется. Но Киоссе, кажется, тоже захотел поиздеваться. — Нда, а тебе напомнить, почему я не спал? — Не стоит, — резко ответила подруга, а я ощутила резкое желание узнать, почему же он прободрствовал. — Ладно, дамы, как насчёт шампанского? — Не пью, — раз ответили мы, а мужчины, переглянувшись, ретировались за напитками для себя. — Ну, рассказывай, — начала я, дождавшись, пока Свят и Никита совсем уйдут из поля зрения. — Чего рассказывать? Дом огромный, персонал отличный, я сдружилась с ними, правда, соседка по комнате стерва, но ничего, перевоспитаем. — А как с Киоссе? — спросила я интересующую меня часть. — С Никитой… — тут она покраснела, и я поняла, что… — Мать! Ты что, влюбилась что ли? — Я? Нет! — я вперила в неё взгляд. — Ну да. Может быть. Короче… Скорее да, чем нет. — Ясно…и...что-нибудь было? — Ты о чём? — притворилась она. — Крисси, не вынуждай меня… — Да, — просто ответила она. Я опешила. Вторично. Третично. Не важно! — Ты сама? — Это случайность. Но я не была против. Жалею? Не знаю. Сначала жалела, потому что думала, что он мною воспользовался, а сейчас… Я хочу ему верить, хочу довериться, хочу. чтобы я могла полностью положиться на кого-нибудь и перестать быть сильной и решать всё сама. Хочу просто…жить. Я, правда, выпрошу у него возможность учится, особенно сейчас, ибо если он расслабится, то маринка его сразу зацапает. — Маринка? — Ну да, та стерва, с которой я делю комнату. До того, как я приехала, Киса с ней спал. — А Киса — это Никита? — спросила я и, дождавшись ответного кивка, продолжила: — Да… у вас там прямо-таки Санта Барбара! — Ой, можно подумать! У тебя-то как? — Нормально. Сижу, правда, в четырёх стенах, но это исправляют. — Я не о том спрашивала, — сказала она, смотря мне в глаза. — Я знаю, — тихо ответила я ей и, вздохнув, продолжила. — Я не знаю. Мы нормально общаемся, ничего такого…хм…что делают муж и жена, но…ко мне начал проявлять интерес его водитель, Андрей. И Свят приревновал. Сегодня я…как будто изменилась. Мне понравилось это, понимаешь? Понравилось, когда меня считают чем-то ценным, когда не хотят отпускать. Хотя, возможно, это чем-то обусловлено, но всё же… Я боюсь в это поверить. Боюсь влюбиться, боюсь этой слабости. — Успокойся, — ответила мне Крисси, — я тебя прекрасно понимаю. Я чувствовала то же. Страх, недоверие, ошеломление от действий. Знаешь, я просто отпустила это. Я решила попробовать, рискнуть. А вдруг нам с тобой повезёт, и мы выиграем? — А если нет? — А то с этого мы потеряем? Ты так же и останешься его женой, а я…я продолжу получать хорошие деньги за вою работу и исполнять свою роль. Но попробовать стоит. Запомни это. Именно эти слова остались у меня на протяжении всего оставшегося вечера. с этими словами в голове мы прощались и уезжали. С этими же словами мы приехали домой.***
Как только я зашла в дом, я тут же сняла каблуки и, взяв их в руки, пошла к лестнице, уже представляя, как окажусь в своей постельке, на мягкой холодной подушечке… — Деля, — я повернулась к Святу, — могу я попросить тебя остаться на несколько минут? — Смотря для чего, — пожала плечами я. Он усмехнулся и приглушил свет. И мне это нифига не понравилось. Что там советовала Крисси? Довериться и расслабиться? Ага. Но затем я услышала тихую музыку. Она становилась громче, и вскоре я смогла узнать в ней вальс. Свят медленно подходил ко мне и, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, он предложил мне раскрытую ладонь и спросил: — Позвольте пригласить вас на вальс? Не так ли начинается любовь принца и золушки? На балу? Да. С вальса? Да. Но у нас другая история. Я вовсе не золушка, но вот он настоящий принц. А хочу ли я, чтобы меня спасали, как спасают всех принцесс? — Конечно, — ответила я то ли самой себе, то ли мужу, и, присев в реверансе, отдала мужчине свою руку.