Что останется после тебя

«Это Сэм Винчестер. Сейчас я не могу ответить. Оставьте сообщение после сигнала, и я перезвоню». — Привет, это Ика. Ну как ты там? Надеюсь, с твоим братом все хорошо. Хотя, наверное, нет, раз ты не выходишь на связь уже неделю. Извини, я не должна была говорить так. Перезвони, пожалуйста. Мы волнуемся за тебя.

***

      Импала отыскивается на одной из стоянок в Ноксоне прямо перед въездом в Кер-д’Ален — господи, да все в этом городке на въезде в лес! Они тратят на поиски три дня — много, на самом деле. Сэм успокаивает себя мыслью, что еще через четыре брата переведут в обычную палату — хоть в коме, хоть нет — и он, наконец, сможет его увидеть. Дин ненавидит ждать, и он, как выяснилось, тоже.       Сэм дергает ручку дверцы, мокрую после дождя, но она не поддается — заперто. Он прижимается лицом к холодному стеклу — не знает, зачем это делает — и вглядывается в салон: все выглядит так, будто Дин вышел на минутку. Коробка с кассетами на переднем сиденье, одна лежит отдельно — наверное, «Металлика. Лучшее» или «Лед Зеппелин. Любимые песни» — не рассмотреть. На панели — карта Монтаны с жирным крестом на месте Ноксона и еще какие-то бумажки, перевернутые записями вниз. Сэм уже решает было, что придется взламывать машину, но Джон приносит запасные ключи.       — Она все-таки моя, — говорит он, и Сэм морщится, потому что «моя» царапает слух — Импала уже долгое время ассоциируется у него только с Дином, как будто всегда принадлежала ему, и это так естественно, что отцовские слова вызывают раздражение. Была твоей, думает Сэм, но не произносит ничего вслух.       В салоне холодно. Сэм врубает печку и выгребает с заднего сиденья протухшие обертки от бургеров и пару нераспечатанных сэндвичей, покрывшихся зеленой плесенью.       Не ворчи, Сэмми, вдруг бы мне есть захотелось.       — Ну конечно, — бурчит Сэм, — тебе лишь бы жрать. Вся машина провоняла.       Я бы тебя угостил — ты же любишь сэндвичи — жаль, что тебя не было.       Сэм замирает: Дин никогда не покупал себе эти гребаные сэндвичи с курицей, потому что не признавал ничего, кроме бургеров или тако, — видимо, взял на автомате, потому что терпеть не мог, когда брат начинал зудеть, капая на нервы.       Черт! Черт! Черт!       — Сэм? Чего застыл? — Джон кладет ладонь ему на плечо. — Садись. Ты поведешь.       — Я?       — Проблемы?       — Дин не пускал меня за руль, — мнется Сэм, — ну, после того раза…       Джон усмехается, припоминая, как Дин учил брата водить, а тот, перепутав газ с тормозом, снес знак, разбив фару и помяв крыло.       — Ну с тех пор много воды утекло, и я не могу разорваться на две машины, так что… — Джон ободряюще улыбается, — не поцарапай.       Сэм садится и чувствует себя странно: не он должен быть здесь. Мотор, заведенный спустя неделю простоя, довольно урчит, готовый двигать полуторатонную Импалу вперед по бесконечным дорогам, которые так любит ее хозяин.       — Скоро он вернется, — шепчет Сэм, — я обещаю.       Машина, мигнув стоп-огнями, срывается с места, когда он слишком сильно нажимает на газ, отвыкнув от мягкости педалей.       Эй, поаккуратней с ней, Сэмми.       — Прости, — говорит Сэм, отвечая то ли Импале, рыкнувшей оборотами, то ли Дину, которого естественно нет, но который присутствует здесь в каждой детали.