Выживший

— Вы что-то говорили, мистер Камбербэч? — стальной голос, лишенный каких-либо эмоций, заставил его вздрогнуть. От него веяло холодом и презрительным равнодушием. Не особо верилось, что обладателем такого голоса была невысокая, хрупкая девушка лет двадцати восьми, если судить по её виду.  — Я только спросил… — Бенедикт запнулся. Девушка снова отвернулась к окну, смотря в даль. Он судорожно выдохнул («проклятые рёбра, совсем дышать невозможно» — думал тогда), и уставился в неизменный потолок. Азия смотрела на дневной Лондон, стоя спиной к койке, на которой лежал Камбербэч. Её холодное равнодушие к окружающим отстраняло от неё людей. Да и ей было сугубо всё равно, кто и как к ней относится. Привыкшая обходится без общества, стоящая выше простых смертных, ей было в тягость присутствие человека, который был из того кошмара, именовавшегося «высшим обществом». Сейчас в ней боролись ненависть к людям и зов милосердия. С одной стороны, можна было пустить всё на самотёк, и просто лишить его жизни ещё на операционном столе, но она не смогла бы так сделать. Просто не смогла. А теперь past the point of no return*. Что сделано, то сделано. Убивать его теперь? В этом нет смысла. Не стоило спасать, чтобы погубить. Теперь он лежит за её спиной, и хочет поговорить. Но смысл в словах? Молчание иногда красноречивее всяких слов. Пусть и непонятно. Но сейчас оно не поможет. Он нуждается в простой помощи. Но она не может ему её оказать. Не знает, как это зделать. Другие знают, а она нет. Всю свою сознательную жизнь чувствовала лишь боль — свою или чужую. Но не жалость. Это отразилось на характере, зделав его твёрже стали и холоднее льда. Но теперь нужно отступить от правил. Заговорить с ним. Рискнуть. Возможно, она встретит понимание, а может, будет отвергнута.  — Так что вы спрашивали? — Азия повернулась к пациенту, и неспеша направилась в его сторону, нервно теребя ключи в кармане мундира.  — А не могли бы вы… — он слегка поморщился. Этот звон вызывал жуткую головную боль, которая мешала думать.  — О, простите. — девушка усмехнулась. — Это у меня дурацкая привычка — теребить ключи, когда приходится сидеть на конференциях, или когда меня догонит какой-то репортёр.  — Это чтобы голоса не слышно было? — Камбербэч улыбнулся, уловив в последней фразе насмешку.  — Да. Очень помогает отшивать таких типов с их шаблонной фразой «А можно у вас интервью?» — она потдвинула к койке офисный стул, стоящий неподалёку от диванов.  — Вижу, вы тоже их недолюбливаете…  — Я? Терпеть не могу! Поэтому не появляюсь на публике. А если и появляюсь, то ненадолго — ровно столько, сколько занимает путь от дверей SS до машины, или от машины до SS. Но такие случаи бывают очень редко. Обычно меня заменяет кто-то из низших чинов. Ego sum, sed non ego**. — Азия села рядом с койкой, закинув ногу на ногу.  — Простите… — в дверях появился смущённый Шеленберг.  — Прощаю. Говори давай, что там такое. — начальница обернулась к адьютанту, и её левая рука снова потянулась к карману.  — Вас хотят видеть двое людей. Они говорят, что это важно, и не захотели переговорить ни со мной, ни с Анной. — Вальтер закусил губу, уставившись на носки своих сапог. Он успел заметить, как потемнели радужки у девушки, зделавшись из тёмно-коричневых почти чёрными.  — Веди их сюда. И скажи Кристине, пусть прийдёт сюда через 10 минут. — снова сталь и раздражение в голосе, порывистые движения и злостный взгляд. Конечно, не у каждого хватить смелости просить разговора тет, а тет у начальницы SS-аппарата, которая отличалась крайней ненавистью к роду людскому. А теперь какие-то два нахала хотят с ней говорить. Это сильно разозлило Азию, и она даже догадывалась, какие вопросы будут затрагиватся в разговоре.  — Слушаюсь. — быстренько ретировался Шеленберг, оставляя Камбербэча наедине с разъярённой девушкой.  — Великолепно. Теперь посмотрим, полезут они сюда во второй раз. — Азия усмехнулась, чертя что-то в болкноте. Бенедикт ожидал чего угодно, только не этой фразы. Он думал, что сейчас тут будут крики, непереводимые высказывания в адрес посетителей, или ещё что похуже, но никак не спокойная планировка действий, которая очень редка у особ женского пола. В приёмную вбежала Кристина, наспех закрывая карабин с переговорником.  — Кристина, надеюсь, тебя не нужно учить, как сделать летальный исход на аппаратуре? — Азия рылась в телефоне, что-то вычитывая и выписывая в болкнот.  — Сместить датчик для измерения пульса… — начала тараторить Крис, но начальница её перебила:  — Сейчас суда прийдут двое, я с ними потолкую, а когда я подам знак — исцинируешь смерть. Желательно так, чтобы тебя не накрыли.  — Хорошо. — слегка напуганая адьютантка направилась к пациенту, попутно беря медецинскую маску из упаковки, лежащей на столике рядом с диванами. Надев её, взяла в руки медкарту, и зделала вид, что снимает показания аппаратуры. Шорох раздвижных дверей, и в приёмную вошли двое людей в сопровождении Шелленберга, напустившего на себя деловой вид.  — Мистер Геттис и мистер Моффат, надо полагать? — Азия обернулась к вошедшим, успев надеть на себя повязку. — садитесь, разговор будет долгим, надо полагать. Что желаете: чай, виски, или вино? Ничего? Вы свободны, Вальтер. — обратилась она к адьютанту, который с радостью удалился, надеясь, что успеет доиграть вместе с Рольфом партию в шахматы.  — Так зачем вы пришли ко мне, требуя личного разговора? — холодный тон, явно не разполагающий, заставил Геттиса вздрогнуть. Он уже начал сожалеть, что решился говорить с начальницей SS лично.  — Мы пришли узнать, что случилось с Бенедиктом Камбербэчем после аварии. — начал разговор Моффат.  — Он умер, не доехав до здания SS. Мы не успели спасти его. — Азия села, глядя на посетителей красноречивым взглядом, говорившем:«А не желаете ли вы удалится отсюда, господа?».  — Чем вы можете это доказать? — Геттис покосился на койку, стоящую неподалёку, — и позвольте спросить, кто тот человек, который лежит там?  — Идите и посмотрите, если вам интересно. Но могу сказать сразу — этот человек при смерти, и несмотря на все ваши надежды, это не ваш «Шерлок Холмс» — последние слова прозвучали, как издёвка, что заставило Кристину перейти к более активным действиям. Пока режиссёры ишли к койке, девушка успела сместить датчик измерения пульса, и выполнить какую-то сложную махинацию на щитке управления. И когда Геттис и Моффат подошли, приборы показывали совсем противоположную информацию. Писк приборов стал невыносим. Камбербэч понял, что сейчас отключится из-за невыносимой боли в голове. Тут рёбра решили припомнить, в скольких местах находятся гематомы, и актёр потерял сознание. Геттис старательно вглядывался в лицо пострадавшего, пытаясь уловить знакомые черты. Но из-за обилия мелких ранок, синяков и пластырей он так и не смог понять, кто перед ним. А тревожный писк сообщал, что пациент умер… Немой взгляд наиграно напуганой Кристины, скорбное выражение лица Азии, наблюдавшей за происходящим, в открытую заявили режиссёрам, что даже этот человек и был гениальным актёром, но больше им не будет. Резко развернувшись, Моффат направился к выходу, увлекая за собой Геттиса. Там их ждала Барбара, мрачно усмехаясь. Пропустив посетителей вперёд, вышла, указивая им, куда ити. Громогласный хохот заполнил приёмную. Кристина, согнувшись в три погибели, смеялась, а Азия улыбалась, косясь на мирно посапывающего Камбербэча. Чувство выполненного долга и мести переполняло её сердце. «Ну ничего,» — думала она, — « вы у меня ещё попляшете.»  — Пошли, Кристина, кажись, внизу фанаток разгоняют. — начальница похлопала Крис по спине. — давай, пошли, посмеёшся вечером, а сейчас внизу крепкий разгон будет. — и достав с кармана телефон, Азия пошла к выходу.