Пожалуйста, пощади меня, Будь немного аккуратнее с моим сердцем, Даже если ты не хотела обидеть меня, Ты продолжаешь причинять мне боль, Пожалуйста, пощади, пощади мое сердце, Пожалуйста, пощади, пощади мое сердце. Shawn Mendes — MERCY
Аделина Первое утро, которое мы встретили после возвращения из медового месяца — хотя, правильнее было бы сказать, медовой недели, потому что, если бы мы остались отдыхать дольше, Свята бы просто разорвало на части от огромного количества работы — было восхитительным. Я, сладко потягиваясь на кровати и жмурясь от солнца, провела ладонями по постели и поняла, что Свята со мной нет. Я приподнялась на локтях, чтобы хорошенько осмотреть нашу спальню на предмет бытия моего мужа, но не нашла его. Восхитительное утро перестало бы быть восхитительным, если бы не тихий щелчок, затем еле слышные шаги и поднос, полный еды, который нёс Свят. Он был уже полностью одет, а мне стало стыдно, потому что я дрыхнула всё это время, а он уже успел привести себя в порядок, надеть как всегда идеально отглаженную белую рубашку, костюм и даже бабочку! И тут я поняла, как фигово я выгляжу: сонная, растрёпанная, но не так «мило растрёпанная» как девчонки в сериалах и мелодрамах, возможно даже с красным пятном на щеке, оставшийся от ладони, на которой я спала. Но Святу, кажется, было всё равно: он улыбался. Правда, пытался спрятать улыбку, но это настолько плохо получалось, что я рассмеялась, а он нисколько не смутился. Только присел на кровать, поставив поднос на зеркальный журнальный столик и, обняв меня за талию, поцеловал. — Доброе утро, родная. — Доброе. Это что же, завтрак в постель? А кто готовил? Неужели ты? — прищурившись спросила я. Мужчина только улыбнулся. — А ты что думаешь, что я и яичницу не сумею приготовить? — с некоей обидой ответил он. Но потом, перестав дуться, гордо ответил: — Конечно я, кто ж ещё. Сейчас ты кушаешь, переодеваешься и потом провожаешь меня на работу — такой вот распорядок дня. Правда, к нам должен ещё Толя заехать, мой друг, помнишь его? — Помню, — жуя жареный бекон ответила я, припоминая приятного мужчину азиатской внешности. — Что-то важное? — В нашей с ним работе всё серьёзно, никаких «просто так», — с неким сожалением ответил он. — Ну да ладно, не будем о грустном. Ешь давай, я ведь всё-таки хочу поцеловать тебя на прощание, а то такими темпами ты не до ешь до моего ухода. Я укоризненно посмотрела на него, когда поняла, что с моих губ стекла капля сока. Свят проследил взглядом за упавшей каплей до выреза моей майки, куда она упала, а потом отвёл взгляд. Я закусила губу, наблюдая за его реакцией. Чего он отвернулся? Прошла секунда, вторая, а потом, шумно вздохнув, мужчина снова повернулся ко мне и сказал: — Я пойду, мне нужно собрать нужные документы, — Свят уже почти встал, когда я ухватилась за его руку, потянула его на себя, отчего он завалился на кровать, а я нависла над ним. В глазах мужа блеснул некий азарт, но он быстро справился с наваждением и теперь с интересом смотрел на меня, ожидая дальнейших действий с моей стороны. — Ты что же это, трусливо сбегаешь? — отчитала я его. — Ну почему трусливо… Я сбегаю с достоинством, — ухмыльнулся Свят. — Что я такого сделала, что ты сбегаешь? — всё ещё не понимая, спросила я. — Поверь, ты сделала то, от чего бы я никогда не отказался, если бы не друг, который должен вот-вот приехать к нам. Было бы нечестно, если бы он ждал меня внизу со всеми своими проблемами, а я бы наслаждался тобой здесь, — хрипло ответил Свят. Я вновь покраснела, а потом выпустила его и скромно села на уголок кровати. — Извини, я не подумала. Иди, тебе ещё документы собирать, — пыталась расчесать свои волосы пятернёй, пока Свят не убрал мои руки и не прижал меня к себе, шумно вдыхая запах моих волос. — Benim favorim, — сипло ответил муж. Я отсела от него и, повернувшись к нему лицом, с непониманием посмотрела. — Это на каком языке? — Турецкий, — улыбнувшись, ответил Свят, а затем пояснил: — У нас новые партнёры — турки, на английском, конечно, общаемся, но я давно понял, что намного приятнее совершать дела и общение, когда ты знаешь язык партнёра. Большее доверие и уважение к тебе появляется. К тому же, их язык очень красивый и один из стариннейших. — И много ты уже выучил? — поинтересовалась я. — Вообще-то только эту фразу, — рассмеявшись ответил мужчина. Я покачала головой. — Могу дать совет, — начала я, припоминая совет одной из моих преподавательниц иностранного языка в Академии, — чтобы легче выучить турецкий начни с того языка, который с ним похож. Например, татарский. Поймёшь его — поймёшь турецкий. — Хороший совет, — оценил Свят. Он встал и, поцеловав меня в макушку, пошёл к двери. Я провожала его взглядом, а он, будто зная это, резко повернулся ко мне, стоя уже у двери и отправив мне воздушный поцелуй, сказал: — Закончишь здесь, спускайся вниз, матурым. Я нахмурилась, пытаясь провести аналогию с турецким, в итоге, загуглила, и перевела как «моя красавица» с татарского языка. Улыбнувшись, я вновь обратилась к бекону. Но тут почувствовала резкую боль внизу живота. Я даже подавилась и сразу попыталась запить всё это дело. Решив, что есть мне больше не надо, я пошла в душ.***
Я стояла перед шкафом, замотанная в полотенце, вытирающая волосы, пытаясь понять, что надеть. Вечная проблема девушек, но я никогда не думала, что она застигнет и меня. И вот, я, сняв полотенце, выбрала телесное белье, когда вновь ощутила сильную боль. — Так, Деля, когда последний раз у тебя… Чёрт! — осознав весь масштаб ситуации, я ругнулась. Так ж получилось, что за всеми этими переживаниями, потом приготовлениями и самой «медовой неделей» я совершенно забыла о ежемесячном «празднике» всех девушек и женщин. «Отлично! В ванной здесь ничего нет, а сходить самой в свою комнату на другой этаж — это слишком. Может, найти кого-нибудь, кто мне поможет? Да, это самое верное решение». Проведя мысленный диалог с самой собой и найдя нужное решение, я взяла чёрное бельё, надела тренировочные легинсы, майку, повязала на бёдра кофту и вышла в поисках горничных. Насколько глупо это будет смотреться я тогда не думала. Но, непоправимого не произошло, я быстро подошла к старшей горничной, попросив её принести мне нужные средства, затем так же быстро вернулась в спальню. Ждала я недолго, за что и поблагодарила тётю Машу, как она попросила её называть. Слава Богу, дальше всё прошло намного лучше. Сделав всё необходимое и вновь надев ту же одежду, я спустилась вниз, как мы и договаривались. Внизу, однако, я никого не нашла. Оглянувшись по сторонам и даже заглянув под лестницу, пожала плечами, решив, что-либо Анатолий ещё не приехал, либо они в кабинете мужа. Лезть в их личное пространство я не хотела, но хотела яблочко. Потому решила направиться на кухню и за поеданием яблок встретить Свята и его друга. И всё бы ничего, если бы не кошмар моего детства, ужас моей юности и просто зараза, которую хочется пару раз приложить о мраморный пол. Её Величество всей нашей Академии, имя которой вызывало у нас с Крисси ярко выраженную зубную боль, от которой мы кривились до изнеможения. И вот сейчас эта Королева восседала своей пятой точкой в МОЁМ доме на МОЕЙ кухне. Кларисса Соболева. Офигеть. Она сидела, как всегда, с поистине королевской грацией, что меня, наверное, бесило ещё больше. Её чёрные длинные волосы, завитые и спадающие по всей своей длине, закрывали грудь хозяйки, но при этом ярко давали понять, что за ними плотно и хорошо ухаживают. Юбка-миди, рубашка, туфли и макияж — как будто и не было этого долбанного месяца, как будто ничего не поменялось, как будто я снова никто, а она так и осталась победительницей. И какого чёрта она здесь делает?! — Надо же, — начала она, снисходительно рассмотрев меня. Тут-то мне и захотелось показать ей свою гардеробную. — Всегда знала, что выше горничной ты не поднимешься. Ну что, дорогуша, сделай-ка мне кофейку. Я скрестила руки на груди и посмотрела на потолок. «Боже, дай мне сил и терпения не прибить её уже сейчас. Хоть я и знать не знаю, какого она тут высиживает, но не просто же так сюда пришла». — Ну ты молиться будешь или уже исполнишь свои обязанности? — ворвалась она в мои мысли. Я глубоко вздохнула и, не сказав не слова, пошла делать кофе. — Американо, четыре ложки сахара, без молока, или что ты там ещё добавляешь обычно. Я ей покивала, а сама наливала кофе, который я так любила: эспрессо с молоком и сахаром, всего три ложки, но этого достаточно, чтобы понять, что ты на седьмом небе от счастья. Люблю я всё-таки кофе. Я взяла свою любимую кружку, которой уже успела обзавестись, и вышла в основную столовую, где сидела Кларисса. — Ну наконец-то. Знаешь, Аделина, ты и с обязанностями горничной плохо справляешься, — прокомментировала девушка и протянула мне одну руку, видимо, чтобы забрать напиток. Только вот я встала напротив неё, облокотившись на дверной косяк, и с наслаждением сделала глоток. Горячий обжигающий горло, он сделал то, что ему требовалось, привёл меня в тонус. Я снова могла язвить, отвечать на её нападки и, что ещё более значимо, не прибить её. Сказать, что на была ошарашена — ничего не сказать. Её карие глаза расширились от моего «хамского поступка», как она раньше любила называть все наши с Крисси выходки; она нервно кусала губы, думая, что бы мне такого сказать. Как же всё это знакомо, как будто ничего и не прекращалось. Но вот, она нашла нужные слова, но ничего не сказал, только посмотрела куда-то за меня и скромно потупила взор, как будто не хотела кого-то видеть. Я нахмурилась такой разительной перемене и повернулась. С лестницы к нам шёл улыбающийся Анатолий в чёрном костюме. — Добрый день, жена моего друга, — сказал Толя, приобняв меня. — И тебе того же, друг моего мужа, — ответила я, принимая объятия. — Как ты? — Так себе, если честно. Но ничего, справимся, — ответили мне с заметным беспокойством. Но вновь задать вопросы мне не дали — Свят обнял меня и приблизил к себе, легко целуя в макушку. — Ну что, матурым, уже познакомилась с нашей гостьей? — тихо, чтобы слышала только я, спросил муж. — Кларисса — наша гостья? — с плохо скрываемым ужасом переспросила я. — Именно так. У Толи небольшие проблемы, ему нужно их решить, а оставлять свою жену без присмотра он не может. Поэтому, ей придётся пожить у нас некоторое время. Я надеюсь, ты не против? — Свят целовал меня за ухом, заставляя дрожать от прикосновений. Ну и как тут скажешь нет? Да даже если бы этого всего не происходило, я бы согласилась. Не чтобы помочь Клариссе, нет, но Анатолию. — Конечно не против. Пусть живёт столько, сколько понадобиться. — «Но желательно, чтобы понадобилось немного, — продолжила я про себя». — Отлично, — ответил Свят вслух, отчего мне пришлось отстраниться. — К сожалению, нам придётся покинуть вас, дамы. Я вернусь вечером, тогда и поговорим. А пока проводи госпожу Цой в её комнаты — те, что на втором этаже у твоей бывшей комнаты, — и покажи дом. Люблю тебя, — на прощание Свят подарил мне лёгкий поцелуй в щёчку и они с Анатолием ушли. «А ведь он даже ничего ей не сказал, и она тоже сидела, как будто не хотела с ним разговаривать… Поссорились? ладно, это не моё дело. Меня Свят тоже иногда достаёт, у каждого свои заморочки…» — Ну что, Ваше Величество, пошли в комнаты? — позвала её я и, не смотря, идёт она за мной или нет, пошла к лестнице. Спустя пару секунд я услышала за собой ровный стук каблуков.***
Ей комната была большой, не то, что моя, но гардеробной у неё не было, за что я благодарила небеса и Свята. Она, как истинная хозяйка всей комнаты, прошлась по ней ленивым взглядом и таким же шагом прошлась до середины комнаты, где стоял диван и высокий круглый мраморный тол. Она немного приподняла голову, как делала я, когда не хотела, чтобы мои слёзы скатывались по щеке, но это же Кларисса. Скорее всего, сейчас она думает о том же, о чём и я на кухне «дай боже сил пережить эти дни в этой комнате, где даже нет глянцевых журналов». Хотя, насколько я знала, у неё особой любви к глянцевым журналам не было. Наверное, просто потому, что в Академии их запрещали. Но, может, вырвавшись на волю к родителям, она купалась в этих журналах? Ай, какая глупость лезет мне в голову! Кларисса тем временем подошла к белому туалетному столику и эффектным жестом провела подушечками пальцев по украшениям на спинке стула. Это было у неё всегда. Я имею в виду эффектность, эстетика, поистине королевские движения. Этого у неё никто не отнимет, даже если она будет стоять посередине улицы голая, с колтунами на голове и синяками по всему телу. Наоборот, чем хуже ситуация, тем больше она выдержанная, гордая, эффектная. Вот этому у неё правда стоило поучиться. Я вышла из задумчивого состояния, когда Кларисса села на стул и уставилась на себя в зеркало, не моргая, не улыбаясь, как будто готова расплакаться. Я на секунду подумала, может ей нужна помощь? Ну, мало ли, что у неё могло случиться… Но она, кажется, не видела моего смятения, продолжая пялиться в зеркало. — Кларисса, — несмело позвала её я. Ноль эмоций. Тогда я подошла к ней ближе и уже более настойчиво, громче позвала ещё раз: — Кларисса! Она будто очнулась. Резко вдохнула и начала часто моргать. А затем, прикрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнула и посмотрела на меня в зеркало своим обычным взглядом. — С тобой всё в порядке? — спросила я. — Разумеется. Комната не плохая, хотя, конечно, можно было бы и получше найти. Но, как я понимаю, ты здесь права голоса не имеешь, иначе бы не только не проводила меня, но и оставить меня здесь не согласилась бы, — она жеманно повела плечами. Я хотела было отрицать, мол, я разрешила тебе остаться здесь, не потому, что мне муж приказал, а по собственному желанию. Но, кажется, она увидела моё недовольство, и резко ответила: — Неважно, оставь меня одну. Ваш дом Лувром не кажется, посмотреть его можно бесплатно и в любое время, а сейчас я этого делать не хочу. И, будь добра, пусть мне принесут холодную воду с лимоном. Сказав это, она принялась за рассмотрение своего лица, я сказать больше ничего не могла. А если бы сказала, были бы одни маты. Ух, и не верится, что я её жалела! Никогда больше, серьёзно! Я вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, но, увидев проходящую мимо горничную, попросила её принести гостье воды с лимоном. Если бы я не сказала, меня бы потом прибили своим высокомерием. Если бы я знала, что Клариссе в тот момент было много хуже, чем мне…***
Кларисса Я зашла в комнату как ни в чём не бывало. Оглядев гостиную, я поставила у себя в уме галочку за «хороший внешний и внутренний вид дома». А ведь я даже не знала, куда меня везут. Он просто больно схватил меня за руку и посадил в машину, закрыв двери. Я думала, меня вывезут куда-нибудь в лес или просто оставят на дороге, выбросят, как ненужный груз. А он привёз меня в дом к своему другу. Но сколько я навыдумывала у себя в голове за время пути, страшно подумать! Неужели нельзя было сказать сразу! Но нет, я сама виновата… Взгляд расфокусировался, всё расплывалось перед глазами, и я поняла, что ещё чуть-чуть и я расплачусь. Чего-чего, а слабости я себе позволить не могла. Никогда, ни при ком. Тем более, при Соловьёвой или как её там сейчас зовут. Я невысоко подняла голову, глубоко дыша, надеясь, что слёзы закатятся. Спустя пару секунд, я нашла новый ориентир — туалетный столик. Красивый, белоснежный стол, ажурное серебристое зеркало, красивый чёрный стул, обитый чёрной серебристой тканью. Я осторожно провела по спинке стула — каждая бусинка и паетка чувствовалась кожей, приятно цепляясь за неё. Я бегло улыбнулась. Села на стул и сразу посмотрела в зеркало. Глаза почти не красные, в любом случае, за обильным макияжем этого не видно. Прекрасно. Я смотрела в зеркало, но не видела себя. Я видела всё то, что происходило со мной. Как же мне надоело ностальгировать, вспоминать. Хочу забыть всё. Хочу, но… Не могу… Я ждала этого дня всю свою жизнь. Я была лидером КОРАЛЛА, всем девушкам говорила: «Мы никому не нужны кроме себя. Цените это, потому что некоторые мучаются от чрезмерной ответственности, а вам это чуждо. Мы отвечаем только за себя. Мы сильнее всех. И мне никто не нужен!» Какие сильные слова. Мне верили. Да что там, я сама на секунду верила, что всё так, как я сказала! Только вот в душе я всегда ждала этого самого дня. И я всегда верила, что меня заберут. Никто не может от меня отказаться! Идеальные пропорции, шикарные длинные волосы, изумительный вкус, красивое лицо. Я — идеальна! Увы, даже идеальные бывают ненужными. Это я поняла, когда, выходя с небольшим чемоданчиком, в котором вещей было раз-два и обчёлся, я увидела не шикарный автомобиль, а старенький Рено, из которого вышел полноватый мужчина, взявший мои вещи и положивший их в багажник. А я стояла и смотрела на это, не понимая, что всё это значит. И лишь когда он сказал «Вас ждут родители», я вышла из ступора и поспешно села в машину. Меня ждут родители. Это было лучшее, что я когда-либо слышала и до, и после этого. Я была кому-то нужна. И не сопливым вечно ноющим девчонкам, которые ничего в своей жизни достойного не сделали, а людям, которые когда-то меня бросили! Я думала, что выйду из машины, такая красивая, гордая, покажу, что они потеряли. А передо мной будет стоять высокая красивая женщина средних лет с такими же длинными чёрными волосами, как и у меня, чьи карие глаза будут наливаться слезами от сожаления за все те годы, которые мы провели порознь. Я уже чувствовала, как они обнимают меня, и я почувствую их запах. Я попала в академию позже, чем Аделина, но раньше, чем многие другие. Мне было полгода, но я не помнила родителей, ни запаха, ни лица. Я помнила только голос. Голос отца. Серьёзный, даже властный, но иногда смягчающийся и такой бархатный, который хочется слушать вечно. У меня этого «вечно» не вышло. Но, я всегда верила. И всё же, когда мы приехали, и я вышла из машины, я увидела высокий многоквартирный кирпичный дом. Я услышала за спиной голос шофёра: — 140 квартира, — а потом хлопок двери и звук удаляющейся машины. Рядом с бордюром одиноко стоял мой чемоданчик. От досады я снова начала кусать губы. Неловко подхватив чемодан, я подошла к первому подъезду. Потом ко второму. Там я и нашла 140 квартиру. Кажется, она была на 15 этаже, я уже не помню точно. Помню только, что когда зашла в квартиру, то увидела широкую спину, затянутую серым пиджаком; сцепленные за спиной руки. Он повернулся, я испугалась. Безразличный ко всему взгляд блуждал по моему лицу, а потом, скривившийся от неудовольствия рот выплюнул: — Такая же, как мать. Навряд ли это было хорошо. Особенно, если учитывать, что потом он заговорил со мной холодный тоном, тем, который я помнила, но надеялась никогда не услышать что-то в свою сторону: — Мне повезло, что твоя мать не была дурой и родила тебя. Ещё несколько лет назад я бы не поверил, что говорю это. А сейчас… Я разорён! — почти зарычал он в конце. Но затем, он рассмеялся, так неприятно и страшно, как смеются умалишённые люди: — Но у меня есть ты. И я решу все свои проблемы тобой. Несмотря на то, что ты похожа на эту шлюху, твою мать, не признать её и твою красоту было бы глупостью. Особенно сейчас. Особенно мне. Да… Я не понимала таких резких перемен в его поведении. Этих страшных слов о матери, которую я, видимо, не увижу. Но я всё ещё не понимала, для чего ему я. Что он будет делать со мной? — Я расплачусь…ты — лучше денег, да… — взял бутылку коньяка и, запрокинув голову, пил залпом. Я прикрыла глаза. Не хочу всё это видеть. Я Кларисса Соболева. Они недостойны моего взгляда. Моего присутствия. Но, к сожалению, моё успокоение не распространялось на присутствующих в комнате. Меня больно схватили за подбородок, заставляя запрокинуть голову и в испуге открыть глаза. Мужчина, которого я, наверное. должна называть отцом, ненавидящим взглядом смотрел на меня. Он заставил меня открыть рот и влил в меня почти половину коньяка, который не допил он. Я задохнулась. Меня отпустили, я упала на пол, пытаясь откашляться. Когда я успокоилась, отца не было. Передо мной стоял один из его охранников с сжатыми плотно губами. Я смотрела на него не отрываясь, пытаясь понять, добрый он или… — Можно я уйду? — шёпотом спросила я, понимая, что меня не отпустят, но… Я никогда не теряла веру в свое жизни и сейчас осталась верна себе. Охранник лишь покачал головой, а потом, будто, прислушиваясь к чему-то, чуть откинулся назад. Когда я попыталась подняться на локтях, зашёл отец. Он держал в руках красное платье, которое мне следовало надеть. Но…но сначала была проверка. Это были минуты позора. И кто меня опозорил? Отец. Он стоял и наблюдал, как меня раздевал этот охранник, а ничего не могла поделать. если бы я поднялась, меня бы стошнило, если бы я попыталась что-то сказать, из меня бы вырвался хрип. Я была абсолютно беззащитна. Когда меня раздели, я зажмурилась. Я думала, что они могут меня опозорить, заставить разочароваться, ненавидеть, но не плакать, о нет! Из моего горла не вырвется ни один крик, что бы они не делали. Но я услышала только отцовское «сойдёт», а потом на меня вылили холодную воду и дали мне 5 минут на то, чтобы переодеться. Я встала, но голова кружилась ужасно. Я кое-как надела трусы, но лифчик застегнуть не смогла. Тогда я доползла до платья и надела его. Оно было ужасно коротким, облегающим каждый миллиметр, но, хотя бы с закрытым горлом и спиной. Я не видела себя, но была уверена, что хуже меня сейчас выглядит разве что труп. «Смотря какой, — пошутила я про себя». В таком виде меня повезли к будущему мужу. Узнала я о том, что меня продают человеку, который купил у отца его компанию, разорив его тем самым, уже по приезду в его квартиру. Меня сзади подталкивал охранник, раздевавший меня несколькими минутами раньше; впереди шёл отец, который наблюдал и отдавал приказы. А я чувствовала себя так, как будто меня сейчас вырвет. Хотя, так и было. Я никогда не пила в своей жизни, а тут в меня влили около литра коньяка, да ещё и на голодный желудок. Я жмурилась от большого количество света, которое появилось, зайди мы в квартиру. Всё было белоснежное, дорогое — я видела. И мне было плевать. Вскоре к нашей кампании подошло несколько человек, среди которых был новоиспечённый женишок. Я ненавидела его уже тогда. За что? Не знаю. Наверное за то, что он разорил отца и теперь я переживаю всё это. Если бы он не купил компанию отца, меня бы не пришлось отдавать этому… Да. Кто же знал, что отец всегда был козлом, который издевался над рабочими, обрюхатил половину сотрудниц. И что, если бы не разорение, он бы и не вспомнил о том, что у него есть взрослая дочь, которую можно перепродать и получить кругленькую сумму. Но ведь я этого не знала! И винила во всех своих бедах мужчину азиатской внешности с татуировками на руках, который ни разу не улыбнулся за время разговора. Я не вслушивалась в разговор, хотя, услышанное, определённо, помогло бы мне потом. Но когда меня подтолкнули сзади и я, заплетаясь ногами, вышла вперёд, поняла, что все остальные уходят. Я оглянулась и поняла, что осталась наедине с неизвестным мужчиной, который, скрестив руки на груди, напряжённо наблюдал за мной. И когда я хотела поздороваться или сказать что-то, меня просто вырвало. Я упала на четвереньки и пыталась перестать. Мне было так стыдно. Мне было так… Я очнулась на следующий день в неизвестной мне комнате, с жутко болящей головой и ужасным дыханием. В зеркале увидела то, что не видела в зеркале никогда: чёрные овалы под глазами, сухие побелевшие губы, красные глаза, ужасные волосы, напоминающие сожжённую солому, синяки на руках, ногах. Я вспомнила, что меня очень сильно удерживали, когда раздевали, потому как я находила в себе силы извиваться. С тех пор я не могу смотреть в глаза мужу. Когда нас поженили? Когда он зашёл в спальню и, тяжёлым взглядом пройдясь по мне, кивнул в сторону выхода. Я поставила подпись, где требовалось и закрылась в комнате. Ничего не ела, только пила воду, не выходила из комнаты — в ней был туалет. Потом я тяжело заболела. У меня были настоящие галлюцинации, где мне казалось, что отец бьёт меня, издевается. Я громко кричала, плакала и успокаивалась, только когда муж крепко обнимал меня. Но этого я не помнила. Я думала, мне помогали уколы, без которых, конечно же, не обошлось. О помощи мужа я узнала из видео камер, которые мне любезно предложили посмотреть ежедневно приходящие уборщицы. Я хотела поблагодарить его, поговорить, объясниться, но на каждый мой взгляд встречала безразличие и понимала, что я сама виновата. Моё поведение, безусловно, сыграло свою роль, но…что мне ещё оставалось? Доигрывать. В один прекрасный день я подслушала, что у мужа проблемы, и вызваны они были моим отцом. Уж не знаю, как его запугали или что сделали, но действия его были неоспоримы. Я думала, что от меня решат избавиться. Я балласт, от которого все избавляются или пользуются в своих целях. Все в моей жизни были такими. А ОН не был. От этого мне становится ещё противнее. Какая же я дура. Анатолий слишком правильный, благородный. Он не бросит меня. Не сейчас. Тем более сейчас. Он не любит меня, возможно, презирает, но не оставит. Теперь я в этом уверена. Я сидела перед зеркалом и вновь видела не своё отражение сейчас, а то, что я видела тем утром. Если бы не Аделина, боюсь, мне бы снова пришлось сидеть в прострации и сожалению к самой себе. Но я не могу показывать, что я уже другая. Мне нужно доиграть. Я правильная девочка. А правильные девочки правила не нарушают. Тем более, правила игры. Аделина Вечер тянулся долго. Кларисса не выявила желания присоединиться к нам во время ужина, поэтому она ужинала в одиночестве в своей комнате. Был порыв пойти к ней, узнать, как она, но он быстро улетучился, когда я вспомнила её насмешку по отношению к себе. Нет, она никогда не измениться. Всегда останется высокомерной, заносчивой… — Ты знаешь Клариссу? — спросил меня Свят. Анатолий перестал есть и взглянул на меня, ожидая ответа. — Ну да. Мы с Крисси и Клариссой были в одном классе. В Академии, — пояснила я. — И какая она? — глухо спросил Толя. Было не по себе, я впервые видела его таким. — Какая? Ну… Вздорная, иногда грубая, цену себе знает. Правильная очень. Я имею в виду всегда всё делала правильно, точно. Её даже не наказывали никогда. Одним словом, она идеальна, если бы не характер. — Да? Не заметил… — ответил Толя. Затем встал и, промокнув губы салфеткой, попрощался с нами: — Пожалуй, мне пора. Я итак взвалил на вас Клариссу, вам в доме хватит и одного Цоя. Приятных снов. — Я провожу, — высказался Свят и тоже встал из-за стола. А я продолжила кушать. Муж вернулся через несколько минут с грустным выражением лица. Меня это удивило, ведь пару минут назад всё было нормально. — Всё в порядке? — я положила свою руку поверх его. — Да, просто… Жаль Толю. Проблемы все эти из-за жены, с которой они не общаются. Она, говорит, в таком виде была, когда её привезли к нему, да и потом тоже. Взбалмошная, высокомерная, ему такое не нравится. Да уж, это про Клариссу. Никогда бы не подумала, что она может выглядеть как-то не презентабельно. Она ведь всегда была такая…до чёртиков правильная. Удивительно, что делает с нами свобода…