Чернильные демоны старого города

      Середина рабочей недели прошла в удивительно бодром темпе. По крайней мере, Чес ощущал невиданный прилив сил, а вчерашний упадок только быстрее заставил его подняться и взлететь за пределы своих возможностей. Его коллеги также излучали энергию, правда, Элинор выглядела бледной и призналась, что слегка приболела, но надеялась, что уже завтра выздоровеет. Февраль здесь был опасен для итальянцев и не итальянцев тоже — красивый миф о том, что здесь круглый год солнце и не меньше пятнадцати градусов тепла, разбивался о пухлые тяжёлые облака, дождевые циклоны и унылый прогноз погоды, где ведущий невесело сообщал о «плюс трёх сегодня днём». Элинор наверняка повелась на то, что в Италии всегда тепло, и сбежала из своего холодного Парижа в надежде согреться, но подхватила только простуду. Чес назидательно посоветовал ей сделать себе медовый чай и предостерёг её от беспечных прогулок под дождём. После кофебрейка (для Чеса это был тибрейк, из-за которого его коллеги часто изумлялись) они приступили к работе, надев свои слегка запятнанные халаты, уже пропахшие кофейными зёрнами, красками и едва уловимым мягким запахом лаванды, растущей у них на балконе. Светло-аквамариновая мастерская давно стала знакомой и даже приятной с её высокими окнами, папоротником в углу и журнальным столиком, на котором каждый день появлялись глянцевые журналы и ежедневная газета Adnkronos. Лицо Исаака оживлялось и светлело, хотя подтёки ещё портили его и углы фрески. Чес знал: работы с этими подтёками на месяц минимум, а на повторное покрытие лаком и укрепление деревянного основания ещё недели три — это если учитывать их неспешный режим. Но уж так было заведено в искусстве: спешка ни к чему, важен лишь результат. А уж такая организация, как церковь, вполне могла смиренно принять все отсрочки во имя духовного просвещения.       Было нечто уютное и волшебное в том, что Чес задерживался буквально на десять-пятнадцать минут после ухода своих коллег. Они уже успели прозвать его «усердным работягой», и он улыбался, когда провожал их взглядами около двери. Ему нравилось стоять один на один с фреской, пережившей, пожалуй, прилично событий разного рода. Кто-то отчаянно рыдал под ней у алтаря в боковой галерее; кто-то густыми и горькими словами молил о здравии близкого; кто-то просил прощения за грех, сладким гниющим призраком витавшим у него в душе; кто-то беспечно пробегал мимо этой фрески и, задумавшись на секунду, сразу же забывал её; кто-то венчался недалеко от неё, связывая себя цепко впивающимися в кожу путами с близким/очень далёким человеком рядом. Эта фреска видела десяток реставраторов, которые также стояли и смотрели на неё, разглядывая трещинки и осыпания красочного слоя, но не видя главного — её сути. Чес подумал: если бы Исаак жил в его время и, допустим, в Лечче, то с приходом этого страшного жреца Нходжа он был бы навечно в безопасности. Уж если его не постиг страх смерти, то смог ли бы постичь иной, более мелкий и ничтожный страх? Можно, конечно, придраться и залезть в многотомный справочник психоанализа, но Чес считал себя не более чем обывателем, поэтому позволял себе иногда баловаться такими вещами.       Пожалуй, если бы не вчерашний вечер, прошедший по нервам Чеса, как электрический заряд, он бы навряд ли поверил в то, что существуют какие-то другие существа из иных измерений, желающие подпортить людям настроение. По его мнению, люди сами отлично справлялись с этим и без демонов; но уж против реальности не попрёшь. До сих пор его изумляли собственные спокойствие и авантюризм, с помощью которых он таки дошёл до вчерашних событий. Любой другой на его месте уже давно бы сдался. Но Чес и впрямь считал себя довольно смелым; стопроцентное желание отправиться в какое-нибудь сомнительное приключение появилось в нём не так давно, и он вполне понимал причины, но не хотел что-либо менять. Его отчаянно тянуло заполнить дыру в душе какой-нибудь мишурой, но мишуру обычно сдувало, и он вновь оставался ни с чем, потому что заделать это место можно было чем-то более основательным, чем бездумные выходки.       Сегодняшний день был на удивление терпко пропитан лиловыми молниями и влажным, старающимся быть дождём воздухом. Изредка гремело и сверкало — Чес думал, что фейерверки изобрели гораздо раньше, и сделала это природа. Он застегнул своё свободное пальто, которое практически ничем не отличалось от рабочего халата по комфортности, и выбежал на улицу. Прежде чем пуститься домой по отполированным золотым улочкам, над крышами которых суетились пёстрые голуби и величавые чайки, Чес решил забежать в супермаркет, причём в супермаркет в самом прямом смысле этого слова, а не в мелкий магазинчик, зажатый сводами старых домов. В Америке он привык к просторным гипермаркетам, где можно заблудиться на целый день; в миниатюрной же Италии в центре города можно было отыскать лишь мелкие лавчонки — более крупные супермаркеты всегда находились подальше от туристических троп. В Лечче все расстояния неизмеримо сжимались до крохотных, так что нужный Чесу супермаркет находился недалеко. Он обошёл Палаццо, в котором работал, и по другой улице, огибающей музей, направился по via Giacomo Matteotti — пышные вуали, сочащиеся из свадебного магазина, крепкий запах виски из Рубенса, белизна и чистота пивного магазина на углу. Затем уже менее привычный маршрут рядом с парком — серо-зелёные угрюмые деревья, густо-алые кустарники и тусклые клумбы с увядшими цветами. Несколько туристов и пожилых пар беззаботно гуляли по узким дорожкам и любовались унылыми неработающими фонтанами. Но Чес бежал дальше, вглубь уже более современного Лечче, где дома становились выше и стекленели с каждым кварталом. Ему нравились местные проспекты, чуть более широкие, местные развязки, напоминающие об огромных эстакадах в Лос-Анджелесе, местные магазины, оккупировавшие первые этажи. В таких местах он почти возвращался в родной город — хоть и на обманчивые несколько минут.       Супермаркет был просторный, светлый и полный людьми для такого неурочного времени. Чес промотался там полчаса и, выбравшись наконец из очереди на гудящих кассах, отправился домой с двумя картонными пакетами еды. Ещё не перейдя на другую сторону дороги, он, глупо улыбаясь, заметил там Джона, неспешно идущего откуда-то из глубин нового Лечче. Пришлось немного ускориться и юрко перебежать под недовольные гудки автомобилей на другую сторону улицы. Затем — ещё несколько резвых шагов, в которые Чес ощущал пульсирующую радость где-то внутри своей груди.       — Привет, Джон! — Джон приостановился, и они оказались лицом к лицу.       — Ого, ну и встреча! Привет, — Джон усмехнулся искренне, и Чес понял, что не было момента лучше, чем сейчас, когда они с Джоном и впрямь были настолько рады видеть друг друга. Они неспешно пошли вперёд, и мир вокруг постепенно наполнился свежей моросью и редким теплом ближайших кофеен.       — Решил закупиться? — кивнув на его пакеты, спросил Джон. Чес, вдохнув до истомы прохладного воздуха, ответил:       — Ага… а ты наверное по своим демоническим делам ходил, так? — Джон улыбнулся и мягко посмотрел на него.       — Демонические дела! Звучит даже элегантнее, чем есть на самом деле. Я ходил за одним нужным мне препаратом для транквилизатора. Я же тебе говорил, что самостоятельно делаю этот раствор.       — Прошлое химика явно бывает тебе полезным… — задумчиво проговорил Чес и попытался представить Джона в светлом халате внутри какой-нибудь высокотехнологичной лаборатории.       — Иногда даже более чем, — совершенно серьёзно проговорил Джон, нахмурив брови. — Но, раз уж мы встретились… как ты после вчерашнего? Судя по твоему сияющему лицу, уже переварил все эмоции.       — Да, так и есть, — Чес замотал шарф плотнее, чтобы ветер не пробирался нагло ему за шею. — Мне полегчало уже в тот момент, когда мы спускались с крыши. Когда демон шебуршал внутри меня, я чувствовал себя чертовски одиноко и покинуто. — Джон понимающе кивнул.       — Я знал. Поэтому и взял тебя за руку, но в своей душе только ты сам хозяин. Поэтому всё зависело лишь от тебя. Но больше всего меня удивило, что у тебя получилось… мы вчера не говорили об этом, потому что я не хотел лишний раз возвращать тебя к свежим воспоминаниям. Но сейчас… ты ведь понимаешь, насколько ты удивительный? Я же говорил, что ни у одного из моих коллег не получалось нормально уничтожить хотя бы одного тимора. Стало быть, в тебе есть силы, которых вполне достаточно экзорцисту. Только…       — …только душа какая-то неустойчивая и нетипично чувствительная, так? — Чес ощущал, что вполне закончил его мысль, и всё же удивился, когда увидал довольный кивок.       — По крайней мере, ты открыл в себе нечто новое. И это хорошая новость, — они улыбнулись друг другу слишком лучезарно для сегодняшнего пасмурного дня и их недолгого знакомства. Чес навряд ли мог описать обычными словами, насколько ему было спокойно и приятно в обществе Джона; это походило на янтарный сентябрьский вечер, когда в руках чашка горячего шоколада, а за другим концом стола — слишком близкий человек.       — Слушай, а ты свободен в ближайший час? Не хочешь где-нибудь пообедать?.. — Чес решился на отчаянный поступок, хотя и не видел особых антипричин и даже лёгкого холодка в душе Джона — тоже не видел.       — Да, вполне! Только сначала дойдём до своих домов. И, кстати, выбирать ресторан будешь ты. Я здесь уже неделю, но до сих пор с трудом дохожу до дома без навигатора. Эти узкие витиеватые улочки, уводящие, кажется, иногда в сам Ад!.. — Чес рассмеялся, потому что узнавал себя в первые месяцы жизни в Италии. Потом, конечно, он в любом городе мог найти дорогу куда угодно даже без карты, ориентируясь на расположение домов и их орнамент. Джон, улыбаясь, глянул на него так, будто всё понял и без лишних слов.       — Договорились! — посмотрев на пакеты, полные еды, Чес иронично заметил: — Накупить еды, чтобы потом всё-таки пойти в ресторан. На самом деле, нет ничего более внятного, чем это, что описало бы мой характер лучше всего!       — А я вот не знаю, что описало бы мой характер точно… наверное, нет такого предложения, — признался Джон и хмыкнул равнодушно. Чесу нравилось наблюдать, как в этих блекло-ореховых глазах зажигались и потухали целые звёзды и созвездия, определённо отвечающие за его эмоции и мысли. Они молча шли рядом с парком, вдыхая ароматы пресной воды, каштанов, цветов шиповника и хот-догов, которые продавали прямо на углу. Чес вспоминал, как Джон произнёс «ты ведь понимаешь, насколько ты удивительный», и ощущал, как в солнечном сплетении расцветали охапки лаванды, заполняя мелкими лиловыми цветочками каждый миллиметр и сжимая внутренности в приторном приятном спазме. Чес прикасался к внешним, отполированным другими людьми душевным струнам Джона и слышал скрипучие и глухие звуки — тогда и понимал, что всё с этим человеком не было просто, но этот отзвук был нежен и попадал точно по цели. Ему стал интересен до банальной карамельной дрожи человек, которого он знал коротких два дня. Ну, или три. Всё это становилось таким далёким и пустым, как для юных влюблённых — запреты их родителей. Просто это был первый человек, попавший очень точно в нужное настроение, появившийся в правильный момент, когда одиночество хвастливо выглядывало из-за угла; в конце концов, он был первый, кто увлёк его в сумасбродную изнанку реальности, показал, что есть что-то помимо выверенной до хруста схемы «дом-работа-развлечение». Он был таким странным и немножко родным — Чес ещё непривычно переходил с итальянского на американский.       Каким-то чудесным образом все вопросы, растерявшиеся вчера в синеватом тумане, вернулись к Чесу обратно, столкнувшись с ним лбом в лоб на каком-то дымном и шумном перекрёстке. Вопросы насчёт всех этих тиморов и главного жреца… Чес решил: как раз за едой они это и обсудят. Пройдя гулкие, вибрирующие от музыки кофеен улицы, где продавалось розовое вино, мешки сморщенных алых специй и воздушные картины уличных художников и где каждый шаг перекликался с рассеянной игрой на пианино где-то в окнах домов, они свернули на свою бледно-серую Giacomo. Запах роз и ткани сменился хмельным ароматом, а маленькие лужицы рассыпались вдребезги, когда невнимательный прохожий случайно ступал в них. Гром улетел на запад, зато острая наэлектризованность в воздухе будоражила нервы, и Чес уже забыл, что когда-то давно был несчастен и эта эмоция вообще существовала! Цветы на его балконе изрядно обтрепались, но он верил, что с первым маслянистым отблеском солнца они распустятся и отбросят вялые лепестки. Около своих подъездов, расположенных не слишком-то уж друг напротив друга, они кивнули друг другу и условились встретиться тут же через пять минут.       Чес раскидал пакеты, пачки, фрукты, баночки по холодильнику, кинул шоколадное мороженое в морозилку и мгновенно схватил телефон в руки, чтобы поискать подходящий ресторан. Конечно, можно было понадеяться на удачу и довериться капризной импровизации, но именно сейчас хотелось чего-то определённого. Чес пролистал первую страницу с однотипными названиями ресторанов, разглядел приложенные фотографии чопорных хрустящих скатертей и пафосных блюд и крепко задумался. Тут он уменьшил карту Лечче и ткнул в первое попавшееся зелёное пятно — какой-то парк недалеко от Старого города, как раз за аркой Наполи, только идти в другую сторону, нежели чем они шли вчера. Он вспомнил лавку с хот-догами, которую они прошли с Джоном, и, вдохновлённый изумительной идеей, вскочил с кровати и побежал в коридор зашнуровывать ботинки. Перед выходом почему-то задержался у пыльного зеркала, стёр капли мелкого дождика с щеки, пригладил влажные волосы назад и даже остался доволен собой.       На улице его уже ждал Джон, и Чес, хитро усмехнувшись, показал ему жестом следовать за ним.       — Я придумал нечто очень оригинальное! Идём к арке Наполи, как и вчера. А там расскажу… — Джон нагнал его; сумеречный взгляд наполнился задорными искрами, и последовал вопрос:       — Что же ты выдумал, м, интриган? — Чес в горделивом порыве вскинул подбородок и краем глаза как бы свысока посмотрел на Джона — это не удалось, потому что Джон был куда выше его. В итоге они негромко усмехнулись, позволяя молочным отмытым стенам впитать их самих.       Когда до арки было совсем недалеко и расцветавшее барокко на стенах зданий всё громче кричало об этом, Чес приметил уютную пиццерию недалеко от себя и совершенно неосознанно потянул Джона туда за рукав. Стало совершенно всё равно, что они с Джоном не знали друг друга достаточно для таких действий; Джон не сопротивлялся и даже не хмурился, и Чес видел в его глазах лишь насмешливое одобрение. В пиццерии витал лёгкий дымок от печек и приятный аромат кетчупа и бекона; тут было даже уютно, потому что стены покрывали аутентичные каменные плиты, на столиках лежали тканевые клетчатые скатерти, на стенах — ленивые пейзажи и натюрморты в рыжеватых багетах, пучки свежих азалий в высоких прозрачных вазах и вспыльчивый разговор итальянцев по радио. Они подошли к прилавкам и стали разглядывать их содержимое.       — Надеюсь, ты не против пиццы на вынос, — лукаво проговорил Чес, краем глаза поглядывая на Джона и улыбаясь. Тот был определённо заинтригован и даже рад.       — Конечно нет!       Таким образом, они заказали каждый своё (Чес взял хрустящую кальцоне, а Джон оказался любителем ананасов, так что выбрал пиццу «Гавайскую») и взяли по горячему напитку. Пожалуй, Чес обожал даже больше, чем просто чай, чай, купленный по пути, обязательно в зелёно-красном пупырчатом стаканчике, которых оставалось вдоволь ещё с Нового года. Из стаканчика Джона дымился чарующий капучино, и, таким образом, под аккомпанемент изумительно вкусных запахов, они прошли под величественной аркой Наполи, держа в руках горячие скользкие свёртки с едой, стаканчики и целую стопку салфеток, любезно выданную им пекарем. Отсюда до парка было совсем близко, и Чес не заметил, как ускорился и как шире расплылась его улыбка. Перед входом в парк, Джон, конечно, догадался и позволил себе даже изумиться. В парке очень быстро удалось найти хорошенькое местечко у пруда — постелив на сырые скамейки сухие пакеты, они вскоре удобно устроились в одной из узеньких аллей парка. Тут дышалось легче, а деревья скрывали твоих демонов от публики, давая возможность быть самими собой. Под ногами струились ручьи клевера и мелких бледных цветов, а позади скамейки росли кусты шиповника, мяты и форзиции. Почему-то еда была ещё вкуснее, и они, жуя свои пиццы, с интересом разглядывали пёстрых уток и кристально белых до лёгкого небесного оттенка лебедей. Людей было немного — не туристическое время, да и разгар рабочего дня, вообще говоря. Это они с Джоном были словно из высшей касты и могли позволить себе такой отдых.       — Слушай, а если у человека несколько страхов, какой из них становится демоном, если в городе вдруг окажется Нходж? — вопрос уже давно вертелся на языке, да всё никак не мог сформироваться в нечто осознанное. Джон прожевал кусок и ответил:       — Любой, какой угодно. Это всё случайность. Но чаще всего становится самый сильный среди всех страхов человека — ну, так удобнее и быстрее довести его до точки невозврата.       — Как выглядит страх смерти? Или подобные страхи, когда человек боится абстрактного: например, чувства или эмоции, — вот что по-настоящему казалось Чесу важным. Джон лишь небрежно фыркнул, словно речь шла о мелочах.       — Наши страхи порождаются иногда не столько предметами — огнём, водой, крышей многоэтажки, сколько… людьми. Людьми, которые надломили нас и позволили ядовитому страху впитаться в наше сердце. Возьмём пример банальный и уже где-то виденный нами — это страх огня, а красиво говоря, пирофобия. Например, человек стал пугаться пламени, потому что когда-то в детстве старший друг заставил его прыгать через высокий костёр, грозясь иначе опозорить его на весь двор, что в такие годы означает хорошо если только катастрофу. И он прыгает, очень сильно обжигает ноги, корчится от боли, а затем долго-долго лежит в больнице с ожогом третьей степени. И если такой человек вдруг окажется тут, в Лечче, страх огня придёт к нему не с горячим пламенем, а с образом того друга, уже повзрослевшего, но до сих пор вселяющего трепет. Он перекроет ему выход в какой-нибудь подворотне и начнёт подступать, держа в руках факел; это мы с тобой сейчас думаем — бред, и только, но люди охотно облекают свои фобии в лицо знакомого человека. Также со смертью, болезнью, любовью, ненавистью, высотой и темнотой, — Джон говорил о изнанке мира, застиранной, блеклой, обугленной и мятой, и при этом ему удавалось говорить очень правдивые вещи про саму жизнь, какую её знал Чес. В этом, думалось ему, и состоял гибкий и увлечённый талант Джона Константина.       — Но на моём опыте проверено, что почему-то такие случаи не очень часты… Хотя когда как, если честно. Трудно привести статистику. Ты же не считаешь количество более плотных мазков своей кистью, правда? Так и выходит… — Чес согласно кивнул и вновь уставился в молочно-серебристое озеро. Его голова постепенно впитывала новую информацию; неожиданно возник новый вопрос, и Чес, хоть и смущался своего любопытства, почему-то уже не думал, что мог надоесть Джону. Смело и глупо — пожалуй, но хоть бы и так.       — Как выглядит… Нходж? Так же, как и те демоны, только крупнее? — Джон нахмурился и сжал губы; отчего-то говорить об этом было для него неприятно и противно.       — Нходж… нет, не как те демоны, — Джон быстро допил остывающий кофе и продолжил. — Скорее, я бы сказал, он напоминает человека. Я никогда не видел его вблизи. Издали мне видны лишь его накидка, горящие глаза, похожие формой на человеческие, и огромный шлем на голове, совсем как… как у Локи из Мстителей, вот. Не берусь говорить, что точно такой же, но похожий, да… Может, и не выглядит Нходж как человек, я не знаю. Как я ни стараюсь подобраться к нему ближе, он всегда ускользает. Стоит мне придумать очередную ловушку для него — а он как будто уже отгадал мои ходы и решения и ловко уворачивается, оставаясь лишь тёмной фигурой где-то вдалеке. Зато он позволяет себя оглушать на время — уже хорошо. Но сегодня мне кажется, что недостаточно. Потому что…       — Ты устал. Верно? — Чесу хватило одного лишь взгляда на угрюмое и обеспокоенное лицо Джона, чтобы вполне отгадать его эмоции. — Ведь целых пять лет гонятся за этим чудовищем — никакие не шутки, — уже не глядя на Джона, говорил Чес, потому что знал, что попал в нужный сгусток души. Послышался вдох облегчения — хорошо, когда ничего не надо было объяснять, и Чес так остро знал это дурманящее чувство.       — Да, не шутки… Но пока до этого монстра очень далеко. Вот уж о ком я сейчас точно не хочу вспоминать.       Они долгое время молчали, пока ели, и странным, тягучим, как тёплый заварной крем, было это молчание. Оно накрыло их, как одеялом, и дало ощутить уют и спокойствие. Чес не припоминал, чтобы, по крайней мере, в этой жизни молчание с едва знакомым человеком было таким. Ничего не хотелось навёрстывать и доказывать, не хотелось заполнять ломающие изнутри пустоты бесполезными кусочными словами; не надо было гнаться за кем-то, волшебно не достижимым за величественными облаками, которыми собственный разум его и прикрыл. Всё это было в глупом наивном прошлом, когда максимализм ещё не выбился о частые удары об землю, а спесь держалась невинным нимбом на голове. Теперь было всё совсем другое, и Чес думал, кто же такой Джон на самом деле. Равнодушный искуситель или искушённое равнодушие? Он мог быть кем угодно и чем угодно. Но пока он был обычным Джоном, который усмехался с видимой прохладой в голосе, выработавшейся за многие годы, когда приходилось продираться сквозь потоки дерьма. Точнее, так думал Чес.       — Слушай, а ты сегодня не собирался идти по своим делам?.. — выделив последние слова многозначительным выражением (потому что Чес и впрямь не знал, как обозвать эти похождения за демонами цельно и кратко), он взглянул на Джона заинтересованно. Тот усмехнулся и бросил на него хитрый, быстрый взгляд.       — Неужели ты захотел отправиться со мной?       — Почему бы и нет? Это интересно и безопасно, пока к делу не приступаю я, — по их губам одновременно скользнули улыбки, и Чес уже вполне реально ощущал некий механизм извне, синхронно управляющий их душами. — Так что если у тебя ещё осталось терпение, я вполне готов приступить к делу прямо сегодня!       — Хорошо. Только готов ли ты увидеть более сильных демонов? То, с чем мы имели дело вчера, было просто безобразным с точки зрения сложности. Я вчера полгорода обошёл и до полуночи успел избавить карту от всех ярких пятен. Более светлые оставил — пока не критично… — в подтверждение своих слов Джон даже извлёк из кармана уже потускневшую изрядно карту — аквамариновых клякс на ней стало меньше, лишь неопределённые прозрачные пятна, едва различимые, между прочим. Чес бросил на Джона восхищённый взгляд — пожалуй, облечь в слова невесомые призраки своих эмоций едва бы смог. Джон удивлял его каждой чёртовой минутой, проведённой вместе; удивлял не горячим поспешным всплеском в груди, а мелкой, вибрирующей мягкостью — изумление было лёгким и тёплым.       — Да, я… готов, конечно. Только я очень не хочу вновь пропускать кого-то через себя… Это словно поворот мнимого кинжала внутри сердца, — Чес поморщился, вспоминая, а Джон убедительно тронул его за плечо и слегка улыбнулся.       — Я не очень-то похож на насильника чьих-то душ. Так что… Пожалуй, в этот раз будет даже интересно. Потому что в ход вступают средней силы тиморы. И их мы будем почти в прямом смысле выкуривать из этого мира… — Чес, опустив подбородок на ладонь, в изумлении покачал головой, смазано улыбаясь и плохо представляя себе этот процесс. Джон тут же достал ещё одну карту — теперь вместо голубых пятен на ней виднелись ярко-оранжевые. Чес усмехнулся.       — Ты сам выбираешь цвет состава?       — Да.       — А в целом, в разгар беды, ты мог бы выгодно продавать эти наброски как произведения абстрактного искусства, — Джон пытался стянуть губы, чтобы не рассмеяться, и в этот момент он казался слишком знакомым Чесу, просто потерянным в сером клубке безвременья другом.       — Неплохой бизнес-план, возьму на заметку… — отвернувшись, чтобы якобы собрать мусор в пакет, Джон уже вовсю улыбался — его голос дрожал теми ценнейшими нотками смеха, которые почему-то нереально приятно слышать. Чес тоже принялся собирать остатки своего ужина или обеда в пластиковый пакет. Глянув ещё раз на величественных лебедей и вздымающих кристальные брызги уток, они направились к ближайшей мусорнице, чтобы выбросить пакеты. Чесу понравилось в парке, даже слишком; Джон был приятно удивлён, словно этим спонтанным действием Чес попал в очень правильную точку внутри его души. Они решили обойти матовый диск озера по кругу. Аллеи искрились от хвойных запахов и сладких цветочных ветров; рядом с озером встречались пару юных фотографов, запечатлевающих местный глухой колорит; на ярких скамейках сидели пожилые пары и негромко обсуждали повышение цен в приморском Сан-Катальдо, и иногда пробегали мимо спешащие на свидания девицы, розовощёкие и замотанные тёплыми шарфами.       — Я почему-то вспомнил, что сегодняшний ланч был похож на один момент из моего прошлого… — задумчиво говорил Чес, разглядывая зелёное кружево листьев наверху и золотистых стрижей, копошащихся между ветками и резво летающих туда-сюда. — Когда я учился во Флоренции, мы с приятелями сбегали с пар в сады Боболи. Для нас был бесплатный вход — только студенческий показать и всё, весь этот изящный сад принадлежал нам. Но, кроме того, мы часто брали с собой завёрнутые пластиковые боксы с едой и сидели где-нибудь напротив фонтанов или бесчисленных музеев и ели. Если вся остальная Флоренция была изучена нами вдоль и поперёк уже ко второму курсу, то парк до сих представлялся смутным лабиринтом аллей, равнин, дворцов и дорожек. Представляешь, каждый раз брали туда карту!       — Ого… слушай, мне, пожалуй, теперь это тоже кое-что напомнило, — вдруг Джон нахмурился, а затем просиял. — Правда, это было даже не здесь, а в Америке. Когда в середине второго учебного года было совсем невмоготу сидеть на лекциях, я уходил в какой-то парк недалеко от универа. Брал с собой интересную книгу и сидел где-нибудь в тени деревьев, рядом с озером или речкой. К обеду хотелось есть, и я шёл домой. Таким образом, весной я перестал появляться в университете вообще, — Чес улыбнулся, представляя Джона юным худощавым парнишкой. Кажется, он всегда был божественно красив; странно, что его не перевели на следующий курс просто так, без экзаменов.       Им пришлось разминуться где-то недалеко от улицы Giacomo; условились встретиться в полседьмого около своих подъездов — сейчас было ещё слишком рано для ловли демонов, а Джону нужно было вновь уладить какие-то свои дела. Поблагодарив Чеса за уютный, пусть и слегка ностальгический ланч, Джон улыбнулся мягко и приятно, как будто не было в мире человека, которому бы он был так рад. Они направились в разные стороны, но Чес почему-то чувствовал, что, несмотря на это, они всё равно идут в одном направлении. А если не их физические оболочки, то те скопления странной субстанции, что люди обзывают душой. Чес улыбался; бархатисто-горьковатое чувство плотным стёганым одеялом укутывало его, так беспощадно и смело, что он в какой-то момент просто подался и решил больше не противиться. Он взглянул на небо и осознал, что зима вновь стала глянцевой и сияющей картиной, сотканной из серебристых ниточек облаков, пепельной мороси и взбитых туманов. Слово «пасмурная» перестало означать «плохая»; Лечче расцвёл миллионами шафранов, роз, ранней сирени, пионов; над крышами вились зеленовато-бурые ковры из плюща и дикого винограда, а входные двери на первых этажах сияли отполированным стеклом и яркими наклейками.       Когда Чес переступил порог своих прохладных, светлых апартаментов, он ощутил прилив вдохновения, словно поток бледно-сиреневых жасминных призраков, которые обступили его сознание со всех сторон. Он, скинув верхнюю одежду, бросился к ноутбуку и открыл свой минималистический блог в Tumblr. Чес любил писать какие-то отрывки своих мыслей, иногда делился фотографиями; никто из знакомых и даже близких об этом не знал — в Интернете можно стать одним из, взяв себе пространный ник и поставив абстрактную аватарку. Он кликнул на иконку создания нового поста и выбрал «Текст». Мысли обгоняли его пальцы, неслись солнечный зайчиками по комнате, пытались рассыпаться, как лёгкие лепестки; но Чес упорно собирал их воедино, догонял и старался трансформировать в печатную букву, одну за другой. Таким образом он застрял на целых полтора часа, изредка убегая ради того, чтобы налить себе свежей порции чая.       Когда он очнулся, отформатировав пост, отредактировав сам текст и нажав кнопку «Опубликовать», часы показывали 18:29. По комнате пролетел целый ураган, быстро собравший потерянные телефон, ключи, деньги, кредитную карту, пальто и оказавшиеся около балкона ботинки. Зашнуровывая их, Чес случайно глянул на улицу и, улыбнувшись, увидел Джона. Не понимая, для чего, он вышел на балкон, и тут их взгляды пересеклись; Джон улыбнулся и сказал ему поторапливаться. Чес не знал, отчего и сам улыбался широко-широко, словно впереди их ждало светлое будущее, полное тёплых вечерних прогулок, а не безумных очищений города от тиморов. Но, думал Чес, спускаясь по лестнице, пожалуй, всё-таки был в этих прогулках отголосок уютной расслабленной встречи; всё это — заслуга Джона, его сигаретного спокойствия и взгляда тёмных глаз.