Monster

      С тех пор мои дни превратились в ежесекундную пытку. Я как-то говорила, что ненавижу ожидание. Теперь я поняла, что оно чуть ли не убивает меня. Надежда на встречу, которую мне дал Локи, не спасала, а наоборот угнетала — «когда-нибудь», писал мне он. Но Локи — бог, его век безумно долог, а мой… мой быстро течёт и неумолимо близится к концу. Я ведь всего лишь смертная.       Ожидание мучило меня, не давало спать, я худела, бледнела, слабела и не могла думать ни о ком, кроме Локи. Я стала похожа на призрака: всё время бродила где-то, выглядывала, будто искала что-то. Или кого-то. Я до сих пор не знаю, что я пыталась сделать таким образом. Возможно, заполнить ту пустоту, которая появилась после его ухода. Что там… я сходила с ума без него. Так странно — ведь… по существу мы были друг другу никем, мы мало знали друг о друге. Практически ничего, кроме его боли и моих редких откровений. Сказать по чести, мы не искали общих интересов, общих тем для разговора. В основном, я спрашивала, а он отвечал. Да, это в какой-то степени было мило, забавно, но это не могло длиться вечно. Я не знала, почему нам удалось полюбить. Была ли это любовь на самом деле? Время покажет.       Через почти год моего возобновившегося одиночества ко мне вдруг пришло озарение, что так жить нельзя. Я взяла двухнедельный отпуск и махнула к отцу, в Миссури. Мой дорогой папа, сколько помню, был очень мудрый и основательный человек, который много что понимал в этой жизни и всегда мог дать дельный совет. То, что мне было очень и очень нужно.       Он встретил меня в аэропорту, долго обнимал, всё время протирал очки и улыбался.       — Анна, доченька, давненько мы не виделись, — повторял папа всю дорогу до дома. Старенький фордик только добавлял уюта. Мне стало гораздо легче.       — Да. Я скучала, пап, — я счастливо улыбнулась. — Ну как ты?       — Всё путём, моя дорогая, — мы вышли из машины и зашли в небольшой двухэтажный коттедж, больше похожий на немецкий дачный домик, нежели на американский жилой дом — пап всю жизнь грезил своим огородом где-нибудь в деревне под Мюнхеном, но вернуться на историческую родину не мог, а потому устроил маленькую Германию здесь, в Миссури.       — Пап, как ты справляешься с одиночеством? — я обняла его. — Оно давит. Это просто невозможно.       — Я привык. Да и… со мной Фридрих, мой милый пёс, разве я могу быть один? Мама иногда звонит, Отто приезжает на выходные, ты тоже меня навещаешь. Я не один, Анхен, — ответил отец, заходя на кухню. — Тебе чай или кофе?       — Чай, пожалуйста, — я достала из шкафа чашки и тарелки. — Пап, мне нужно поговорить с тобой. Я запуталась.       — Я готов тебя выслушать, — папа разлил чай и принялся рыться в холодильнике. — Расскажи.       — Я встретила человека. Он… он был очень несчастен. Я помогла ему, насколько это было возможно. Мы немало общались, хоть и не то чтобы по интересам или чему-то подобному. А потом ему нужно было резко исчезнуть. Он оставил записку, в которой говорил о том, что когда-нибудь вернётся. И что любит. Это взаимно, — не знаю, где я нашла силы, чтобы рассказать это всё, но это было непросто. Я не знала, поймут ли меня, не хотела говорить всей правды, просто боялась, что сойду за сумасшедшую.       — Этот человек, — я в очередной раз возблагодарила папу за его деликатность в отношении других. — Он делал для тебя то, что ты бы назвала подвигом? Или чем-то, что бы сказало тебе, что это твой человек?       Я задумалась. Подвигом деяния Локи назвать было сложно, разве что, его извинения, да и то, это было бы уже слишком. Но вот панорама Нью-Йорка… ему ведь было тяжело колдовать, во всяком случае, это требовало определённых усилий, а тут такое… Он хотел порадовать меня, повеселить. Я видела и его заботу, и его беспокойство, я видела попытки быть, в его понимании, хорошим. И не могла не оценить это.       — Да, — я кивнула. — Пожалуй, что так, пап.       — Тогда, — отец улыбнулся, — ты правильно распорядилась своими чувствами.       — Я не совсем про это… — я отставила чашку и вздохнула. — Я про то, стоит ли так изводить себя. А я извожу ведь. Я мучаюсь без него, меня это губит. Я не знаю, правильно ли то, что получилось в итоге. Правильно ли поступили мы оба?       — Вы должны это решить сами, — папа налил себе ещё чаю. — Любовь — это дело двоих, милая.