Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Всё, что было. Уйдешь, я умру.» Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: «Не стой на ветру». — «Сжала руки под тёмной вуалью» Анна Ахматова.
Молодой мужчина сидел в кресле и понимал, как всё закончится. Сейчас она нарыдается, соберёт свои вещи и уедет. Куда угодно, да хоть с подруге. Кристина её приютит, там её не найдут. Естественно, ведь в общежитии жить она вообще не должна. Какая-то маленькая дрянь хорошо заплатила за своё место на этом, казалось бы, неприбыльном факультете, и теперь Деля поступит только на платное отделение. Казалось бы, мелочь, только им этого достаточно, чтобы понять, что она будет здесь. Со мной. Святослав вновь щедро налил себе виски и выпил. Он откинул голову и закрыл глаза. Зажмурился. Аделина любила садиться на подлокотник и разглаживать пролегающую морщинку между бровей, когда он хмурился. Сейчас никто не проведёт холодными ладонями по лицу, не нарисует изощрённый узор от висков до шеи, не заставит закусить губу, чтобы только сдержать своё желание и не пугать им свою маленькую жену. Какого хера творится в их жизни сейчас? Степанов прекрасно понимал, что влип, когда подписал договор о неразглашении вместе с договором о наследстве и прочей лабуде, но представить, что он будет орать на любимую девушку и всячески оскорблять её, а потом слышать её рыдания — уж увольте. Он хоть и был сильным и самым терпеливым из всей их компашки, но слышать, как она срывает голосовые связки и, скорее всего, что-то ломает — «например, своё сердце, хотя ты его и сам разбил» — было много выше его сил. Мужчина встал с кресла и налил себе ещё выпить. Когда Никита позвонил ему и сказал, что лучшим решением будет не запирать её дома, а, наоборот, выпустить из него и, желательно, на большой срок, он подумал, что тот допился-таки. Друг уже с месяц по вечерам — как и ночам — только и делает, что напивается. Он, конечно, как друг и мужчина, мог понять, как ему сейчас хреново. И то, что тот пьёт лишь в свободное от работы время, делало ему честь. Но вот когда лучший друг высказал такую мысль, более того, Тёма поддержал его, он был готов набить им обоим хари. Естественно! Кристине не угрожают подонки, убившие её родителей — хотя, в принципе, ей и бывшей потенциальной свекрови было достаточно, — а у Тёмы даже девушки нет. О чём им беспокоиться? Но, когда Толя, на своей шкуре испытавший, что это такое, когда за твоей женой охотятся, тоже проголосовал «за» странный план, Степанов подумал, что у него едет крыша. Он пытался доказать, что это идиотизм, что он, скорее, сдохнет сам, чем выпустит её за порог его дома, но когда Никита сказал: Тебе будет лучше, когда ты однажды зайдёшь к ней в комнату и увидишь её мёртвой? Потому что, насколько я знаю Малиновского, его вообще не остановит твоя охрана. А девушке может ночью стать банально душно и она откроет окно. Что тогда, а? Ты должен выбрать, Свят: или вы вместе, но ненадолго, ибо, как я уже сказал, ворота твоего дома его людей не остановит, либо ты отпускаешь её, но она остаётся жива. И он выбрал. Выбрал то, последствия чего сейчас слышит. Мужчина попытался абстрагироваться из душной комнаты, когда услышал отчаянный крик-рёв сверху, но «абстрагироваться» не получилось, поэтому он снова налил себе виски. Как он сможет потом быть с ней? Как?! После того, что он наговорил сегодня, она не простит его. Да он сам себя не простит! Какого чёрта он послушался этих балбесов? Они сидят себе сейчас, отдыхают — не беря Никиту в ёмкое «они», — а он должен слушать рыдания Аделины. Почему должен? Ведь он может уйти из дома, просто свалить, пить в другом грёбаном месте, заливать свою грёбаную тоску в другом месте, но… Он слушает. Слушает, чтобы навсегда запомнить, то, что он заставил её чувствовать. Если всё получится — а он на это искренне надеялся, — он никогда не сделает так, что Аделина будет плакать. Он поклялся себе в этом, когда, допив всю бутылку, разбил её о стену и направился к двери девушки, которую он любил настолько сильно, насколько она сейчас желала свалить из этого дебильного дома. А хотела она этого безмерно. Мужчина сел на пол, облокотившись о дверь, — он, почему-то, знал, что сейчас она не выйдет. Что он тут делал? А хрен его знает. Хотя, и он тоже не знает. Он просто прикрыл глаза и думал, успел ли один из его доверенных людей, который уже с месяц «работает» на Малиновского, снять из ссору. Он должен был, таков был их план. Придёт на своеобразный ковёр к своему шефу, покажет всё, что нужно, они будут действовать. Они придут в его дом завтра. Может, послезавтра, а может и через неделю. Похер. Придут, но Дели здесь не будет. Она не сможет жить под одной крышей с ним. Мужчина вновь вздохнул. Он почти чувствовал судорожные вздохи девушки за дверью, почти готов был сломать эту дверь к чертям и поднять девушку на руки, а затем целовать, целовать, целовать до исступления, пока не кончатся силы обоих. Но свои личные желание пришлось вновь послать куда подальше и уйти отсюда. Ещё немного и он точно не сможет сдержаться. Надо уйти. Просто свалить. А когда он вернётся, её уже не будет. Ловушка будет готова, он разделается с Малиновским, а потом поедет к Деле. Всё проще простого. Надо только уйти отсюда.***
У Свята было несколько мест, куда можно было бы пойти. Первый — бар. Никого из знакомых, целые бутылки любого алкоголя в твоём распоряжении, более того, в некоторых особенно хороших барах, тех, что при отелях и гостиницах, можно было переночевать. Но, сейчас он хотел не тупо напиться, не помня после себя и своей жизни — так уже, поверьте, было. Сейчас он хотел банально выговориться. Да, заплетающимся языком, да, в нетрезвом состоянии, но ему было это нужно. И у него был такой слушатель. Второе и самое верное место — дом Киоссе. Лучший друг не только не прогонял его, работая вместо личного ангела-хранителя, совмещая её с работой вытрезвителя, но ещё и за компанию выпивал. Как они только не спились, учитывая, что оба пьянеют явно не после первого бокала? Ответ прост: пьянка — только один из способов воздержания от звонок бывшим и слёзных мольбах вернуться. Вообще, в их практике работали всего три способа удержания себя в определённой форме: 1. Они уходили с головой в работу. Ночевали на работе, ночью, дома, работали. Работали везде и всегда. А если и получалось заснуть, то ненадолго — срабатывал будильник через часа 3-4, и они снова ехали на работу. Всё что угодно забывалось с таким графиком даже предательства, даже измены — всё. 2. Вторым, естественно, была вышеупомянутая пьянка. Это действие сопровождалось долгими разговорами в чисто мужской компании, при наличии отличного алкоголя и хорошего место проведения сего действия. Иногда пункты 1 и 2 смешивались и получалось то, в чём Никита Киоссе жил уже почти месяц. 3. Ну и третьим пунктом считалось надрать кому-нибудь зад. А потом свалить далеко-далеко, не потому, чтобы избежать «наказания», если таковое вообще будет — ибо первыми они никого не били, а наказания преследуют, обычно, зачинщиков — а потому, что не могли они больше видеть эти грёбаные стены, знакомые улицы, да даже свой офис иногда ненавидели. Какого хера к ним приходят и требуют от них что-то?! Они имеют права отдохнуть от всех дел, смирно ожидая своего успокоения, или им лучше разгромить всё к чертям, а то и убить кого ненароком? А вот Никита, как мы уже сказали, креативная личность. Совместил себе пункты 1 и 2 и живёт спокойно. Ну, как спокойно… «Не выходит из библиотеки, иногда и ночует там, обнявшись с бутылкой безвременно почившего коньяка или бурбона — когда как. Смотрит на всех лютым зверем, про Кристинку и слышать ничего не хочет. А самое главное — ничего не рассказывает!» — поведала нам экономка Киоссе, Анна Михайловна. Как жилось ему с тех пор, как его любимая уехала, думая, что тот изменил ей? Хреново. Это же логично. Ты не изменял, работал как проклятый, тут ещё проблемы с матерью, да и вообще, стыдно сказать, но взаимоотношения с Крисси начали ухудшаться после приезда матери, а он, хоть и обещал, что она ни на что не повлияет, таки облажался. Не сдержал обещание, хотя всегда выполнял всё, что только ни говорил. Насколько бы глупой ни была просьба, если он дал обещание, он исполнял её. Всегда. А тут… Чёрт его дёрнул сказать тогда насчёт матери и насчёт того, что она говорила о Кристине. Ну какого он это ляпнул? Внутренний голос как будто говорил ему, нет, кричал: «Заткнись, иначе будет хуже!», но когда Киоссе его слушал? В его жизни всему был подчинён холодный расчёт. Впрочем, как и его другу. Подъём по будильнику, как бы ни хотелось поспать подольше, на работе нужно всё делать по-максимуму и не щадить никого, ведь, почему они должны делать поблажки кому-то, если не позволяют их себе? Расписана каждая секунда, времени на сердечные дела, простите, нет. Если их звали на какие-то приёмы — то за месяца два, не позже. Но всегда ли жизнь можно распределить, рассчитать? Они верили в это, искренне или просто правдоподобно играли. Не важно. Но они этого очень хотели, в любом случае. А потом он заметил силуэт девушки, стоящей у дверей кухни. Маленькую, лохматую, но удивительно смелую. И понеслась. То её холодные взгляды, то откровенное рассматривание; то она улыбается ему и танцует с ним, то через несколько минут её улыбка уже натянута, а на него она не обращает ни единого внимания. Что она скрывает? Это такая игра? А может, она пытается влюбить его в себя, чтобы заполучить деньги? В тот момент он впервые, наверное, послал к чёрту все свои доводы и размышления и решил добиться этой девушки, во чтобы то не стало. А в тот вечер у библиотеки… Чёрт подери, он никогда ещё так не хотел девушку! А она ведь даже ничего не сделала! Ничего из того, что делала Марина: ни вызывающей одежды, которая не оставляет и места для фантазии, ни красивого белья, которое, иногда, делает очень большую работу за его хозяйку, ни страстных поцелуев, ни грязных слов. Она была невинна. В прямом и переносном смысле этого слова. Потом он сожалел. Сожалел, что не сделал это по-другому. Красивее. Приятнее. Так, как, наверное, она мечтала. Хотя, она, скорее всего, и думать об этом не могла, не хотела. С утра как-то всё изменилось: он стал думать только о ней. О её губах, которые, не смотря на то, что девушка заставляла себя скрывать свои чувства, всё-таки не сдержали стон наслаждения; о её теле и его аромате, которое сводило его с ума, о её глазах, которые смотрели на него с таким доверием, которое он сам никогда и ни к кому, наверное, не испытывал. Всё напоминало о ней, хотя он и не забывал ни на секунду. Сколько раз он делал ей предложение? Пять? Шесть? Он сбился со счёта. Сначала он был зол, хотя попросту не мог признать, что ему отказала девушка. Да ещё и не какая-нибудь, которую он просто «хотел», а та, к которой у него действительно сильные чувства. Потом он не мог понять причину. Почему она ему отказывает? Играет с его сердцем? Набивает себе цену? Или просто не хочет быть с ним? «Почему» осталось загадкой, но он был уверен, что дело в её, как она сказала, неготовности стать чьей-то женой, связать жизнь с ним. Так почему матери не быть правой? Трижды «Ха!» Это ведь Кристина. Та, что он впустил к себе в постель, хотя даже никогда не ночевал с Мариной — а ведь это была его самая долгая любовница; та, что стонала его имя, всего однажды, но он запомнил это навсегда; та, что заставляла его ощущать себя влюблённым подростком, который соглашался на глупые, но такие милые вещи, который был готов ради неё на всё. Как она могла соврать? Никак. «Только почему ты, придурок, не включил мозги раньше, когда высказывал ей, будто пересказывая, всё, что говорила мать? " Матери, кстати, заметно похорошело, когда Кристина уехала. Капитально так. Однажды, когда ему осточертело постоянно Маринино хныканье, мол, «Ты меня не любишь, нам ведь было так хорошо» и он решил поговорить с матерью об отъезде и вернуть-таки девушку домой, он увидел врача и решил поговорить с ним о состоянии его матери. «Улучшение на лицо, — ответили ему». Киоссе только грустно ухмыльнулся. Естественно. Сейчас никто не ходит по дому, распевая странные песни, которые они изучали в Академии. Никто не бежит встречать Анну Михайловну из магазина с возбуждённым видом и спрашивать «Кто купил мне покушать?» и отбирать у неё сумки, мол, «посмотрю на содержимое», хотя сама она тащила тяжесть на кухню, даже не заглядывая в пакеты. Никто не отлетал от литы с криками, потому что на неё попало горячее масло. Киоссе и не понял, как давно улыбается. Он жить не мог без этой девушки. Удивляло его то, как он ещё не сдох от постоянно выбешивающих подчинённых на работе, Марины, матери и всего вообще. Так было всегда. Ничего не поменялось ни в работе, ни в Марине, ни, тем более, в матери, которая, казалось, своих привычек никогда не меняла, с тех пор, как завела их. Изменился он сам. Теперь он был более чувствителен ко всему, что происходит с ним рядом. Расчёт ушёл на второй план, вернее, завалялся где-то на задворках памяти. Теперь с ним не было той, которая уравнивала его мир, создавала некую гармонию, в которой он жил раньше. Только вот вернуться к прежней жизни он уже не мог. Да и как можно, зная, чего он лишился и что больше никогда не получит? Со Степановым они просидели долго. Поговорили, так сказать, о наболевшем, выпили почти весь запас из бара Киоссе и уснули на полу, перед камином. Утром им всем нужно было возвращаться к обыденной жизни. Только до вечера. Вечером они вели себя практически одинаково, теперь уж точно, ибо Аделина уже, наверное, уехала, а Степанов теперь будет чаще заходить в её комнату, ощущать её запах. Он молил судьбу, чтобы девушка оставила что-то, забыла. Чтобы просто осталось частичка её жизни, её самой. Пусть это будет её шарф, который сохранил в себе лёгкий аромат её духов. Он бы вдыхал его и представлял, что Деля сейчас подойдёт нему и с напыщенной возмущённостью отругает его за то, что тот взял её вещь. Он улыбнулся. Ехать домой было тяжело. Осознать, что сейчас он не увидит её, она не будет ждать его, сидя на лестнице, а потом сделает вид, что вовсе она не ждёт и зачем её это надо? Но сам он поцелует её, совсем запутавшуюся и смущённую, а потом потрётся щекой о её волосы и вдохнёт любимый запах. Чёрт, как же было тяжело. Но тяжелее было увидеть, что её куртка до сих пор висела на вешалке. Он позвал тётю Машу, нахмурившись, будто предсказывая её ответ, спросил, уехала ли Деля. Ответ его не поразил, но заставил ударить кулаком по стене. Какого хера она не уехала? Неужели готова стерпеть унижения, оскорбления? Получается, что весь этот спектакль был зря. А что теперь делать с грёбаным планом, который они придумали? Чёрт. Чёрт. Чёрт!!!***
Прошёл месяц
Прошёл грёбаный месяц, а Степанов ещё не разделался с Малиновским. Прошёл месяц, а Аделина так и не уехала. И, видимо, не собирается. Так сказала тётя Маша. Она теперь единственная, кто беспрепятственно заходит в её комнату. Только с её слов мужчина знает, что она почти не ест, спит днём, по ночам что делает — неизвестно. Святослав сказал горничной закрыть её окно и всегда проверять, закрыто ли оно. Большего он сделать, увы, не мог. Что ему, запретить ей дышать свежим воздухом? Ведь, из комнаты она не выходит, а жить взаперти — не комильфо. Она и не знала, что Степанов спешил домой каждый вечер лишь для того, чтобы самостоятельно приготовить для неё ужин. Курица, утка, индейка, сегодня — рыба. Он знал, она любила то блюдо. Запечённые овощи, рис, поджаренная на гриле до золотой корочки форель с лимоном — это она ела в самолёте, когда Свят вёз её в Париж. Он и сейчас вспоминал то, как она радовалась в машине всему, даже простым пешеходом, они ведь французы. Казалось бы, что такого? Но её глаза светились счастьем, тогда он понял, что сделал правильный выбор. Он ведь мог отдать ей половину состояния, расторгнуть всю эту дребедень, которую заключили их отцы, всё это для него пустяки. Но…что-то щёлкнуло в нём, заставило узнать эту девушку, так я саркастично отвечающую на его вопросы, стоя в одной одеяле. И не ошибся. Сделал правильный выбор. Только вот не учёл, что пункт о неразглашении так и остался, раз он не расторг договор. И не учёл, что на неё начнётся охота. Как проглядел? Как не распознал этого сукина сына Андрея? Теперь, после нападения на жену, он был уверен, что всю информацию Малиновскому сливал Андрей. Разумеется, были приняты меры. Столько охраны, сколько стояло у ворот и под окном Аделининой спальни не стоит даже перед Букингемским дворцом. Но Степанов всё равно не мог понять, почему Малиновский медлит. Что у этого…кхм…нехорошего человека в голове? Ответ — ничего хорошего. Но как его опередить? Как быть на шаг впереди него? Он сидел и не понимал. А ещё он не понимал, как заставить жену выйти из комнаты. Что сделать? Может, подняться к ней самому? Не-ет. Он слышал, как Аделина кидалась в людей, служащих дома, лишь за то, что те называли её по его фамилии, которую она, вообще-то, носит, да и от его имени у неё начинается, если не истерика, то что-то явно родственное с ней. Разве только искренняя злоба заставит её выйти из своего «убежища». Неразгаданным остаётся лишь один вопрос. Что же придумать, чтобы её разозлить? — Мария Александровна, — мужчина смотрел на то, как янтарная жидкость в бокале отражает свет ламп. — Как вы думаете, тётя Маша, что может по-настоящему разозлить женщину? — Известно что, господин, — женщина как раз вытирала пыль на столике, где лежали ноги Степанова. — Другая женщина. Горничная как ни в чём не бывало продолжила вытирать пыль, а Степанов поднял на неё глаза и широко улыбнулся. Эврика, тётя Маша! Он отложил стакан и пошёл в кабинет, чтобы достать свой старый бумажник. Там лежали номера телефонов некоторых людей, в услугах которых он иногда нуждался. Парикмахер, дядя Эрнест, который вот уже несколько лет привозит качественную выпивку в его дом; Медина, бывший стоматолог, которая всегда подбирает хорошие подарки его любов…бывшим любовницам. А вот и телефончик одной из них. Нет, Степанов не собирался возвращаться к старым привычкам, от которых отказался почти сразу после приезда жены. Он не собирался заниматься любовью с Софьей, он собирался лишь попросить подыграть ему. Она никогда ему не отказывала, не отказала и сейчас. Заранее попросив одеться поприличнее, чтобы ему действительно не досталось от Аделины, которая, он надеялся, не вытерпит и спуститься к ним. Девушка скоро приехала, надев закрытое плотное платье, которое всё равно было коротким. Святослав прикрыл глаза, чтобы расслабиться и не спугнуть своим предложением девушку. Как известно, скандалить она мастер, а ему сейчас скандал был вовсе не нужен. Вернее, нужен, но от другой девушки. — Дорогая моя София, — начал мужчина, приобняв её за талию и проводив до зала. Девушка охотно пошла за ним, то ли не заметив, то ли намеренно против тот факт, что он назвал её другим именем. — Понимаешь, я позвал тебя сюда за очень деликатной просьбой. Мне нужно, чтобы ты помогла мне. — Тебе — всё что угодно, — промурлыкала девушка, придвигаясь к мужчине, но тот отодвинулся. — Вот и хорошо. Тогда запомни первое: секса не будет, — он заметил, как девушка грустно выдохнула и отсела от него. — Второе: сейчас ты не задаёшь вопросов, делаешь то, что я скажу. И третье: ты должна разыгрывать флирт. Громко смеяться, хлопать глазками, глупо улыбаться, но очень громко говорить и смеяться — это главное, поняла меня? — Поняла, поняла, — хмуро произнесла девушка. — А ты что будешь делать? — Какой пункт 2? — грозно спросил мужчина. — Ясно, — ответила девушка и громко заливисто рассмеялась. Степанов с облегчением выдохнул. Эта идиотка всё сделает правильно, если перестанет интересоваться его делами. Через несколько минут прошла тётя Маша, которая несла поднос с приготовленным мужчиной ужином наверх. Свят увидел, что та смотрит на него и подозвал её к себе. Пригрозив женщине, чтобы на не сказала жене ни слова, а затем отпустив, мужчина расслабился. Он давно не слушал Софию, которая что-то щебетала, он и не собирался. Но сейчас он как наяву видел, как Аделина с блестящими от интереса глазами выпрашивает горничную сказать ей, кто сидит здесь, а она, если всё будет нормально, ничего ей не расскажет. Тогда она выйдет. Он был уверен в своей правоте. Его жена была любопытной, что ему, безусловно, всегда нравилось. В данном случае, это её качество могло сыграть им на руку. Но вот женщина возвращается и Степанов снова зовёт её к себе. — Ну что? Она интересовалась нашей гостьей? — вопросительно подняв бровь, спросил мужчина. — Да, — мысленно поаплодировав себе, Свят продолжил: — А вы что сказали? — Сказала, что красивая девушка. Кто — не знаю. — Хорошо. Можете идти, — женщина ушла, а Святу оставалось лишь гадать, когда желание узнать гостью победит благоразумие, и Деля спустится. Но она не спустилась. Ни через 10 минут, ни через полчаса. Степанов нахмурился, не желая признавать своё поражение. — Пошла вон, — тихо бросил он Софье. Хоть и тихо было сказано, но сразу стало понятно — он не просто зол, он в бешенстве. Девушка ошеломлённо округлила глаза, затем встала и, не прощаясь, ушла, бормоча про себя что-то. Мужчина позвал тётю Машу и попросил её сходить к жене, посмотреть, как на себя чувствует. Предлог, конечно, так себе, учитывая их ссору, о которой не знал, наверное, только глухой. Ну, а поскольку глухих в их доме не было, как и немых, слухи разлетелись быстро. Прошло несколько минут, в течение которых он успел раз двадцать пройтись по комнате, посмотреть в окно, в общем, пытался найти себе место. Ему позвонили, отчего он дёрнулся и чуть не опрокинул вазу с цветами. «Чёрт, когда я успел заразиться неповоротливость? — подумал мужчина, отвечая на звонок». — Святослав Леонидович, у нас проблемы. Двое охранников без сознания, трое убиты, в комнате вашей жены открыто окно. Позволите осмотреть камеры и спальню вашей жены? Блять. Степанов устало потёр переносицу. Как же всё бесит. Как у него под носом, с кучей охраны могло что-то произойти? Он поднялся по лестнице, перешагивая 1-2 ступени сразу, добежал до комнаты Аделины. Тётя Маша сидела на полу рядом с комодом и плакала. Степанов прошёлся по всей комнате, зашёл в гардеробную и в ванную — пусто. На тумбочке он увидел кровь. Сама она была перевёрнута, стеллажи и книги, стоявшие на них, упали. В комнате царил хаос. И почему никто не услышал ни звука? Как вообще можно было оставить такой разгром после себя и не быть услышанным? Святослав сел на пол и приложился к холодному столу. Он слышал, как тётя Маша покинула комнату. Он остался один. Причём и в прямом, и в переносном смысле. В голове метались тысяча мыслей. «Кто посмел?!» «Почему я нихера не слышал?» «Где Аделина, вашу мать?!» И ни одного мало-мальски хорошего ответа. У него не было выбора. Он не хотел втягивать в это дело кого-либо. Хватит уже и того, что Аделина погрязла во всём этом вместе с ним. Теперь он более чем уверен, что эти уроды настроены решительно, а значит медлить нельзя. Но как он будет объяснять Кристине, например, что Никита умер от тяжёлой раны или просто попал в больнице? Степанов помотал головой в надежде, что эти мысли его оставят. Его лучший друг не умрёт по его вине, он не допустит. Никто не умрёт. Он не допустит.***
Тёмноволосая девушка лежала на грязном холодном полу подвала. Грязные от крови волосы закрывали её лицо. У неё сломаны пара рёбер и несколько пальцев, но она пока об этого не знает. Сколько она здесь? Час, день, вечность — кто знает? Уж точно не она. Потерялся счёт времени, того, как много у неё ран и кровоподтёков, того, как много боли сейчас она переживает. Кто будет её искать? Никто. Кому она нужна? Никому. Разве что тем, кто её похитил. Сейчас эта сволочь стояла у Аделины перед глазами. Как раньше она могла не замечать его взгляд, от которого сейчас у неё всё сжимается внутри от страха? Как она могла разрешать ему прикасаться к себе, целовать её? Она никогда не была «за», но, если быть до конца честными, то, если бы она была по-настоящему «против», она бы этого не допустила. Где та девушка, которая была грозой Академии? С которой боялся связываться «КОРАЛЛ», которую мало-мальски уважали учителя, которая могла врезать кому угодно лишь потому, что тот человек ударение в слове не правильно поставил. Где она? Неужели это она сейчас валяется на полу и корчится от боли? Неужели это она сейчас отползает к стене от своего мучителя и хрипит сорванным голосом «Пожалуйста, не надо!»? Неужели это её схватили за волосы и ударили о стену, а потом выкинули на пол, как ненужную тряпку? Всё верно. Только вот, та девушка никогда не любила. Та девушка не видела лучшей жизни, не была свободна и, уж тем более, не была счастлива. Ту девушку никто не предавал. У неё были её принципы и убеждения, которые она бы никогда не нарушила. Ох уж этот сослагательный залог. У Аделины, что лежит сейчас без сознания, чьё лицо сейчас разбито, губа и нос истекают кровью, было всё. Любимый человек, любимая подруга, новые друзья и знакомые, даже возможная профессия. Всё, о чём она мечтала или мечтать не смела. Но сейчас здесь, в этом грязном подвале у неё не было ничего, кроме ран, отчаяния и страха. Но, каждый раз, когда она, хоть и на секунду, но приходила в себя, она шёпотом произносила «Спасите меня».***
Уже светает. Степанов подключил всех, кого мог. Поднял на уши всю полицию, своих детективов, охрану, но они не сделали ни хрена. Все разводили руками и говорили стандартную фразу «Мы сделали всё, что могли». Хер там. Он был уверен, что они и пальцем не пошевелили. Он рвался ехать сам, искать самостоятельно, но каждый раз его останавливали «знающие» опытные люди и говорили, мол, это равно самоубийству. Они этого и добиваются. Но какое ему дело до них? Он найдёт свою жену, потом ему будет плевать на свою грёбаную жизнь. Она будет в безопасности. Но…кто же даст наследнице Грановских выйти на свободу, даже если она откажется от своей части в компании? Святослав каждый раз с сожалением понимал, что эти ублюдки в чёрных очках правы. Если не будет его — она не выживет. Степанов слышал звук хлопающей двери машины и приготовился в очередной раз услышать, что найти его жену — не в их компетенции. Блять, как же ему тогда хотелось им врезать. Но нельзя. Ибо портится моральный дух всей компании долбанных сыщиков и они просто сбегут из его дома. Он слышал уверенные шаги и даже удивился этому, когда его развернули к себе и дали кулаком в челюсть. Мужчина прижал руки к челюсти, чтобы удостовериться, не вывихнута ли она, поворачиваясь тем временем к охреневшему охрннику. — Совсем охренели? — взревел Степанов, поворачиваясь. — Это ты охренел и даже похуже, — спокойно ответили ему. — Какого хера я узнаю о пропаже Аделины через твоих ищеек, а не от тебя? — Никита, я не собирался включать тебя в это дело. Это опасно, — устало оправдывался Свят. — А с каких пор ты, друг мой, решаешь, что мне делать? — угрожающе спросил Киоссе. Степанов долго смотрел на друга, а потом просто поднял руки в знак поражения и рассказал ему обо все ситуации. Реакция Киоссе была поразительной: — Ну ты и урод, — прокомментировал мужчина. — Ты сам говорил мне о том, что её лучше убрать из дома. Какие ещё идеи были? — возмутился Степанов. — Попросить, например. Сказать, мол, так и так. Я решу проблемы, и ты вернёшься домой. А вместо этого ты с ней сначала просто не разговаривал, а потом ещё и разнёс в пух и прах. — Умный какой нашёлся! Аделина бы не уехала, скажи я ей так. Я уверен в этом почти на сотню процентов. К тому же, мне нужно было, чтобы Малиновский поверил, что мы поругались. Согласись, было бы довольно странно ему полагать, что он может шантажировать меня той, кого я не люблю. По-хорошему, он бы не даже не тронул бы. — Ну, с этим я согласен. Но ведь он всё-таки пришёл за ней. Значит, кто-то сказал ему, что это спектакль. Но кто? — задумался мужчина. — Не знаю. Это, наверное, один из главных вопросов, — тяжело вздохнув, ответил Свят. Он наблюдал, как Киоссе наливает минералку в стакан, когда вдруг добавил: — Но, мне кажется, нам надо сообщить об этом Кристине. Мужчина, пивший в то время, резко закашлялся. Степанов хлопнул ему по спине, заранее понимая, чем это вызвано. — Ты совсем офонарел что ли? — сипло ответил брюнет. — Меня, значит, звать не хотел — слишком опасно, а для неё — нормально, так что ли? — Не кипятись, — ответили ему. — Но согласись, когда Аделина будет в порядке и мы привезём её, она по-любому захочет увидеться с Крисси. А та о похищении ни слухом, ни духом. Она тебя потом вообще убьёт. — Тебя тоже, — добавил брюнет. Но потом вздохнул и согласился. Пока его друг набирал номер его бывшей невесты, сердце болезненно сжалось. Он не видел её 2 месяца или даже больше. Как она? Что с ней? А может она его уже забыла? Может, вообще, уже с другим? Вопросы возникали в голове с неимоверной быстротой, боль в висках заставляла зажмуриться на несколько секунд. — Всё в порядке? — спросил Степанов, положив руку на плечо Никиты. — Разумеется, — ответил Киоссе, хотя про себя отметил, что снова соврал.***
Он снова пришёл. Андрей приходит к ней всякий раз, когда она больше минуты находится в сознании. Девушка считает про себя, а он, видимо, наблюдает через камеры. Только вот, где они, эти камеры? «Найти бы их… Да даже если ты их найдёшь, сделать ничего не сможешь! Руки в наручниках, прикована к трубе. Ни встать, ни лечь». Это сначала, когда она ещё не пришла в себя после похищения, она была свободно. А потом, после первой их встречи, когда она старалась убежать от него, за что и получила, на неё нацепили наручники. Парень подходил медленно, смакуя каждый взгляд, направленный на него, наслаждаясь видом её мучений. Он присел на корточки рядом с ней. — Аделина Сергеевна, как вы? — усмехнулся Андрей. — Урод, — выплюнула девушка. Тот издевательски хмыкнул. — Я хорошо знаю своё дело, в отличии от вас, — ответил он. — И за это мне полагается награда. — Тебя разве что в Аду наградят, придурок, — буркнула Аделина, но её услышали. Андрей ухватил её за ворот футболки и потянул на себя. — Я вас не обзывал. Вот и вы этого не делайте. Не делайте своё пребывание здесь ещё более болезненно-запоминающимся. — Я думала, вы убьёте меня, — удивилась девушка. — Нет, — презрительно ответил он, отпуская Аделину. Та больно ударилась бедром, когда падала. — Ты нужна ему для другого. — Кому я нужна? Малиновскому? — А ты много знаешь, — задумчиво протянул парень. — А для чего ты здесь, знаешь? — Он хочет мою долю в компании. — Нет. Он хочет ВСЮ компанию, — поправил её Андрей. — Но…у меня лишь часть, которой я даже не владею. Я думала, она по закону принадлежит Свя…моему мужу. Так что, вам явно нужна не я. — Так ты не знаешь? — наигранно удивился парень. — Я думал твой любимый муженёк тебе всё рассказал. Он не брал твою долю. Ты её полноправная хозяйка. Видишь ли, этот идиот, думая, что никто тебя искать не будет, оставил за тобой твою долю. Правда, он ею управляет, без этого бы всё полетело бы коту под хвост. Видимо, уж больно он заботился о твоей безопасности. Не учёл лишь того, что я был всегда рядом. — Этого, к сожалению, даже я не учла, — призналась Аделина. — Ты неплохо играл. — Я почти не играл. Когда рядом такая красивая девушка, играть не надо. Просто.примерить на себя образ доброго мальчика и наслаждаться. Мужчина склонился слишком быстро. Аделина не успела ничего понять, как его жёсткие губы накрыли её, руки забрались под футболку. «Ну не-ет. Этот урод ничего не получит!» Она ударила его коленом в пах, оттолкнула его, насколько это позволили наручники. — Ах ты, тварь! — заорал парень, набрасываясь на девушку. Теперь, он уже не хотел её. Он хотел покалечить её, забить, убить. Но ему не нужно было её тело. Оно никогда и никому не достанется, кроме Степанова. Хотя, она ненавидела его всеми фибрами своей души за тот диалог, но то, что Андрей так относится к нему, делает Аделину более доброй к своему мужу. Аделина чувствовала каждый удар, каждый пинок, что отдавался в её организме. Она просто закрыла глаза и решила не давать ему такого удовольствия. Он не услышит её крики и стоны. Он услышит непримиримую тишину, гордое смирение, но не с судьбой, а с происходящим в данный момент. Она сейчас почему-то была уверена, что кто-то её ищет. Да хотя бы тётя Маша! Её точно ищут. Хотя бы её лучшая подруга Кристина…***
Кристина влетел в дом как ураган. На ней не было лица, она словно маленькая девочка, потерявшаяся ночью в лесу. В её жизни происходит всякое. Но это её жизнь, и она с этим непременно разберётся. А вот проблемы подруги… За неё она боялась больше жизни. Она увидела Степанова и Киоссе сразу. Оба стояли к ней спиной, склонившись над чем-то, оба были сосредоточены — она была в этом уверена, — оба разговаривали. Она остановилась всего на мгновение, чтобы ощутить в воздухе лёгкий аромат парфюма её любимого человека. Господи, как же давно она его чувствовала. Но она не отвыкла. Наоборот. Во снах она видит не столько человека, сколько чувствует его запах. А здесь… Он был не в костюме, как, практически, всегда. Он был в лёгкой водолазке, джинсах — в простой одежде. «Но, Бог мой, как же ему идёт!» Он всегда прекрасен. Всегда знает, что делать. Всегда уверен в себе и знает ответы на все вопросы, которые она может задать. Но даже он не знает ответа на вопрос, какого чёрта они всё ещё порознь? — Кристина, — поприветствовал её Свят. Никита обернулся и кивнул. Кристина холодно кивнула ему и повернулась к Степанову. — Что случилось с Аделиной и почему ты, мать твою, не берёшь чёртов телефон? — бушевала девушка. Но тут она увидела его лицо: бледное, с мешками под глазами, усталое. Он и сейчас устало потирает переносицу, чтобы сдержаться и не ответить криком. — Прости. Тебе сейчас нелегко. Девушка подошла к нему и положила руку на плечо. Она успокаивающе погладила его и улыбнулась. Мужчина ответил ей тем же. Пока они стояли, Киоссе едва не ляпнул «Ещё поцелуйтесь здесь». Слишком близко она стоит к Святу. Даже улыбается, погладила его плечо. А ему — кивок и ноль внимания. «Хотя, чего ты хотел? Ты сам сделал то же, так чего ждёшь от неё? Особенно, учитывая, что она была права, если не во всём, так во многом. К тому же, Свят — твой лучший друг, у него огромные проблемы, твоё идиотского поведение с Крисси — цветочки, по сравнению с похищением его жены. Так что, закрой рот и будь приветливей». Удивительно, но совет помог. они могли общаться дальше совершенно спокойно. Вернее, они не общались друг с другом, но… То, что Никита до сих пор жив — это уже чудо. Как бы Кристине и Никите ни хотелось помириться, сейчас оба были заняты похищением, вернее, освобождением их подруги. Кристина предложила посмотреть видео с камер наблюдения шоссе. На её факультете учится девушка, отец которой как раз заведует такими вещами, так что договориться не составило труда. Они внимательно просматривали каждую камеру, коих было слишком много, по мнению всех троих. Каждый уже сходил с ума от огромного количества информации, что они получали, глаза слипались у Степанова, Киоссе и Крисси же просто время от времени закрывали глаза, ибо они сильно напрягались и неимоверно болели. Вскоре, когда Кристина вновь отвлеклась от монитора и посмотрела на соседей, увидела, что Степанов уснул. Он положил голову на стол и тихо сопел. Его чёлка спадала на лоб и закрывала глаза, но девушка была уверена, что он спит. Она встала и направилась на кухню, чтобы сделать кофе. Всю прислугу пришлось выселить из дома на некоторое время, дом, в какой-то момент, перестал быть домом и превратился в штаб. Огромный, красивый, пустой штаб. Девушка сделала две кружки — Никите тоже. Крепкий, чёрный, с двумя ложками сахара. Она помнила его любимый кофе, ай, все блюда и их рецепты наизусть. И, навряд ли, когда-нибудь она их забудет. Кристина тихо, смотря под ноги, дошла до их стульев. Никита напряжённо просматривал очередное видео, хмурил брови и прикусывал нижнюю губу. Кристина прикрыла глаза, чтобы не пялиться на него так сильно. Она этого скрывать совершенно не умеет. Киоссе не видел девушку. Она подошла сзади и медленно поставила кружку прямо перед ним. Она уже поставила кофе на её стол, который, по иронии, находился не только рядом, но ещё и очень близко, как Никита взял её руку и дёрнул на себя, тем самым, заставив Крисси повернуться к нему лицом. Он возвышался над ней, она прятала глаза. Нельзя ей было смотреть на него. Нельзя. Иначе, как объяснить ему, что она его не любит — вранье, — она его презирает — вранье, — и вообще, оставь её в покое! — Крисси, я тебя наизусть знаю, — услышала девушка. — Посмотри на меня. Кристина упрямо мотнула головой. Но мужчина только обнял её за талию и тихо рассмеялся. Кристина прижалась к нему, спрятала лицо на его груди, вдохнула знакомый аромат. А потом отскочила, словно ошпаренная, потому что поняла, что она должна была сейчас устроить истерику с признанием в «нелюбви» и сесть на своё место. — Прости…те. Это случайно получилось, — «Слабое оправдание, — понимала Кристина, но что ещё придумать?» — Не прощу, — легко ответил Киоссе, опираясь одной рукой на стол. — Прощу, когда поцелуешь. — «Если», — поправила его девушка. — «Когда», Кристина, — не согласился брюнет. — Рано или поздно — вообще-то, хотелось бы рано, — но ты меня поцелуешь. Девушка уже хотела было стукнуть его да так, чтобы всю заносчивость и самоуверенность как ветром сдуло, когда её взгляд упал на монитор и она увидела нужную им машину. — Никита, чёрный джип на той камере! — воскликнула девушка, и они оба склонились над монитором. — Скоро будет перекрёсток. Я сейчас переключусь на него, чтобы посмотреть, куда он повернёт. — Надо разбудить Свята, — согласился мужчина. Затем пошла работа. Нудная, тяжёлая, но, безусловно, действенная. К шести часам вечера они уже знали точный маршрут, по которому увезли Аделину. — Нужно ехать. Сейчас я вызову поддержку, ты пока собирайся, — сказал Свят Никите. — В смысле? А я? — не поняла девушка. Мужчины посмотрели друг на друга и Никита вдруг сказал «Чур не я». Свят обречённо вздохнул и подошёл к Кристине. — Понимаешь, это слишком опасно… — мужчина собирался сказать что-то ещё, но девушка дала ему подзатыльник, отчего тот возмутился: — Больно же! — А нефиг всякую хрень молоть! Я еду вами и точка, а вы сейчас задерживаете время! Кто знает, что они сейчас с ней делают?! — в словах девушки был смысл, мужчины это отчётливо понимали, но допустить, чтобы ещё и Кристина подверглась опасности… Степанов посмотрел на Киоссе и сказал: — Решай сам, — Кристина, конечно, хотела было возмутиться, но Никита предупреждающе поднял руку и ответил: — Если она хочет — пусть едет. В конце концов, может, её помощь нам понадобиться. Степанов пожал плечами. Мужчины взялись за дело: звонили ФСБ, подготавливали машины, Кристина же собрала небольшую аптечку на случай, если кому-нибудь понадобится помощь. Спустя полчаса они выехали за Аделиной.***
Аделина прижалась ближе к трубе и пыталась отцепить наручники от трубы с помощью ржавого гвоздика. Это единственное, что она нашла на полу. Ещё, правда, был мёртвая крыска, но, навряд ли, она бы помогла девушке. С той встречи, когда Андрей чуть не изнасиловал её, прошло около трёх часов. По крайней мере, так насчитала Аделина. Она пришла в сознание и тут же начала считать про себя, но никто не явился ни через минут, ни через две, ни через десять. Оставалось только удивляться, куда все подевались или, может, какие-то проблемы с камерами возникли? Девушка искренне на это надеялась. Потому что сначала она боялась ползать по полу, кто-то мог зайти и ударить её. Потом она услышала, что кто-то идёт и стала ждать. Прошло 12 минут, к ней пришли. Почему так долго? Она не понимала. Их разговор был короче в этот раз. Подпишешь документы? Нет. Удар. Подпишешь документы? Нет. Ещё удары. Девушка закрыла глаза и склонила голову. Ударов больше не было, а затем послышался удар двери. Она в сознании, но ведь Андрей об этом не узнает? Она снова начала считать. Прошло 10 минут, а потом она открыла глаза. Считала, считала, прошло 4 минуты. Никого не было. Аделина пыталась вспомнить, сколько времени к ней не приходили в первый раз? «Кажется, 12 минут. В таком случае, у меня есть ещё 8, — рассудила девушка и села на высокие колени». Она всё пыталась снять наручники, била по ним, истерзала свои руки, истёрла запястья до крови, но ничего не выходило. Тогда она села спиной к трубе, облокотившись на стену и резко откинула голову назад. Голову ударилась о трубу, откуда, видимо, начал выпускаться воздух. Аделина поднесла руку и тут же убрала её, шипя. Воздух был очень горячим. Скоро здесь будет не подвал, а Палм-бич. И тут ей пришла в голову идея. Аделина кричала и звал на помощь, когда дверь открылась и зашёл недовольный Андрей.Тогда Аделина встала на высокие колени и попыталась сложить ладони в просящем жесте. — Андрей, миленький, пожалуйста, принеси мне перекись. У меня кровь идёт не останавливаясь, ещё пару часов, и я просто умру от потери крови. — А бинтик тебе не нужен? — раздражённо спросил он. — Да мне хотя бы ватку, — мило улыбнулась она, Андрей кивнул и собирался выйти. Но тут она спохватилась и быстро уточнила: — И соль! — А соль тебе зачем? — остановился Андрей. — Тебе еды никто приносить не будет, не жди. — Да нет, просто если соль посыпать на рану, начнётся процесс заживления… Он будет ужасно неприятным и, возможно, я буду кричать от боли, но…хотя бы не умру. — Как прикажете, — язвительно ответил Андрей, а девушка выдохнула. Слава богу, этот идиот ничего не заподозрил. Через несколько минут засов двери открылся и Андрей кинул девушке баночку с перекисью, вату, которая тут же запачкалась, и пакетик с солью. Девушка мысленно улыбнулась и вновь обратилась к счёту, попутно выливая несколько капель на раны. Их, всё-таки, продезинфицировать было не лишним.Через три. два, один… Аделина со всей силы ударила наручниками о трубе — появилась ещё одна дырка, побольше. Горячий воздух наполнял всю комнату, девушка почти ничего не видела, чисто на ощупь вылила всю перекись на цепь между наручниками и ту, что соединяла их с трубой, а затем высыпала соль на эти же места и поднесла к горячему воздуху. Своеобразная соляная кислота плюс горячий воздух должны были заставить цепь поржаветь. Девушка молилась, чтобы её уроки химии в Академии и во время подготовки к экзаменам не прошли даром. Прошло уже почти 8 минут, времени в обрез, скоро включаться камеры, а цепь так и не ломается. Аделина дёргала цепь всё сильнее, считая про себя. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» Аделина вновь дёрнула цепь и упала на пол. Цепь порвалась, теперь она может передвигаться по подвалу, но вот цепочка между наручниками оказалась более стойкой. Девушка почти на подсознательном уровне поняла, что камеры уже включились, а горячий пар застилает всю комнату, в которой теперь образовывался густой туман. Её не видно, значит скоро сюда придёт Андрей или не только он. Аделина отошла к двери, ожидая гостя. Она слышала шаги, звук разных ключей, наконец, замок щёлкнул и Андрей вошёл в подвал. Он сматерился, кажется, а Аделина накинула на его шею наручники и пнула дверь ногой, чтобы её закрыть. Андрей схватил её за руки, пытаясь освободиться, но девушка ударила его коленом, тем самым повалив его, а потом ударила кулаком в лицо, отчего парень потерял сознание. Потирая костяшки пальцев, Аделина благодарила, что научилась драться в Академии. Больше она ничего плохого про это учебное заведение не скажет. Девушка подняла упавшие ключи и присела рядом с дверью, где тумана было меньше всего. Она подбирала ключи, пытаясь найти тот, что откроет её наручники, и нашла-таки! Избавившись от железок и крепко сжав ключи в руке, а напоследок ещё раз пнув Андрея, Аделина выбежала из подвала. Она бежала долго, без оглядки. Кажется, за ней уже кто-то гонится. Она не думает, куда сворачивать, не рассчитывает даже найти выход. Рассчитывает скорее на то, что найдёт какое-нибудь укромное местечко, где её никто не найдёт, пока не приедут те, кто её ищет. Если её кто-то ищет. Но пока такого места на не нашла. Осталось только бежать. Бежать вперёд.***
Крисси, Свят и Никита приехали на какую-то базу. Это было похоже на старую заброшенную фабрику, где почти вся её часть находилась под землёй. Кристина поёжилась от неприятного ощущения. Ей никогда не нравились такие места. В них обязательно происходило что-то плохое. — Это старый машинный завод. Но, видимо, Малиновский не нашёл ничего лучше, — пояснил Никита. Он открыл карту помещения в телефоне, и ребята склонились над ней. — Здесь два входа. Один — центральный, второй — вниз, в «шахту». Там, возможно, они её и держат. — А если нет? Если она где-то в самой фабрике? — засомневалась Кристина. — В таком случае, нам придётся разделиться, — ответил Свят. — Не-ет! В любых фильмах, когда группа разделяется, происходит вся самая жуткая хрень. Ты этого хочешь? — воскликнула Кристина. — А у нас есть выбор? — глядя на неё, спросил Никита. Под его взглядом девушка стушевалась и ответила предсказуемое «нет». — Вот именно, так что мы с тобой идём в шахту, а Свят на фабрику. — Лучше вы со Святом пойдёте на фабрику, а я в шахту — предложила Кристина и, не давая мужчинам возмутиться, продолжила: — Шанс того, что Аделина в шахте, меньше. Ведь за неё должны следить. А там для этого нет ни оборудования, ни места для её размещения. Не бросили же её просто связанную на земле? Поэтому я быстренько проверю шахту и пойду к вам. А Святу нужна будет помощь в случае чего. Здесь может быть много людей, больше, чем мы представляли. — Должен признаться, чертовски логично, — задумчиво прокомментировал Свят. — Но если ты закончишь с шахтой лучше жди нас здесь у машин. В случае чего, сможешь подвезти. — Э, нет. Я не вожу! — возразила Кристина. — Человек в экстренных ситуациях может всё! — выдал девушке Киоссе. Шутник, блин. На этом они и решили. Мужчины, взяв пистолеты — и откуда только? — ушли на фабрику, а Кристина, хоккейную клюшку, валявшуюся в багажнике, отправилась в шахту. Внутри было темно — удивительно! Девушка пожалела, что не взяла с собой фонарик, когда в очередной раз споткнулась о то-то, что даже разглядеть не смогла. Она решила, что, если не может видеть, то хотя бы услышит чьё-нибудь приближение. Она шла медленно, её было практически не слышно, но было слышно чьи-то шаги. Кристина задохнулась от неожиданности и сделала пару шагов назад, не зная, что ей делать. «Впереди поворот, значит, кто-то выйдет оттуда, значит, меня не увидят, потому что я не вижу свет фонарика, значит, у него нет фонаря. Вроде бы логично. Значит я сольюсь со стеной и занесу клюшку над головой. А потом БАЦ!» План был прост в теории, но явно хромал в исполнении. Кристина чертовски боялась ехать сюда. Даже когда уверяла мужчин, что всё в порядке, даже когда стояла там, предлагая, чтобы она пошла одна, даже когда уверенно шагала в сторону шахты, в темноту. Что её там ждёт? Если бы она знала… Девушка прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Шаги всё увереннее, кажется, что идёт — или бежит — не один человек. И вот, когда Кристина уже увидела руку бегущего впереди человека, он вдруг не выбежал, а за поворотом что-то упало. Или кто-то. «Если этого человека удерживают, значит, это не их человек! Но кто же… Деля!!!» Кристина крепче сжала клюшку и выбежала из поворота. Она не видела ничего и никого — там всё ещё было темно, но она будто силуэтами видела лежащего человека, который выставил руки вперёд, пытаясь скрыться от удара. Кристина подбежала и, размахнувшись, ударила бьющего человека по голове. Тот мешком упал на землю, а Кристина присела к лежавшему человеку. — Деля, это ты? — тихо спросила она. Человек резко вскинул голову, и Кристина увидела до боли знакомые глаза. Она была уверена, что это её подруга, даже без ответа оной. — Да, — прохрипела Аделина. — Как ты тут.? — Потом, всё потом, — прервала её Крисси, поднимая её и взваливая на свои плечи. — За тобой ещё кто-то гнался? — Нет. Тут никого кроме него не было, — ответила девушка. Кристина несла её, быстро шагая, сгибаясь под тяжестью тела. Они вышли на свет, Аделина зажмурилась. Крисси положила её около входа в шахту и, склонившись, тяжело дыша, спросила: — Ты сможешь добраться до машины? — девушка кивнула. — Тогда давай я тебя подниму. Здесь Свят и Киоссе, они сейчас в центральной части. Я должна найти их и сказать, что я нашла тебя. — Я…пойду с…тобой, — тяжело выговорила Аделина. — Куда? Ты из шахты выйти не смогла, — снисходительно ответила Крисси. — Я тебя умоляю, не делай глупостей! Я, всё-таки, провожу тебя, а потом пойду за парнями. — Это ты…делаешь глупости, — вновь сказала Аделина. Но Кристина на это лишь фыркнула. — Пф… Когда меня это останавливало? Кристина оставила Аделину в машине, проверив, закрыла ли та все двери и даже пару раз ударила клюшкой по окнам, чтобы проверить их на прочность. Взяв своё оружие, Кристина пошла к фабрике. На ней не было ни души. Ветер слегка шевелил старые разорванные плакаты, входил в продолговатые трубки и выходил из них с протяжным свистом. Этот свист был единственным звуком. Девушка понимала, что звать их было бы несусветной глупостью. Но как же ей узнать, куда они пошли? Она встала перед огромными машинами и развернулась, чтобы увидеть, куда они могли пойти. Она увидела человека между коридорами, смутно, почти размыто. Но она не могла не увидеть, как человек направляет на неё пистолет и… Пуля летит прямо в неё и, только когда она рикошетит, Кристина обнимая голову, прячется за колесо. С той секунды начался ад. Девушка явно слышала крики парней, которые говорили то ли «беги», то ли «Спрячься», то ли «Осторожно», а может быть всё вместе. Только вот Кристина не могла пошевелиться. Пули в прямом смысле свистели над головой, а девушка каждый раз сжималась, когда слышала очередной выстрел. Он перезаряжает оружие, да ещё и так близко… Кристина юркнула под машину в последний момент, а затем встала и, держась за неё, начала обходить её, как и стрелявший. Тишина вновь. Все затаили дыхание, даже мужчины, которые, оказывается, стояли на «балконе» с пистолетами у висков. Но ей нельзя отвлекаться. «Почему те, кто сверху, не убью меня? Это что же, дуэль? В любом случае, меня ожидает смерть». Рассудив так, Кристина решила, что хуже уже не будет.Девушка резко упала, подсекла мужчину клюшкой. Он упал, нажав на курок. Кто-то сверху застонал, и Кристина, боясь, что это может быть кто-то из «своих», быстро подняла голову, чтобы посмотреть. — Осторожней, Кристина! — крикнул ей Никита, и она обернулась. Перед ней стоял её соперник, который навёл дуло прямо на неё. «Ну всё. Конец моей сказочке, — горько подумала она». Кристина не зажмурилась, лишь сердце пустилось вскачь. И, когда мужчина нажал на курок… Пуля просто вылетела. Мужчина нажал ещё раз и ещё раз, но патроны кончились. Кристина размахнулась клюшкой и ударила мужчину по голове. Всё. С этим разобралась. Девушка повернулась и подняла голову — мужчин там не было. Зато спустя пару секунд они выбежали из тоннеля. Свят подхватил Никиту под руки, он был ранен. Кристина подбежала к нему, обнимая его лицо, сама понимая, что сейчас не время и не место. — Кристина, мы не нашли её, — сокрушённо начал Свят. Девушка приобняла Никиту за плечи и тоже понесла его. — Всё в порядке, я нашла. Она в машине, — ответила Кристина. — А ты почему вышла? Тебе ведь русским языком сказали, не высовывайся! — начал было Никита, но Кристина, забывшись, наступила ему на ногу, а потом ойкнула и затараторила извинения. Так они дошли до машины. Аделина лежала без сознания на заднем сиденье. Святослав не смог сдержаться и, подойдя к ней, нежно провёл ладонью по её лицу. Он не видел ни крови, ни, даже, мяса, ни синяков и царапин. Она была прекрасна. Любима. В голове у себя он тысячу раз просил у неё прощения, клялся, что не отдаст никому и никогда. Просто не отпустит никуда. — Свят, пора ехать. Никите совсем плохо, — нервно крикнула Кристина. Степанов осознал ситуацию и сел за руль. Кристине пришлось сесть спереди, но она, перебирая аптечку, нашла перекись и бинт и попросила Свята остановить при первой возможности, чтобы перевязать рану Никите. Степанов гнал на всех скоростях. Это его вина. Он ведь клялся себе, что не допустит такого! Как он мог позволить ему поехать с ним, как? А ведь Степанов сейчас должен был быть на его месте. Это ему предназначалась пуля, но Никита оттолкнул друга и пострадал сам. И за это Степанов сейчас ненавидит себя вдвойне. Кристина корила себя за то, что так безалаберно поступила Никитой. Всегда поступала. Если бы не её прихоти, они бы были женаты, вместе, счастливы в конце концов! Она просто потеряла 2 прекрасных месяца с ним. Её не покидала мысль, что, возможно, она больше не сможет провести с ним ни дня, если они не успеют. Девушка время от времени поворачивалась к нему лицом и, беря его руки в свои, крепко сжимала их. «Всё будет хорошо, — шептала она, тем самым успокаивая ещё и себя». Конечно же будет. Непременно.***
В больнице было чертовски тихо. Это пугало Астахову…или, уже не Астахову… Она даже не помнила фамилии своего отца, просто привыкла называть его по имени-отчеству, как преподавателя. Господи, а ведь её одногруппницы так и вешаются ему на шею! Фу! Вернётся, точно всем задницу надерёт… Никиту в больницу Свят принёс на руках. Аделина к тому времени пришла в себя и, с Кристининой помощью, тоже дошла до больницы. Крисси и Свят передали любимых врачам, а сами сели на скамейку и устало облокотились на стену. Это было ужасно. Ожидание. Когда твой человек в палате, где ты его не видишь, он остаётся полностью в руках незнакомых тебе людей, а ты должен просто ждать. У них сейчас были схожие мысли. Они молились, чтобы их друзья выжили. И если Аделине требовалось залечивание ран и многие другие процедуры, от которых её жизнь не зависит, то Никита сейчас был между жизнью и смертью. Кристина сжала руки в кулак и нервно кусала костяшки пальцев. Что же ей делать, если он… Она даже не могла подумать о том, что Киоссе мог умереть. Это было немыслимо. Дикость. Как мог умереть тот, кого она так любила? Непонятно. Спустя полчаса из кабинета хирурга вышла Деля. Степанов встал и пошёл к ней навстречу. Они остановились друг напротив друга и просто смотрели друг на друга. Аделина не могла поверить, что он действительно за ней приехал. Она чувствовала его ладонь в машине, слышала те слова, которые были сказаны шёпотом. Сейчас её глаза наполнились слезами и, если она его не обнимет, даже если учитывать, что тело болит неимоверно, то просто расплачется. Степанов же смотрел на неё и удивлялся, как он мог столько врать этой девушке, которая, из-за всех его ошибок, так страдала. На ней практически нет ни одного живого места, она даже смотрит на него, наверное, только одним глазом, потому как второй заплыл из-за стольких ударов по голове. «Но…какая же она прекрасная». Они бросились друг к другу одновременно. Просто осознали, что нельзя постоянно извиняться, объясняться в любви лишь в своей голове! Да они рисковали жизнями друг ради друга, ссорились из-за ничего, а сейчас даже поговорить нормально не могут. Да им и не надо. Святослав прижимал к себе свою любимую, нежно гладя по волосам, целуя их, нашёптывая слова успокоения. Аделина вцепилась к его рубашку, чувствовала его грудь, вздымающуюся так часто. Он тоже переживал. Её это радует и успокаивает. Все глупости остались позади, теперь им будет сложно поверить в то, что кто-то из них не любит другого. Они теперь просто обязаны быть вместе. — Я буду целовать каждый сантиметр твоего тела до тех пор, пока оно не заживёт, — сказал Свят. — Лучше просто не оставляй меня. Просто будь рядом. Чета Степановых отказалась ехать домой. Кристина просто не могла уехать, зная, вернее, не зная, что случилось с Никитой. А это грёбаные врачи ничего не говорят, просто ходят туда-сюда и игнорируют её. Последний раз Кристина не выдержала и уже почти накричала на одну из медсестёр, но Степанов развернул её к себе и успокоил. — Успокойся. Никите не лучше от того, что ты устроишь тут скандал. Я всё понимаю, поверь мне. Скоро к нам выйдут и скажут, что с ним всё хорошо, понимаешь? Она понимала. Она всё понимала. И даже то, что Свят прав. И то, что она перегибает палку, но… Но как можно сидеть и ничего не делать? Как можно быть спокойной, когда?!. Из операционной вышел врач. Он раздражённым движением снял маску и что-то сказал пробегающей мимо медсестре. Кристина подошла к нему на негнущихся ногах, представляя, что сейчас ей придётся услышать самую ужасную вещь, которую только могут сказать врачи «Мы сделали всё, что могли». Нет. Чёрта с два. Так не будет! — Вы оперировали Киоссе Никиту Вячеславовича? — спросила Кристина севшим от волнения голосом. — Да, — врач тяжело выдохнул и спросил: — А вы кем ему приходитесь? — По…невеста, — ответила Кристина. Она слышала, как сзади Аделина охнула от неожиданности. — Понимаете… — начал было врач, но Кристина не могла это слышать. Она видела, что он собирался с мыслями, видела, что он раздражён. Разве может такое быть после удачной операции? Девушка замахала руками, и начала понемногу отходить от него. Сзади Аделина и Свят, кажется, расступились. Они все пытались взять её за руку и то ли обнять, то ли успокоить, но у них ничего не получалось. Кристина почувствовала, как у неё подкашиваются ноги, а пол то близко, то далеко. В конце концов, у девушки закатились глаза, и она упала.***
Тёмноволосая девушка лежала на больничной кровати под капельницей. Она с трудом открыла глаза из-за яркого света и зажмурилась. Она слышала как работает какой-то там аппарат — Кристина была не сильна в медицинских терминах, — но была почти уверена, что это не её. Девушка повернула голову и встретилась со взглядом карих таких любимых ею глаз. — Ну здравствуй, Красавица, — произнёс Никита, улыбаясь.