***
Сэм съезжает из мотеля, точнее его вытуривает хозяин-мудак, который не хочет больше слышать его «с получки отдам». Сэм собирает свои нехитрые пожитки и валит без лишних слов: ему проблемы не нужны. Горничная, пришедшая убирать номер, наконец, лишившийся засаленной картонки «Не беспокоить» на ручке двери, изрядно удивляется, обнаружив почти идеальный порядок и засыпанные солью подоконники. Сэм несколько дней кантуется в подсобке на работе: он официант в маленьком кафе через дорогу от мотеля. Хотел сначала устроиться в автомастерскую, но с удивлением обнаружил, что совсем ничего не смыслит в автомобилях, хоть и провел в дороге едва не всю жизнь. Сэм думает, почему никогда не просил Дина научить его чему-то, кроме добавления воды в стеклоомыватели. Брат — отличный механик, а Сэм — неудачник. Менеджер — дородный улыбчивый парень по имени Стэн — говорит ему, что если он не найдет себе жилье в ближайшее время, то будет уволен. Сэм готов уйти прямо сейчас, потому что эта забегаловка с тупым названием «У Бэтти», хотя никакой Бетти здесь отродясь не видали, сидит у него в печенках. Тут стремные красно-белые клетчатые скатерти, пол, покрытый вечно липким линолеумом, и тошнотворный запах пережаренного картофеля, смешанный с приторно-сладкой карамелью, который въедается в кожу. Теперь Сэм воняет фастфудом, куда бы ни пошел. Стэн, кажется, жалеет его и предлагает крохотную квартирку над кафе, которая пустует года три, с тех самых пор, как умер мистер Вайд, Стэнов отец. — Никто из моего семейства не хочет жить в этой развалюхе, — говорит Стэн. — Даже кузен Фрэнк, гребаная пьянь, предпочитает валяться под где-нибудь под кустом. Все почему-то втемяшили себе в голову, что в квартире призрак отца. — Стэн усмехается, и на толстых щеках появляются ямочки. — Придурки. Сэм тоже усмехается — какая ирония! — и соглашается, потому что Стэн хочет всего пять сотен в месяц. Правда, у него зарплата шестьсот пятьдесят баксов, но дешевле он в жизни не найдет: Пало-Альто оказывается дорогим городом. Квартирку Сэм прозывает «клоповником». Она узкая, тесная и темная: окна почему-то заклеены коричневой папиросной бумагой. Сэм отрывает ее, но света почти не добавляется — тени клубятся по углам вместе с пылью. Он тратит три дня, чтобы отдраить полы — теперь можно ходить босиком — и еще столько же, чтобы очистить сантехнику до приемлемого состояния. Сэм не знает, каким человеком был Стэнов отец, но, кажется, он предпочитал жить в грязи. Сэм по привычке насыпает аккуратные соляные дорожки на подоконниках и у двери — надо бы прекратить это делать: у него нет денег на лишнюю соль, — и ложится в скрипучую кровать, которая была мягкой, наверное, лет тридцать назад, а сейчас — сплошные пружины и кочки. Сэм вздыхает. Снизу слышатся голоса и бренчание посуды, противно тянет все теми же картошкой и карамелью. Тени вырастают и встают у изголовья кровати. Светильник мигает и гаснет. Сэм почти готов почувствовать холод и увидеть мистера Вайда за рабочим столом, заполняющим бухгалтерские бумажки, которые он не успел разобрать. Но ничего не происходит. Сэм говорит себе, что в нормальном мире нити накаливания лопаются из-за старости, а не из-за неупокоенных духов. Ему снится странный сон: Дин стоит на крыше Импалы и никак не может вкрутить лампочку в патрон.4
13 августа 2017 г. в 00:17
— Привет.
— О, привет, Дин. Как дела?
— Чудно. Позавчера прикончил Нагайну. Даже не спрашивай. У этой змееподобной херни невыговариваемое название.
— Не знал, что ты читал Киплинга.
— Заткнись.
— Сам заткнись.
— Ты что, в ресторане? Тарелки гремят. Я не вовремя?
— Да… То есть нет. Просто выбрались с друзьями.
— Как скучно. Становишься обычным, Сэмми.
— Да уж. Ты в порядке? У тебя странный голос. Ты ранен?
— Нифига. Нормальный я.
— Дин.
— Чувак, клянусь на змеиной шкурке, я цел и бодр.
— Ладно, сделаю вид, что верю. Чего ржешь?
— Представил твою рожу.
— Иди ты.
— Сэм.
— Что?
— Может, встретимся как-нибудь?
— Э-э-э… Конечно. Только у меня пары каждый день с утра до ночи.
— Понятно.
— Дин.
— Не-не, все о’кей, Сэмми. Ты звони, как свободен будешь. Пересечемся.
— Ты тоже звони.
— Конечно.