* * *
Не спеша продвигаясь по тракту в сопровождении охраны и калхедонских послов, Кристиан в глубине души жалел о тех временах, когда он был «простым» герцогом. Он вспоминал, как ехал первый раз с волчонком в Ахен, как они отдыхали на берегу реки, ели жареную рыбу, смотрели на резвящихся драконов, как ночевали в палатке и предавались любви тёплой каррасской ночью. Теперь же он ехал по столичному тракту, проложенному неподалёку от полноводной Диллисы, а ужинать и ночевать ему и послам предстояло в монастыре ордена Уставников, который издавна принимал у себя путешествующих важных особ. Чем дальше продвигалась процессия, тем становилось теплее, и мужчины с наслаждением сменили плащи на меху на более лёгкие. На границе герцогства королевский кортеж встречали бароны, чьи поместья находились на востоке Карраса. Кристиан узнал старика Кьелля — видимо, герцогиня позволила ему вернуться из ссылки. Его величество и почётных гостей приветствовали с искренним радушием. Обычно дождливая каррасская зима баловала хорошей погодой, и с неба упали первые капли, лишь когда вдалеке показались стены и башни монастыря. И тут калхедонцам было на что полюбоваться. За годы правления Фирмина монастыри на их родине пришли в некоторый упадок, а тут им открылись уже давно убранные обширные поля, пастбища со стадами овец, коров и коз, за которыми следили наёмные пастухи, сейчас, в ожидании дождя, сгонявшие животных под навесы. Ближе к монастырю тянулись виноградники, оливковые рощи, фруктовые сады. Каждый монастырь сам изготавливал масло и вина, которые особо ценились. Монастырские огороды помещались уже за стенами, а также хлевы, овчарни и коровники. Текущая неподалёку Диллиса снабжала монахов рыбой — они не брезговали речной, умея приготовить её так, что даже взыскательные господа-путешественники оставались довольны. На дороге кортеж ожидала неожиданная встреча. Королевская охрана заметила под деревьями наспех сооружённый навес, а перед ним — незнакомца, который сидел и спокойно жевал хлеб с сыром и запивал чем-то из фляги. При видел кортежа мужчина вскочил на ноги, бросил объедки под дерево — лесным зверям и птицам, схватил дорожную суму, вскочил в седло и поехал навстречу. Двое из телохранителей Кристиана положили ладони на рукояти мечей, но его величество их остановил. Он подал подъехавшему руку, которую тот почтительно поцеловал. — Досточтимый Террант Грону, — представил Кристиан калхедонцам и баронам новое лицо, — мой давний соратник по битвам со зверолюдами. Он поедет с нами. И кортеж двинулся дальше. Калхедонцы поразились, сколь огромной оказалась территория за монастырской стеной. И везде сновали монахи, занимавшиеся каждый своим, порученным только ему делом. Храм и монастырские постройки были возведены давным-давно, когда особо ценились прочность и безопасность. Во времена войны с Лиманской империей за монастырскими стенами — и здесь, и по всей стране — прятались окрестные крестьяне, и только одна обитель во всём Гутруме пала под натиском императорских наёмников. Это был маленький женский монастырь на границе с нынешним Опалом. Наёмники, по большей части язычники, изнасиловали сестёр, и те уморили себя потом голодом, пребывая в непрестанных молитвах, дабы Единый очистил их от скверны. В некоторых случаях самоубийство не считалось грехом, и когда монастырь был восстановлен, к могилам сестёр стекались паломники, так что впоследствии несчастных монахинь причислили к святым-мученицам. Настоятель встретил важных гостей у дверей главного монастырского здания, где помещались трапезная, библиотека и кельи для знатных путешественников. Кельями они, впрочем, могли считаться лишь в сравнении с замковыми покоями, а так были удобны и даже украшены слегка потускневшими от времени фресками. Настоятель произнёс цветистую на старомодный манер приветственную речь, которую Кристиан выслушал с терпеливой улыбкой, а потом обнялся с монахом и приложился к символу Единого, висящему на его груди. Совершив с дороги омовение в монастырской бане, гости последовали в трапезную. Калхедонцы, уже успевшие проголодаться, заулыбались, увидев широкий стол, покрытый белоснежным льняным полотном. У каждого места стояли глиняные тарелки с орнаментом по краю и стеклянные кубки, лежали деревянные ложки с резными держалами. Кое-где в Гутруме и Калхедонии всё ещё ели, положив кушанья на разрезанный вдоль хлеб, и обходились только ножом и правой рукой. Гостям подавали пироги с рыбой, свиные рубцы в соусе, омлеты, маринованные артишоки, маленькие монастырские хлебцы с хрустящей корочкой, сыр, тушёные овощи с ароматной подливкой и горячий напиток из вина с мёдом и пряностями. Подле каждой тарелки стоял ещё и кубок с чистейшей родниковой водой. Калхедонцы смотрели на это с удивлением — у них на родине считалось, что опасно пить сырую воду, но в Гутруме, которому Лиманская империя уделяла в годы владычества больше внимания, ничуть не пострадали акведуки, подводящие чистую воду с гор, да и родники были многочисленны и содержались в порядке. За качеством воды в прежние времена следили маги — они определяли, откуда можно брать воду для питья, а откуда — только для хозяйственных нужд. Маги учили, что воду пить необходимо — и не только, чтобы утолить жажду, а чтобы вымыть из кишок скопившиеся там яды и придать гармонию различным телесным жидкостям. Калхедонцы с опаской косились на Кристиана, который после каждого блюда делал пару глотков воды, так что настоятель не выдержал и горячо уверил гостей, что вода совершенно чистая и безопасная. — Почему же тогда от воды порой случается мор? — спросил Микел. — От речной может случиться мор, особенно в жару, сын мой, — ответил настоятель. — В древних трактатах, написанных магами, а мы, монахи, даже в годы гонений сохраняли их наставления, написано: в мире есть множество существ, которые не видны человеческому глазу, или настолько малы, что в правдивости этого факта можно убедиться только по особым приметам или же путём несложных опытов. В речной воде кишат мельчайшие создания, которыми кормятся рыбы, а значит — создания ещё более мелкие, которыми кормится рыбий корм. Есть и совсем незримые существа, и некоторые, попав в тело человека, способны вызвать болезни. Родниковая же вода происходит из глубин земли, где нет солнечного света — источника всякой жизни. Так же и холод горных ледников убивает её. Но скажите: в Калхедонии же делают отвары из трав или из листов некоторых растений, которые пьют для бодрости и удовольствия? — Да, конечно. У нас даже можно купить сушёный чайный лист из Иларии. Очень бодрит, — ответил Мигел. — Но ведь никто же не болеет, выпив отвары на всё той же воде? Потому что, когда вода кипит, в ней погибает всякая жизнь. Может, пользы в такой воде особой и нет, но и вреда нет, а тело изнутри она омоет. Кристиан хотел было сказать, что когда он был с Ленардом в Иларии, вода там не имела вкуса, а значит, её кипятили для питья, но вовремя опомнился. Однако настоятель был совершенно прав. Во время бесед с Шальей Кристиан ни разу не слышал, чтобы в Иларии случался бы мор от воды. Бичом тамошних мест была лихорадка, а про неё все знали, что вызывается она или болотными парами, или укусами кровососов, которые способны перенести заразу с больного человека на здорового. Существовала также опасность чумы, но никак не кишечных хворей, которые унесли бы сразу множество жизней. Террант Грону держался за столом особняком от всех, хотя, разумеется, сохранял почтительность к государю, калхедонцам и баронам, но в разговоры не вступал, а когда к нему обращались, отвечал односложно. Он прибыл в Бранн в тот же день, когда Кристиан отправился в Каррас, поговорил с Бартоком, узнал, что государь лично хотел представить его герцогине, и, сменив лошадь, не выбирая дороги поскакал вслед королевскому кортежу. В монастырской бане калхедонцы, тихонько перешёптываясь и цокая языками, косились на старого вояку, чьё тело было всё в шрамах, но не от оружия, а от клыков зверолюдов. Несмотря на свой суровый вид, Грону в душе был добряком и не обижался на эти взгляды. Однако он чувствовал себя среди стольких важных господ неуютно. Родом из простой крестьянской семьи с севера Вияма, Грону ещё в юности подался в наёмники. За годы службы он, конечно, сумел перенять от рыцарей некоторые манеры и правила вежливости, но по-прежнему считал себя деревенщиной. В том, что касается военного дела, с ним мало кто мог сравняться, однако новое назначение, такое внезапное возвышение впервые в жизни заставило Грону покрыться холодным потом, чуть только он получил бумаги из Бранна. Жить в столице герцогства, общаться с её светлостью — к тому же ведьмой, как он слышал… Грону мог только надеяться, что большую часть времени он будет проводить в разъездах по укреплённым крепостям на границах с Земеркандом и Опалом. Он довольно быстро находил общий язык с наёмниками и солдатами, но теперь предстояло добиться понимания и покорности от баронов, давно уже привыкших повиноваться лишь герцогу, а кое-кто из них, как он слышал, даже пытался взбунтоваться против Каффа. Ещё один переход — и кортеж достиг Ахена. Герцогиня Мейнир выехала государю навстречу. Кристиан спешился и лично подал ей руку, помогая выйти из крытой повозки. Все прочие мужчины, кроме охраны, тоже покинули сёдла. Мейнир присела перед государем, согласно этикету, а потом они по-простому поцеловались, как старые друзья. Кристиан представил герцогине Грону. Калхендонцы были этим немало удивлены, а бароны насторожились — что же это за соратник такой, если его представляют раньше гостей. Изрядно разросшийся кортеж неторопливо следовал по городу от ворот к герцогскому дворцу. Ахенцы приветствовали государя радостными возгласами, кто-то бросал цветы под ноги лошадям. Кристиан ехал рядом с повозкой герцогини, о чём-то беседуя с ней, отвлекаясь лишь на приветствия горожанам. Бароны следовали за ними, обдумывая происходящее и строя планы. Далее ехали калхедонцы и Грону, а замыкала процессию часть охраны. Дворцовые сады произвели на гостей почти такое же впечатление, что и монастырские угодья. И особо поразило их то, что горожане могли беспрепятственно гулять по тенистым аллеям. У высокого дворцового крыльца выстроился почётный караул. Мраморные ступени блистали белизной, перила были украшены цветочными гирляндами. Кристиан вторично подал герцогине руку и поднялся с ней к дверям, а за ними и остальные. Герцогиня на правах хозяйки приветствовала всех в Ахене, после чего объявила о времени начала пира и предложила гостям пройти в свои покои, освежиться с дороги и отдохнуть. Слуги проводили послов и баронов в приготовленные комнаты, где ждали прохладительные напитки, легкие закуски и горячие ванны. Кристиан, Мейнир и Грону прошли в рабочий кабинет, отложив отдых до окончания дел. — Рад видеть, что в городе и герцогстве все спокойно и благополучно, — сказал Кристиан. — Теперь поговорим о неотложном. Времена нынче неспокойные, и соседство с Земеркандом не внушает мне доверия. Я более чем уверен, ваша светлость, вы сделаете всё, что будет в ваших силах, для безопасности своих и наших подданных, но хочу облегчить вашу задачу. Досточтимый Грону — опытный воин, знающий толк в защите границ и мирного люда от нападения поганых. Уверен, он справится с обязанностями военного наместника герцогства Каррас. Грону встал и поклонился герцогине. — Искренне надеюсь, что вы долгие годы будете верно, как и в былые дни, служить на благо Гутрума, Грону, — сказал Кристиан. — И будете пользоваться доверием и расположением её светлости. Герцогиня звонком вызвала секретаря и потребовала подробные карты Карраса. Несколько минут — и длинный стол в кабинете был застелен плотными листами с красочными рисунками — границы владений, дороги, переправы, бухты и заводи — каждая мелочь была отмечена и подписана для удобства властителей. Кристиан и Грону углубились в изучение карт, а Мейнир села в кресло, чтоб не мешать мужчинам. Она только отвечала на вопросы Кристиана, как себя проявил тот или иной барон за время её наместничества. Выходило, что за южные рубежи можно было не волноваться, хотя бы в том, что касалось благонадёжности тамошних баронов. Те, что жили на востоке герцогства и вдоль моря, тоже ни разу не дали повода усомниться в той искренности, с которой они когда-то присягали Кристиану и его регентше. На барона Кьелля, один раз сбившегося с пути, по словам Мейнир, можно было вполне положиться. Барон Николас всё так же оставался в монастыре, молясь о раскаянии и прощении. Его супруга принесла клятву верности герцогине, управляться с делами имения ей помогал назначенный Мейнир управляющий. А прочие — те, что на севере, были себе на уме. Как ветер подует, туда и повернут. — В душе они земеркандцы. У многих родня там, дочерей они за тамошних баронов выдавали, — сказала герцогиня. Кристиан помрачнел. — Придётся им выбирать, — сказал он хмуро. — Обратите внимание, Террант, эти земли — наше слабое место. Уверен, земеркандец уже считает их своими. Грону поскрёб заросший подбородок. — Ну, если вы хотите соблюсти закон, Ваше Величество, то я бы понадеялся только на волю провидения. Послать на север наёмников? Что ж, это вынудит земеркандца занервничать и напасть. Но вот насколько большие дружины могут собрать тамошние бароны — вот вопрос. — Каждый по отдельности — возможно, и не слишком большие, — заметил Кристиан. — Но если они объединятся... Мейнир вызвала слугу и велела принести мужчинам вина. — И карту Гутрума прикажите принести, ваша светлость, — промолвил Грону. Когда слуги внесли огромную карту, так что пришлось убирать все прочие со стола, Грону ткнул пальцем на восток Вияма. — Графство Марч. Его нужно усилить, ваше величество. Надеюсь, старший сын барона Джулиуса уже поправил дела и сможет прокормить отряды наёмников, которые сейчас квартируют рядом со столицей герцогства? — Согласно последним отчётам, казна графства в полном порядке, они даже смогли увеличить число наёмников, — сказал Кристиан, — без ущерба для благополучия крестьян. Грону кивнул. Это была хорошая новость. — Но мне не хочется думать, что графство Марч станет новой линией обороны, — продолжил Кристиан. — Это будет означать, что Каррас потерян. Грону окинул взглядом карту. — Нет, государь. Зачем оборона? Если Земерканд нападёт на северные земли Карраса, графство Марч атакует Земерканд с востока. — Да, Грону, — Кристиан покачал головой, — в таких случаях принято говорить: «И как я сам до такого не додумался». — Рад служить Вашему Величеству, — улыбнулся старый вояка. — И до чего я ещё не додумался? — Например, поместья, которые будут продавать в Земерканде жёны калхедонцев, если, конечно, захотят, могла бы купить Корона. — Негласно, — с чуть заметной улыбкой добавил Кристиан. — Через доверенных лиц. — По закону герцог не может чинить препятствия землевладельцу в продаже его собственности, — добавила Мейнир. — А настоящая цена и цена в купчей могут сильно разниться. — Чему вы меня учите, тётушка? — Кристиан поцокал языком. — Обходить мели и рифы, дорогой. Зря я разве была замужем за морским волком? — Не сомневаюсь, тётушка, что вы их знали, как свои пять пальцев, — Кристиан почтительно склонил голову. Во время вечерней трапезы, когда бароны собрались в пиршественном зале, Грону был уже официально представлен как военный наместник их величеств. Мейнир внимательно следила за баронами, улавливала малейшие изменения в их настроениях. Кое-кто даже испытал облегчение, кто-то сомнение, а у северян сердца будто сжались в ожидании подвоха со стороны королевской власти. Но общее настроение было «что ж, посмотрим, на что он годен». Грону не стал откладывать дела в долгий ящик. После ужина он пригласил баронов с юга в любезно предоставленный герцогиней кабинет. Сама же Мейнир предложила государю пройтись по парку. Там она подробно рассказывала о том, как идут дела в герцогстве. — Как поживают ведьмы и их школа? — поинтересовался Кристиан. — Нет ли в чем нужды? Мейнир с удовольствием поведала ему об интересе Верховного к необычным соседкам, о его визитах в поместье, о книгах, что заказаны монастырским писцам для ведьмовской школы. — Весной туда приедут первые ученицы. Кандидатки уже есть. Госпожа Шонейда нашла уже всех нужных наставниц. А управляющий, господин Фолант, разумно распорядился тамошней землёй, нашёл работников, расчистил участки и под оливковую рощу, и под огороды. Уже и скотный двор построили — у девочек будет и своё молоко, и сыр, и мясо. — Какой рачительный хозяин, — заметил Кристиан, вспоминая, что интерес приора Мадса к школе наверняка подогревается и любовью к управляющему. — Шонейда на него не нарадуется. — Что ж, если ведьма довольна, то и природа довольна, — промолвил Кафф. Мейнир внимательно посмотрела на него, убедилась, что он серьёзен, и кивнула согласно. Кристиан бросил взгляд на море. — Нет ли жалоб или просьб от семей калхедонцев? — спросил он внезапно. — Известили ли их о прибытии гонцов? — Им отправлены послания, — сказала Мейнир. — Те, что живут в Каррасе, приглашены во дворец, те, кто пребывает в Земерканде... что с ними делать? — Нечистый их понёс в Земерканд, — проворчал Кристиан. — Жили бы себе спокойно в Вияме и Каррасе. Нужно посоветоваться с калхедонцами. Сколько там вообще семей, да как живут — по соседству или разбросаны по всему герцогству. — Изгнанники искали места, похожие на те, что они оставили, — мягко сказала Мейнир. — Получается, так, — Крис досадливо поморщился. — Что уж теперь сокрушаться, изменить-то ничего нельзя. Если приглашать их официально, в обход герцога, это вызовет ненужные пересуды и возможные препятствия с его стороны. Но если несколько женщин вдруг решат проведать своих подруг и даже родственниц, а здесь они так же случайно будут приглашены во дворец для встречи с прибывшими послами... — Получится, что на все воля Единого, и кто мы, чтобы ей противостоять, — кивнула герцогиня с улыбкой. — Уверена, получив известие о посланниках из Калхедонии, семьи в Каррасе дали знать остальным. Они сели на мраморную скамью лицом к морю. — Кристи, — Мейнир мягко тронула его за рукав, — когда всё разрешится в Каррасе, нужно будет что-то делать с пошлинами. Сейчас мы их переиграли, Ахен богатеет, но в Земерканде тоже люди живут, им нужно работать и кормить семьи. Может, распределить товары по портам? Я в недоумении. Торговали бы мы с Притцем по морю — им ближе было бы плыть до Земерканда. Но к чему им по морю торговать? Да и нечем. И сухопутной границы хватает. — Морская торговля с Притцем... — задумчиво повторил Кристиан. Перед глазами его тем временем разворачивалась карта. — Это едва ли — в ближайшем будущем. Притц просто не готов к обширной торговле с соседями. Но земеркандские порты нам бы очень пригодились, реши мы... реши мы покончить с нашим северным врагом одним ударом. Они привыкли к атакам с гор, но если решительно оттеснить их к морю, а там бы ждали боевые суда и свежие силы... — Да, ты прав. И потом, когда там поселятся люди, они будут нуждаться в кораблях. Говорили и о крестьянах из разорённой земеркандской деревни. Все они хорошо устроились на арендованной у герцогской короны земле, уже и дома построили, и церковь возводили всем миром в память своего искалеченного священника. — Преподобный Мадс нашел им нового? — спросил Кристиан. — Да, — кивнула Мейнир. — Надеюсь, наша земля будет щедра к ним и прежние горести никогда не повторятся. С преподобным Кафф говорил позже и задал ему тот же вопрос. Оказалось, новый священник происходил из крестьян. Ребенком попал в монастырь, оставшись сиротой — отец и братья утонули в шторм, а мать, обезумев от горя, бросилась в воду. Монахи дали ему приют и образование, заметив в мальчике страсть к учению и недюжинные способности, отослали его в школу для священников. Всего год, как он вернулся, получив сан, и за это время прошел длинный путь — от помощника священника в городском приходе до секретаря приора в своем бывшем монастыре. Отец Кормак прекрасно справлялся с делами, но душа его стремилась в мир — помогать и вести, быть людям смиренным и надёжным пастырем. Занять место священника, уже почитаемого как мученика, было и дерзостью, и честью, и отец Кормак молился о том, чтобы быть достойной заменой. — 2 — Илария, 23 января Княжна Малика полулежала на груде подушек и смотрела с открытой веранды на залитый солнцем сад. Под потолком раскачивалось огромное опахало — ткань, натянутая на деревянную раму, которую приводил в движение заводной механизм, спрятанный под самой крышей дворца. Через равные промежутки времени слуги вновь и вновь приводили его в движение. Ранее утро и вечер Малика проводила в саду, стараясь побольше ходить, пока жара не загоняла её или обратно в покои, или в беседку у фонтана. Два полных месяца миновало, и княжна стала чувствовать по утрам недомогание, её раздражали некоторые запахи и слишком громкие звуки. Сёстры побаивались шуметь и резвиться в её присутствии, и даже обезьянка Махима заходила к ней почти на цыпочках. Маги уверяли, что во чреве княжны растёт мальчик, истинный лев, а звёзды предполагали, что будет он решителен и горяч нравом, но благороден и справедлив. Родиться ребёнок должен был в разгар сезона дождей, который Малика ждала, как благословение богов. Шалья всё ещё отсутствовал, поэтому у визиря Кумала прибавилось дел, и он возвращался в свои покои только вечером, не считая тех редких минут днём, которые он выкраивал, чтобы зайти к жене и справиться о её состоянии. Княгиня Прени добродушно посмеивалась над зятем и спрашивала супруга, переживал ли он так, когда она носила Шалью? Или память ей изменяет, стара она стала? Но не помнит она, чтобы любимый Сагара прибегал к ней в перерывах между советов с визирями и военачальниками или встреч с послами. — Виден характер визиря, — усмехался Сагара, — во всём хочет убедиться сам, всё проверить. Не то что князь, дорогая. Ему достаточно поручить дело достойному и знающему — и довериться ему. Или ей. — Моя-то повитуха уже стара, — вздохнула Прени, — но воспитала достойную ученицу и обещала приехать в начале лета с ней вместе. — Кажется, ещё так нескоро, — заметил Сагара. — Я с нетерпением жду, когда дворец снова заполнит детский смех и топот крошечных ножек. Прекрасно видеть, как растут твои дети, но... — Когда видишь их взрослыми, невольно вспоминаешь о собственной старости, — тихо сказала Прени. — Тебе ли горевать о старости, душа моя? — Сагара обнял жену. — Ты всё ещё прекрасна, как богиня. Побыв с княгиней, Сагара решил заглянуть к старшей дочери. Та, увидев отца, приподнялась с ложа, но Сагара её остановил: — Отдыхай, дочка, не вставай. Волосы Малики были убраны под неплотный тюрбан из тонкой ткани, рядом с ложем стояла чаша с водой. Княжна иногда смачивала платок и освежала лицо и грудь. — Тяжко, милая? Потерпи. Скоро жара понемногу начнёт спадать. В этом году боги милостивы, засухи нет, а бывало и ещё жарче. Когда мать ждала Чадри, помню… — князь замолчал, подумав, что припоминать при беременной дочери о бешеных слонах не следует. — Слоны? — улыбнулась та. — Мама порой любит вспоминать о них. Когда мы с сёстрами уж слишком шумели, она хмурила брови и говорила страшным шепотом, что мы напугаем слонов и они придут за нами. — Она так говорила? — Сагара притворно нахмурился и присел на ложе. — Жаль, я не знал, а то бы выбранил её — зачем детей пугать? — Не выбранили бы, отец. Вы её любите до сих пор, как юноша — с той же пылкостью. — И твой муж будет так же любить тебя. Ещё бы сёстрам твоим повезло с мужьями. Женихи пока мальчики оба, но через год-то Анжалу пора будет выдавать замуж. А там и Чадри. — Князь вздохнул. — Не горюйте, отец. Зато у вас будет много внуков. И боги подарят вам ещё много лет жизни. — Малика почтительно приложила пальцы ко лбу и устам. Сагара привстал и поцеловал дочь. — Нынче вечером пир, милая. Если сможешь и захочешь — будь на нём с мужем. — Пир? — удивилась Малика. — Разве у нас праздник? — Пир можно устроить и без повода, но он есть: прибыл корабль с посольством из Калхедонии. Отец нашего юного друга Ленарда вернул себе царство. — Слава богам! — воскликнула княжна. — Наконец-то вернутся прежние времена и исчезнет враждебность между нашими престолами. — Прежние времена не вернутся никогда, — с печалью сказал Сагара. — Нашим соседям придётся заново строить все сожжённые мосты. Мы поможем им — с охотой и любовью, но первый шаг придётся сделать Калхедонии. — Политика — это так... — Малика поискала слово, — горько. Так по-мужски. Сагара только головой покачал. — Жаль, брат твой ещё не вернулся. Он ведь знаком с новым царём Калхедонии. Мы знаем Ленарда, но не знаем его отца. — Шалья скоро должен вернуться. Может быть, он ещё застанет послов. Не на день же они приплыли. — Конечно, не на день. Скорее, на месяц, не меньше. С переходом Шалье не потребуется много времени. И мне интересно, — добавил он с искренним любопытством, — что поделывает друг наш государь Кристиан. — Отец, а ведь нашим магам придётся менять местоположение окна для перехода, — заметила Малика. — Наверняка. Ну да подождём Шалью, что он скажет. С этими словами князь встал, ещё раз поцеловал дочь и сказал напоследок, что пришлёт Кумала — пусть отдохнёт немного от государственных дел. Едва отец ушёл, Малика зевнула, прикрыла рот ладонью. Она хотела увидеть мужа, но глаза слипались. Кумал застал жену уже спящей. Он присел на пол у ложа, прижался щекой к руке жены и молча любовался ей. Погружённый в мечты, он не слышал шуршания чьих-то шагов по плитам веранды, не чувствовал, как из сада потянуло вдруг прохладой. Незримая гостья вошла во дворец, чтобы неприглашённой явиться на пир.* * *
Возглавлял калхедонское посольство молодой князь Иракли, сын Годжи. Нардин долго решал, кого послать в Иларию — умудрённого жизнью знатного воина или же цвет юности. Иракли получил в Гутруме хорошее образование и, несмотря на молодость, обладал острым умом, который с лихвой компенсировал отсутствие опыта. К тому же в Иларии Гутрум уважали и ценили, и Нардин помнил, что и зятя его, и сына связывала дружба с молодым князем. Нардин ничего не знал о том, что от потайной комнаты в виямском замке до княжеского дворца — всего один шаг пути: Ленард свято хранил тайну и скрывал её даже от родного отца. Иракли подошёл к миссии со всей серьёзностью, и пока корабль плыл по Морю тишины до Илакшера, читал вместе с товарищами — такими же молодыми княжескими сынами — всё, что удалось найти об истории соседей, обычаях, верованиях, богатствах земли и талантах жителей. И чем больше читал, тем яснее понимал всю сложность своего положения. Уже выбирая дары для князя Сагары и его семьи, Нардин вынужден был даже созвать подобие совета, потому что иларийцев мало чем можно было удивить. Даже в царском дворце в Сифре большинство предметов роскоши имели иларийское происхождение. Князю, наследнику и княжескому зятю решили подарить лучших калхедонских коней — уж они-то ценились высоко. С конями отправляли дорогую сбрую, украшенную серебряной чеканкой (ушнурской) и сёдла (слава Единому — работа местных мастеров). А вот что дарить княгине и княжнам? Ничем ведь не удивить: ни драгоценностями, ни тканями, ни лакомствами. Нардин хмурился и метал в советников взоры-молнии. Перебрали всю сокровищницу дворца, отыскали старинные женские украшения, усадили ювелиров работать день и ночь, чтобы создать что-либо подобное в те короткие сроки, которые им отводились. Уж не ценой поразить, не происхождением камней — так необычностью. Ювелиры трудились уже в поте лица, когда Иракли осенило, и он пришёл к царю с предложением. — Государь, младшие дочери князя — почти девочки. Что если подарить им щенков наших сифрских собачек? Кобелька и сучку от разных помётов. Тут на царской псарне щенков в достатке, а нигде более таких собачек нет. Будет забава для княжон. Этих маленьких собачек разводили только во дворце Сифры. Любому, кто рискнул бы украсть щенка, могли бы отрубить руки по локоть. Любимицы царских жён и дочерей: маленькие, с шелковистой рыжей шёрсткой, с забавным хвостом, загнутым крючком. Веками псари, которые ухаживали за ними, отбирали из помётов самых маленьких, но при этом здоровых щенков. Прочих же нещадно топили. И теперь царские собачки вырастали меньше кошек, а уж щенками они помещались в обычном кубке. Нардин сначала осерчал и даже собирался заменить Иракли кем-то другим, но потом, остыв, подумал, что где кони — там и собачки придутся кстати. Что уж тут? Князь Сагара должен понимать, что соседнее царство пришло в упадок, но пшеница Иларии по-прежнему была нужна. — А старшей-то что? — спросил он, наливая Иракли вина в знак того, что не гневается больше. — Знать бы — понесла княжна после замужества или пока ещё нет? И не будет ли дурной приметой дарить игрушки ещё не рождённому ребёнку? — Разберёшься на месте. Узнаешь там — беременна ли старшая княжна и как иларийцы посмотрят на такие подарки. Так и решили сделать. И пока ювелиры создавали украшения, мастера-игрушечники колдовали над приданым для будущего иларийского наследника. Единый Иракли миловал: кони и собаки благополучно перенесли плавание по морю, в порту посольский корабль встретили, посольство с почётом препроводили в княжеский дворец. Калхедонцев разместили в покоях для важных гостей, Иракли первым делом с наслаждением вымылся в мраморной купальне и переоделся в чистое. Жара в Илакшере царила несусветная — и даже льняная рубаха не спасала, потому что поверх неё полагался кожаный длинный жилет, а воину при исполнении посольской миссии негоже было надевать сафьяновые туфли — приходилось страдать в сапогах почти до колен. Слуги во дворце начищали их, цокали языками и жалели странных чужеземцев. — Господин, — с почтением обратился к Иракли приставленный к нему толмач, — вы хотя бы до пира облачитесь в иларийское. Вечером не так жарко будет, но сейчас-то — к чему страдать? Простите великодушно, если чем обидел. Иракли, который уже жалел, что не может до вечера просидеть в мраморном бассейне, согласился. Иларийские ткани оказались тонкими и мягкими. Иракли принесли просторную рубаху, искусно вышитую по краям рукавов и подолу, и большой кусок ткани, который толмач помог ему обернуть вокруг бёдер. Надев также сандалии на босу ногу, юноша почувствовал себя значительно лучше, но при этом — почти голым. До пира он беседовал с толмачом, нянчился, как с малыми детьми, со щенками. Толмач, во всяком случае, пришёл от собачек в бурный восторг, помог Иракли вымыть их, расчесать шёрстку, щенков накормили отборным, мелко порубленным мясом и напоили чистейшей водой, но не холодной, чтобы нежные создания не простудились. Возясь с собаками, Иракли не забывал расспрашивать и насчёт этикета, задал и исподволь вопрос, не ожидается ли в отмеренный природой срок прибавление в княжеском семействе. Он почувствовал необыкновенное облегчение, когда узнал, что собирать приданое ещё не появившемуся на свет ребёнку не считается у иларийцев дурной приметой. Наоборот: каждые три месяца беременности женщины семья отмечает праздником и принимает дары от родни и друзей. Иракли почувствовал себя уверенней и подумал, что на пиру он не ударит в грязь лицом и не посрамит державу. Наконец солнце почти уже село и пришло время собираться. Освежившись ещё раз и нарядившись, как подобает, Иракли порадовался, что уже не так жарко. Его с товарищами ввели в тронный зал, где они преклонили колени и вручили князю Сагаре верительные грамоты и послание от Его Величества Нардина Первого. Рядом с княжеским троном стоял визирь Кумал — толмач хорошо описал его внешность Иракли. Сагара жестом поднял послов, сказал им несколько тёплых слов, после чего настала очередь даров для князя, отсутствующего наследника и княжеского зятя. Под балкон привели коней, Сагара в сопровождении визиря и послов вышел полюбоваться на скакунов и остался доволен. — Ваше величество, увидим ли мы сегодня княгиню и княжон? — спросил с поклоном Иракли. — Мой государь посылает им дары — боюсь, слишком скромные для таких пери, но, надеюсь, они придутся по душе и даже повеселят. Толмач стоял за его правым плечом и переводил. — Увидим, дорогой посол. Вот прямо на пиру и увидим. А теперь забудем о церемониях. Вы мои гости, я рад видеть у себя славных сыновей Калхедонии. Идёмте же, насладимся вечером в кругу моей семьи. Сын мой Шалья, к сожалению, занят государственными делами, — тут князь почему-то улыбнулся, — и его нет в столице, но мы ожидаем его обратно со дня на день. Вслед за князем послы направились в пиршественный зал, который поразил их красотой. Правда немного смутило то, что есть предстояло сидя на подушках перед низенькими столиками. Но Иракли уже успел вычитать, как в Иларии принято себя вести за трапезой, и просветил на этот счёт своих товарищей. Навстречу мужчинам из других дверей в зал вошли княгиня и её дочери. Иракли, а за ним и остальные калхедонцы, как требовал обычай, поклонились, приложив ладонь к сердцу. Княгиня надела гирлянду из цветов на шею Иракли, а младшие княжны — двум другим послам. Князь с княгиней уселись на невысокий помост, устланный дорогими тканями, на мягкие подушки, княжна Малика заняла своё место рядом с супругом по левую руку от отца и матери, рядом с ней — младшие княжны, а напротив — калхедонские послы. Прежде чем присоединиться к товарищам, Иракли вышел на середину зала и попросил позволения вручить дары. Князь милостиво кивнул, Малика улыбнулась, а младшие княжны оживились. Они были совсем ещё юными, но красота обеих, пусть и уступала сестринской, но уже поражала взоры. Слуги внесли ларцы с украшениями и резной сундук. Украшения понравились — Иракли мысленно возблагодарил Единого и открыл сундук. — Ваше высочество, не гневайтесь, если вдруг эти дары покажутся вам неуместными, но мне сказали, что я не сделаю ничего дурного, передав их вам, — сказал он Малике. — Ах, боги! — княжна достала из сундука резную лошадку. — Какое чудо! — Отец, можно и нам посмотреть? — спросила княжна Анжала. — Смотрите уж, и нам с матерью передайте взглянуть, — улыбнулся Сагара. Некоторое время всё княжеское семейство было занято игрушками. Иракли смотрел и дивился простоте и искренности этих людей, облечённых огромной властью, но сохранивших чистоту души и умение радоваться таким, казалось бы, безделицам. — Передайте его величеству Нардину мою сердечную благодарность, — сказала Малика, когда игрушки вернулись наконец в сундук. — С радостью, ваше высочество, — поклонился Иракли, — но это ещё не все подарки. Позвольте мне порадовать также и ваших сестёр. По его кивку слуги внесли нечто, прикрытое платками. По форме эти предметы напоминали кубки. Их поставили перед Анжалой и Чадри. Княжны было протянули руки, чтобы снять платки, но тут же испуганно их отдёрнули. — Там что-то живое, — Анжала обратила на Иракли жалобный взгляд чёрных глаз. — Живое, ваше высочество, но вы не бойтесь, взгляните. Только не пугайте то… хм… существо. Оно ещё маленькое. Увидев щенков, обе княжны забыли о манерах, но не забыли, что пугать малышей нельзя. Они ахали тихо, качали головами, наконец достали своих щенков и зацеловали им мордочки. Вскочив на ноги, они сначала показали собачек сестре и визирю, а потом подбежали к отцу с матерью. Даже князя не оставили равнодушным прелестные создания. — Это ведь та самая знаменитая порода? — спросил он Иракли. — Точно так, ваше величество. — Уважил. Порадовал девочек, а значит, и меня. Дочки, пусть слуги унесут щенков в ваши покои и позаботятся о них. А нам следует оказать гостям почтение. Юные княжны снова заняли свои места рядом с сестрой, но то одна, то другая нет-нет да косилась чуть заметно в сторону, куда слуги унесли живые подарки. Тем временем перед княжеской семьёй и гостями поставили накрытые столы. Музыканты заняли свои места, поклонились слушателям и взялись за инструменты. Закружились по прохладным плиткам пола босоногие танцовщицы в ярких нарядах. Иракли приготовился к долгой трапезе, о чём он успел прочитать, пока добирался до Иларии. Слуги вносили кушанья, ставили перед гостями маленькие чаши, наполняли кубки прохладительными напитками. Начинать тут принято было со сладкого, затем пришёл черёд риса, овощей и различных соусов, а потом и мяса — оно было приготовлено маленькими кусочками, чтобы удобно было пользоваться ложками. По калхедонским меркам еда была слишком лёгкая, но при этом хорошо насыщала и не отягощала на жаре. К тому же на танцовщиц было приятно смотреть, а музыка услаждала слух. Толмач пояснял, что означает тот или иной танец, какую историю рассказывают девушки с помощью жестов — всё больше о богах, их подвигах и любви. Музыка сплеталась, как красочные нити на ткацком стане, курения вились тонкими струйками над резными курильницами, насыщая воздух ароматами, голос толмача, негромкий, чуть вкрадчивый, не мешал очарованию танца, и Иракли на какие-то мгновения показалось, что в глазах темнеет, а голова тяжелеет, очертания зала чуть расплылись — лёгкая тень скользнула между танцовщицами, будто кто-то прошел сквозь расшитые занавеси, покидая пиршество. Иракли тряхнул головой, возвращая зрению резкость, и понял, что занавеси действительно раздвинулись, но никто не выходил из зала, напротив, кто-то вошёл. К княжескому помосту приблизился слуга, опустился на колени и что-то тихо сообщил Сагаре. — Что же он до конца пира подождать не может? — раздался голос князя. — Не пожар, поди. Но, попросив позволения, слуга поднялся и что-то зашептал князю на ухо. Тот помрачнел. — Неси письмо сюда. Гонца я позже приму. Слуга, пятясь, покинул зал и через пару мгновений вернулся со свитком. Сагара взломал печать, прочитал пару строк и махнул рукой музыкантам. — Удалитесь. Благодарю за службу, сегодня вы нам больше не понадобитесь. — Он посмотрел на послов. — Дорогие наши гости, я вынужден прервать пир — получил неприятное известие. Простите великодушно. Возвращайтесь в покои, отдыхайте, требуйте у слуг, чего душа пожелает, завтра я вас приму. Калхедонцы поднялись, и Иракли поблагодарил князя за тёплый приём, заметив, что и княгиня, и княжны заметно встревожились. — Надеюсь, эти вести не о наследнике, — сказал он своим спутникам, прежде чем расстаться с ними до завтра. Поздно вечером к Иракли заглянул толмач. — Господин, я не имею права вам рассказывать, но уже весь дворец знает, а вы всё ж будете готовы. — Что стряслось? — Младшие княжны были уже давно просватаны за сыновей двух уважаемых и знатных семейств. И вот с одним из женихов случилось несчастье: на охоте он подхватил лихорадку и скончался. — Помилуй, Единый! Какое несчастье! Это чей же жених, которой из княжон? — Средней. Анжалы, господин. Она, конечно, видела жениха только три раза, к тому же она — княжеская дочь, и всё же… — Что? — Мало кто возьмёт замуж вдову, господин, а уж тем более — невесту мёртвого жениха. Бедняжка. Ей теперь придётся носить по жениху траур почти полгода. — И правда бедняжка, — согласился Иракли, но совсем уже по другой причине, подумав, что несправедливо заставлять девицу скорбеть о женихе, которого она вряд ли любила. Однако и его «трофейная» жена тоже соблюла традиции, выдержав траур по нелюбимому супругу, разве имел он право вмешиваться в дела чужой, да ещё и правящей семьи? «А княжна-то красавица, — подумал он. — Разве настоящему мужчине будет дело до её покойного жениха! Да что это был за жених, что и невесту-то не стремился увидеть лишний раз... Пусть покоится с миром, а прекрасной княжне найдется другой». — Надеюсь, его величество не подумает, что это с нами несчастье пришло в его дом? — произнёс он вслух. — Да что вы, господин! Какое суеверие! К тому же гонец дней пять добирался до Илакшера, вы тогда ещё в море были. — Слава Единому, — вздохнул Иракли, испугавшийся за судьбу своего посольства. Поколебавшись, спросил: — Наверное, не стоит выражать соболезнования, если его величество сам не сообщит нам о трагическом известии? — Думаю, сообщит, господин, чтобы вы не чувствовали себя неуверенно, не понимая, что творится в княжеской семье, и не принимали мрачность правителя на свой счёт. — Что ж, — решил Иракли, — тогда подождём утра. Да хранит Единый второго жениха и семью его величества. * * * Когда Шалья вернулся на другой день домой, его ждало печальное известие, и он пару часов провёл с сестрой, утешая её и приободряя, как только возможно. Сердце Анжалы, конечно, не было разбито — всё-таки и двумя фразами не довелось перемолвиться с женихом, но она была растеряна и напугана, и больше всего боялась того, что теперь никто не захочет брать её в жёны. — Что ты, милая, — утешал её Шалья, — ты так красива, так добра. Вот увидишь, скоро во дворце прохода не будет от женихов. Они будут сидеть на лестницах и в коридорах, слуги будут о них спотыкаться, ронять подносы и разбивать посуду, а нам придётся ждать своего чая или обеда по целому часу! Батюшка станет мрачен и прикажет выгнать их всех, а мы с тобой будем умолять его не гневаться и дать им возможность хотя бы посвататься. Анжала рассмеялась, слишком громко и слишком нервно, но всё-таки засмеялась. Немного приободрив сестру, Шалья направился к отцу и пробыл у него до самого обеда. Подробно пересказал гутрумские новости, послушал про посольство. — Ты поговори с ними, сын, — сказал князь, — тебе в скором будущем вести дела с Калхедонией. Шалья нахмурился. Он по-прежнему не был согласен с решением отца уйти на покой, но и спорить сейчас не считал возможным. Он принял у себя Иракли — по совету отца, предоставив Кумалу обсуждать поставки пшеницы с двумя другими послами. Глава посольства показался Шалье сущим мальчишкой, но таково уж военное время — и сам он когда-то, воюя с кочевниками на севере страны, быстро превратился из слегка изнеженного наследника, к тому же погружённого в личное горе, в опытного воина. Иракли первым делом выразил Шалье соболезнования по поводу несчастья, постигшего княжну Анжалу. Шалья ничуть не удивился тому, как быстро до калхедонца дошли вести. — Юноша подавал большие надежды, — только и сказал он. — Жаль, что так безвременно почил. — Воистину, — кивнул Иракли, внимательно следя за выражением лица наследника и решив оставить один мучающий с ночи вопрос на потом. Он молил Единого, чтобы его выводы оказались верными, чтобы семья князя не слишком переживала из-за потери жениха и согласилась на сватовство соседа — и государя, чтобы сам государь не нашёл себе другой невесты за время его отсутствия, чтобы его старания не пропали даром и не вызвали нового конфликта. Они говорили всё о той же торговле — правда, морской. О пошлинах на товары и подобных вещах. — Вы знаете, его величество Ленард предложил моему отцу и государю открыть в Бранне постоянное посольство Иларии, — заговорил вдруг Шалья о другом. — Я считаю, это очень здравая и дальновидная мысль. И наверняка их гутрумские величества предложат сделать то же вашему государю — родичи ведь. Почему бы и Калхедонии с Иларией, ближайшим соседям, не пойти по этому пути. Я уже говорил об этом с отцом, и мы отправим с вами письмо государю Нардину. Иракли замолчал, вызывая из памяти образ старшего сына государя, которого видел во время недолгой остановки в Вияме. — Постоянное посольство, — сказал он, наконец. — Да, это было бы удобно. Что до пошлин... думаю, мне ещё предстоит научиться разбираться в этих вопросах. — Предоставьте это советникам и государю, — улыбнулся Шалья. — Мы изложим свои предложения. Думаю, они устроят его величество Нардина. Иракли понял, что аудиенция сейчас закончится, и поспешил задать так волнующий его вопрос. — Не гневайтесь, ваше высочество, если речи мои не ко времени. Но вы знакомы с моим государем лично, как я слышал. — Верно. Мы виделись с ним в Каррасе. И разделили хлеб и вино… по-домашнему. — Простите… Вы знаете также, что государь мой дважды вдов… — Иракли замялся. — Я понимаю, к чему вы клоните. Конечно, такой союз был бы выгоден нашим государствам, но вы также должны понимать, что есть и некоторые препятствия. Конечно, пока вы намекнёте его величеству, пока он пришлёт сватов, пока мой отец ответит… пройдёт достаточно времени до окончания траура. Но всё же переговоры должны вестись втайне. И не говорите пока ничего моему отцу и государю. Поговорите с его величеством Нардином. Иракли поколебался. — Возможно... — начал он. — Могу ли я попросить отправить моему государю портрет вашей сестры, ваше высочество? Шалья улыбнулся вторично. — Наша живопись весьма несовершенна, князь. К тому же портрет невесты надлежит посылать уже после того, как государь соседней державы выказал свой интерес. — Тут улыбка сошла с лица наследника. — И, как я уже сказал, князь, есть некоторые препятствия для брака: у нас разная вера. Мы уважаем почитание Творца всего сущего, но любим своих богов. Так что переговоры будут долгими — предвижу. — При доброй воле с обеих сторон, — сказал Иракли, — многое решить проще, чем кажется. Шалья кивнул: — Поговорите со своим государем. Поняв, что беседа закончена, Иракли сердечно поблагодарил наследника. Он дождался возвращения своих товарищей, разделил с ними трапезу, во время которой с истинно калхедонским темпераментом обсуждал последние новости и результаты переговоров, так что слуги даже встревожились и позвали толмача — узнать, чем недовольны чужеземцы, что так кричат и размахивают руками. — 3 — Виям. 25 января Проводив Шалью и заперев комнату с магическим коридором, Ленард провёл в замке ещё один день, встречаясь с просителями, со знатными горожанами и главами местных гильдий, и лично посетил приора Гильмара. Выезд в город сопровождался бурным ликованием народа, скоплением толп, и Бартоку пришлось слегка понервничать. Два дня до того Ленард был занят исключительно делами семейными: он соскучился по Альберу и Овайне, да и по старому греховоднику Джулиусу, но всё же не смог удержаться от того, чтобы слегка не насолить барону: отправил на побывку домой — дня на четыре. Покончив со всеми срочными делами, Ленард засобирался в имение, взяв с собой Бартока, Маттиаса и Гарета, и ещё троих охранников — на большее их число не согласился. Выехали рано утром через западные ворота — и к полудню уже добрались до места. Имение больше не выглядело заброшенным. На пустовавших участках у леса поселились медведи — вокруг их домов всё ещё витал слабый запах свежераспиленного и оструганного дерева, а на снегу кое-где попадались стружки. Медведи уже отстроили кузницу, чем несказанно порадовали жителей — их-то кузнец давно подался на заработки в Виям, да и след простыл. Гостеприимно распахнула двери небольшая церковь, в садике рядом с ней хлопотал молодой священник, укутывая соломой и рогожей стволы яблонь — не столько от холодов, сколько от зайцев из соседнего леса. На опушке детвора и взрослые ладили кормушки для птиц и зверей — как добрые соседи. Духу злого старика, деда Лени, больше не было здесь места. Венцик с младшим братом и племянником колдовал в кузнице. Лени спешился и вошёл внутрь. Медведи опустили молоты, увидев гостя, поклонились — с почтением и с радостными улыбками на лицах. Охрана следовала за королём, держась в двух шагах — и прийти на помощь успевали, и не вмешивались в разговор. — Неужели сам государь осветил своим лицом мой скромный кров? — с традиционной восточной цветистостью молвил Венцик. — Тут есть чему кров ваш освещать, достопочтенный, — улыбнулся Ленард. — Обойдёмся без церемоний. Я к вам не как государь приехал, а как землевладелец. Рад, что вы хорошо устроились и уже не сидите без дела. Есть ли ещё какие нужды? — Хотелось бы, ваше величество, наладить гончарное дело. Мастерскую и хранилище для глины можно из брёвен построить, а вот для печи кирпич требуется. Да и глину надо будет закупить. Местную-то по весне отыщем, но ей лежать надо года два, пока можно будет в дело пускать. — То есть вам нужен заём, — кивнул Ленард. — Обратитесь к господину Йоану, я оставлю ему распоряжения на этот счёт. — Благодарю, ваше величество. Если дела на лад пойдут, дозволите работников нанять? Может, из деревенских кто захочет обучиться ремеслу. — Вы в своём праве, досточтимый Венцик. А как дела у ваших парней? Нашли себе невест? — Надеемся, ваше величество, что брат, — Венцик кивнул на младшего, — по весне свадьбу справит. Самый бойкий в роду, вот и здесь первым поспел. — Вы уж времени не теряйте, — усмехнулся Лени. Сообщать о новостях из Калхедонии он не стал. Начать с того, что планов отца насчёт Ушнура он пока не знал, да и медведей своих терять не хотел. В дедовском доме Ленарда встретил верный Йоан, который ревностно следил за имением своего сюзерена и государя. Отчитался, предоставил все записи и с немного таинственным видом всячески рекомендовал посетить отстроенную церковь. Ленард и так собирался туда заглянуть, но решил не откладывать. А как поздоровался со священником да вошёл внутрь — так и обомлел. Масен Сарф — тот молодой художник, которого Кристиан когда-то нанял отреставрировать часовню, а потом и пиршественный зал в замке расписать, уже обзавёлся помощниками. Как только построили в имении церковь, он приезжал с парой своих парней, осмотрел помещение, а через неделю вернулся опять — с эскизами. У самого мастера Масена времени было мало — он всё ещё возился с галереями в замке, но помощники его успешно начали расписывать стены традиционными орнаментами и сценами из Священной истории. Стену же над алтарём Масен оставил себе. Глядя на уже готовую восточную стену церкви, Ленард, который до живописи был охоч, замечал, что в фресках по эскизам Масена кое-что переменилось. Художник, похоже, воспользовался возможностью и покопался в библиотеке замка — и не только. Ленард доподлинно знал, что у приора Гильмара имелись в книгохранилище свитки времён лиманской империи — трактаты по геометрии. Глядя на сцену, изображавшую строительство первого храма в честь Единого, Ленард не сомневался, что Масен подробно изучил законы перспективы. Вот закончит с работой в замке — и надо забирать его в столицу. Лени пока ещё ничего не говорил, но в голове так и крутились идеи: и Мельяра о доме с картинами и прочими редкостями, и своя — о собрании творцов, а может, ещё и о художественных школах, где будут преподавать самые одарённые. Навестил Лени и целителя, мастера Глинна, и колдуна. Когда-то Лени сам заговаривал с Глинном о ведьме, а вышло, что нашёлся на магические работы такой же старик по имени Эхмир. Мастера в общем-то поладили, и даже обошлось без насылания порчи и слабительного в пищу, когда «делили» макенского мальчика Тахира. Тот и благодетелю успевал помогать, и к колдуну бегал, перенимал знания. Тахир, когда узнал, что «каскыр», которого он осенью видал, стал королём, так и пожирал Ленарда горящими от восторга глазами, но при этом старался держаться поближе к Йоану. И волк почуял: мальчишка ищет там, где ему кажется безопаснее и где заступятся в случае чего. — Да вы приятели, кажется? — спросил Ленард у баронского внука. Йоан было смутился, но опомнился: с чего бы ему стыдиться дружбы с мальчишкой? — Можно и так сказать, ваше величество. Ленард только улыбнулся задумчиво и кивнул. Он пока еще ничего не планировал и не загадывал. Но отметил и сохранил в памяти две вещи: и Крису, и ему были просто необходимы сведения из Макении, а его верный секретарь сдружился с тамошним мальчиком, у которого, в свою очередь, были причины быть преданным Гутруму. В доме меж тем накрыли стол. Лени пригласил разделить с ним простую, но обильную трапезу Бартока, Маттиаса с Гаретом и Йоана. — Ах, ваша… ваше величество, — сокрушался Миро, косясь на Бартока, который по должности своей пробовал понемногу от каждого блюда. — Только приехали — и скоро обратно. Да тут и переночевать-то негде: и пары-то комнат в доме себе не оставили. — Не ворчи, — улыбнулся Лени. — Зима на дворе. Летом бы просто разбили шатры в саду и остались на ночь. — Всё равно непорядок, — проворчал Миро. — Как же, господин в саду спит, словно бродяга. Не дело это, право слово, не дело. Барток усмехнулся. Когда крестьянин ушел, он с притворной строгостью сказал Ленарду: — Кто бы ещё вашему величеству преподал урок хорошего поведения. — Ох, не говори! — рассмеялся Лени. — Я бы сам с радостью остался на пару дней, но не могу. И пожаловать имение никому не могу — чувствую, что эти люди мои. Однако давайте поблагодарим Единого за пищу и приступим, друзья. Некоторое время ели молча, потом Йоан решился обратиться к Ленарду. — Ваше величество, я получил письмо от деда. — И как он поживает? — Её светлость герцогиня вернула его из ссылки. Благодарю, ваше величество. — Вот герцогиню и благодари. Меня-то за что? Йоан только смиренно склонил голову. Не стал говорить, что уже написал её светлости благодарственное письмо и отправил с оказией, хоть и переживал, считая это излишней дерзостью. За обедом он больше молчал, прислушиваясь к разговорам. Лени и Маттиас обсуждали столичные дела, волчонок подшучивал над приятелем, расспрашивая его о какой-то милой девушке, с которой Хрюшка якобы предпочитал проводить свободное время. Поглядывая на господина Бартока, Йоан подмечал, что тот мрачен и молчалив — не иначе потому что князь уехал. Вот только когда, в котором часу и кого отправили сопровождать высокого гостя, Йоан не заметил. Илариец будто испарился — вечером ещё был в замке, а поутру исчез. Видать, у самого господина Бартока научился. Йоан уже наслушался про личного охранника и правую руку их величеств — и в трёх местах одновременно он бывает, и невидимкой по замку бродит, и перемещается, как по воздуху... Юноша даже не знал, во что верить, а что — так, солдатская байка. Гарет тоже всё больше молчал, и когда Ленард спросил его, в чём дело, тот ответил, что скучает по братьям. — Так съезди в монастырь, навести их. Побудь там дня два, а потом возвращайся сразу в замок. Йоан поедет с нами, и меча мы не лишимся. — Благодарю, ваше величество! — Гарет вскочил с места и поклонился. — Брось, — Ленард махнул рукой. — Уж в чём, а в возможности повидать братьев я тебе никогда не откажу. Садись и ешь спокойно. — Благодарю, ваше величество! — повторил Гарет, прежде чем опуститься на стул. Йоан вздохнул — у него были только сестры. Но и их он давно уже не видел, перебравшись в Виям. О том, чтобы отлучиться проведать семью, и речи не могло быть — поездка заняла бы самое малое две недели, разве же можно оставить службу его величества так надолго. — Послушай, Гарет, — сказал тут Ленард, — хочешь ли остаться в замке вместо Йоана, служить под началом барона и помогать мне с имением? Йоана я заберу в столицу. Гарет ответил не сразу. Посмотрел на Йоана, на Маттиаса. Лени не торопил, понимая, что выбор перед парнем стоит сложный — быть поближе к маленьким братьям и оставить друзей, или остаться с другом, в столице, на глазах у королевских величеств и тосковать по родным. — Если позволите, — начал он, приняв, наконец, решение, — я останусь в Вияме. — Вот и правильно, — кивнул Ленард, — ты заберёшь братьев в город, они станут учиться в школе, а жить в замке. У них тут появится компания — братья и сёстры Маттиаса. Скучать волчата не будут. Я оставлю барону письмо насчёт тебя и распоряжусь в замке, чтобы вам с мальчишками приготовили комнаты. Ленард жестом остановил Гарета, который уже собирался во второй раз вскочить и отвесить поклон. Маттиас дождался, пока его величество отвернётся, склонился к другу и что-то возмущенно зашептал. — Вот и конец соперничества, — заметил Лени Бартоку. — Нет, — покачал тот головой. — Они слишком сдружились, чтобы прекратить соперничать. Просто теперь будет чуть сложней сравнивать. Ленард не стал задерживаться в имении. Собираясь возвращаться в замок, отвёл Гарета в сторону и сказал: — Я оставил тебя здесь, потому что ты хорошо знаешь деревню. Через некоторое время пришлю тебе письмо касательно макенского мальчика. Его надлежит собрать в дорогу и отправить с надёжными провожатыми в столицу. Из монастыря поезжай в Виям, но, когда снова будешь в имении, скажи Тахиру, чтобы не скучал по своему другу — они увидятся. — Понял, ваше величество. — Что ж, хозяйствуй, расти братьев. — Ленард хлопнул Гарета по плечу. — Думаю, мой брат будет рад твоей компании. И не забывай совершенствовать искусство боя с Мастером мечей. Гарет обещал не терять форму, да Лени и не сомневался, что барон проследит за тем, чтобы никто в замке, способный держать оружие, не выпускал его из рук без особых причин. Йоан простился с Тахиром. У мальчика подозрительно задрожали губы, но он сдержался. Маттиас и Гарет крепко обнялись и обещали писать друг другу. Итак, маленький отряд Ленарда двинулся обратно в замок. Йоан думал не о столице, куда его забирал государь, а о том, что теперь уж он очень нескоро увидит Овайну. Не то чтобы юноша питал какие-то надежды: он давно понял, что место рядом с дочерью барона занято. Но он хотя бы видел предмет своей любви. Йоан так погрузился в невесёлые мысли, что не сразу услышал, как Ленард зовёт его. Только когда Маттиас не слишком-то почтительно ткнул его в бок, он очнулся. — Простите, ваше величество, — Йоан подъехал ближе. — Ломаешь голову, зачем забираю тебя в столицу? Я тебе скажу. Ты будешь учиться макенскому языку. Йоан потерял дар речи, но Ленард и не ждал ответа, продолжая: — В столице живут несколько знатных макенцев, бежавших от гнева царя. Мы подберём тебе учителя, и тебе придётся овладеть языком и письменностью в кратчайшие сроки. Нам нужен в Макении свой человек, чтобы посылать известия о том, как обстоят там дела. — В Макению? — повторил Йоан, и голос невольно дрогнул. Он мысленно выругал себя и переспросил уже твердо: — В Макению, ваше величество? — Да, — кивнул Ленард. — Сведения оттуда обрывочны и не всегда достоверны, исключительно слухи да частная переписка — торговцы, изгнанники, мореходы... Нам нужно знать больше и знать точно, Йоан. Я вовсе не хочу подвергать твою жизнь опасности, но вас должны будут подготовить для жизни в столице, а там всегда можно завести полезные знакомства и быть в курсе сплетен, которые просачиваются из дворца. Йоан подумал немного, вспомнил кое-какие строки из писем деда, разговоры в родном герцогстве. — Я понимаю, ваше величество, — сказал он тихо. — Если опасности не миновать, к ней стоит быть готовым. И ещё одна мысль не покидала его. Пусть дед и помилован, но именно ему, Йоану предстоит не только восстановить фамильную честь, но и стать гордостью рода, послужив столь славным и справедливым государям, послужив самому Гутруму.