От Иларии до Вияма. Часть вторая

Бранн, 8 декабря ― 1 ― По окраинным улочкам столицы ехала верхом женщина под покрывалом в сопровождении охраны. Но не из солдат королевской гвардии, а из простых горожан, вооружённых кто чем: цепами и вилами, захваченными в бою мечами и копьями. Шёл четвёртый день браннского бунта. Жители города пока что успешно отражали вылазки королевского войска, осаждённого в замке. По всем улицам ― особенно ближе к центральной площади ― возвели баррикады из поваленных деревьев, бочек, заборов и камней. Цветущая, богатая столица в мгновение ока превратилась в военный город. Всё началось с того, что секретарь Авуэн открыл потайной лаз и заговорщики проникли в подземелья. Повинуясь наставлению Верховного, они только разоружили стражу, но убивать не стали. Да и стража на покое, признаться, разжирела и разленилась. Привыкла, что охрана тюрьмы ― это всего лишь скучные караулы, издевательства над узниками, пьянки да игра в кости. Горожане нашли священника, осторожно вынесли на свет божий и доставили в обитель Уставников. Сёстры захлопотали подле мученика, обработали его раны, напоили снадобьями ― и тот уснул. Авуэн бежал из королевского замка не с пустыми руками, а прихватил с собой планы помещений. Он указал восставшим на потайные ходы, ведущие к озеру. Мельяр действовал быстро — и так, словно не церковник, а опытный воин. Он послал на вылазку три отряда: потайные двери взломали, коридоры заполнили гнилой соломой, слегка полили её местным самогоном и подожгли. Смрадный дым потянуло внутрь каменных тоннелей, и вскоре пройти по ним стало невозможно. А солому всё подвозили и подвозили. Дым местами просачивался на поверхность через узкие ответвления, выдолбленные для вентиляции, но жители мятежного города не жаловались, а поговаривали: «Ничего, зато тамошние крысы нанюхаются». Ближе к полудню запашок и правда достиг нижних коридоров замка. К тому времени Мабону и Турферту уже доложили, что священник похищен, оружие у стражи отнято, Вармунд бежал из города, прихватив кубышку с золотом, а на улицах строят баррикады. В первый момент оставшиеся в столице члены Совета растерялись, но Мабон, вскорости придя в себя, послал Турферта к магам: возиться с королевской тушей уже не имело смысла и силу семи (включая их главу) следовало употребить на подавление мятежа. Мабон решил действовать быстро и с устрашением, полагая, что отряда конников будет достаточно, чтобы схватить мятежного приора, а без вождя горожане сдадутся. Попытка закончилась провалом: отряд застрял в первой же узкой улочке, попытался штурмовать баррикаду, но с крыш на головы всадников полетели камни, доски и тюки соломы. Четверых солдат удалось даже сбросить наземь и разоружить. Отряд отступил и попытался прорваться к храму по другой улице, но и там встретил отпор. Рассвирепевшие воины повернули вспять, рубя мечами всех, кто имел неосторожность попасться им на пути. До замка добрались немногие ― горожане в порыве праведного гнева, уже не думая о смерти, повисали гроздьями на поводах у коней, стараясь сбросить воинов, а на месте убитых мятежников появлялись новые. Мабону ничего не оставалось, как запереться в замке, приказать заложить все ходы и выходы, разрушить своды потайных коридоров. Припасов пока хватало, восставшие не могли приблизиться к стенам крепости на расстояние полёта стрелы, а маги меж тем готовили кару. Вечером первого дня наступило затишье: монастыри пополнились ранеными, Мельяр отпел в храме погибших и повелел звонить в колокола за упокой их душ. На второй и третий день горожане укрепляли свои позиции. Все кузнецы города и близлежащих деревень ковали мечи и пики, баррикады росли, в столицу потянулись подводы ― крестьяне везли восставшим припасы. Мельяр собрал из числа богатых горожан, членов гильдий, купцов и делегатов от простонародья временный совет. Он пока не упоминал имя герцога Каффа, полагая, что первое воодушевление от маленьких побед должно схлынуть, и уж тогда можно поговаривать о новом короле. Ночь выдалась неожиданно тяжёлой и тревожной: в трёх местах города загорелись дома ― вспыхнули, будто сухая солома. Их удалось потушить и не дать распространиться огню, но сразу же полыхнуло на соседних улицах. И вот тут горожане заметили, что новым пожарам предшествовало странное явление: со стороны крепостных стен пролетели светящиеся шары, упали на крыши домов и пробили их. Конечно, магам не хватило бы сил поджечь весь город, да они и не стали бы этого делать, но первую панику в рядах мятежников посеяли. Потому и ехала через задымлённый город Латиша Вилс в сопровождении ополченцев. Ехала, следуя ведьминскому дару, в поисках сестёр. Давно слыхала она, что некий ковен скрывается где-то в столице, в нищих кварталах, и что якобы охраняют ведьмы последнее из оставшихся древних святилищ. Окраины почти совсем обезлюдели: большинство нищих и бродяг не осталось в стороне и пополнило ряды защитников города. Конечно, некоторые из них присоединились к восставшим вовсе не из-за гнева на власти, а потому что баррикадников сытно кормили и можно было погреться у костров. ― Поворачиваем налево. Ополченцы даже опешили поначалу: ведьма всю дорогу молчала, а они шли за ней, подстраиваясь под шаг её коня, постепенно теряя терпение и напоминая себе, что это не просто какая-то баба, пусть и знатная, а жена Верховного. Латиша направила коня к неприметному домишке, стоявшему особняком на скалистом берегу озера. Казалось, ветхая лачуга готова вот-вот развалиться при первом сильном порыве ветра. Да вот что-то стояла и стояла, и покосившаяся крыша никак не хотела валиться наземь. Латиша спешилась и подошла к двери. ― Оставайтесь здесь, уважаемые, и охраняйте вход, ― обратилась она к ополченцам. ― Госпожа, может, стоит взять с собой парочку людей с мечами? ― спросил командир отряда. ― Нет, мне ничего не сделают, не волнуйтесь. Я знаю древние законы. С этими словами она постучала в дверь. Подождала немного и постучала опять. Заскрипел засов, и Латиша отошла на пару шагов. ― Кто там? ― проскрипел старческий голос. ― Откройте, сестра, я пришла с миром. ― Кака така сестра? ― в щёлке мелькнул мутный глаз. ― Смилуйтесь, господа хорошие, у меня ничего нет, последние корки доедаю. ― Старуха захныкала. ― У меня и взять-то нечего. ― Солнце светит всем, сестра, ― сказала Латиша. ― И Луна взирает с высот на всех. ― Какие мудрые слова в столь юных устах, ― захихикала старуха, и выговор её изменился, выдавая образованную женщину. Латиша ничего не ответила, ждала молча отзыва. ― Мы повинуемся божественным перстам, ― нехотя промолвила старуха. ― Мы слышим голоса Великих Чад, ― закончила Латиша. ― Заходи. Головорезов своих оставь у входа. Старуха приоткрыла дверь, пропуская незваную гостью в лачугу. ― Они и не собирались входить, сестра. Но нынче на улицах небезопасно. Латиша осмотрелась. Обычный человек, войдя в убогое жилище, был бы поражён грязью, смрадом от брошенных на прогнивший пол тюков, но Латиша не чувствовала запаха, зато чуяла иное. «Застоявшаяся магия ― что солома перепрелая», ― говаривала её наставница. С тюка в углу приподнялась ещё одна старуха. Эту нищенку Латиша видела у собора ― ей охотно подавали. ― Что тебе нужно, жена приора? ― спросила первая. ― Поговорить со всеми сёстрами. ― Сёстрами? ― отозвалась вторая. ― Разве ты нам сестра? Ты мужнина подстилка. ― Закон не запрещает сёстрам вступать в брак и рожать детей, ― спокойно ответила Латиша. ― И законы повелевают оказывать своим гостеприимство. ― Так мы тебя пустили. Сама видишь, как живём. Латиша усмехнулась и подошла к невидимой простым смертным двери в стене. Она подержала над ней руку и толкнула. Дверь легко отворилась, пропуская её внутрь коридора, выдолбленного в скале. ― У меня к вам разговор, сёстры. Госпожа Вилс обернулась и посмотрела на ведьм, которые уже стояли за её спиной ― стройные и ещё совсем молодые на вид. ― Ко всем вам. ― О чём? ― голос прошелестел тихо, но слова будто отпечатывались в мозгу. ― Что ты хочешь нам сказать, жена приора? Что твой бог сильнее наших? Латиша ничего на это не ответила, пока не спустилась по ступеням в большую комнату, где на стенах горели факелы, а посередине стоял дубовый стол, окружённый девятью стульями. Три сестры, конечно, бдели сейчас в святилище, так что Латиша безошибочно заняла один из свободных стульев. Из двери в конце комнаты вышли остальные ведьмы ― две из них были совсем юные по обычным человеческим меркам, а одной даже магия не могла помочь скрыть возраст — глаза выдавали. ― Вы правда думаете, что я пришла к вам вести богословские споры? ― слегка улыбнулась Латиша, глядя, как ведьмы рассаживаются. ― А зачем ты пришла? Просить приюта? Нет, слишком высоко держишь голову. ― Приюта? Я пришла напомнить вам о вашем долге. ― Мы никому ничего не должны, ― резко ответила одна из ведьм. ― Или те, кто убивал нас и гнал, недостаточно получили наших жизней? ― Не думала, сёстры, что мне придётся напоминать вам написанное в Кодексе. Но извольте. Кодекс гласит, что долг каждой ведьмы состоит в служении Высшим силам ― через умножение знания и помощи божественным чадам. Или вы не знаете, что творится в городе и в чём причина восстания? ― Нас это не касается, ― отрезала ведьма. Латиша осмотрелась ― не все были согласны, но привычно молчали, отводя глаза. ― Времена меняются, сёстры, меняются прямо здесь и сейчас, на ваших глазах. Здесь, рядом с вами, на улицах Бранна льётся кровь, горят дома, гибнут люди, простые люди, невинные жертвы лихих времен. Хотите стоять в стороне, когда в ваших силах помочь? Как угодно. Не вы одни храните древнее знание, не вы одни обладаете силами, превосходящими человеческие. Другие сёстры прибудут в столицу и выступят против кучки недоумков, величающих себя магами. Но на это нужно время ― и значит, будет больше смертей. Вас это не печалит, вам всё равно? Вы привыкли стоять в стороне, не веря власти, не зная, что принесёт завтрашний день? Я скажу вам. Мы победим, сёстры. Мы обязательно победим. Те из вас, кто владеют предвидением, воспользуйтесь своими умениями, узнайте, права я или нет. Наступают новые времена, сёстры, но что они для вас? Ведьмы переглянулись снова. Латиша видела, что слова её упали на благодатную почву. Те, что помоложе, загорелись, готовые отвечать, но старшие, менее доверчивые, всё ещё сомневались. ― Эти люди проливали нашу кровь, сжигали наши дома и наших сестёр, ― упрямилась старшая ведьма, видимо, говорившая за всех. ― Почему мы должны вмешиваться? ― Вы ничего не должны, ― терпеливо сказала Латиша. ― Оставайтесь здесь, в своих подземельях, в своих воспоминаниях о былом уважении и почёте, о бедах и пролитой крови. Но не удивляйтесь, если в новом мире вы будете чужими. Разве можно верить тому, кто мог помочь в беде, но остался в стороне? ― Как ты умудрилась выйти замуж за приора и столько лет скрывать от мужа, кто ты? ― Я и не скрывала. И выходила я замуж не за приора, а за простого служителя Единого. Муж никогда не запрещал мне верить в богов. Да я и в Единого верю. Одно не противоречит другому. Конечно, мы спорили с Мельяром порой о вопросах веры, но только спорили. Мы ни разу не поссорились с ним за всё время нашего брака. Когда мы открыли с ним в Земерканде больницы для бедных и приюты, я лечила там немощных, используя свои знания. Мне никто не запрещал это делать. ― Сейчас твой муж стал Верховным приором, ― сказала ведьма, которую Латиша встречала у собора. ― У него будут совсем другие обязанности. То, что годится для герцогства, не годится для всего королевства. ― В ночь перед посвящением в сан мой муж видел во плоти богиню смерти. Ведьмы переглянулись. ― Он признал это, не объявил мороком? ― спросили недоверчиво. ― Его пытались убить, ― сказала Латиша. ― Это не было мороком. Вармунд подослал к моему мужу троих, богиня спасла ему жизнь. Он говорил с ней, а потом поклялся у алтаря Единого, что пока он жив, ни одна божья тварь в королевстве не будет обижена. ― Церковь не считает нас божьими созданиями, ― хмыкнула старшая ведьма. ― Ему и душой-то кривить не пришлось. ― Мой муж перечислил в своей клятве всех, ― повторила Латиша, ― магов и ведьм, оборотней, эльфов и людей. Ведьмы переглянулись. ― Я не прошу вас тут же и полностью довериться людям и церкви, ― сказала Латиша. ― Я прошу вас помочь всей своей силой и умением и обещаю в ответ справедливость. Старшая ведьма встала. ― Если ты почтишь богов и принесёшь им жертву, мы пойдём за тобой. ― С превеликой радостью, ― спокойно ответила Латиша, поднимаясь на ноги следом. ― Идём, мы покажем тебе святилище. Через две зачарованные двери, по коридору, ведущему всё ниже и ниже, они добрались до древней пещеры в глубине скалистого озёрного берега. Причудливые известковые сосульки свешивались с её потолка, кое-где сливаясь с такими же, растущими вверх с каменного пола. Люди ничем не нарушили первозданность этого места: лишь приспособили под алтарь плоский камень да установили вокруг него жаровни. Но был ещё один источник света: слабо мерцал ручей, пересекавший пещеру и падавший куда-то вниз, в дыру в дальнем её конце. Ручей впадал в озеро Браннис, как и многие другие ручьи и речушки, берущие начало в горах на границе с Макенией. Журчание ручья эхом отдавалось под сводами пещеры. Латиша шла медленно, разглядывая святилище, прислушиваясь ― не к внешним звукам, а к иным. У алтаря она преклонила колени, приветствуя божественную чету. Ведьмы внимательно наблюдали за ней. Латиша сбросила капюшон, быстрым движением достала из складок плаща нож, отрезала свою роскошную косу и бросила в одну из жаровен. Певучий гомон воды стал как будто слышнее, и мерцание усилилось. ― Муж не отругает? ― спросила старшая ведьма с лаской в голосе. ― Ему ведомо понятие жертвы, ― ответила Латиша. ― Что ж, милая сестра, мы оставим здесь троих. Остальные пойдут с тобой. ― Спасибо, сестра. ― Латиша поднялась с колен. ― Обещаю: люди не забудут вашей доброты. Ополченцы, уже притомившиеся ждать и сидевшие на земле, привалившись к стенам лачуги, повскакали на ноги, когда дверь со скрипом отворилась и вслед за госпожой Вилс вышло шестеро женщин. Бедняги никогда не видели столько ведьм за раз. ― А правда, что ведьмы летают по воздуху, кто на чём? ― спросил молодой парень, косясь на коня Латиши. ― Ножками пойдём, сынок, ― рассмеялась старшая. Латиша тоже не села верхом, а передала повод коня одному из сопровождавших. Теперь им уже не пришлось блуждать по улочкам города, и до собора они добрались короткой дорогой. Напуганные ночными пожарами горожане робко выглядывали из окон, провожая взглядами странную процессию. ― Сколько их там? ― спросила младшая из ведьм, проводив взглядом очередной пролетевший огненный шар. ― Шаров или магов? ― спросила в ответ Латиша. ― Семеро, те, что удерживали здесь короля. ― Вот уж кто растёкся нынче гнилью по раззолоченному ложу, ― засмеялась хрипло старшая. Жители столицы, справившись с паникой, уже успели приспособиться: поставили у домов бочки, натаскали туда воды из колодцев, привезли с берегов озера на телегах песку в мешках, выставили на улицах дозорных ― следить за небом. Чуть только со стороны крепостных стен летел очередной подарочек от королевских магов, дозорные громко свистели, дудели в рожки, призывая к бдительности. Обходилось без жертв, но всё же убытки горожане терпели большие, а о попорченном имуществе ― особенно когда ты не богат ― и поплакать не грех. Так что ведьмам попадались то тут, то там причитающие у дверей пострадавших домов женщины. Латиша не говорила ни слова, но видела, как ведьмы переглядываются, видя разрушения в городе, огорчённых, но всё же настроенных решительно горожан. Площадь у собора напоминала военный лагерь: палатки, костры, на которых готовили еду, народ сновал туда-сюда, но каждый явно знал, что ему делать и куда идти. Люди расступались перед маленьким отрядом. Те, кто успевал разглядеть жену приора, почтительно кланялись. У дверей храма Латиша отпустила ополченцев, сердечно поблагодарив их за помощь. Ведьмы замялись было, не желая входить в дом Единого, но Латиша повела их к галерее, а оттуда ― в Зал заседаний, превращённый в штаб восставших. ― Милая, ты вернулась! Мельяр бросился навстречу жене. Его соратники с улыбкой отвели взгляды. Все уже успели заметить, что Верховный жену обожает. Это обстоятельство народ радовало ― хорошо помнились блудливые похождения Вармунда. ― Я не одна, дорогой, ― сказала Латиша. Обернулась, показывая на своих спутниц. ― Мои сёстры пришли помочь нам в трудный час. ― Добро пожаловать, досточтимые. Мельяр почтительно поклонился ведьмам, и те опешили от такой любезности. — Что ж, спасибо за тёплый приём, Верховный, — промолвила старшая ведьма. — Мы знаем, что делать и чем помочь вам. Только будьте готовы к тому, что из замка побегут. Мы дадим вам время, чтобы отряды ваши подготовились к бою. Приор кивнул, и ведьмы переглянулись — Мельяр сделался вдруг рассеян, словно в себя ушёл. Он не питал иллюзий относительно боевой выучки горожан. Пусть в первые часы и даже дни удача была на их стороне, но за стенами замка скрываются сейчас не обленившиеся стражники, а наёмники — профессиональные солдаты, часто без совести и чести. А на подмогу им и на делёж богатств столицы в любое время могут ринуться другие — да хоть окрестные лорды. Кто знает, скольких из них сдерживает не присяга, а просто сознание собственной слабости, и сколько, почуяв добычу, забудут и клятвы, и осторожность? Утонет в крови и огне Бранн, и волна захлестнёт всю страну. Дай-то Единый хотя бы Вияму и Ахену отстоять свои границы и своих людей. — Мы подготовимся, досточтимые, — промолвил он наконец, — а вы скажите, нужно ли вам чего? Если нет, то я распоряжусь, и вас разместят с удобством. — Нам бы на крышу подняться или на галерею, — переглянувшись с сёстрами, сказала старшая. — Чтобы замок видеть получше. — Можно подняться на крышу храма. Это самое высокое здание в округе. Вас проводят, сёстры. Когда удивлённых таким разрешением ведьм служка увёл за собой, Латиша осталась наедине с мужем. — Ты встревожен. Скажи, каковы наши шансы? — Если не подоспеет помощь, у нас нет шансов. — Не пора ли посылать гонца к герцогу Каффу? Он со своими отрядами уже должен быть на подступах к столице. — Время подходящее, — кивнул Мельяр. — Вот что... надо созвать Совет. Пусть это будет их решением. Латиша не привыкла спорить с мужем, да и не дело это — указывать Верховному приору, но она с трудом верила, что горожане, пусть и пострадавшие от поджогов, но всё ещё полные боевого духа, так сразу решат призвать нового короля взамен старого. Ведьмы тем временем поднялись на крышу Собора. Служка, который сопровождал их, решил укрыться за башенкой и понаблюдать. Он чувствовал, что ведьмы знают о его присутствии, но упрямо оставался на месте. Конечно, воля Верховного — закон, но вдруг окаянные станут чертить какие-нибудь знаки на крыше храма? Госпоже приорессе служка доверял, считал доброй ведьмой — та и на службах присутствовала, и молилась вместе со всеми, а от этих всего можно было ожидать. Видно же — язычницы, лживым богам поклоняются. Когда входили в Собор через боковой придел, к алтарю не подошли, колен не преклонили, да и косились на символ Единого, как показалось служке, враждебно. А ведьмы меж тем встали в круг, воздели руки к небу и запели что-то на незнакомом языке. Пели стройно, что и говорить, красиво даже — парень поначалу заслушался, а потом испуганно сплюнул через плечо и исподтишка сделал в сторону ведьм пальцами козу. А им хоть бы хны — поют себе, раскачиваются. И чего поют, спрашивается? Чего ждут? Служка поёжился от внезапно налетевшего ветра, запахнул плащ и присел на черепицу. Посмотрел на небо — святые отцы! Мрачных туч как не бывало. Служка покрутил головой и увидел, что ветер сгоняет их в сторону замка. Забыв об опасениях, он повернулся, обхватил каменный узорчатый столбик и во все глаза уставился на необычайное зрелище: ветер дул, кажется, со всех сторон света, утрамбовывал облака, словно мокрую вату, и над замком постепенно росла чудовищного вида туча, нижним краем уже готовая зацепиться за флюгера. В замке новую опасность заметили не сразу, продолжая с какой-то болезненной яростью насылать на город огненные шары. В дома богатеев, в кварталы поприличнее они почему-то падали редко, а вот на ремесленные ряды, окраины, где жили те, кто победнее, сыпались и сыпались — Турферт не жалел сил ни своих, ни чужих. С началом бунта даже у его преданных слуг появились сомнения, в разуме ли Верховный маг? То ли события подействовали — от вести о бегстве Вармунда он так посохом в пол саданул, что по мрамору трещины веером разбежались, то ли окончательно потерял меру в своих отварах да куреньях, кто там разбираться бы стал, а результат, что говорится, налицо — на лице, то есть. Рот скривился так, что вместо речи только шипение и вылетало, а глаза... не сказать даже, что демон вселился, уж скорее душа за королевской отправилась, оставив тело действовать, как получится. Тем временем на крыше Собора ведьмы продолжали тянуть свою песню. Служка чуть не свалился с покатого карниза, когда из тучи вырвалась молния и ударила в один из огненных шаров, вылетевших из окна замковой башни. А ведьмы своё дело знали — скромный служитель Единого вынужден был признать в глубине души, что маги в замке наконец-то получили достойных противников. Усилившийся на площади шум заставил его отвлечься от занимательного и жуткого зрелища. Он посмотрел вниз. И раньше он, бывало, забирался на колокольню или в одну из башенок и смотрел на снующих внизу людей, казавшихся сущими муравьями. Сейчас площадь напоминала именно муравейник — но не растревоженный. Людские потоки двигались в нужных направлениях. Служка видел, как командиры строят отряды, разводят по баррикадам, как с площади уезжают на дальние улицы обозы, как городские стражники, из числа перешедших на сторону бунтовщиков, очищают площадь от зевак, глазеющих в небо. Над собором оно было чистое, голубое. Декабрьское солнце заливало людские толпы, блестело на шлемах. И ещё увидел служка, что к Собору, ловко пробираясь через толпу, носильщики доставляют паланкины, поодаль останавливаются крытые повозки богатых горожан, и слуги прокладывают своим хозяевам путь к Собору. Увидел служка и горожан попроще, тоже спешащих к твердыне Единого. Это что же — Верховный созвал Совет? Служка заметил и белое покрывало приорессы Фрайды, мелькнувшее среди камзолов и плащей. «Посторонитесь, любезные!» — даже до башни донёсся зычный голос приора Гильмара. Служка уже просто разрывался на части: спуститься вниз и попытаться подслушать у дверей Зала Собраний или остаться на крыше? Тем более что в песне ведьм что-то поменялось: раньше напев кружился, будто ветер, а теперь звуки возносились вверх. Служка решился наконец. Прочитал почти что скороговоркой молитву Единому о безопасности Дома Его и благополучии детей Его, осторожно, чтобы внимания к себе не привлечь, спустился с крыши и понёсся к галерее Зала Собраний, едва не потеряв старенький башмак. Святые и мученики, приоры и приорессы, что искусно были выписаны на стенах Зала, словно принимая участие в каждом соборе, с удивлением смотрели на тех, кто рассаживался по скамьям с резными спинками. Иные покряхтывали, прикидывали, о чём пойдёт разговор и как-то он обернётся, чем придётся поступиться, а в чём возможно и выиграть, или, хмурясь, ёрзали в нетерпении, готовые в любое мгновение вернуться на улицы, где, по их мнению, происходило самое важное. — Досточтимые члены Совета, — начал Мельяр, — вы знаете, что здешний ковен откликнулся на просьбу города. Сёстры пришли на помощь и пытаются противостоять магам во главе с Турфертом. Присутствующие важно закивали. — И успешно пытаются, как мы уже видели, — промолвил один богатый землевладелец. — Но я прошу вас не питать иллюзий, досточтимые. Сёстры обещали выгнать из замка всех, кто там находится. Каким образом, я не знаю, но это означает только одно: все находящиеся в замке наёмники и королевские гвардейцы хлынут в город. И мы должны трезво оценивать наши силы — без помощи нам не выстоять. — Сколько бы их там ни было, нас больше. И у нас баррикады. Справимся. — Можно за арендаторами послать, — заметил всё тот же землевладелец. — Если отправить гонцов сейчас, к утру подоспеют. — А уж если вы о будущем беспокоитесь, ваше преподобие, так и городской совет может войско нанять. Была бы казна, а замок возьмём — будут и деньги. — Арендаторы не воины, — возразил Мельяр, — вы хотите победить ошмётки старого Совета, бросив на них необученных крестьян? И то. Людей в Бранне много — всех не перебьют. Но что дальше, досточтимые? Кому-то всё равно удастся сбежать. Гутрум — королевство, не забывайте. Его держит власть герцогов, подчиняющихся монарху. Не будет монарха — королевство распадётся. И не только на три части. Земерканд давно посматривает в сторону Рована, а в Роване спят и видят, как бы присоединить себе немного наших земель. С юга за нами наблюдают макенцы. А что у нас с севера, напоминать вам не нужно. Досточтимые, время подумать о наследнике. — А что думать, ваше преподобие? Мы и есть наследники! Посмотрите вокруг, где они, эти герцоги, на которых королевство держится? — Держат, чай, — насмешливо выкрикнул с места моложавый мужчина в бедной, но чистой одежде. — Чтоб не обвалилось, пока мы тут... — и приложил крепким словечком засевших в замке. — Досточтимые, — раздался мелодичный голос матери Фрайды, — сестра из моей обители путешествовала с ещё одной девушкой под защитой принца и стала свидетельницей его гибели. Сестра Уэлла проводила свою спутницу в нашу обитель, а потом по моему поручению отправилась к герцогу Каффу. Нас обеих очень встревожило решение жителей деревни доставить тело принца в столицу. Особенно мы боялись за старого священника — и, как вы знаете, не зря. Его светлость герцог Кафф отправил отряд воинов на помощь деревне… — Это же Земерканд! — воскликнул кто-то. — Да, но ведь и Мабона не смутило, что деревня находится не на землях Бранна. Или, по-вашему, нужно было бросить несчастных крестьян на произвол королевских наёмников? — А ведь в Вияме наёмников ещё больше, чем у нас, — раздался чей-то голос. — Много больше. И они лучше обучены и закалены в боях. — Обратиться-то за помощью можно в случае чего… — Пока мы будем ждать случая, нас тут уже перебьют. — Э! До сих пор чего-то не перебили! Фрайда и Мельяр молчали, давая возможность присутствующим высказаться, а больше — выпустить пар. — Герцог и герцог, не худший… — Много чего о нём рассказывают только. — А ты больше верь! Герцог Кафф давно не в чести у Мабона сотоварищи. А раз не в чести, значит — человек стоящий! — Мабон и Вармунд оба признавали, что, приди Кафф в столицу, обоим головы не сносить, — вставил вдруг неприметный человек, тихо сидевший, как привык, до поры в уголке — господин Авуэн, бывший секретарь Совета. — Спорили, то ли присягнуть ему, не дожидаясь смерти Целестина, то ли на тот свет отправить. В Ахене убийцу точно подсылали, и толпа его едва не разорвала. — А ведь мы запамятовали, что Кафф правит двумя герцогствами… — Ему и третье подавай?! — взвился кто-то из горожан. — Молчи! — цыкнули на него со стороны расшитых плащей и камзолов. — Господин Авуэн, а с чего бы Мабону и Вармунду вдруг присягать герцогу Каффу в случае смерти короля? — Как с чего? Целестин мёртв, а других наследников, кроме Каффа, у Целестина нет. Повисла тишина. Одни уже порадовались, что законный наследник есть, а другие, заседая теперь вместе с теми, перед кем они раньше шапки с голов сдёргивали и почтительно уступали дорогу, напротив — вовсе не жаждали возвращения прежних, как им казалось, времён. — Да зачем нам герцог! — выкрикнул кто-то из ремесленников. — На их дворы да их капризы только и знай плати да плати! Вот и Кафф такой же, с чего ему другим-то быть? А то и ещё ненасытнее, одного, вишь, герцогства мало ему. Обойдёмся, чай не пальцем... — он закашлялся, сделав вид, что поперхнулся, и продолжил: — Чай не дураки здесь собрались, так ведь, господа советники? Советники, которые относили себя к числу «господ», тревожно переглянулись. Сейчас этим, которые «не пальцем», герцог не нужен, а придёт время — не нужны будут землевладельцы, купцы, приоры? А Верховный глядит невозмутимо, словно и не чувствует, куда такие речи приведут. Богачи негодуя переговаривались, шептались, хотя и не спешили открыто оборвать говоруна. И что было сказать? Что так Единым установлено? При Верховном-то не стоило бы богословские споры затевать, уж что там в книгах написано — кто ж его знает? А вот лицо смутьяна запомнили и имя — Ранкель-гончар. — Позвольте сказать, досточтимые, — Авуэн вышел из своего уголка и прошёл в центр зала. — Я понимаю желание некоторых членов Совета обойтись без королей, без герцогов… — «камзольная» часть зала зашумела. — Погодите, досточтимые. Нужно объяснить наше положение тем, кто его не понимает. Я некоторое время по приказу бывших членов Совета собирал сведения о герцоге Каффе, подкармливал шпиона у него в замке — кастеляна, который регулярно посылал в столицу донесения. Ни у кого из присутствующих, я думаю, нет сомнения в том, кто именно правил нами многие годы? Нет? Вот и хорошо. Мабон и его дружки понимали, что покойный принц — человек ненадёжный, они не очень-то с ним ладили — поэтому, возможно, и поощряли его склонность к странствиям, приключениям, чтобы держать подальше от трона. Следующим в очереди на трон после принца, согласно родовым книгам, является именно герцог Кафф — по отцовской линии, разумеется. Кафф получил от своего отца герцогство, а также армии наёмников, защищающих наши с вами северные границы от набегов зверолюдов. Некоторая часть Совета, как я услышал, хочет упразднить королевскую власть в Гутруме… Его перебили сразу несколько голосов. Те, что в камзолах, возмущённо кричали, что попираются сразу все установления — и божественные, и человеческие. И как Единый правит миром, так короли и герцоги правят — каждый своим кусочком этого мира. Сегодня вольнодумцы и богохульники от мирского правления отказываются, а завтра что? пойдут храмы громить, мол, и Единого-то нет? В «ремесленном» углу вопили и того громче. Одни твердили: мало терпели Мабона с дружками, мало было бестолкового принца, что и сам-то себя, похоже, принцем не считал, мало денег и крови из бедного люда выкачали за прошедшие годы? А где у Единого сказано, что короли да герцоги так уж и нужны? Человека он сотворил, человека — и только. А стало быть, все равны, и не надо нам... всякого. Другие перебивали их: как же без власти? Страной управлять — это не молотом по наковальне колотить или горшки обжигать, другие умения нужны. Авуэн подождал, пока страсти улягутся, и продолжил свою речь: — Предположим, досточтимые, чудо произошло — и мы победили без сторонней помощи… Хотя в такого рода чудо я не верю. Но предположим. Что мы имеем в результате? Два герцогства под одной рукой — больше половины территории Гутрума. Земерканд, который останется отделённым от Бранна и которому нужно будет спешно определяться — становиться ли независимым княжеством или маленьким королевством, примкнуть ли к герцогу Каффу или, что хуже всего, пойти под скипетр Рована. И мы имеем Бранн, управляемый Советом. Как вы думаете, Кафф будет подчиняться Совету Бранна? — Из того, что я слышал о герцоге Каффе, — сказал один из владельцев торговых доков, — следует, что он далеко не дурак. И заставить его подчиниться Бранну мы не можем, а если попытаемся, то нынешние бои покажутся нам детскими игрушками. У Каффа наёмники, у Каффа Каррас с крупнейшим портом — после Земерканда, конечно, хотя я слышал, купцы стали охотнее останавливаться там. А если герцогство Земерканд будет долго решать, с кем ему быть, то время они упустят, и Ахен подомнёт под себя конкурента. К тому же не забывайте, что Бранн живёт по большей части торговлей, а обоих портов не видать нам как своих ушей. Где вы будете продавать свои изделия, господа цеховых дел мастера? Макенцам? Или Притцу? Вы в школах-то обучались, поди? — Тут неграмотных нет! — резко выкрикнул кто-то. — А карту королевства вы видели? С Опалом на юге граничит Каррас, наш кусочек границы находится в горах и практически непроходим. На юго-востоке у нас Макения, которая, как справедливо заметил досточтимый Авуэн, с удовольствием попытается нас завоевать. Дальше у нас дикий Ушнур. И маленький кусочек границы с Притцем. Да Каффу и делать ничего не придётся. Через год сами приползём на карачках. — Да уж... — мрачно вымолвил Мьелвил, владелец дока. — При таком раскладе уж лучше самим позвать, пока ещё можем торговаться. Или хотя бы делать вид. А когда все козыри у него, а у нас только головная боль — да как бы не похуже... придётся соглашаться, даже если он не королём себя признать потребует, а, прости Единый, богом. — Ещё чего! — выкрикнул Ранкель. Он и раньше вольнодумцем слыл, а в последние дни только укрепился в своём мнении. Во время вылазки гвардейцев сам, лично, сбил оглоблей с коней двоих — одного, правда, сосед его, ткач, предварительно корчагой по голове-то огрел, — и уверился в своих силах и силе соседей по кварталу. — У него порты, а у нас товары. Что он без нас из своих портов возить станет — воздух морской да песок с берега? Договариваться на равных станем, что вы заранее-то лапки подняли? А коли... коли окажется, что много запросил, так... — задохнулся даже от собственной смелости, но всё же закончил, — так у нас тут тётка его, чай рисковать родной кровью не станет. Фрайда и бровью не повела. — Преступите законы совести и чести, — сказала твёрдо, — я перед племянником ваши грехи замаливать не стану. Но тут поднялся шум, все разом закричали на Ранкеля. — Тихо! — раздался зычный окрик Гильмара. — Ты, милок, никак приорессе угрожаешь? Грозный вид приора несколько поумерил пыл гончара. — Да не думал, ваше преподобие! — Вот и молчи! И нас послушай. Мы всё ждали, не хотели, чтобы вы подумали, будто виямцы через герцога хотят до власти дорваться. Единственное, чего хочет Кафф — это мира и процветания. Он давно бы покончил со зверолюдами, если бы в Бранне не чинили тому препятствий. Пока есть зверолюды, здешний Совет мог не бояться Вияма. Чем торговать будем, спрашивали? Что, у нас своих ремесленников нет, или хлеб у нас не растёт? А про изобилие карасских земель вам рассказать? То-то! Кафф в торговле чинить вам препятствий не станет — не тот человек, но не мне вам рассказывать, что такое пошлины. И не мне вам рассказывать, что Бранн долгое время живёт только за счёт торговли и набивания кубышки. А кубышка у кого была, а? Напомнить? А? Эти слова заставили призадуматься всех. Что ни говори, а кубышка-то у каждого имелась. Другой вопрос, сколько в ней было — сотни монет или десяток от силы, золотых или медных. — Я бы о другом сейчас подумала, — всё так же негромко сказала Фрайда, и взгляды обратились к ней. — Товарами сыт не будешь, а продукты в Бранн привозят крестьяне. Стоит только перекрыть дороги, и... Дверь зала приоткрылась, гонец в запылённой одежде протиснулся в неё, подошёл к Мельяру и прошептал что-то. Приор поднял руку. — Люди баронов Радича и Стормана пытались прорваться в северные и западные ворота. Сейчас они закрыты, чужаки не могут войти. Но мы не можем выйти. — Вот вам и ответ, досточтимые, на все ваши вопросы, — промолвил Гильмар. — Посылайте гонца к Каффу и не ждите, пока окажетесь меж двух огней. — Пока гонец до Вияма доберётся, да пока Кафф выступит... — проронил кто-то из богатеев. — Ничего, — сказал Мельяр. — Единый нам поможет. — Воины Каффа отправились на помощь деревне, где погиб принц, — напомнила Фрайда. — Сейчас они могут быть ближе, чем мы думаем. Владелец доков посмотрел на неё, задумчиво пригладил бороду. Деревня-то совсем в другом направлении… Но он ничего не сказал. Он отправлял баржи по Дилиссе в Ахен, и ему рассказывали, как оживился город при новом правителе, начал расцветать прямо на глазах. Если Кафф не просто получил новые земли, а заботится о них, хотя и в Вияме дел по горло, то он так же поступит и со всем королевством. — Что ж, возражений нет? — спросил Мельяр. Молчал даже бунтарь-гончар. — Значит, посылаем гонца. И словно в ответ на его слова раздался такой удар грома, что стёкла задрожали. Громыхнуло прямо над Собором, и даже на галерею донеслись женские вопли ужаса с площади. — Что там, Единый? — испуганно вопрошали все. Дверь распахнулась, и в зал решительно вошла госпожа Вилс. Она окинула взглядом присутствующих, коротко поклонилась и подошла к мужу. Сейчас ни у кого не было больше сомнений, что жена Верховного — ведьма: от неё словно пламенем дышало во все стороны. Члены Совета с удивлением заметили, что волосы госпожи Вилс коротко острижены, даже не острижены, а будто наспех срезаны. — Одна из сестёр погибла, — тяжело дыша сообщила Латиша. — Турферт лютует. Но надолго его не хватит. Я на крышу. Круг нельзя разрывать. Мельяр поднялся с места. «Вот, сейчас остановит её, запретит, — подумали собравшиеся. — И то сказать, ведьма-ведьмой, да ведь мужняя жена!» — Как имя погибшей? — спросил отрывисто приор. — Сестра Эрмелина, — ответила Латиша. — Молодая совсем ещё. — Я буду молиться о ней и о тех, кто остался, — сказал Мельяр. Он поцеловал жену в лоб. — Да хранит тебя Единый. Ступай, душа моя. Некоторые ахнули. Латиша выбежала из Зала Собраний, Мельяр на мгновение отвернулся, пряча слёзы, но тут же отрывисто приказал: — Разошлите людей по баррикадам, пусть будут готовы принять бой. ― 2 ― ― Седлать коней! ― крикнул герцог подоспевшим капитанам. ― Вперёд, на Бранн! Те передали приказ и вернулись к нему. — Западные и северные ворота перекрыли люди местных баронов, — сказал Кристиан. — В город их пока не пускают, но городские стены не так уж неприступны. Хорошо бы сразу поубавить им задора и желания половить рыбку в мутной воде. Он прочитал письмо от Мельяра, а остальное пересказал ему гонец. Ведьмам пришлось нелегко, но они всё же сломили волю магов в замке. Вскоре подвалы стали заполняться водой, которая прибывала и прибывала, как будто большие и малые ручейки, впадавшие в озеро, внезапно обратились вспять. Вода вела себя странно: она не вытекала из окон, из щелей под дверями, она аккуратно заполняла собой замковые помещения, словно каждое из них было сосудом. Когда воды уже плескались у порога королевской спальни, в замке началась паника. Гонец больше не мог ничего поведать, не мог знать, как горожане встретили первые отряды воинов, пытавшихся пробиться к городским воротам. Кристиан не стал мешкать и направил свои отряды к столице. Две трети пути они проскакали рысью, чтобы не утомить лошадей, а потом ринулись вперёд галопом, лавиной налетели на отряды баронов. Бой длился недолго. Ошеломлённые внезапным нападением наёмников, обычные замковые дружины вскоре были перебиты, а командиры отрядов и их ближайшие сподвижники сдались в плен на милость победителя. Кристиан морщился, глядя на пленных. Один отряд вёл старший сын барона Стормана, второй — управляющий Радича, о котором поговаривали, будто самому барону он незаконнорождённый брат. Выживших крестьян Кафф приказал, разоружив, отправить по домам. Уцелевшие наёмники, сообразив, что платить за доблесть и отвагу больше некому, оружие сдали без возражений, а частью даже вызвались служить герцогу — и привести своих бывших хозяев, хоть бы и в цепях. Доверять им Кристиан не мог, обращать против себя не хотел. Знатных пленных таскать за собой тоже желания не было, отпускать нельзя, что же, вешать на деревьях? Формально повод был — вероломное нападение на столицу. Пока он раздумывал, а наёмники обшаривали поле боя в поисках стоящего оружия, всё разрешилось само собой: ворота отворились, к Кристиану вышел в сопровождении пятерых вооружённых горожан богато одетый господин и поклонился. — Ваша светлость, позвольте от имени Совета города и Верховного приора приветствовать вас в Бранне. Я Бреан Хассель, член Совета. Кристиан махнул рукой. — Обойдёмся без церемоний, досточтимый. Куда тут у вас можно отконвоировать пленных? И что там творится в замке? — Королевская гвардия и наёмники прорываются к баррикадам, ваша светлость… — неторопливо начал Хассель. — Да к такой-то матери! — выругался Кристиан и ткнул пальцем в одного из горожан. — Ты! Кто у вас командует на воротах? Ополченец громко свистнул и крикнул в сторону ворот: — Линкус! Тебя герцог кличет! Из ворот выбежал командир отряда, поклонился и воззрился на Кристиана. — Ваша светлость! — Ворота открыть настежь! Когда проедем в город, пленных отвести в башню и запереть там покуда. — Слушаюсь, ваша светлость. Хассель поспешил отойти в сторону, раздосадованный, что не пришлось поговорить с герцогом и как-то запомниться ему. Ворота распахнули, Кристиан подозвал к себе капитанов. Один отряд он оставил у ворот, чтобы препятствовать бегству из города защитников замка, остальным капитанам велел действовать по обстановке, в первую голову спешить на помощь туда, где идёт более ожесточённый бой, горожан и их имущество не трогать под страхом смерти. Сам же Кристиан заторопился к собору. Широкая улица вела к нему от ворот, а от площади — к мосту через ров, к королевскому замку и крепости, над которыми по-прежнему клубились тяжёлые тучи, временами освещаемые изнутри молниями. Судя по крикам и лязгу оружия, доносившимся с соседних улиц, бой шёл совсем рядом. Кристиан покачал головой, подозвал к себе капитанов и командиров ополченцев. — Перекрыть выходы с площади, — скомандовал он. — Ворота собора закрыть. Лучников на колокольню, на крыши, на галерею. Из города никого не выпускать — с оружием или без. Видя, как быстро и чётко выполняются приказы герцога, как воины повинуются порой не словам, а только лишь жестам, горожане осознали, что, несмотря на свой пыл, жажду победы и гнев праведный, от хорошо обученных наёмников их отделяла пропасть. Почувствовав уколы зависти — неужто сами ни на что не годны? — они внимательно выслушали распоряжения его светлости и помчались на позиции. Разумеется, люди герцога не сунулись в узкие городские улицы. Когда внезапно защитники двух баррикад будто от страха побежали кто куда, королевские воины воодушевились. Справившись с завалами, они двинулись в сторону соборной площади — тут их и поджидали. С крыш полетели стрелы. Лучники целились не в одетых в броню людей, а в беззащитных коней. Те валились наземь, а рыцари, не успевая высвободить ноги из стремян, — вместе с ними. Оставшиеся в седле воины метались по площади, вступая в бой с непонятно откуда взявшимися наёмниками. Тех же, кто пытался повернуть назад, ждали камни и поленья ополченцев. Позже по столице разошлась байка о том, как на одной улочке командовавшая отрядом женщина, дождавшись, пока королевские наёмники проскачут в сторону площади, приказала вылить на мостовую целую бочку льняного масла. Пара вернувшихся рыцарей и правда попалась в западню, но история, переходя из уст в уста, превратила их в целый вооружённый до зубов отряд. Одним из первых на площади погиб господин Мабон. Две стрелы попали в его лошадь, ещё одна — пущенная то ли неумелой рукой, то ли, напротив, слишком опытной — пронзила его левый глаз и вошла в голову. Пленные рассказали потом, что бывшему главе Совета удалось выбраться из замка по верёвке, конец которой привязали к стреле и пустили в окно второго яруса башни, куда его загнала вода, змеёй поднимающаяся вверх по лестнице. Привязав верёвку к скобе для факела, Мабон умудрился не сломать шею, пока спускался, зато ободрал с непривычки ладони. Турферт же и маги, а также часть стражи всё ещё находились в замке, загнанные водой в королевскую опочивальню. Лишившись предводителя, одни наёмники побросали оружие, другие же стали сражаться с большим ожесточением, пытаясь пробиться к городским воротам. Таких отстреливали без жалости. Хотя и тут были исключения — двух женщин-наёмниц, пытавшихся вырваться с площади, только ранили и быстро оттащили за баррикады. Случалось, что люди Кристиана узнавали бывших товарищей по битвам, их тоже старались ранить и обезоружить. Герцог торопился закончить бой до того, как начнёт смеркаться. Он даже приказал пропустить некоторое число королевских воинов к воротам, чтобы задействовать оставленный там резерв и тем облегчить положение основных своих сил. Помогли и ведьмы, пусть и вымотанные долгим противостоянием с Турфертом и его прихвостнями — у иных королевских гвардейцев кони внезапно ослабели, обезножели, сделав седоков лёгкой добычей для баррикадников. Когда начало смеркаться, большинство королевских сил было разгромлено или взято в плен. Оставались одиночки, которых сами же горожане отлавливали по закоулкам. Кристиан наконец-то покинул седло и приказал отворить двери Собора. Прелаты встретили его перед алтарём. Мельяр и Фрайда первыми шагнули вперёд. — Ещё не конец, — прямо сказал Кристиан. — Замок пока не наш, но город... — Жертвы? — спросил Верховный. Кафф молча кивнул. Мельяр склонил голову, молясь про себя за павших с обеих сторон. — Нужно вывезти тела погибших противников за ворота, но похоронить как подобает, — сказал он наконец и посмотрел на приоров. — Кого я могу просить об услуге, братья? — Я займусь, — кивнул Гильмар. — Брат Мадс, идём. Соберём людей. Вы займётесь доставкой погибших наёмников его светлости в Собор. — Не лучше ли объявить в городе, где будут похоронены королевские наёмники и гвардейцы? — засомневался Мадс, обращаясь Кристиану и Мельяру. — Наёмники, может, и нездешние, но у иных гвардейцев в столице могли быть родные. Они несли службу, и разве стоит настраивать горожан против себя, ваша светлость? — Вы правы, приор, — кивнул Кристиан. — Так и поступим. Я распоряжусь. Если у кого-то из павших гвардейцев отыщутся в городе родные и захотят похоронить их на городских погостах — так тому и быть. Мельяр подозвал служку. — Пусть на колокольне звонят по павшим. Пока приоры совещались, Фрайда подошла к племяннику и обняла его. — Слава Единому, ты жив и здоров. — Тётушка, вы испачкаетесь, я в крови, — смутился Кристиан, целуя Фрайду в лоб. Он огляделся. — А где женщины? Ве… где ведуньи? Ещё не спустились? Но тут со стороны галереи показалась Латиша. Её придерживал один из лучников. Мельяр побледнел и бросился к ней. — Всё хорошо, мой милый, — воскликнула Латиша, — я просто устала. Сестёр пока отвели в Зал Заседаний. Мельяр усадил жену на скамью, опустился на колени и поцеловал ей руки. — Что в замке? — спросил Кристиан. — Госпожа Вилс, примите мою благодарность за то, что сделано, и извинения за то, что я, скорей всего, попрошу большего. — Тело короля осталось нетронутым, — сказала Латиша. — Если только маги не предпримут что-либо сами... но загнанные в угол, как крысы, без Мабона, без советников, едва ли... — До завтра не сбегут? — улыбнулся Кристиан. — Некуда им бежать. Но замок потом придётся восстанавливать, уж простите. Кристиан присел на скамью. — Что же с ним такое? Латиша принялась рассказывать, конечно, приписав заслугу в затоплении замка ведьмам, старательно не упоминая божеств из озера. Мужу она бы рассказала правду, но герцог пока оставался в неведении о том, что случилось в ночь перед восшествием Мельяра на престол Верховного. — Вы сделали огромное дело, госпожа Вилс, — сказал Кристиан. Латиша хотела было возразить, но герцог ещё не закончил. — Вы и ваши сёстры по вере, — продолжил Кафф. — Вы сберегли городу много жизней. Я понимаю, сколько сил вам потребовалось. Но с замком и теми, кто в нём, нужно покончить как можно скорее, нельзя дать им опомниться. — Дайте сёстрам немного отдохнуть, ваша светлость. Вы же не пойдёте в замок без их поддержки? Хотя бы до рассвета подождите. — А если маги тоже отдохнут и наберутся сил? — Не бойтесь — им просто не позволят. Кристиан хотел, конечно, спросить, кто это ещё, кроме ведьм, может не позволить чего-то сделать Турферту и его ковену, но решил оставить расспросы до лучших времён. — Я не столь безрассуден, госпожа Вилс, чтобы требовать невозможного от людей или от ведьм. Всем нам нужен отдых, и если мы можем себе его позволить... спасибо Единому. Простите, я должен вернуться к своим людям. Герцог встал, поклонился Латише, приблизился к Мельяру, поцеловал его руку, получил благословение и вышел из собора. Всю ночь никто в городе глаз не сомкнул. Улицы озарились светом сотен факелов, воздух наполнился поминальным звоном, цоканьем лошадиных копыт, скрипом тележных колёс, плачем и стенаниями. В каждом храме у алтарей лежали тела, завёрнутые в саван, велись заупокойные службы. В домах Единого было не протолкнуться: покойников пришли почтить и соседи, теперь — ещё и соратники по прошедшей битве. Из городских ворот тем временем выезжали повозки, на которых лежали тела королевских наёмников и гвардейцев. Гильмар и пара священников, вызвавшихся помочь, читали молитвы по усопшим, пока дюжие молодцы копали одну большую могилу. Иногда из темноты робко появлялись люди, ищущие здесь своих, ходили вдоль рядов тел со светильниками, наклонялись к лицам — а потом или так же неслышно уходили обратно в темноту, или принимались причитать, узнав своих родных. Но слишком открыто скорбеть боялись, косились на добровольных могильщиков. Только одна молодая вдова не выдержала, зарыдала над телом мужа, но, заметив, что к ней идёт приор Гильмар, испуганно сжалась, закрыла лицо руками. — Не бойся, дочь моя, ты в своём праве. Никто тебя не осудит. — Гильмар погладил бедняжку по голове. — И муж твой не наёмником был, а присягал на верность королю. Как долг свой понимал, так и исполнил. — Он поманил двоих мужчин. — Досточтимые, помогите девочке. Ты с подводой ли? — Нет, ваше преподобие, и никто из соседей не дал. — Ну, это зря они, зря. — Ваше преподобие, тут одна подвода уже давно стоит пустая, вроде как почти всех перевезли, — сказал один из мужчин. — Я помогу с телом. — Благослови тебя Единый, — пробасил Гильмар. Покачал головой, глядя на молодую женщину. — А ты приходи в собор, дочь моя, служба будет для всех. Никого не забудут. Здесь нет врагов, есть лишь заблудшие. Тем временем в женском монастыре Уставников в трапезной сидели за столом ведьмы, потупившись, глядя в тарелки, но всё же ели приготовленное монахинями угощение. Не сказать, что они чувствовали себя плохо в обители дочерей Единого — их смущало то радушие, с которым их тут приняли. Уже и постели были постелены, а перед трапезой все ведьмы побывали в монастырской бане — не столько затем, чтобы смыть с себя пот, сколько для того, чтобы, зачаровав воду, избавиться от следов чужой враждебной магии. И никто за ними не следил и не приглядывал, только встретили переодевшихся у дверей бани и отвели в трапезную. Латиша тоже была с ними — лишь она одна чувствовала себя в обители Единого как дома. Пока сёстры ели, в трапезную неслышно вошла мать Фрайда. — Спасибо вам, досточтимые, — она низко поклонилась ведьмам, и одна из них от неожиданности даже уронила на пол ложку. — Спасибо вам за сотни спасённых жизней, а от меня лично — за жизнь моего племянника. Ведьмы не нашлись, что ответить, только молча склонили головы. — Хочу спросить вас, — промолвила Фрайда, садясь за стол напротив них, — не нужно ли чем помочь, чтобы вы могли достойно похоронить вашу погибшую сестру? — Спасибо на добром слове, — произнесла глава ковена, — но с этим мы справимся, досточтимая. Ваш племянник — герцог Кафф, полагаю? — Он, — кивнула Фрайда. — Не подоспей герцог вовремя, нам бы пришлось туго — так что мы в расчёте. — Хочу поговорить с вами о будущем, сестра… Ведьма чуть скривила губы, но возражать против такого обращения не стала. — Что ж, говорите… сестра. Латиша вон тоже намекала на какие-то новые времена. Ведьма ворчала скорее по привычке — уж само собой, раз их принимают в монастыре, кормят, обихаживают — значит, новые времена уже на пороге. — Во вверенном мне монастыре треть насельниц — ваши сёстры, — сказала Фрайда. — Боги! — воскликнула старшая ведьма. Остальные отложили ложки, жадно вслушиваясь в беседу. — Некоторые из них вскоре пожелают оставить наши стены. Кто-то будет искать себе работу в городах и деревнях Гутрума, а кто-то отправится в Ахен, чтобы учить молодую смену в школе, открытой по указу моего племянника. — Не снится ли мне? Твой племянник основал магическую женскую школу? Но ты не ведьма, я чую, что не ведьма. — Я эльф, сестра. Ведьмы заахали. — О… — выдохнула старшая, — прекраснейшее творение богов, чадо лесов… Давно я не видела таких, как ты. По своей ли воле ты ушла в монастырь? — По своей. По зову Единого. Но не будем о моей скромной персоне, сестра, — улыбнулась Фрайда. — Хотела спросить: не поможете ли со школой? У нас в монастыре скрываются сёстры, идущие различными путями, имеющие дело с разными стихиями. Была даже дочь Лигис — я говорю «была», потому что сестра Уэлла уже нашла своё место в жизни. Она оберегает Ленарда — юного супруга моего племянника. Тот родился оборотнем. — Значит, волк от проклятия… — кивнула старшая ведьма. — Мы подумаем над твоими словами, сестра, посоветуемся. Да с твоим племянником бы переговорить, когда тот сможет нас принять. — Он почтёт своим долгом принять вас без всяких проволочек, как только возьмёт замок и вы общими силами покончите с магами. Даже не сомневайтесь, сёстры: Кристиан окажет вам почести и вознаградит по-королевски. А главное — восстановит справедливость. — Тётка — эльф, муж — оборотень, а сам-то герцог кто? — и робко, и с вызовом спросила одна из ведьм, когда Фрайда, пожелав сёстрам доброй ночи, вышла из трапезной. — Наш король, — ответила старшая. — Милостью богов у нас теперь есть король. Сам же милостью Единого и богов ещё некоронованный правитель Гутрума принял приглашение Мельяра, который наконец-то решил посмотреть на дом Верховного приора. Мельяр взял с собой Авуэна, собираясь замолвить за бывшего секретаря словечко перед Кристианом. К тому же Авуэн наверняка мог знать тайны не только Мабона и Турферта, но и Вармунда. И верно: многие тайники бывшего Верховного являлись таковыми только в его воображении. Кристиан выслушал речь Мельяра о заслугах господина Авуэна, в душе признал, что тот достоин благодарности, но вот насчёт того, чтобы оставлять его на прежней должности, к окончательному решению не пришёл. Авуэн безошибочно указал на некоторые места, где Вармунд прятал присвоенное золото, а то и драгоценности, показал, на какие камни нажимать, где скрываются невидимые глазу рычаги. Два тайника были пусты — Вармунд всё же успел прихватить с собой первое, что под руку попалось. Но остальные оказались полны. — Тут и без казны вам хватит денег на десятки школ и приютов, преподобный, — сказал Кристиан, когда Авуэна отправили домой. — А если ещё и казну прибавить… — Да… — Мельяр мечтательно улыбнулся. — А здесь, в этом доме, неплохо бы устроить школу для священников. — Переедете? — Нам бы с женой дом поскромнее и более пригодный для жизни семьи. Когда всё утихнет, можно и о детках подумать. — Мельяр немного смутился. — Давно уже хотим. Кристиан добродушно усмехнулся, осторожно, невзирая на сан, тронул Верховного за плечо и отошёл к окну, посмотрел на тёмную массу — замок, где сейчас не горели огни ни на стенах, ни в окнах. — Он нависает над городом, словно угроза или тяжкий груз, — заметил Кристиан. — Страх и безнадёжность. То, чего я хочу избежать. — Не время предаваться унынию и философствованию, Ваше величество. — Пока тело Целестина не погребено, не называйте меня этим титулом. — Да Единый с вами, государь, кого ж ещё так называть? Мельяр подошёл и встал рядом. — Воды смоют из замка всю скверну, очистят. Вы призовёте мастеров и художников, и они заново украсят его. И вы будете долго и счастливо править Гутрумом вместе со своим супругом. Всё переменится к лучшему, государь. — Я хочу в это верить, ваше преподобие, очень хочу, но что-то мешает. — Кристиан вздохнул. Снова бросил взгляд за окно. — Но вы правы, сегодня не время философствовать. — Конечно, государь, процветание не наступит сразу. К тому же не будем забывать о Макении и о зверолюдах. Но вы и тут одержите победы. — Почему вы так уверены, преподобный? — Потому что мне было знамение в ночь перед восшествием на престол. Мельяр говорил осторожно, не зная, как воспримет герцог... король такие вести. — Знамение? — повторил Кристиан. — И что же вы видели, преподобный? — Спросите лучше — кого. Приор собрался с духом и рассказал о покушении на свою жизнь, о том, из чьих рук получил избавление от смерти. — Никогда в жизни я не слышал ни о чём подобном, — пробормотал потрясённый Кристиан. Тут он подумал о Бартоке. Кто же такой его телохранитель и друг? Мельяр истолковал его молчание по-своему. — Я поклялся Единому, что ни одно существо, ни один человек, кому бы он ни поклонялся, не будет обижен. — Готов поклясться в том же, — промолвил Кристиан. Мельяр пристально вгляделся в его лицо, но тут же укорил себя за сомнения в правдивости слов своего государя, не единожды доказывавшего делами уважение к любым творениям Единого. В дверь постучали. Слуга, который всегда сопровождал Кристиана в походах, следуя за господином в обозе, доложил, что постели для Его светлости и Его преподобия приготовлены. Мельяр не пожелал спать на ложе Вармунда, а уж Кристиан — и подавно, но по случаю выборов в доме были заготовлены спальни для гостей, так и оставшиеся незанятыми. Пожелав друг другу доброй ночи, хотя спать оставалось от силы три-четыре часа, Кристиан и Мельяр разошлись по комнатам, еле донесли головы до подушек. Капитан герцогской охраны сменил караул, поставив у дверей спален свежих охранников. Ни одна живая душа не могла бы проскользнуть мимо воспитанников Бартока.