Между венами

      Эрик оказался удивительно вынослив. Ну, или просто любил секс. Но спокойно выдержал все дни гона. Обычно через пару дней омеги начинали морщить носы и жаловаться на Матвееву ненасытность, но не Эрик. Его не хотелось закрывать на замок, потому что это было не нужно.       На третий день они бегали с утра. Матвей проснулся и увидел одетого Эрика.       — Уходишь? — в этот раз цепляло не так сильно, волк был почти сыт и не начинал беситься при намеке на исчезновение понравившегося омеги.       — Хочу побегать, — Эрик повел плечами, разминаясь, потянулся и обернулся уже на выходе из комнаты. — Ты со мной или я совсем тебя замотал?       Расчет был верным на все сто. Даже если бы Матвей и не захотел бегать, потому что обычный человек в таких условиях действительно бы замотался, то повелся бы на провокацию, такую явную и железобетонную, что отмахнуться не получится. Не у альфы. Тем более, не у волка.       Бегать с омегами Матвей не любил. Они воображали, любили поболтать и, чаще всего, еле плелись. Но не Эрик. Тот легко касался земли, пружинил мысками и почти не уступал Матвею. Волк был доволен. Секс сексом, но сидеть в четырех стенах он не любил, а вот лес и бег — обожал. Матвей глубоко дышал, косился довольно на бегущего рядом Эрика и ловил такой же взгляд в ответ.       — Догоняй, — вдруг бросил Эрик и рванул по дорожке.       Это было бы забавно, если бы поймать его оказалось так же легко, как думал Матвей. Но Эрик почти не уступал в скорости, а петлял в разы лучше. Мелкий и увертливый, он уходил из рук, как ртуть, буквально вытекал сквозь пальцы. Матвей порыкивал, удивляясь, как такое вообще возможно, а Эрик извернулся, обидно проскользнул между ног, мазнул ладонью Матвею по промежности и припустил к дому. Он перестал петлять, надеясь на скорость, поэтому и попался. Матвею, удерживающему его на плече, хотелось вышибить дверь ногой, чтобы не задерживаться, но остатки здравомыслия победили. Ключ чуть не сломался от напора, непривычной резкости в обращении. И был отброшен в угол. Эрик полетел на кровать, а Матвей, не сводя с него тяжелого взгляда, принялся срывать с себя одежду. Настроение рядом с этим непредсказуемым омегой плясало, выделывало пируэты, то затапливая Матвея нежностью, то почти обращая его, выцарапывая зверя на поверхность, отделяя его от мира тонкой мыльной пленкой: одно прикосновение и — пф-ф-ф! — разлетится на куски. Было хорошо, настолько, что едва успев отдышаться, Матвей повернулся, приподнимаясь на локте, и спросил:       — Может, будем так делать почаще? Мне понравилось.       Спросил без особых мыслей. Такие вот вопросы обычно называют «вырвалось». Подходящее настроение, момент, довольный изнуренный волк. Но Эрик нахмурился и тоже повернулся к нему.       — Вообще-то, я думал на этом закончить наше общение.       Матвей никогда не попадал в такую ситуацию. Именно он всегда инициировал расставание с наскучившим омегой. Исключений не было. Гордость взвыла, задремавший было волк тревожно поднял голову. Матвей недовольно прищурился. Губы поджались, концентрируя готовое сорваться недовольство, но Эрик поднял руку. Взгляд у него был серьезным:       — Я ведь объяснил все. Отношения мне не нужны. А то, что происходит между нами — это даже сейчас не просто секс. Я боюсь дальше. Ты слишком хорош, слишком подходишь мне, чтобы я не понимал всей опасности. Лучше закончить все сейчас. Да и тебе на данный момент разве нужно что-то большее, чем секс без заморочек?       Матвей выдохнул, признавая неприятную правильность такой позиции.       — Ты замечательный альфа, — подсластил пилюлю Эрик. — Уверен, ты встретишь хорошего домашнего омегу, который каждый вечер будет ждать тебя с горячим ужином и непременными мягкими булочками. И оладьями на завтрак. А я сам-то ем через раз. Моя цель в другом. Так что, — он протянул руку, — давай не будем усложнять?       Матвей поколебался секунду, а потом пожал ее. Он и в самом деле не был уверен, что готов к отношениям. Поиграть в любовь с Эриком не выйдет, он прав. Это, безусловно, выльется во что-то еще. И чем такой расклад обернется для каждого из них — большой вопрос. Так что да, лучше закончить все вот так, почти не начав.       И, несмотря на это решение, выбросить Эрика из головы не получалось. Он то и дело мелькал на периферии, царапая именем слух в разговорах, независимым видом — взгляд в универе. Он нравился Матвею, стоило это признать. Однако предпринимать что бы то ни было Матвей по-прежнему не собирался.       Но и полностью исключить Эрика из своей жизни он не мог.       — Да все вы корыстные бляди! — голос Андрюхи сочился такой явной обидой, детской слабостью, что поморщился даже либеральный Вовка. Так открыто проявлять недостойные альфы эмоции — это мог только Андрей. Матвей в который раз порадовался, что не принял его в стаю.       Народ толпился в большой гостиной, где и разворачивалось представление. Матвей быстро скинул обувь и куртку и прошел туда, уже понимая, кто же смог развести Андрея на почти истерику. Эрик сидел на крышке пианино и даже не пытался скрыть пренебрежительную ухмылку.       — Корыстные? — пропел он. — Нормально, как по мне, предпочесть парня с мозгами и здоровыми амбициями тупому нищеброду, который всю жизнь так и просидит на продавленном диване, оправдывая интеллектуальную импотенцию какими-то там политическими обстановками и сволочами вокруг. — Намек был более чем прозрачен. Андрюха любил поныть о своей горькой судьбе в поганой России. — А касаемо блядства… Так вы же сами, милые альфы, столько лет твердили о положительных сторонах полигамии, о том, как важно иметь опыт. Вы сами дали нам свободу, сказали, что мы одинаковые. Вытолкнули из рамок домохозяев. Так чего ж теперь удивляетесь? Я, — Эрик наклонился вперед, упиваясь видом покрасневшего Андрея, — сейчас зарабатываю достаточно, чтобы содержать пятерых таких как ты, Андрюша. Что? Наденешь ради меня кружевной передник? Будешь ждать дома с котлетками-пюрешками? А я обещаю взамен — как ты там говорил? — достойную жизнь. Ты ведь об этом всегда мечтал? Чтобы не делать нихрена, но жить в шоколаде. Так давай! — От красивых ударов, физических или словесных, Матвей всегда получал искреннее удовольствие. Вот и теперь он заслушался, залюбовался Эриком. Потому и забыл про его острый язычок, про то, что мягкими упреками он не ограничится. — Только один момент, — Эрик спрыгнул и прищурился, медленно приближаясь к Андрею, — шоколадная жизнь отрабатывается задницей.       Андрей заревел и бросился вперед. Матвей рванулся, понимая, что ничего сделать не сможет, даже если обратится вот прямо сейчас. Но Эрик извернулся, ухватил Андрея за протянутую кисть и легко швырнул через себя. Медленно отошел в сторону, хотя мог бы прижать, додавить. Предоставил возможность подняться. А потом склонил голову и поманил пальцем. Андрей нахмурился в нерешительности, и Эрик насмешливо протянул:       — Что, ссыкотно?       Матвей видел, что да, ссыкотно, и очень гордился Эриком. И Андрею бы извиниться, замять ситуацию, потому что это пиздец же — напасть на омегу, пусть даже в аффекте, но тот, идиот, снова бросился вперед. Волчье зрение позволило увидеть, как недовольно прищуривается Эрик, прежде чем от души вмазать ногой с разворота. Сильный мальчик, способный уложить оборотня — чудо какой замечательный!       Все новые плюсики напротив имени «Эрик». Внутри мешалось желание сделать все-таки мальчика своим и абсолютное непонимание, что же в это понятие входит. Матвей пытался прислушаться к волку, но тот тоже словно бы метался в сомнениях, принюхивался, прислушивался и не давал однозначного ответа. И был еще Эрик со своими заморочками, который смотрел невзначай, незаметно для человека, но совершенно четко и однозначно для Матвея. Во время редких встреч его желание чувствовалось кожей, и Матвею страшно и сладко было даже думать о том, как он мог бы пахнуть в такие моменты.