Вы встретитесь. Я знаю сумасбродство Стихийных сил и ветреность морей, Несходство между нами и сиротство Неисправимой верности моей.©
***
Несмело подкрадывающаяся зима, обычно заострявшая сосульки уже в начале ноября, наконец укрепилась в позициях всего за каких-то пару недель, которые Гарри провел в хмельном беспамятстве. Единожды ему выпал случай погулять по набережной перед Сочельником. Маленькая поблажка с разрешением покидать Блэк-холл буквально окрылила Гарри, только он ступил за порог дома. Первые несколько минут прогулка напоминала работу на публику, юноша никак не мог расслабиться и отрешиться от назойливой мысли, будто из каждого фонарного столба за ним следят внимательные глаза Министерства и фиксируют каждый поворот его головы в сторону побега. Тогда он дошел до одной из номинальных границ топографической клетки, защитные заклинания были почти различимы на вид. Свет немного преломлялся в тех местах, а хлопья снега в полном безветрии там падали как-то наискось. Он не мог выйти за пределы, не мог покинуть эту клеть. Еще на подступах ограждающие чары начинали больно давить, словно отталкивая его тело. Крайней точкой для свободного доступа являлся торговый центр в конце улицы. Здание смотрелось на контрасте со среднестатистическими постройками на площади весьма холеным и добротным, вплоть до внешнего фасада, украшенного композицией гирлянд и подсвеченных рождественских гномов за стеклянными витринами. Первый этаж был типичным супермаркетом с самообслуживанием. Этажом выше — уютное кафе, также застекленное, походившее на сказочную иллюстрацию из рекламных постеров. За длинными окнами просматривались столики, укрытые атласными скатертями цвета насыщенной хвои, и ужинающие посетители, изредка поглядывающие на запорошенный снегом проспект. Гарри закурил, облокотившись о парапет набережной ковани, взирая на витражную идиллию кафетерия, будучи как бы косвенно сопричастным. На самом деле он чувствовал себя удрученнее всех вместе взятых гриффиндорцев на уроках зельеварения. Странно, но теперь даже воспоминания об отработках, списании баллов, подстерегающих опасностях были счастливыми. Хоть какие-то действия, с надеждой на благополучный исход, на то, что все может уладиться и решиться. Порой это неудержимое рвение верить в чудо разрушало реальную жизнь, взрослую жизнь без прикрас. Он не хотел привыкать к безысходности, но дым вызывал резь в глазах, отчего они часто слезились. Ухоженная обитель общепита напомнила Гарри посиделки с друзьями в Хогсмид. Ткань темных богатых штор придерживали открытой традиционные венки из остролиста и шишек. Почему-то почти все посетители казались подростками. Они расселись парами и компаниями, общались, смеялись. И лишь один брюнет сидел обособленно и читал книгу. Гарри уже все глаза просмотрел, ибо этот парень в профиль был вылитым старшекурсником Томом Реддлом. Чем дольше он вглядывался, тем болезненней густой воздух оседал изморозью в легких. Наваждение прогрессировало тахикардией. Невольник, конечно, одумался спустя время, однако осталось всего несколько минут до конца прогулки. Зашагав через проезжую часть в сторону магазина, Гарри старательной метлой расчищал дурные мысли, выметая галлюцинацию прочь из своей головы. Реддл не впервой ему мерещится, что уж греха таить. Раздвижная дверь распахнулась пред юным волшебником, и сухое тепло торгового зала окутало продрогшего на морозе юношу. Ориентирование на этой обширной территории среди множества забитых продукцией стеллажей требовало, как минимум компаса. Миновав полки, вплотную заставленные всяческими безделицами, праздничной мишурой, игрушками, Гарри-таки вышел к продуктовому отделу. Спешно скользя в междурядье, он приблизился к цели, представляющей собой алкогольные прилавки. Винные шеренги выстроились в ожидании клиентов, и Гарри, шустро схватив первую попавшуюся бутылку, побежал до кассы. Время поджимало. Мужчина перед ним рассчитался наличными, звонко забросив мелочь в контейнер для пожертвований. Гарри не мог отделаться от преследующего образа, он будто торопился домой не по решению суда, а совершенно по другой причине. Кафе расположилось как раз над торговым залом и тот парень сидел где-то там, наверху. «Какого черта…?». — О, ну только не говори, что это ограбление, дружище! — Гарри вздрогнул от голоса, в секунду осмысления обратив внимание на говорящего кассира. — Что? — Серьезно нахмурился Гарри. Потом знакомый типаж глупо улыбающегося персонала вернул Гарри на бренную землю. Белобрысые ресницы и водянисто-голубые глаза, нос свернутый в уличной драке, наверное, форменный комбинезон, который уже явно где-то мелькал. Теперь он разглядел парня поближе. Удивительно, что кассир близлежащего магазина и доставщик-сквибб из «24 и 7» встретились в одном и том же лице Энтони. Кажется, Энтони. — Эй! Помнишь меня, рецидив? — Он был простодушно бестактен. — Выпустили или сам сбежал? — Эни, верно? — Сквибб растянул рот еще шире, потому что Гарри сдвинул брови еще сосредоточенней. — Слушай, меня отпустили под поручительство и время прогулки стремительно истекает, так что… — Оу, прости! — Сразу смекнул продавец, проведя по контрольному аппарату товар и оглашая цену. — Спешишь? Да. Я понимаю. Ничего что я так… по-свойски? Ты без обид, старик? — Я никогда не обижаюсь. Спасибо. — Покупатель спрятал бутылку в изнанке пуховика и расплатился. — Часто же ты профессии меняешь, Эни. — Ага! Завтра официантом буду. — Кажется Энтони сей факт невыносимо забавлял, парнишка и сдачу не сразу сосчитал. — Я же говорил, у нас универсальная богадельня. А еще я могу сделать тебе карту скидочника! Только хотел сказать, что у нас скидочные бонусы для постоянных клиентов, и если тебе еще долго чалиться, вино можешь покупать на полцены дешевле. — Спасибо, давай-ка в следующий раз… — спешил ретироваться Гарри. — Заметано! — Воскликнул новый знакомый. — Здесь можешь скинуть мелочь, чтобы карманы не оттягивала, — указал он на небольшой контейнер. — Для сироток пожертвования собираем! — Да? — Остановился Гарри уже почти у выхода, вернулся, всыпал монеты в указанную емкость и убежал со словами: — Увидимся, Эн! — Надеюсь… я только за… — послышалось вслед. Гарри страшно боялся опоздать. Это доставило бы массу проблем Гермионе. Интересно, кто бы явился загонять его в квартиру, случись чего? Мракоборцы? Как же унизительно. Несмотря на дикую нехватку времени, Гарри успел шмыгнуть ищущим взглядом вдоль окна кафе, но никого похожего на Реддла там уже не увидел. Известие об одиноком Рождестве травмировало. Цветные открытки летели с извинительными письмами, ибо все семейство Уизли, якобы гостило у Чарли и не успело вернуться в Лондон. Злой Санта вывалил на голову подарки, способные оглушить или убить героя — покинутость, никчемность в золоченой фольге. Бритвенные бумажные листы поздравлений могли вскрыть его артерии. И юный маг болел своей избранностью и дремотой. Он просидел на домашне-больничной кровати, сам белее простыни, нечто среднее между трупом и призраком, встречая новогодние перипетии и ненастную погоду. Что ж, сравнительно, это было не такое уж и ужасное Рождество. Мокрый снег ударял окно, словно скачущее стадо кентавров, тех самых, что тотчас отбивали копытами и в его груди, так бешено колотилось сердце Гарри, пытающееся достучаться до сознания с прямым требованием: — «не пить больше того вареного уничтожающего грога из запасов крестного». Словно перед смертью, сердце колотилось на износ, даже когда юноша забывался в алкогольном сне. Ему снился май. Один памятный день. Тогда для Лорда началась настоящая вечность, а Гарри, будто умер вместе с ним, либо вместо. В любом случае начало одного, было концом другого. Это снилось ему снова и снова — повторяющийся бред, полная интоксикация Реддлом, хоркруксом, чернильной душой змея. Впитывая черты идеального облика наследника Тайной комнаты, хоть и в столь раннем возрасте, Гарри соображал, что рядом с ним гетеросексуальность стремительно ослабевает. Потом Гарри снились все те свидания в директорском омуте памяти, кои учеником должен был посещать не только для пользы дела, но, дабы убедиться, что этот неотразимый человек вырастет двинутым артефактором, чернокнижником, беспринципным монстром. И спящий волшебник грезил о существовании тайного мира, где они встретились бы вне войны, где не было никаких убийств, пророчеств и вражды между ними. Если бы такая субъектная реальность существовала, Гарри хотел бы прожить именно ее. — Господин Поттер, вы живы? — Обеспокоенно толкал домовик своего спящего хозяина. — Поднимайтесь, вы же тут промерзнете. — Добби…? — Расщепил веки юноша, лежа на коврике у камина. — О, черт! Привет, Кикимер. Слушай, будь добр… убей меня, а? — Веселого Рождества, господин Поттер. — Эльф протянул стакан с целебной жидкостью. — Ваш премногоуважаемый крестный во хмелю то же самое говорил, но тогда Кикимеру действительно хотелось убить сэра Блэка. Выпейте вот это, пожалуйста. — Спасибо, — Гарри мелкими глотками осиливал содержимое стакана, притупляющее кислым привкусом чувство тошноты. — А как я оказался у камина? — Полагаю, сперва господин Поттер пытался проверить на прочность дымоход, чтобы Батюшка Рождество не застрял в камине, — брюзжал слуга, побочно прибирая холостяцкий беспорядок. — Затем вы вознамерились транспортироваться без пороха и разыскать омут памяти, доселе не изученный следствием и доказывающий кое-что… — Да! Боже мой, да! Ну конечно! — Он чересчур ловко поднялся, будучи еще не совсем трезвым, так как, сколько бы не поправлял очки на переносице, окружающее пространство все равно казалось расплывчатым. — Если бы… они только поверили, начали бы искать. Омут памяти — это ведь доказательство, верно? Напрасно надеяться, что кто-то захочет помогать безумцу, над эльфом же совершили обряд магической привязки к дому, и он не мог перемещаться. В грядущих сутках Гарри запутался, как в вязкой, вязанной паутине. Он решил написать каждому по письму, кто-нибудь да откликнется на просьбу найти омут памяти Дамблдора. На первом заседании он уже говорил об омуте памяти Снейпа, но, по всей видимости, никто не искал опровержения вины избранного, они напротив, стремились откопать больше улик для его обвинения. Удивительно, теперь ему нужно доказывать не то, что Темный колдун восстал, а вообще факт существования Волдеморта. Разве не свихнешься тут? Письменных ответов друзей юноша дожидался долго, пока сам не смекнул кое о чем. Он мог потолковать о чем-нибудь с тем сквиббом из супермаркета, если чудак еще не сменил работу. Одним пасмурным вечером, накануне января, арестант решил отправиться за покупками. Мощеные сугробы по обочине дороги превратились в глянцевые горки из дождевого стекла, сыпавшего около двух суток. Он стандартно перешел на аллею набережной, где-то в туманной дали обозначились очертания симметричных башен подвесного автострадного моста над рекой, упирающиеся в низкие, точно свинцом налитые облака. По пути Гарри то и дело оглядывался, держась особняком, сторонясь редких прохожих, которые могут прочесть его заветные мысли, оставался мрачным, как боггарт. Вскоре замаячили границы противоаппарационного купола и здание с магазином и кафетерием. И апатичное настроение менялось на агрессивное возбуждение, не из-за того, что ему нужно было допросить сквибба и выяснить уровень владения некими вопросами, касательно политической сферы. Внутри него разразилась какая-то латентная истерика, когда остановившись у ограждения, опять задымив сигарету, Гарри снова поднял взор на широкие окна второго этажа. Брюнет сидел на прежнем месте, по обыкновению читая книгу и закрепляя прочитанное глотками кофе или чая, стоящего в круглой чашке на столе перед ним. Гарри не мог понять, что заставляет его смотреть, будто перелистывать страницы дневника на автомате. Ну, да, был парень похож на Реддла, просто копия в профиль. И что? Этого-то не могло случиться в реальности. «Реддл» не был окружен свечением прошлого столетия, значит он не всплывшее воспоминание. Реддл-старший не мог с кем-то еще заделать детей, чтобы добиться такого внешнего сходства, и у Реддла-Лорда не было брата-близнеца. — Значит, я правда свихнулся… — Гарри вслух прокомментировал свою слежку за незнакомцем, почувствовав себя достаточно идиотски. Незнакомец никуда не спешит? Кого ждет? Просто отдыхает? Абсолютно не интересуется тем, что сейчас кто-то, пронизывающий его взглядом, готов замерзнуть насмерть на этом одиноком свете, продуваемый всеми ветрами набережной. Разозлившись на самого себя, Гарри перешел улицу, нацелившись на вход гастронома.