Я улыбаться перестала, Морозный ветер губы студит, Одной надеждой меньше стало, Одною песней больше будет. И эту песню я невольно Отдам на смех и поруганье, Затем, что нестерпимо больно Душе любовное молчанье. — Анна Ахматова «Я улыбаться перестала».
Крисси Ярый противник моего сна в этот раз прозвонил вовремя. Я нащупала его на стуле рядом с кроватью, потянулась за ним, пытаясь перетащить к себе, но он упал, так и не дойдя до пункта назначения. Мелодия продолжала звучать, я шумно вздохнула и укрылась с головой. Глаза были открыты, я проснулась, в том смысле, что мой мозг уже принимал информацию и правильно её интерпретировал. Я уже осознала, что до сих пор лежу в кровати, хотя мне уже давно пора вставать и чапать в душ, потому что до кафе, где я устроилась уборщицей, идти минут 40, а ехать — дорого. Когда я наливала себе кофе, я осознала, что всё ещё живу в гостинице. Прошла неделя, я искала небольшие квартирки, которые можно снять, не купить — какой там! Но у всех были какие-то заоблачные цены. Моя зарплата, выданная мне за работу горничной скоро исчерпает себя, и где мне жить тогда? Но каждая хозяйка или хозяин, спрашивая, на какую сумму я примерно рассчитываю, после моего ответа смотрели на меня так, как будто я прошу принеси мне в дар радужного единорога, не меньше. Я просила снизить цену все до 15 тысяч. Моя нынешняя зарплата — 10. Где я собиралась брать остальные 5 тысяч, я не знала, но, как оказалось, найти того, кто мог бы дать мне свою квартиру всего за 15 тысяч оказалось ещё труднее. А когда я надела привычные джинсы и майку, обула кеды и вышла из номера, я поняла, что совсем не думаю о Нём. Ну, знаете, как не думаю… Примерно так же, как девочки, которых впервые бросил мальчик. Вроде бы ходят такие гордые, самостоятельные, а как увидят, что кто-то ест его любимое шоколадное мороженое, так прямо слёзы наворачиваются. На мои глаза, слава богу, никто не наворачивается, но обидно тоже бывает. Обидно, потому что я надеялась, что всё это — глупое стечение обстоятельств. Потому что Никита не трус и не сволочь, который мог бы переспать и просто так всё оставить. А если бы он перестал чувствовать ко мне то, что я чувствовала к нему, он бы сказал, я думала. Но…вот уже неделя прошла, а от него ни слуха ни духа. Не звонил, не писал, не появлялся. Я была…оскорблена? Да, мне было горько узнать, что всё, что сказала его мать — правда. Потому что я верила в него до последнего, а он… А он оказался тем, кем я его себе представляла до нашего знакомства. Эгоистичным, бабником, где честностью и не пахнет. И ещё одно, то обидное, что я поняла, когда открывала заднюю дверь кафе, что я позволила себе подумать, что я не права. Я изменила себе не в библиотеке, а тогда, в первое знакомство, когда с таким трепетом смотрела в глаза цвета любимой карамели. Я зашла в подсобку, переоделась в форму, взяла все принадлежности. До первых вступительных экзаменов недалеко, послезавтра уже русский. Я готовлюсь ночами, поэтому плохо встаю с утра. Хотя, мне кажется, если бы я не готовилась, по утрам я вставала бы ещё хуже. У меня простой график — в 7:00 открывается кафе. Я прихожу в 6:00 и сразу же начинаю с залов, их всего три: один, тот, что посередине, самый большой. Там находится больше всего жвачек. Следом идёт малый зал — для курильщиков, сами понимаете, чего там предостаточно. Ну, а на самой улице, если можно его назвать залом, стоят зонтики, которые защищают от солнца или дождя. Огромного труда мне составляет постоянно вытаскивать их, промывать, сушить, расставлять по местам, а после тяжёлого дня вновь промывать их от упавших листьев или дождевой воды и затаскивать обратно в каморку. Но есть и плюсы. За то, что я иногда подменяю официантов — то ли кто-то заболел, то ли просто не могут вовремя прийти на работу (второе бывает чаще), — не обещали повысить зарплату на целую тысячу. Довольно-таки много, учитывая, что теперь мне осталось набрать всего 4 тысячи, чтобы я смогла заплатить за квартиру, которую ещё не нашла. Я привыкла работать быстро и собранно: сначала мою полы, затем расстилаю скатерти, которые вечером были мною повешены, потом протираю стулья и люстры, барную стойку; вытаскиваю бокалы, тарелки и столовые приборы из посудомоечной машины, доставляю на кухню. Мою всё там, к слову сказать, повара мне помогают. Они приходят практически вместе со мной и тут же начинают вытирать своё рабочее место. Мне остаётся только помыть кафель и всё. Вообще, это кафе, носящее прекрасное название «Морская волна», существует относительно недолго, всего несколько месяцев, но зато, благодаря своему удобному местонахождению, уже собрала собственных постоянных клиентов, поэтому работы мало здесь не бывает. И хотя я работаю здесь всего 4-й день, у меня уже вошёл в привычку мой новый распорядок дня, мои обязанности и даже некоторые люди, которые мне помогают. Я как раз убиралась на кухне, когда прозвучала пожарная сигнализация. Официанты понеслись эвакуировать людей, повара, как и уборщики вышли через запасной выход. Все были очень взволнованы, разумеется, произошёл пожар и, что самое главное, никто не знает, где он произошёл! Я отошла подальше, чтобы увидеть приближающуюся машину пожарных. Я думала, хуже не будет, но вот оно! Я, возможно, эгоистка в данный момент, но, если кафе закроют, где мне работать? Ведь я тоже не сразу нашла это место, я заходила в разные придорожные кафе, рестораны, столовые и другие места, но никто не брал меня, разве что тут мне так свезло. А что теперь? Я судорожно вздохнула и прикусила губу. До чёртиков обидно, что всё это выпадает именно мне! Через полчаса сказали, что возгорание произошло в зоне для курящих — кто бы сомневался, — загорелась штора, а там уже и все остальное. Нам обещали заплатить в счет морального ущерба (спасибо и на этом), а потом нас всех отправили домой. Я шла с опущенной головой, смотря на неровный тротуар, остервенело перебирая возможные варианты работы. Я не заметила, как дошла до отеля. Только когда поднялась на свой этаж, поняла, что дверь открыта. Что за чёрт? Меня не могут выселить! У меня ещё около трёх дней, нихрена себе у них тут сервис! Я почувствовала, как во мне всё это накопляется, все те проблемы, которые я испытала из-за ухода от Никиты, из-за нехватки денег и вот теперь. Я так хотела поскандалить! Отругать кого-нибудь, а здесь такой шанс! Но… Я закрыла глаза и мысленно досчитала до десяти. Всё. Я просто глыба льда. Меня никто не выведет из себя, не этому ли меня учили почти 18 лет? Я положила ладонь на ручку двери, тихо открыла её и прошла в комнату. Если там кто-нибудь, включая горничных, вежливо попрошу их свалить из моей пока ещё комнаты. Главное — спокойствие. Я прошла в зал и открыла рот, чтобы начать свою тираду, но тут же захлопнула его, когда увидела сидящего на кресле Никиту, немного растрёпанного, как будто он спал и только-только встал. Он выглядел уставшим, даже грустным, что ли. — Что ты здесь делаешь? Как нашёл меня? — вопросы посыпались с моей стороны, хотя я каждый раз мысленно давала себе подзатыльник за то, что вообще открыла рот. Как будто меня это волнует! Он не интересовался мною неделю! Развлекался с Мариной, а теперь вот, снова я нужна? Интересно, он вновь хочет, чтобы мы с ним сходили на званый ужин или сразу предложит заняться сексом, чтобы время не тратить на лишние ухаживания? — Вопрос, что здесь делаешь ТЫ, — он встал, поправляя пиджак, застёгивая на все пуговицы. — Ты говорила, что поедешь к подруге на несколько дней. Я звоню тебе — ты недоступна; я звоню Аделине — она не берёт; звоню Святу — он тебя не видел, заезжаю к ним, узнаю, что я — подлец и сволочь, ты ездила домой, потом уехала сюда. Причины мне не ясны, повод — тоже. Он подошёл близко, слишком близко и слишком быстро. Взял мою правую руку и, не найдя на пальце обручального кольца, неопределённо усмехнулся, а потом я выдернула свою руку из его и спрятала их за спиной. Зачем? Не знаю, просто уж больно не по себе стало мне от его усмешек. Простое человеческое желание защитить себя. — Где твоё кольцо? — его хриплый голос проникал в каждую мою клеточку, как раньше. Как тогда, когда он меня добивался, сам того не понимая, а я его отвергала, не понимая, что хочу. — Я. Задал. Вопрос. — А что, если я на него не отвечу? — храбрость проснулась во мне как-то поздно. Я вскинула голову и посмотрела ему в глаза. От былой усталости и безразличия, которое я видела перед отъездом к Аделине, больше не осталось и следа. Ну конечно, любимая игрушка решила показать характер, теперь уже не до равнодушия. — Ты как будто забыла, что я могу добиваться информации и другими способами, — он наступал, я отходила. Храбрость улетучилась, когда я оперлась спиной о стену, понимая, что отступать мне некуда, а он навис надо мною, оперевшись одной рукой о стену, отрезая мне выход к двери. — Я не забыла, — ответила я. — Как я могла, ты начал угрожать этим в первую же нашу встречу. — Ты была немного строптивой, не находишь? — ехидно заметил он. — Неужели? Так значит, мне нужно быть строптивой всегда, чтобы ты не терял интерес? Ты без этого не можешь, не так ли? Тебе нужны дешёвые спектакли, игры, чтобы тебе было интереснее завоёвывать? Неужели Марина делает это для тебя? Он задумчиво покачал головой. — О чём ты? И где, чёрт возьми, твоё кольцо? — сказано это было спокойно, как будто мы беседовали о погоде, а не о том, что он чёртов сукин сын. — Кольцо я оставила на пороге твоего дома, как и все то, что чувствовала к тебе. Я просто не понимаю, почему ты… — я покачала головой и уставилась на дверь, понимая, что всё то, что я отправила в тартарары своей души, чувства к этому придурку возвращаются снова. Потому что я чувствую тонкий аромат его геля для душа. Потому что его рука и он сам находятся от меня на расстоянии нескольких чёртовых сантиметров. Да что же это такое?! Он взял меня за подбородок, заставил обратить лицо на себя. Он смотрел в глаза, ожидая там увидеть все ответы на незаданные вопросы. Я почувствовала, что сейчас просто расплачусь. Не плачь, не плачь, не плачь!!! — Чёрт! — в сердцах сказала я, освобождаясь от кольца рук мужчины и украдкой вытирая всё-таки проступившие слёзы. — Кристина, — угрожающе начал Никита, но я понимала, что он совершенно растерян и не знает, что со мной творится. Да я и сама не знаю… — Отстань! Уйди! Не трогай меня! — я чувствовала, как на меня накатывает истерика, я отходила от бывшего жениха, шатаясь, еле держась на ногах. — Да постой ты! — он обнял меня за талию сзади, я бестолку трепыхалась в его руках, но он закинул меня на плечо и понёс в спальню. Он уложил меня на постель, удерживая мои руки — это было не больно. Я барахталась в его руках, покрывала его матом, орала на него, ругалась, одним словом. И о каком хладнокровии в его присутствии могла идти речь? Долго это не продолжилось. Через минуту-две я успокоилась, закрыла глаза. Я засыпала под тихий шёпот любимого человека, чувствовала до последнего, как его шершавые пальцы проводят дорожку от виска до подбородка и обратно. Удивительно, но это был один из лучших моментов в моей жизни. Я проснулась, когда за окном было уже темно. В комнате царил полумрак, разве что свет торшера разливался по всей комнате мягким тёплым цветом. Я попыталась встать, но рука, обнимающая меня, напряглась, а голос у моей головы протянул «ш-ш». Я повернула голову налево, где лежал Никита, и встретилась с ним взглядом. Сейчас его глаза напоминали мне о том, как сильно я его люблю. В них я видела сейчас такое спокойствие, умиротворение, ласку. Но как же я могу так просто отдаться чувствам, зная, что он сделал? Мне стоит начать разговор, иначе я уже никогда об этом не заговорю. Иначе соглашусь быть его, любить его вечно, даже если он не предложит снова, я всё равно навсегда отдам ему свой сердце. — Никита, почему ты переспал с Мариной? — вопрос был задан шёпотом, но в бывшей тишине он показался криком моей души. — Я с ней не спал. Я не касался её. Я не думал о ней. Всё ты. Ты в моих мыслях с первого дня. Даже когда я согласился на твой отъезд, даже к подруге я был взбешён, что все проблемы навалились на нас с тобой именно сейчас, и я не могу быть с тобой в твой день. Я ведь даже планировал, как мы его проведём. Почти сразу же, как узнал, когда у тебя день рождения, — я закусила губу, чтобы губы не расползлись в идиотской улыбке, но глаза спрятать невозможно. Я почти уверена, что они сверкают счастьем. — Перестань, — я закрыла глаза, призывая себя прийти в себя. А что ты тогда видела там, в своём телефоне? А где он был тогда, когда ты приехала в дом? А что там делала Марина? Где ответы на все эти вопросы? — Я ведь видела фотографию. Твоя мать решила, что лучше мне лицезреть факт нелюбви ко мне на лицо. Там лежал ты и Марина, вы обнялись и… Слишком уж это достоверно, чтобы быть неправдой. — Я уже сказал, что не касался её. Когда это было? — Через день после моего отъезда. — Через день после твоего отъезда, ночью у меня был рейс в Монте-Карло. У меня разболелась голова на три часа до вылета, мама посоветовала мне выпить чаю и отдохнуть. Я так и сделал, а когда проснулся, сходил в душ, переоделся и уехал. Было около 2-х часов ночи. С того дня я был там, работал. Не было времени даже позвонить, но я писал тебе пару смс-ок, когда был свободен. Ты не отвечала, я подумал, что ты не увидела или… Или обижена. Решил купить дорогущее колье, думая искупить свою вину, я вёл себя как настоящая сволочь, когда разговаривал с тобой. Приехал с аэропорта, как уже говорил, сразу позвонил тебе, потом Аделине, потом Святу, поехал к ним, а потом узнал у твоей подруги, где ты живёшь — но информация далась мне дорого — приехал сюда. — Если это правда, Господи, как же я хочу в это верить, то что это была за фотография? Неужели всё подстроено? — Я не знаю, но если ты ушла из-за выдуманной измены, то возвращайся. Потому что я без тебя не могу. И ты не имеешь права отказываться от меня. — Но… Я ведь не сошла с ума! Да и твоя мать, она выразилась ясно и чётко, когда провожала меня, что Марина теперь с тобой, что ты сам хотел сказать мне о нашем разрыве, а она тебе помогла. Она даже не дала мне с тобой поговорить! — Я села на кровать, он тоже поднялся. — Моя мать не могла всё это сделать, Кристина. Она не опустится до того, что будет подстраивать что-то, строить козни, плести интриги и против кого? Против собственного сына? — я видела, что он не верил. Я бы тоже не поверила. Собственная мать и такая стерва. Мы встали и находились по разные стороны от кровати, но я чувствовала, что между нами стояло нечто большее и опасное, чем просто спальное место. — Она не видит меня рядом с тобой. Она грозилась разрушить твою компанию, когда мы пошли в театр! Она шантажировала меня, говоря, что уничтожит её, если я не оставлю тебе кольцо, предлагала мне деньги, хорошую жизнь, если я уйду! — сердце отчаянно стучало, крича «Ты теряешь его!», но я не могла не говорить правду. Он должен знать, что за женщину называет своей матерью. — Ну, а ты согласилась и поэтому сейчас ты здесь, — усмехнулся он. — Знаешь, Кристина, когда мама сказала, что ты набиваешь себе цену, обижаясь или говоря, что она настроена враждебно к тебе, я сказал: «Это ложь». А теперь, оказывается… Мало того, что ты присвоила себе деньги, продала меня, теперь ты требуешь, чтобы я разобрался с матерью и чтобы чувствовал себя виноватым, когда ты обвиняешь меня в какой-то вымышленной измене! Где все эти фотографии, о которых ты говоришь? Где они? На моём телефоне тоже ничего нет, ни-че-го! И, к твоему сведению, моя собственная компания от её не зависит. — А ты хотел, чтобы я сохранил фотографию, где мой любимый человек спит с другой девушкой, серьёзно?! И вообще, откуда я знала, что ты независим? Я лишь хотела, чтобы ты не пострадал из-за меня, но и жить без тебя я не могла! — Хватит! — он прервал меня, когда я уже готова была закричать от бессилия. Всё, что я так ждала и хотела, что создавала с таким трудом, сейчас разрушалось на моих глазах. И разрушали его мы сами. — Я верил, что у нас всё получится, Кристина. Я. Верил. Но, видимо, мать права. Нам с тобой не по пути, — он развернулся и направился к двери. — Никита, не оставляй меня, — я осела на пол и обняла себя, чувствую, что меня знобит. — Я умоляю тебя. — Я хочу остаться. Но не могу быть с той, кто себя ставит выше наших отношений. И он ушёл. Оставив меня, почти лежащую на полу, бездумно повторяющую «не уходи», дожидаться врача, который соберёт по кусочкам моё разбитое сердце.***
Прошёл месяц.
Удивительно, но я нашла работу. Это был какой-то небольшой, но надёжный банк, где был очень презентабельный директор. Он взял меня к себе секретаршей, хотя опыта у меня не было, но, видимо, мои рекомендации из Академии, где были такие предметы, как экономика, банковские расчёты, бухгалтерия, сделали своё дело. Теперь я была офисным клерком, который возится с документацией, проводит клиентов к кабинету, отвечает на звонки и делаю кофе. Куда же без него. Экзамены я благополучно сдала и вот уже считаюсь зачисленной на первый курс юридического факультета МГУ. Нашла квартиру, которую удалось снимать на протяжении месяца, но вчера я уже перевезла вещи в общежитие и отдала ключ хозяйке квартиры, так что… Жизнь, определённо, налаживается. О мужчине, имя которого начинается на «Н», а заканчивается на «Икита», я предпочитала не думать вовсе. Вообще думала закрыть себя от отношений, благоразумно отдавшись учёбе. По-моему, это самое верное, что я могла сделать. Возвращаясь в общагу, где мне досталась комната с двумя соседками, одна из которых — интроверт, а второй никогда не бывает дома, потому что она почти живёт в мужской части, я столкнулась к компанией парней, которые, видимо, весло проводили время за распиванием спиртных напитков. Я предпочла смотреть в пол и ускорить шаг, но один из них присвистнул и окликнул меня. «Не оглядывайся, ускорь шаг» — словно мантру повторяла я. — Девушка глухая? — вновь спросили меня, уже ближе. Вот чёрт. А затем меня больно схватили за запястье, развернули к себе. — А что вы за извращенцы такие, если вам нравится подкатывать к глухим? Или вы мазохисты или придурки. Лично я склоняюсь ко второму варианту, — едко ответила я, решив бороться с ними их же оружием. И поплатилась за это. — Смотри-ка, а девчонка-то с язычком, — сказал второй. Они окружали меня. — А ты ещё и двоечник, — с сожалением вздохнула я. — Это почему? — не понял он. — Потому что я, с биологической точки зрения, отношусь к царству животные, как и все вы. А им, как правило, присущ такой мышечный орган как язык. И если для тебя встретить девушку с языком — невероятное происшествие, то мне тебя искренне жаль. — Да она издевается над нами! — пробасил третий парень, больше похожий на колобок. — Да ты что, над тобой и так жизнь поиздевалась, — я выразительно осмотрела его, — если начну я — ты просто не переживёшь. — Заткнись, — мне дали пощёчину. Сдержать громкого «ох» я не смогла, просто не ожидала нападения, а стоило бы. В моей голове не осталось никаких мыслей, чтобы ответить или передумать что-то что помогло бы мне избежать «наказания» на мои слова. — Сейчас я быстренько сделаю тебя послушной, — он усмехнулся и полез ко мне. Я отпихнула его, но сзади меня схватил другой парень, он свернул мне руки и удерживал, пока их главарь — так я окрестила его — засовывал свой язык в мой рот. Настолько противно мне не было никогда. На глаза выступили слёзы, когда я почувствовала, как его руки расстёгивают ширинку моих штанов. Я была готова орать, молиться, звать на помощь, но не тогда, когда долбанный слюнявый язык пытается дотянуться до моей души через рот. Но тут язык перестал шевелиться, рука больше не лезла в трусы, а сам он упал через считанные секунды. Я открыла глаза и увидела Влада с разбитым кончиком бутылки. Сзади меня больше никто не держал, я представила, в каком виде стою и поспешила отвернуться, чтобы застегнуть штаны и поправить кофточку, которую упорно пытались стянуть или порвать. — Крисси? — обеспокоенный голос парня донёсся сзади, мне пришлось обернуться, чтобы сказать, что всё в порядке. — Спасибо тебе. Если бы не ты… — Эти уроды ничего тебе больше не сделают. Завтра я скажу декану, их выгонят, они всё равно учились на бюджете. — Такие и на бюджете? — удивилась я. — Представь себе, — хмыкнул он. Он приобнял меня за плечи, помогая мне не упасть, потому что, если честно, упасть хотелось очень сильно. — Я провожу тебя до твоей комнаты, могу даже чай сделать, он у меня отменно получается, — гордо произнёс парень. — Чай? — насмешливо переспросила я. — Ну, вообще-то, это единственное, что я «отменно» готовлю, — смущённо ответил он. Его покрасневшее лицо заставило меня не только улыбнуться, но и рассмеяться. Спустя несколько минут, мы уже сидели в моей комнате. Я постаралась усесться поудобнее, он заботливо укрыл меня пледом и пошёл за чаем. В то время, пока его не было я откровенно потешалась над собой за то, что так глупо повела себя с теми парнями, что не придумала ничего лучшего, чем, блин, просто препираться и язвить. А если бы Влада там попросту не оказалось? Какая, однако, ирония, не спать с тем, кого любишь, но быть изнасилованной группой пьяных парней. Перспективка так себе. Влад пришёл в полном «обмундировании». Он держал в одной руке чайник с кипятком, в другой — две чашки, зубами он ухватился за ниточки от пакетиков чая, на голове — пачка сахара в кубиках. Как он спускался с четвёртого этажа на второй — одному ему известно. Я поспешила было стать, но он, разжав зубы, чтобы пакетики упали на стол, сказал: «Я сам». Я повозмущалась, но, на самом деле, мне чертовски понравилось его «Я сам». Мне не хотелось не то, что помогать, даже вставать. Да и самостоятельность Влада говорила лишь о его достоинствах. Чай действительно был вкусный. Да, он был в пакетиках, да, мы сидели в не очень уютной комнате общаги, где с верхнего этажа доносились смех и шум гитары, но ещё никогда мне не было так уютно и спокойно, как сейчас с ним. Я даже не заметила, как эти мысли прокрались ко мне в голову. Они бесшумно, будто на цыпочках подошли ко мне и шепнули: «Не успела разойтись с одним, бросаешься на другого», но я возмутилась. «Не могу я забыть, оттого и пытаюсь найти утешение в другом», — подумала я и тут же отдёрнула себя. Какая последняя идиотка так поступает? Когда ты стала такой, Крисси? Не нужно давать ему повод. Так никто и не даёт. Ты просто мирно засыпаешь на его плече… Что? Вот ведь чёрт…***
Месяц спустя
Учёба началась, когда её никто не ждал. Думаю, так у всех: будь ты школьником или студентом. Учёба желанна лишь когда рядом есть близкие люди — друзья, любимые люди, родители в конце концов. Стоит ли ещё раз говорить, что у меня никого из вышеперечисленных нет? Делю практически не выпускают из дома, считая, что её может что-то или кто-то грозить, но о подробностях мне не говорят. Это как вообще? А всё Свят, муж-скала, блин. На первый день, когда мы знакомились с профессорами и деканатом, она не явилась. Было немного странно говорить о ней без неё её декану. Это была женщина, выглядевшая, по-моему, всегда безупречно, хотя, признаем, в её возрасте это было немного трудно. Мой декан мне понравился. В том смысле, что это был грузный мужичок, который всегда терял свои очки, но всегда мог найти то, что просил ты. Например, смысл в каком-то задании или шпаргалку, которой у тебя не было. Учиться мне нравилось, если бы меня так не гложило моё одиночество. Все разбились то по парам, то по группам, с Владом мы почти не общались, с того раза, как на утро (после моего позорного сна на его плече) он принёс мне цветы, со смущённой улыбкой на лице сказав, что я ему нравлюсь. Я была не удивлена, но всё же разочарована. Ведь я так надеялась, что мне не придётся говорить «Прости, у нас ничего не получится», а всё-таки, мне пришлось. Подруг я себе заводить не собиралась. Не то, что бы я интроверт. Скорее, было бы нечестно забыть Делю и променять её на кого-то другого, пока она в так называемой изоляции. А потом что? Когда Делю отпустят, что, забыть новую подругу и гулять и общаться со старой, как в прежние времена? Фу. Как по мне, так это мерзко. Поэтому, я особнячком держалась на лекциях и вообще. Мне нравились занятия по истории. Их вёл прекрасный, по моему мнению, преподаватель. Особенно, если брать его в сравнении с нашей мадам в Академии. Здешний мужчина был не пожилого возраста, что удивительно, а лет 40-45, и звали его Артём Аркадьевич. Студентки старших курсов смотрели на него с умиляющим восторгом, студентки младших курсов смотрели на него с удивляющим обожанием. Выглядел он, мягко говоря, прекрасно, и чем-то напоминал Никиту. Я имею в виду, он всегда был в красивых костюмах, меняя постоянно то галстук, то бабочку, то расцветку пиджака и рубашки, то ещё что-нибудь. Остальные профессора меняли свой костюм раз в неделю, если повезёт. Но мне в нём больше всего нравилась его живость. Он с таким интересно и с упоением рассказывал очередной период в истории нашего человечества, что даже те, кто историю не любил или не понимал, становились чуть ли не лучшими в этой области. Ну, а те, кто любили и всегда слушали и записывали его лекции, куда входила и я, всегда получали его одобрение и мягкую улыбку. Всё шло своим чередом: я ходила на лекции и практикумы, писала рефераты, не высыпалась, недоедала и страдала от того, что мои сны о том, что Никита придёт сюда, ко мне, и вновь у нас всё будет хорошо, навсегда останутся лишь сном. Ну или, по крайней мере, остаются ими пока. Но однажды моя уверенность в этом пошатнулась. Это случилось в Середине сентября, когда я, уставшая, пришедшая после 4-й лекции и мечтающая лишь о том, чтобы моя голова коснулась мягкой подушечки, увидела в своей комнате Стерву Владимировну. Тьфу ты, Юлию Владимировну. Я так ошалела, что забыла про все свои долбанные приличия, которые мне вдалбливали все эти годы. — Чего надо? — Я прикрыла глаза и мысленно дала себе подзатыльник. Как можно быть такой грубой с женщиной, из-за которой я лишилась дома, семьи, любимого? Но, Юлия Владимировна, кажется, ничего другого и не ожидала, так как только усмехнулась. — Простите, я была не готова к тому, что застану вас здесь. — Не надо условностей, милая. Надо признать, это у вас с моим сыном общая черта. Он тоже пренебрегает этикетом и правилами, хотя знает всё от корки до корки. — Ваш сын просто понимает, что глупо выдавать себя за того, кем ты не являешься, прикрываясь сводом правил и этикетом. Ни одно платье и ни один книксен не сделают из, к примеру, Мариночки благородную леди, когда у неё в голове вовсе не это. — Вы снова хамите, — холодно произнесла она. — Я ещё не начинала, — мило улыбнувшись, ответила я. Мы стояли и смотрели друг на друга, думая, кто из нас выиграет этот раунд. Победила она. Мне было слишком интересно, зачем она пришла. — Присаживайтесь, что стоите-то? — сказала поправляя одеяло на своей кровати. — Не волнуйтесь, клопов нет, мы их вчера травили. — Охотно верю, — высокомерно произнесла она, но не села. — Я здесь не задержусь, так что этого не потребуется. — Неужели? И что же вам надо? Вам мало того, что я уехала из дома Никиты, вам теперь нужно, чтобы я вообще из страны исчезла? — скрестив руки на груди, спросила я. — Юная леди! Я, конечно, не идеальная свекровь, но и вы не ангел, — ответила мне она, насупившись. — Да вы и мать не особо хорошая, — ляпнула я, за что заслужила очередной холодный взгляд. — Извините, вырвалось. — Я привыкла к вашим выходкам, можете уже не извиняться. И всё же, доля правды в этом есть. Я хочу сказать, что… — она судорожно вздохнула, а потом, посмотрела на кровать и всё же ела на неё. На самый краешек, вообще-то, но села же! — Никите без вас плохо. Что. Только что. Сказала. Эта. Женщина. Что? Мой язвительный тон перешёл на шёпот, мои шутки иссякли, а перед глазами всплыл образ Никиты. Усталый, растрёпанный, но он приехал ко мне, бросив всё и всех. Почему нельзя было послать всё к чёрту и вернуться с ним? Ну почему? Если бы мне дали шанс, я бы тогда закрыла свой рот и просто ушла с ним. Я думала, он разлюбил меня или что он пытается, искренне пытается это сделать. Я думала он развлекался в баре с девчонками в перерывах от работы, заходил в иностранные клубы, а утром с похмельем и ароматом не моих духов на рубашке возвращался домой. А он оказывается страдает. Из-за меня. Господи. — Никите плохо? — слово глупая девочка переспросил я. — Много хуже, чем просто «плохо», — нехотя призналась она. — Он почти не спит, мало ест, всё время в работе, а когда приезжает домой, опустошает бар и сидит в библиотеке на полу перед камином и смотрит на вашу фотографию. — Фотографию? — тупо переспросила я, живописно представляя эту картину. Пьяный Никита с лёгкой щетиной сидит на том месте, где мы впервые… Почему именно там? Потому что тогда всё началось. Определённо. — Да. Со свадьбы его друга, Святослава. Вас кто-то сфотографировал, когда Никита дарил вам цветок из букета. Она дорога ему. — Свадьба? — Фотография, — ответили мне, будто поясняя очевидные вещи. Хотя, думаю, тут она была права, это я не соображала. — Но…он сам не захотел, чтобы я…чтобы мы… В общем, чтобы мы были вместе. Почему же он передумал? — искренне не понимая, спросила я. — Потому что ты оказалась права. Я никудышная мать, — с сожалением произнесла она. — Я всё ещё думаю, что ты ему не пара, Кристина. Особенно если учитывать, что разыгранная мною болезнь и подставная фотография так отразятся на ваших отношениях. — Болезнь? Фотография? Вы…вы что, совсем? — у меня не находилось слов, ведь…ведь значит я была права с самого начала? Всё это -крупномасштабное враньё! А всё из-за чего? Да потому что новоиспечённая мамочка решила в кой-то веке поучаствовать в жизни сына, и то неудачно! Ну пипе-еец. — Мы из-за ваших игр расстались, на говоря друг другу столько гадостей! И это не потому что мы не доверяем друг другу, а потому что он слишком верит ВАМ! Он не привык к тому, что его может обмануть самый родной человек. Он не думал, что родная мать будет плести интриги против его невесты и него самого, что она будет против его счастья. А я к этому привыкла… у меня никого нет, кроме лучшей подруги и вашего сына. Ну, теперь, вашими стараниями, и любимого человека у меня нет. Я всю жизнь прожила, зная, что не нужна никому на чёртовом свете. Самую большую подлость уже совершили, и сделали это мои родители. Поэтому, на свете нет ничего невозможного, раз уж самые близкие нас предают. А вот он верил. До конца, — я грустно усмехнулась. Похоже, женщину поразил мой рассказ. Ну конечно, она-то привыкла думать, что я просто безродная девка, а тут такая история. — Знаете, Кристина, я знала ваших родителей. Я любила вашего отца, ненавидела вашу мать. Потому что на её месте должна была быть я. Но он был слишком правильный. У меня был муж, был сын, а у него было море моральных принципов за плечами. Но я не сдавалась, я была уверена, что завоюю его, когда он вернётся из своей далёкой командировки. Но…оттуда он вернулся с женой. Длинные тёмные локоны, кукольное личико, маленький рост — да, вы пошли в неё. Так что, узнала вас я сразу. Но глаза у вас горят как у отца. Он был обладателем прекрасных зелёных глаз, в которых утопало сразу две женщины — я и ваша мать. Но я не отступала. Я была уверена, что он что-то чувствует ко мне, но была жестоко оскорблена его ответом. И тогда я, будучи прекрасной интриганкой, умеющей плести сети не хуже любых политиков, заставила вашу мать, прекрасную Ингрид, уйти от вашего отца. Сначала он был в бешенстве. Потом был слишком холоден. Потом… Я слишком поздно поняла, что совершила ужасную ошибку, ведь Ингрид была беременна. Я узнала об этом от директрисы Королёвой, когда женщина, родившая у них девочку и успевшая лишь дать ей имя, умерла. Я не сказала никому. Я скрыла, смолчала и теперь понимаю, что я была ужасна. — Но…мне сказали, что меня принесли в корзине. Почтальон принёс меня, его фамилию я ношу. А ещё…ещё мой кулон! Там выгравировано моё имя, я всегда думала, что это мне передали родители. — Да, я помню. Золотая цепочка, каллиграфическим почерком выведено ваше имя, цепочка не до конца застёгивается, отчего её сложно застегнуть. Мне было очень стыдно, Кристина, я думала, что этим подарком вам, заглажу свою вину. — А отец? Он не знал? — глухо спросила я. Женщина покачала головой, а затем встала. — Кристина, я сделала вам слишком много плохого, но, когда я увидела вас рядом с моим сыном, поняла, что на этот раз победы вашей не будет. Но…когда увидела, как мучается мой сын, когда вспомнила, как мучился Артём… — Артём? — переспросила я. Странный трепет зародился в моей душе, но я пыталась отогнать мысль, что вот-вот что-то изменится в моей жизни. — Ваш отец. Ростов Артём Аркадьевич, — женщина смотрела на меня в ожидании ответа. Я округлила глаза и качала головой. «Мой преподаватель истории — мой отец. Это вообще как?!» — Он ведь здесь преподаёт? — спросила я, в надежде, что это окажется неправдой и мне не нужно будет подходить к преподавателю и, протягивая ручки, говорить, что он мой папа, а с другой стороны, что это будет правдой и я обрету отца. Самого настоящего отца. — Да. Я думаю, он удивился, когда увидел тебя? — задумчиво спросила она, а я вспомнила, как он уронил все свои бумаги и работы, когда увидел меня, сидящую на первой парте. Он тогда ещё подошёл ко мне и странным сиплым голосом спросил моё имя. А потом, как бы покачав головой и нахмурясь, попросил всех сесть и вышел прочь из аудитории. Тогда я этому значения не придала, мол, мало ли, видел меня у декана биофака, а тут я сижу. А оказывается он просто перепутал меня с мамой… — Да, знаете, было странно, наверное, видеть свою жену на 20 лет моложе её нынешнего возраста, сидящую на первой парте в аудитории, не находите? — ко мне вернулась способность к сарказму. — Ещё бы, — хмыкнула она. — И всё же, я прошу тебя передать ему вот это, — она открыла свой ридикюль и достала оттуда конверт. Я подозреваю, что там письмо. — Так тебе будет легче объяснить ему, что ты его дочь, а ему, соответственно, понять. Мне пора. Я прошу лишь, чтобы ты вернулась к моему сыну. Ты теперь, что он чувствует. И я мешать вам не буду. Я уезжаю обратно в Сидней. — А он-то знает, что вы сделали? — спросила я, отчего-то жалея эту женщину. — У меня не хватило смелости, Кристина, — ответила она, покачав головой. А потом достала из всё той же сумочки округлую штуку, напоминающую микрофон. — Но вот эта штучка поможет тебе воссоздать этот наш разговор. Просто нажми на красную кнопку, и… — Всё взорвётся, — пошутила я. Она улыбнулась. Впервые, открыто и искренне, без долбанной наигранности и ухмылки. Я всегда считала её красивой женщиной, но именно с этой улыбкой она стала действительно красива. — Спасибо. — Я сделала твою жизнь невыносимой, а ты благодаришь меня, — женщина покачала головой. — Истинная Ингрид. Она ушла, оставив меня с двумя дарами, а мои руки были весами. Что перевесит? Письмо отцу или диктофон Никите? Отец — Никита? Письмо — диктофон? Победило ничто, ибо принять окончательное решение мне не дал телефонный звонок. — Да? — начала я, всё ещё игра в весы. — Кристина, — раздался хриплый голос Свята. Я нахмурилась и отложила предметы на стол. — Нам нужна твоя помощь. Деля… Далее я не медлила ни секунды. Я не слушала, я просто схватила сумку и побежала к лестнице. Что-то случилось, у друзей проблемы, я была просто обязана пойти к ним. Я бежала по коридорам, спрыгивая со ступенек и спотыкаясь о них, когда я налетела на кого-то. Я бросила «извините», когда меня остановили и зелёные глаза посмотрели на меня с беспокойством. Я чуть было не ляпнула «Папа», когда поняла, что он ничего не знает. Так я могу сейчас ему всё рассказать, у меня ведь всё с собой! Но…но Свят просил ехать срочно. Чёрт! Я не могу бросить подругу, у которой, явно, проблемы, но с другой стороны, здесь мой отец, который не знает, что он им является. Я закрыла глаза на несколько секунд, когда до меня долетел обеспокоенный вопрос: «Кристина, что с вами?». Я открыла сумку, вытащила письмо и, ответив «всё в порядке, прочитайте это на досуге, пожалуйста», избавилась от его хватки и побежала из универа. Мне предстояла дальняя дорога в дом к моей лучшей подруге. Я сто раз звонила Святу, чтобы узнать побольше информации, но этот Чёрт не брал трубку! Я застряла в пробке, в голове крутились самые плохие мысли, а сама я была готова разрыдаться от того, как всё не вовремя! Но ничего. Мы сильные. Мы прорвёмся. И мы выиграем самый большой приз в жизни. Мы получим своё счастье.