17 / Квиетус
Заглушает звук.
Это был один из тех редких вечеров, когда дом был пуст и Гермиона наконец-то решила, что готова выйти из комнаты. Драко дремал в своем кресле — она заметила, что он никогда не спал нормально, предпочитая вместо этого быстро подремать, когда выпадала возможность. Но его палочка всегда была рядом с ним, а черты его лица, кажется, никогда не расслаблялись. Гермиона не могла не смотреть на него: его плечи приподнимались и падали, и даже в бессознательном состоянии он, казалось, источал свою уверенность в том, что она знала, что никогда не сможет оторваться. По крайней мере, не сейчас. Пэнси рассказала ей, что она была одной из самых ярких студентов во времена Хогвартса, и Гермиона предположила, что тогда она была более уверенной. − Уверенной и надоедливой, − сказал Тео как отрезал. — Ох Мерлин, Грейнджер, ты чертовски раздражала. Было забавно, что они никогда не ладили в прошлом, но это было и позорно, потому что Тео был дураком и шутником в самом хорошем смысле. А Драко, в лучшем случае, был проницательным и высокомерным. Она взглянула на него и улыбнулась. Возможно, война изменила их и некоторые их перспективы. Так что, возможно, хорошее еще не исчерпалось в этой войне. − Ты всегда наблюдаешь, как люди спят, Грейнджер? — голос Драко резко нарушил тишину, и он медленно открыл глаза, наблюдая за ней со скрытой потехой. Черт с ним и его обостренными чувствами. Гермиона быстро покраснела. − Ну, я не… это совсем не так… − Все в порядке, Грейнджер, − быстро вмешался он, когда она стала подбирать правильный ответ. Он встал, его джемпер задрался над тощими бедрами, оголяя бледную полоску кожи, когда он потянулся. Ему пришлось подавить ухмылку, когда он заметил, что взгляд Гермионы скользит по нему, а ее щеки становятся на оттенок темнее, прежде чем она поспешно отвернулась. Приятно было знать, что он был не единственным, кто пострадал от ее присутствия, потому что он мог поклясться, что ее запах и ее губы, и вся она в целом иногда просто сносили голову. − Ты голодна? — спросил он. Гермиона сделала глубокий вдох. − На самом деле, мне было интересно, что, если… может быть, ты покажешь мне остальную часть дома? Брови Драко взметнулись вверх. − Ты хочешь выйти из комнаты? − Просто осмотреться. Она выглядела настолько напуганной, потому что боялась, что Драко почувствует какие-нибудь чувства в груди. − Конечно, Грейнджер. Он ждал, пока она встанет с кровати и поправит свой (на самом деле его) джемпер. Она сделала несколько медленных и неустойчивых шагов к двери. Ее руки дрожали, пока она ждала, когда он снимет замки с двери. − Вперед, − сказал Драко как только распахнулась дверь. Она нерешительно остановилась у двери, а ее глаза устремились на него, а не наружу. Поэтому Драко протянул свою руку, чтобы обхватить ее. − Давай. Она подсунула ему свою руку, и их пальцы автоматически переплелись. Затем она встала чуть позади него, вцепившись в рукав его джемпера. − Хорошо. Я готова. Это был простой выход из комнаты, но Драко знал, что для нее это значило большее. Это было похоже на то, как показать миру улитку, которая так долго жила в своей раковине. И весь остальной мир был устрашающим — в настоящее время просто пугающим. Поэтому в этом процессе нельзя было спешить. Драко показал ей гостиную и кухню. Он заметил, как глаза Гермионы задержались на шахматных фигурах на журнальном столике, а на ее лице проскользнула вдумчивость и смущенность. Чертов Уизли любил играть в Волшебные Шахматы. Понятное дело, что некоторые вещи, какими бы туманными они ни были, никогда не будут забыты. Но Гермиона вскоре потеряла интерес к этому, спросив вместо этого, в каких комнатах жили Пэнси, Блейз и Тео. Он показал ей общую комнату Пэнси и Блейза, а также комнату Тео. − Она в самом углу, чтобы никто не услышал, как он занимается сексом. Идиот иногда забывает поставить приглушающие чары, − объяснил Драко, довольствуясь веселым смехом Гермионы. Он кратко показал ей гостевую комнату, прежде чем отправиться в последнюю, которая была кладовой. Возможно, он имел пренебрежительный тон, когда говорил об этом, потому что Гермиона вовсе не спрашивала. Ему это как раз подходило. Он не был уверен, готов ли он рискнуть жизнью Гермионы, дав ей понять, что они сделали. Во всяком случае, не сейчас.***
− Драко? Ты не спишь? − Да, − Драко почти улыбнулся себе в темноте. Это стало коронной фразой Гермионы, когда она хотела поговорить с ним посреди ночи. − Ты… ты помнишь, как я ударила тебя по лицу? Это была одна из немногих вещей, которую он никогда не забудет. Он взглянул на нее и понял, что она наблюдает за ним своими большими карими глазами. − В чем дело, Грейнджер? − Кажется, я помню, почему я это сделала, − мягко начала она. Он застыл. − Раньше я думала, что это произошло потому, что я была зла на тебя. Но я думаю… и… поправь меня, если я ошибаюсь, − продолжила она, не обращая внимания на едва скрытую напряженность на лице. — Я думаю, что это как-то связано… с птицей или что-то в этом роде… − Гиппогрифом, − предложил Драко, наблюдая за ней. — Помесь птицы и лошади, − объяснил он, когда Гермиона начала смущаться. — В мою защиту, Грейнджер, хочу сказать, что чертова курица нанесла мне травму. Это существо было ненормальным и должно было быть казнено. Гермиона моргнула. − Ты пытался убить гиппогрифа? − Это было ненормально! — настаивал Драко, удивляясь, почему разговор вдруг принял такой оборот: знакомый, ностальгический, где оба из них имели совершенно разные мнения. − Это было животное, Драко… вероятно, ты спровоцировал его или что-нибудь еще. Драко автоматически нахмурился и откинулся на спинку кресла. − Я не буду ссориться с тобой, Грейнджер. Ложись спать. Но он был удивлен, услышав, как Гермиона засмеялась, опустившись обратно на подушку. Ее взгляд был мягким, когда она посмотрела на него и улыбнулась. − Я-я не ненавижу тебя за то, что ты сделал в Хогвартсе. − Что? — он задался вопросом, неужели она наконец-то поняла, что он боится, что она вспомнит те глупые вещи, которые он сделал, и начнет ненавидеть его именно так, как это было раньше. − Я помню, как ты назвал меня грязнокровкой, − сказала она как само собой разумеющееся. Ее глаза скользнули к шраму на руке, который оставила Беллатриса, и Драко почувствовал, как его внутренности начали скручиваться. — Ты смеялся надо мной в школе… все это приходит вспышками, но даже если я помню эти вещи, они не заставят меня ненавидеть тебя, Драко. Она знала. Он не знал, как она это сделала: она просто все поняла. Гермиона Грейнджер всегда была самой блестящей волшебницей своего возраста. − Потому что все это в прошлом, − добавила она после минутной паузы. — Все забыто. А затем что-то щелкнуло. Что-то просто встало на свои места. Драко замер, и его внезапно осенило осознание. Он мог практически чувствовать поток своих мыслей. Посторонние и ненужные мысли испарились, когда он сосредоточился на единственном, что имело значение, той части пазла, которая наконец-то подходила. Все забыто. Все это приходит вспышками. Конечно. Теперь понятно, почему воспоминания Гермионы Грейнджер были повсюду, почему она помнила одних людей, но при этом забывала других, а также почему она постепенно начала вспоминать об этом через некоторое время. Это была всего лишь догадка, но Драко знал, что его догадки очень часто оказываются верны, и это было так… Кто-то использовал заклинание «Обливиэйт» на Гермионе Грейнджер.***
Пэнси никогда не ненавидела себя больше, чем в те ночи, когда было полнолуние. Это всегда была мучительная ночь: ночь криков, плача и множества бессонных часов — и она ненавидела, что ей приходилось привлекать остальных трех Слизеринцев из-за ее состояния. А когда все заканчивалось, она всегда становилась обессиленной. Блейз оставил ей быстрый поцелуй утром, прежде чем убежать в патруль. Затем она рухнула на диван, ее тело было будто свинцовым, а щеки покрывали высушенные слезы. Она быстро заснула. Она проснулась где-то около одиннадцати. Ее конечности ныли и болели. К своему удивлению она обнаружила, что была аккуратно накрыта одеялом, а на журнальном столике стояла кружка чая. На короткое время она подумала, что, возможно, вернулся Блейз, но очередной взгляд на одеяло заставил ее замереть. Это была Гермиона. Гермиона Грейнджер вышла из комнаты, нашла ее и сделала все это. Пэнси издала мягкий смешок недоверия, потянувшись, чтобы сделать глоток чая. Она была приятно удивлена. Конечно, это же очевидно. Гермиона Грейнджер не помнила многого, но точно помнила, как приготовить хороший чай. Пэнси поднялась на ноги, взяла кружку и одеяло и потихоньку направилась к комнате Драко. Гермиона открыла после трех стуков, с облегчением взглянув на Пэнси. − Привет, Пэнси, − вздохнула Гермиона, а на ее лице появилась улыбка. — Как… как ты себя чувствуешь? − О, намного лучше, спасибо тебе, − Гермиона открыла дверь шире, и Пэнси пробралась внутрь, положив одеяло и кружку на стол. — Я представить себе не могла, что ты выйдешь из комнаты. − Ненадолго, − уклонилась Гермиона, садясь на кресло Драко, в то время как Пэнси села на стол. — Несколько дней назад Драко вывел меня… а сегодня утром мне захотелось немного чая, поэтому я вышла и нашла тебя в гостиной. − Ты делаешь превосходный чай. Гермиона ярко улыбнулась. − Я-я помню, как я делала это в прошлом. По крайнем мере, я вспомнила это совсем недавно. − Что еще ты помнишь? — не смогла не спросить Пэнси. Терпение и чуткость никогда не были ее сильными сторонами. − Ну… Рождество, − призналась Гермиона после минутной паузы. — Не сильно много, но я помню, как украшала елку. И… подарки. Я думаю, люди всегда дарили мне книги на Рождество. Это была беседа с Гермионой, которую Пэнси хорошо запомнила. Поэтому, когда через несколько дней она пошла через Косой Переулок с Драко, она остановилась перед одним из магазинов, которые продавали елки. Выбор был широким: от белоснежных до вечнозеленых. Несмотря на войну, Рождество было одним из немногих праздников, которые многие еще отмечали. Пэнси и остальные никогда не праздновали Рождество, потому что веселье было просто бессмысленным благодаря их должностям, но Пэнси подумала, что в этом году оно того стоит, хотя бы для Гермионы. Она остановила Драко и указала на конкретное дерево. Он бросил на нее ровный взгляд. − Ты же знаешь, что я ненавижу Рождество. − Ну, Блейз любит Рождество. И Гермиона тоже, − многозначительно добавила Пэнси. — Ей нравится украшать елку. Она триумфально ухмыльнулась, когда Драко издал тяжелый вздох, прежде чем последовать в магазин и купить одну из самых дорогих и зеленых елок, а также несколько произвольных украшений, которые он выбрал. А затем, как истинный джентльмен, он заставил ее тащить это дерево домой. Но Пэнси подумала, что это стоило того, чтобы увидеть неподдельное счастье на лице Блейза, когда он увидел дерево в гостиной. Блейз сразу же отложил книгу, которую читал, быстро пересекая комнату и крепко целуя свою девушку. − Вот, почему я люблю тебя, − прошептал он между поцелуями. Пэнси улыбнулась и только хотела ответить, когда крик ужаса нарушил общее веселье. Тео только вышел из кухни, а выражение полного отвращения на его лице было очень забавным. − Какого черта? — обратился он к Драко. — Что это чертово растение делает у нас в гостиной? — он сделал паузу, когда Драко поставил коричневый бумажный пакет на журнальный столик. Драко бросил взгляд на Пэнси, но Тео не уловил его и возбужденно продолжил: − Лучше поставьте туда огневиски и презервативы или клянусь на могиле Салазара, Драко, я…. Его голос оборвался, когда Пэнси набросила на него заклинание молчания. Прежде чем он смог снять его с себя, Блейз и Пэнси уже вытащили его на кухню, где столешница заблокировала им выход в гостиную. Тео, наконец, избавился от заклинания и хмуро посмотрел на счастливую пару. − Какого черта это было? Пэнси ласково покачала головой. − Елка для Гермионы. Она три года провела в плену. Ты не думаешь, что она заслуживает праздничного настроя, чтобы подбодрить ее? Тео снова нахмурился, но закрыл рот. Проклятая Пэнси умело применяла свой талант делать людей виноватыми.***
Драко думал, что стремительно сходит с ума. Во-первых, он купил дурацкую елку. А затем он купил украшения, подходящие к этой чертовой елке. Засуньте ему под рубашку несколько подушек, натяните красную тряпку, и он также станет дебильным Санта Клаусом. Гермиона читала — хобби, которое, казалось, снова вернулось к ней, что очень сильно напоминало ему о днях в Хогвартсе. Но она отодвинула в сторону свою книгу в тот момент, когда он вошел в комнату, взглянув на него с улыбкой. − Грейнджер, в гостиной есть чертова Рождественская елка, − сказал он прямо, прежде чем она смогла поприветствовать его. — Хочешь украсить ее? Глаза Гермионы расширились, и она тут же спрыгнула с кровати. − Да, — выдохнула она. — Ты купил елку? − Это была идея Пэнси, − признался Драко, зная, что не сможет гордиться собой, когда он этого не заслуживает. — Она подумала, что тебе может понравиться. − Я люблю Рождество, − с готовностью согласилась Гермиона и взяла Драко за руку. Он вывел ее из комнаты, понимая, что остальные, находящиеся на кухне, внимательно наблюдают за ее выражением лица. Пэнси была права — это стоило того, и взгляд на Гермиону не оставлял места для догадок. Ее глаза загорелись, когда она увидела дерево, прежде чем переместиться на украшения, разложенные на журнальном столике, и ее улыбка расширилась. Затем она взглянула на него, на остальных Слизеринцев, и снова вернулась к нему. Драко ухмыльнулся. − Все твое, Грейнджер. Она не нуждалась в дополнительном призыве. Неторопливо отпустив его руку, она подошла к журнальному столику и начала выбирать определенные украшения. Драко подошел к своим друзья и облокотился на стол рядом с Тео, который все еще казался довольно осуждающим. − Она выбирает все цвета Гриффиндора, − прошипел Тео, убедившись, что его голос был настолько низким, что Гермиона его не услышит. — Смотрите! Красный, золотой, красный, золотой…. − Странно, − казалось, Пэнси позабавила данная ситуация. — А мы даже не рассказывали ей про цвета ее факультета. Она даже не могла вспомнить, на каком факультете она училась, пока я ей не сказала. − Знаешь, что я вижу? Я вижу не красный и золотой. Я вижу Поттера, Уизли, Поттера и Уизли, − выплюнул их имена Тео, будто бы при плохой дегустации еды, и Драко не смог удержать ухмылки. Война изменила многое, но не всю его систему убеждений, и он целиком и полностью был согласен с Тео. − Но посмотрите, как она счастлива, − сказала Пэнси с такой теплотой, которую они редко слышали от нее. — Я думаю, мы все должны сделать подарки в это Рождество. Рот Тео распахнулся. − Что? − Отличная идея, детка, − кивнул Блейз. — Нам бессмысленно праздновать Рождество самим, но мы можем сделать это ради нее. Тео? Тео с неохотой согласился. Все четверо продолжили наблюдать за Гермионой, прежде чем Пэнси прервала молчание. − Красные и золотые украшения вполне совместимы с зеленым деревом, вам не кажется? Блейз приобнял ее и засмеялся. − Ох, Рождество. Единственное время в году, когда цвета Гриффиндора на самом деле сочетаются со Слизерином. Но Драко не слушал. Он, казалось, был очарован сиянием лица Гермионы, и едва мог оторвать от нее глаз, когда она украшала елку. Казалось, она полностью погрузилась в задачу, едва замечая остальных Слизеринцев на кухне. Ее кудри были взлохмачены, и она увидела, как один из каштановых локонов зацепился за ветку. Она быстро убрала его, прежде чем вернуться к подвешиванию Золотого Глобуса на той же самой ветке. Это был не самый потрясающий момент или тот, который Драко будет помнить в ближайшие годы. Это был тот момент, во второй половине дня, когда девушка вешала украшения на глупую елку — именно тогда Драко Малфой вдруг осознал, что у него были чувства к Гермионе Грейнджер. Осознание этого ужасало его еще больше, чем когда-либо, но прилив адреналина был столь же волнующим. Он не мог решить, ненавидел ли он его или жаждал.