Чернильные демоны старого города

      Солнечное утро свернулось в пасмурный прохладный день. Улочки заполнились ленивым рокотом бездельцев, а в кафешках скрывались прогуливающие пары студенты; странная, приятная тоска накрыла город полупрозрачной плёнкой тумана, и Чес, работая на картиной вместе с Элинор и Маттео, иногда бросал взгляд на бисквитные облака и с улыбкой вспоминал сегодняшнюю затяжку с Джоном. Он не переставал удивляться ухищрённостям судьбы: надо же было так распорядиться их уставшими, далеко не изумительными душами и расположить их друг напротив друга в этом маленьком городке. Чес встряхнул головой, отбрасывая отвлекающие мысли, и вернулся к работе, аккуратно прорабатывая слегка приоткрытые губы Исаака и подбородок. Сегодня был четвёртый, самый обыкновенный день, и всей дружной троицей они работали над реставрацией фрески. Элинор выглядела ещё бледнее вчерашнего — явно недосыпала, а вкупе с простудой это вообще самое адское состояние. Но отступать от работы она не хотела, говорила, что держится на ногах и соображает, однако Чес заметил неестественную апатию в её глазах и какую-то болезненность в этой бледной коже и сухих покусанных губах. Впрочем, вспоминая себя во время болезней, он успокаивался и очень советовал ей много отдыхать.       После работы он ещё долго распивал чай в мастерской — коллеги стандартно ушли, а он как всегда остался, и было в этом что-то от будто бы давнишней, но на самом деле всего лишь новой традиции. За окном ворковали рыжие голуби, а где-то на улице ссорились юные влюблённые; в соседнем доме девушка фотографировала своего белого пушистого кота, а где-то в глубине выставочных залов музея неожиданно заиграла классическая музыка. Чес любил, когда жизнь неожиданно начинала мигать всеми цветами радуги и сладко отскакивать звонкими переливами от грудной клетки. Всё это многообразие немного воодушевило его и заставило скорее подняться с места, чтобы совершить прогулку по городу. Что-то новое он навряд ли обнаружит, зато порадует глаза нежным барочным стилем Лечче. Где-то глубоко в душе теплилась надежда случайно встретить Джона на одном из перекрёстков или в крохотной кафешке, коснувшись друг друга плечами и улыбнувшись от знакомого предчувствия в сердце. Всего лишь глупенькая надежда, но она радовала; Чес научился безболезненно тешить себя незначительными мечтами, чтобы лишь на мгновение становилось радостно и даже феерично, но через энное время это бы уже не вспоминалось в мрачном печальном ключе «у меня не получилось». Поэтому светлая, сотканная из нежных лепестков попутных роз надежда вела его по витиеватым узким улицам, обрисовывая загадочные силуэты и вышивая в его сердце мягкие желанные узоры. Чес ощутил себя настолько счастливым, что уже и позабыл о самой сути этой надежды; остался лишь он и нашёптывающий на ухо таинственные истории здешних королей ветер.       Чес и сам не заметил, что спустя какое-то долгое время он стоял где-то в южном районе Лечче, а в его сегодняшней программе уже отметились почти все церкви этого города. Он стоял недалеко от арки Рудиае — почти как Наполи, только орнамент немного другой — и, очнувшись лишь с первым глотком вишнёвого пепси, озирался вокруг себя. Это было самым лучшим чувством в его жизни: понимать, что голова полна пряных разноцветных впечатлений, а тело немножко ломит от усталости. Он сидел на ступеньках рядом с какой-то церковью и допивал свою пепси. Часы на телефоне тревожно показали без пятнадцати пять, а ровно в пять они должны были уже встретиться с Джоном! Недолго думая, Чес сорвался с места — не то чтобы в Лечче расстояния были огромными, но… Чес назвал много причин: почти километр по узким лабиринтам улиц, уставшие ноги и прочее, но самую главную причину так ловко скрыл от себя, что лишь иронично улыбался, думая о ней. Джон. Он хотел скорее с ним встретиться, скорее раствориться в этих блеклых загадочных глазах, в этих полубезумных, но отдающих моралью историях, в иной обёртке этого мира, который, казалось, был хорошо известен тебе ещё в двадцать лет. Джон стал человеком, вызвавшим самый искренний и положительный интерес; это было так впервые для Чеса, потому что обычно люди вызывали у него либо слишком слабый, надуманный интерес, либо интерес, похожий горячечную лихорадку. Душевное равновесие — вот что отличало общение с Джоном от общения со всеми другими.       Бутылка из-под пепси была успешно выброшена, мысли переплетались с местными ветрами и ловко разлетались в разные стороны, хотя вот именно сейчас им бы собраться в цельную кучку, чтобы не улыбаться идиотски, когда Джон будет говорить о серьёзных вещах. Он бежал по узкой, глухой улочке — метр или полтора в ширину — и слышал биение своего сердца, предвкушающего новую порцию гармонии. Мечтательное настроение ему выбили ударом куда-то в грудную клетку, когда он услыхал совсем рядом истошный крик. Улочка почти заканчивалась, а слева виднелся вход в маленький внутренний двор. Чес побежал туда и в зелёном обрамлении деревьев и кустов увидал посреди двора скорчившуюся на коленях женщину. Она придерживала рот руками, по её пальцам текла кровь, много крови; на траве образовалась густая блестящая лужица. Чес, ни минуты не медля, бросился к ней. Она была молода, не больше тридцати лет, у неё были короткие густые каштановые волосы, а из одежды — костюм из пиджака и юбки. Чес, оглядевшись вокруг и не увидев ничего подозрительного, подбежал к ней и присел рядом.       — Что с вами? Вы можете подняться? Давайте я вам вызову скорую помощь… — он коснулся её плеча, и она вздрогнула. Повернувшись к нему, она отняла от лица окровавленные руки, и Чес поморщился, потому что вместо рта у неё было непонятное месиво из разбитых губ, крови, скошенных зубов. Кто-то очень сильно ударил её по лицу — но даже не кулаком, а какой-то мощной железкой. Или она сама очень неудачно упала и на что-то напоролась. Её лицо выражало страдание, а по щекам текли слёзы; Чес больше не мог на это смотреть и полез в карман за телефоном — в таких случаях было важно не потерять много крови, а уж лицо она восстановит, пусть и не сразу.       — Я… я… мне очень плохо… — она вновь прикрыла рот руками, а её слова перекрывались за неровным бульканьем, которое только и мог издавать её несчастный рот. Чес ещё не успел достать телефон, как буквально почувствовал взгляд женщины на себе. Что-то ему в этом не понравилось, и он посмотрел на неё также. Буквально пару секунд назад выражавшие горечь и беспомощность глаза теперь светились холодным спокойствием и жестокостью; дрожь перестала сотрясать её тело, а кровь продолжала капать с её лица на землю, но, казалось, это совершенно её не волнует, словно боль отключили по какому-то щелчку.       — Но, пожалуй, мне может стать гораздо лучше… — прошелестела она уже другим, стальным голосом, и Чес инстинктивно отпрянул от неё, но с чувством, что уже слишком поздно. Спокойные серые глаза зажглись терпким алым цветом, в тон крови, а кожа стала натурально серого оттенка; послышался очень мерзкий лязг зубами, и Чес ощутил, как, крутанувшись вокруг своей оси, женщина с разворота ударила его в живот ногой. Глухая боль, потеря равновесия, смазавшие весь мир слёзы. Чес помнил, что упал на траву, а где-то впереди раздалось шипение, словно тысячи змей подбирались к нему со всех сторон. Через мгновение над ним нависло ужасное существо, теперь только по клочкам одежды напоминавшее ту женщину. Он успел разглядеть лишь тёмно-серую твёрдую кожу, тело, немного похожее строением на тело человека, только с более вытянутыми руками и кривыми ногами, длинные неестественные когти, струпья и даже костистые выступы чёрного цвета по всему телу, кровавый широкий рот с уродливым зубами, узкое лицо и длинные спутанные космы. Чес попытался сбросить существо, даже ударил его в живот и в грудь, но вскоре оказался плотно прижат его конечностями к земле. Он попробовал крикнуть, чтобы позвать на помощь, но вместо крика из горла вырвался сдавленный глухой свист. И это было отнюдь не из-за страха; существо сузило свои гадкие красные глазки, и Чесу показалось в этом ликование, словно бы каким-то образом у него украли голос. Он сделал несколько последних рывков, но его ноги и руки даже не сдвинулись с места, будучи сильно и больно стянуты и прижаты, и только тут его охватило полнейшее отчаяние. Он не знал, что это за существо. Демон, нечисть, а может быть, сам дьявол?       Но ещё более его повергало в уныние то, что он совершенно не знал, что делать в такой ситуации. Он был один, и его сил физически не хватало на то, чтобы бороться. На глазах вновь выступили слёзы, когда острая боль пронзила шею, где-то сразу за подбородком. Кажется, это была острая и длинная игла, и Чесу стало впервые за всё время страшно, потому что в глазах темнело, а игла продолжала внедряться в горло, уже щекоча не гланды, а, казалось, саму душу. Секунду, и он услыхал свой хрип, а затем его сознание провалилось в чёрную дыру. И в тот момент выхода из неё не было никакого.       Чес не мог сказать, умер он или нет, что с ним делают и цело ли его тело. Он не чувствовал рук и ног, боли или ран; он видел перед собой лишь чёрное забвение и ощущал себя просто потерявшимся сгустком энергии, без тела и сознания. Ему думалось, что он перемещается где-то, летая в кромешной тьме; если это — и есть смерть, то мир придуман очень тупо. Все эти романтические представления о духах или хотя бы о полнейшем отключении сознания или о реинкарнации в кого-нибудь разбивались об эту глухую, тупейшую черноту. Чес не знал, сколько так происходило; время здесь было изуродовано и покромсано на множество мелких обрубков, никак не могущих соединиться в нечто вразумительное. Спустя несколько часов, лет, вечностей Чес ощутил вибрации, и это было, между прочим, чёртовым прогрессом, потому что он ощущал их так, словно бы тело ему вновь вернули. Темнота стала набухать, по её поверхности пошли светлые прожилки, наконец, свет вокруг взорвался миллионами частиц, которые совершенно ослепили Чеса и его сознание резко укатилось куда-то в самый пыльный и дальний угол вселенной.       Всё это было таким пафосно-важным ровно до того момента, как Чес ощутил холод. Даже не так — пронизывающий холод. Он ощутил своё окоченевшее тело, лежавшее где-то на земле, и ему было чертовски радостно понимать, что он больше не эфемерность, не пустота, он что-то да значит, даже просто лёжа на спине где-то чёрт знает где. Постепенно к нему вернулся слух — далеко-далеко грохотали машины, рядом шелестели деревья, но ещё ближе… Чес вздрогнул, услыхав чьё-то дыхание. Воспоминания вернулись к нему практически сразу же. Он не хотел, панически не хотел открывать глаза, чтобы вновь столкнуться взглядом с тем монстром. Зачем оно его воскресило? Чтобы помучить? Он прислушался вновь и обругал себя, потому что это дыхание не шло ни в какое сравнение с дыханием монстра. Оно было лёгким и почти спокойным. Чес открыл глаза и с удивлением увидел, что сквозь кроны деревьев проглядывало уже тёмно-лиловое вечернее небо, а когда он отключился, было ещё светло. Где-то наверху, недалеко от него, прозвучал взволнованный хриплый голос, ужасно хриплый, как если бы через него пропустили километры сигаретного дыма.       — Чес… ты в порядке? Можешь двигаться?       Джон… Чес не знал, почему, но ему хотелось прыгать от радости. Это Джон. Не было никаких сомнений, кто вытянул его из этой парализующей трясины. Чес улыбался, ничего не говоря, а затем увидал над собой взволнованное, бледное лицо; глаза светились серыми усталыми огнями, но ему хватило проницательности добраться до истинного состояния души Чеса.       — Я… что, почти умер? — Чес ощутил под головой что-то мягкое и шерстяное; аккуратно привстав на локтях, он обнаружил свёрнутый вчетверо шарф Джона. Сильные, тёплые руки помогли ему сесть и опереться спиной о стену дома. Слабость плотным узором прошила его тело, а голова немного кружилась; сознание с трудом разгоняло белёсый туман перед глазами, а мысли скрипуче собирались в нечто адекватное. Джон присел рядом с ним, и Чесу совершенно не требовалось никаких объяснений — было нужнее всего это лёгкое прикосновение к его плечу и невесомое движение, убравшее с его лба мокрую чёлку. Это всё заставило ощутить горьковатое, но безумное наваждение, как сотканный из сладких частиц разряд тока. Нервы оказались расстроены, растянуты до безобразия и испорчены; Джон казался очень идеальным и очень правильным, и Чес едва держал себя в руках, чтобы не начать допускать ошибки.       — Нет… и ещё долго бы не умер… — голос был тихий и сорванный, как будто Джон долго и пронзительно кричал. Но он навряд ли кричал. Вокруг пахло табаком, жутким волнением и влагой.       — Но с тобой происходили вещи куда более серьёзные. Словно выталкивание твоего сознания из твоего тела. Это… долго объяснять именно сейчас. Тебе сейчас важнее прийти в себя, — Джон вновь убрал скатившуюся обратно прядь, и Чес умолял волосы падать на лоб ещё и ещё, потому что прикосновение холодных пальцев отрезвляло. Джон умел нежно, но ненавязчиво проводить по его волосам, слегка зарываясь пальцами в них, и в те моменты Чес переставал осознавать, где небо, а где земля, где рамки дозволенного, а где их иллюзорные очертания. Джон смотрел на него ещё взволнованно, устало и пристально. Чес сжал его локоть и шёпотом проговорил.       — Я… я был снова так одинок. Я был… какой-то пустышкой. Без тела и мыслей. Летал где-то в кромешной тьме. А перед этим… я видел какое-то чудовище. Оно было сначала женщиной, которая просила помощи и кричала здесь. У неё был разбит рот, и я хотел ей помочь. Но потом… — Джон накрыл его ладонь, сжавшую его локоть, своей, и было в этом движении что-то интимное и личное, что-то, что стирает нарисованную глупым этикетом границу между двумя плохо знакомыми людьми. Чес понял без слов, что же хотел сказать Джон. Что он не одинок. Ни в одну чёртову секундочку своей жизни. Потому что там появился Джон, и с Джоном было всё понятно и ясно, спокойно и хорошо. Почему-то теперь Чес был уверен, что Джон спасёт его когда бы то ни было. В этом тёмном холодном дворике Чес осознал это, но ещё лучше осознал, что у них есть гораздо больше, чем полагается двум знакомым четыре дня людям: редкой ценности доверие. И это доверие обернулось вокруг их душ и сердец тонкой серебряной линией, то сближая их, то передавая эмоции от одного к другому. Слишком дурные мысли, и Чес знал это, только голова до сих пор не хотела проясняться.       — Надо идти. Ты лежишь здесь довольно долго… Уже говоришь хрипло. Пойдём. — Джон встал и осторожно помог ему подняться; Чес успел прихватить с собой шарф и, улыбаясь, отдал его Джону. Небрежно обмотав его вокруг шеи, он подтолкнул Чеса в сторону выхода, но взгляд того почему-то зацепился за тёмную нишу на правой стороне дворика. Спрятанное под навесом имело вполне себе различимые очертания человека. Чес не сумел пойти против своего любопытства и сделал шаг в ту сторону; ему показалось — Джон этого не хотел, но не успел задержать его. Мгновение, и Чес едва сдержал рвотный позыв и едва устоял на ногах, потому что его будто снова ударили под дых. Под навесом лежала окровавленная женщина, которую он недавно пытался спасти, правда… это было не совсем тело. Снятая с изощрённым умением кожа вместе с одеждой и волосами, вырванные глаза, кое-где видневшиеся кости. Много крови вокруг, но само тело и не было телом — оно было выжатой тряпкой. Ясно, что ей было уже бессмысленно помогать.       Чес позволил крепким прохладным пальцам взять его ладонь, а властной руке — приобнять его за плечо и вывести наконец с этого проклятого заброшенного двора. Джон вывел его к оживлённым ярким улицам, и Чесу это немного помогло, потому что свет и громкие разговоры постепенно стирали из его головы страшные картинки.       — Ну, с тобой могло произойти нечто подобное. Спустя пару недель, конечно… Этой женщине уже изначально нельзя было помочь, потому что её не было в живых уже как несколько дней или недель… — говорил Джон и не отпускал руку с его плеча; Чес чувствовал себя в безопасности и позволял ему вести себя куда угодно. — Но сейчас… всё хорошо, слышишь? — голос Джона звучал где-то совсем близко к уху, и Чесу было слишком приятно от этого горячего дыхания, шелестящего в волосах. Безумно опасно, но приятно. Как же давно он не испытывал такого… Благоухающий вечер с небом цвета индиго расставил все ощущения на свои полочки. Чес не думал, что однажды может быть так несчастен и счастлив одновременно; ему уже казалось, что он слышал от себя это когда-то — неважно, ведь это было наверняка связано с Джоном.       — Давай зайдём в кафе… Тебе надо отдохнуть и выпить горячего чаю, — Чес согласился с Джоном и позволил ему затянуть себя в первую попавшуюся кофейню. Katty Perry, звучащая из колонок, красные подушки на скамейках, дым клубничных кальянов, много народа, плоские светильники, звук стукающихся бокалов, маленькие кружечки для смертельного эспрессо, запах карамели и уставшие равнодушные официанты. Джон сделал заказ, а Чес в это время стягивал с себя пальто — тут было тепло — и одновременно проверил карманы на наличие телефона, ключей, денег. Конечно, было очень сомнительным, что странное существо могло обокрасть его, но жизнь приучила проверять даже самые невозможные факты. Всё было на месте, и Чес, только выдохнув от облегчения, вдруг спохватился. Его пальцы панически припали к собственному горлу, нащупывая след от иглы, которым проткнуло его существо; на ощупь — ничего подобного, словно всё ему только приснилось. Джон заметил это его движение и успокоил:       — Нет, никаких следов не осталось. Как только то существо уничтожается, все раны от него пропадают. Сейчас расскажу, кто это был… Ты вообще как? — Чес кивнул и выдавил улыбку: туман выветривался из головы, а тело постепенно наполнялось энергией. Как и многое в прошлом, эти жуткие ощущения обещали забыться.       — Как ты меня нашёл? — устало положив руки на стол, а на них — голову, спросил Чес и посмотрел на Джона, ещё бледного в неярком освещении и едва заметном дымке, тянущемся с кухни.       — Для меня это было несложно. Когда тебя не было десять минут, я стал звонить тебе. Ты, естественно, не отвечал и я заподозрил неладное. Дома я сумел отследить по карте, как перемещалась твоя душа. И то, что в этом дворике ты застрял и больше не двигался, меня напрягло… Я не мог сказать, что с тобой происходит, и сразу же рванул туда. Я… — Джон подумал пару секунд, и Чес почему-то очень точно определил, что же он хотел сказать, — я… чёрт! Давненько я так не волновался! — несильно стукнув кулаком по столу, громко сказал Джон, и Чес улыбался, потому что ощущал его импульсивность, такую неправильную и такую желанную именно сейчас. Эта импульсивность строго ограничивалась самим Джоном и ставилась часто под запрет, но сейчас он был в таком настроении, что все запреты посылались к чертям. Чес улыбался, глядя снизу вверх на Джона и видя его лёгкое непонимание по поводу улыбки. Здесь, в этом сумрачном диком кафе, где воздух был плотным и наэлектризованным, а голоса тягуче растекались по пьяным этажам, Чес узнал, что есть на самом деле забота о ком-то — не напускная, не совершаемая ради себя и не боязливая. Джон позволил себе быть немножко искренним и банальным, и это заставляло Чеса буквально тянуться к нему, как к давно желанному идеалу.       Кажется, Джон вполне осознал те безумные переливы в душе Чеса и сам усмехнулся своему настроению. Вскоре принесли стеклянный чайник с ароматной заваркой, и нос Чеса уловил чудесный, богатый аромат жасмина. Пожалуй, чай именно с таким вкусом сейчас и хотелось выпить; Джон неосознанно угадывал, каким оттенком звучала его душа сегодня или прямо сейчас, и делал точные, необходимые вещи, которые до обезумления нравились Чесу. Когда ароматный напиток был разлит по чашечкам и Чес сделал первый, обжёгший нёбо глоток, мягкая волна тепла и расслабления тонким кашемировым одеялом накрыла его сверху. Тысячи лучей сразу пронизали мир вокруг, наполнив его рельефным жёлтым светом и лианами свисающих гирлянд. Чесу стало лучше почти мгновенно, потому что слабость и отчаяние были аккуратно вычищены из сердца одним глотком чая. Джон тоже перестал напоминать уставшего призрака, и тогда разговор между ними вновь продолжился.       — Спасибо тебе, Джон, что помог мне… — Чес хоть и знал, что благодарность уже витала в его глазах искрой восхищения, с каким он смотрел на Джона, но всё же сказанное вслух и прямо всегда лучше чего-то предполагаемого в своей ненадёжной голове. Джон улыбнулся сладко и искренне, и Чес сбился со счёта, сколько же раз ломались с громким хрустом эти негласные запреты на чудовищную искренность улыбок. Но знал — Джон совершенно не страдал от этих мыслей, для него это был своего рода эксперимент и он с удовольствием смотрел на его противоречивые результаты.       Спустя несколько минут Джон, видимо, собрался с мыслями, потому как начал свой обещанный рассказ.       — Знаешь, всё выходит так забавно и не забавно одновременно. Ты хотел узнать больше о других демонах и, кажется, узнал… — Джон опустил взгляд, хмуро рассматривая узоры на скатерти. — Потому что это не тимор. Это… так называемый, демон-собиратель. Он существует далеко не в единственном числе, и это печально. В отличие от тиморов и обычных демонов, собиратель относится к средней касте всей иерархии демонов. И это означает, что он довольно сильный… Тиморы — это глупые существа, застрявшие где-то между низшим и мелким классом всей иерархии. Чем сильнее существо, сотканное из тёмной энергии, тем выше оно по своему рангу, тем оно умнее и тем легче обманывает людей.       — А Люцифер — это правда или вымысел? — тихо спросил Чес, подперев голову руками и внимательно глядя на Джона. Ему не хотелось своими вопросами смешить Джона или заставлять его обречённо вздыхать, проклиная его, Чеса, недалёкость, но почему-то хотелось верить, что отзвуки его наивных вопросов не создают в душе Джона тёмные тучи негативных эмоций. И Чес оказался прав, когда осмелился поднять взгляд на Джона и увидел лишь дикую благодарность за его интерес.       — Почти вымысел и почти правда. Сложно сказать, кто это. Также сложно сказать, как он выглядит. Всегда по-разному, и он необязательно держит человеческое обличие, если ему не хочется. Он редко поднимается к нам сюда, в этот мир: как и все правители небольших сборищ идиотов, он любит ошиваться у себя и наводить порядки. Так что всякие россказни про то, как человек заключил сделку с Дьяволом, в крайней степени смешны. Последний раз Люцифер появлялся в этом мире лет шесть или семь назад. Тогда границы между нами и Адом немножечко стёрлись, и всякое отрепье повылезло сюда воспользоваться этим. Я тоже участвовал в этой битве… и даже краем глаза увидел Люцифера, но внешняя оболочка — самое последнее, на что я обратил внимание, — Джон помрачнел и залпом допил свой чай. — Невероятной силы тёмная энергетика, которая прошибала буквально насквозь. Чтобы не казаться кем-то особенным, скажу, что был почти бесполезен в эту битву, так как потерял силы и едва мог двигаться — и это Люцифер даже не обращал на меня внимания. Так что… всё это неоднозначно. Как и в любом мире. Ад — лишь пародия на нас самих. Порой не всегда смешная, но злостная, — Чес слушал этого человека и с отчаянным трепетом спрашивал себя, где же он был до этого? Почему их потёртые, неровные линии судеб пересеклись так поздно? Вся эта параллель с миром демонов была слишком близка к миру человеческому, где каждый себе — Люцифер и Архангел одновременно. Встреть Чес Джона хотя бы пятью годами ранее, когда волшебный розовый блеск стирается с мира вокруг и сердце с трусливым писком разрывается на части от первой же неприятности, приходящей с магической циферкой «18», всё пошло бы по другому пути. Менее болезненному, но более философскому. Но даже сегодня, в свои зашарканные двадцать три, Чес думал, что всё это не случайно.       — Будешь ещё чай? — спросил Джон, и Чес кивнул, подставив свою чашку. Когда остатки были разлиты поровну между ними, Чес заговорил первым, бросая неловкие взгляды на Джона.       — Все твои рассказы хоть и о мистике, но наполнены такой жизненностью, что мне порой кажется, будто люди недалеко от демонов ушли. Наверное, так и есть, — решившись, он поднял взгляд на Джона, и они оба чуть-чуть утонули во взглядах друг друга — Чес только тогда осознал, что у них одинаковый цвет глаз, только у Джона оттенок равнодушно-серый, а у него — наивно-желтоватый. Каждый утонул в том, чего ему так не хватало в собственной душе.       — Так и есть, — повторил за ним Джон и кивнул. Что-то странное и личное было в этом затянувшемся взгляде, хотя спустя пару секунд они уже помешивали свой чай как ни в чём ни бывало, и Чес пытался заглушить то карамельно-горячее густое чувство, скользящее между его рёбер, оплетающее его сердце и мягко пускавшее по телу горстку самой пронзительной и, чёрт, приятной дрожи. Джон опять вырисовывал в его чуткой, нежной душе витиеватые щекотливые узоры серебристо-синей краской, а Чес насмешливо звенел массивным замком, который висел на сердце Джона и не давал лишнему запутаться в его жизни. Теперь со всем как-то банально было покончено, и Чес даже не знал, когда точно это произошло. Однако ясным было одно: они не просто случайные персонажи и не малозначащие эпизоды в жизнях друг друга. Они — нечто большее, и похожие на палитру искусного художника вечера в этом городе только сильнее раскрашивали тонкое безумие между ними.       — Ладно, вернёмся снова к собирателям. Как они выглядят, ты примерно уже понял. Неожиданно они делятся на мужчин и женщин, что вообще нетипично для демонов — в большинстве своём, все бесполы. Но деление на мужчин и женщин совершенно бесполезное: они могут нападать на кого вздумается, независимо от пола. В общем-то, должно быть немного понятно, чем занимаются эти демоны, исходя из их названия. Они собирают человеческие… а вот нет, не души, — Чес улыбнулся, потому что Джон был таким увлечённым и открытым в этот момент, потому что его глаза живо сияли, а щёки покрылись тёплым румянцем. — Они собирают, если это слово здесь вообще корректно, человеческие тела. Но прежде, чем получить тело, надо вытолкнуть оттуда душу. И для этого недостаточно просто убить человека — собиратели зорко следят за тем, чтобы тело человека находилось в идеальном состоянии, а любой способ убийства оставляет хоть самые маленькие и незаметные, но всё-таки следы на теле. Это покажется странным, но собиратели не смогут долго продержаться в изуродованном теле — вскоре оно начнёт расслаиваться прямо у них на глазах. Так вот, поэтому эти демоны сначала аккуратно выталкивают из тебя душу — для этого тебе проткнули место на горле, чтобы спуститься к грудной клетке и начать извлечение. Но — и это важно — такое дело занимает у демонов по меньшей мере пару недель. Они выбирают безлюдные, заброшенные места (а дома вокруг тебя были пустыми и не жилыми), где с трудом можно прервать этот процесс. Потому что при появлении другого человека они сразу трусят и сбегают, оставляя жертву в промежуточном состоянии. Такие люди подчас месяцами лежат в коме, пока их души не встанут на своё место. Ну, а если дело прошло успешно, то демоны аккуратно получают твоё тело и вполне могут им управлять. Для чего им это нужно — не совсем понятно: может, для сохранения энергии, может, оттого что их естественное существование не очень устойчивое и требует иного тела. В любом случае, люди страдают от этого. Никогда не знаешь, где происходят подобные вещи… иногда прямо под боком, — Джон вздохнул и помешал остатки сахара на дне чашки. — Но что касается тебя: когда я пришёл, прошло не более полчаса с того момента, как демон начал тебя обрабатывать. Он попытался тут же сбежать, но я вовремя понял, кто это, поэтому быстро его уничтожил. Над тобой тоже пришлось немного, так сказать, поколдовать, чтобы твоя душа побыстрее вернулась на прежнее место. Потом тебе понадобилось около часа, чтобы очнуться. В такое время нельзя особо передвигать человека, поэтому уж извини, что столько времени ты пролежал на холодной траве. Сумел только под голову подложить шарф… — Чес отмахнулся, показывая, что это пустяки; если бы не Джон, ожидали бы его долгие дни комы.       — Ну, а что случилось с той женщиной? — спросил Чес, вспоминая кровь и развороченный рот. Джон только нахмурился и не более — наверняка его уже давно не смущали подобные виды.       — Она была уже давно мертва. Просто… я же говорил, что демоны-собиратели не очень-то устойчивы в телах, в которых есть изъяны. Когда они захватывают очередное тело, то никто из родных или близких даже не сможет увидеть измену в характере, разве что только чуть-чуть. Собственно, с этих чуть-чуть всё всегда и начинается… В нашем случае демон оказался неаккуратен или звёзды так сошлись, что он изуродовал это тело, причём довольно сильно: может, упал или его ударили. Факт один: его дальнейшее существование в этом теле уже невозможно. И он стал искать жертв, пока имел хоть какое-то тело и хоть какие-то возможности для поиска. Ты не мог знать заранее, что это демон; наверняка ты понял это в самый последний момент, но это нормально, потому что ты всё-таки не экзорцист, хотя очень на него похож.       — Похож? — Чес рассмеялся громко, заставив людей с соседних столиков обернуться. — Ну нет… Совсем не похож… Разве что на обслуживающий экзорциста персонал, — добавил он тише, всё ещё улыбаясь и чувствуя себя немного пьяным от игристого, похожего на шампанское, счастья. Джон пожал плечами и усмехнулся.       — Ну, как знаешь. А я бы не стал делать такие поспешные выводы. Впрочем, главное, что сегодня мы с тобой целы и невредимы. Это для экзорциста, знаешь ли, великое везение и счастье. А то приходишь в сознание чёрт знает где чёрт знает в каком состоянии… — Чес усмехнулся, хотя душой понимал, что ничего в этом смешного нет. Одни остроугольные разочарования и копна хитрых проблем. Но Джон, вероятно, с этим как-то справлялся, а вот Чесу хватило вполне сегодняшней встречи с этим милейшим существом, собравшимся вытравить душу из его тела.       Чес не заметил, как очертания вокруг стали грязно-жёлтыми фасадами домов на их временно родной улице. Они с Джоном распрощались, как и всегда, посреди дороги, и это прощание всегда напоминало Чесу о том, что они оба сделали ровное число шагов до друг друга — как и должно быть в гармонии, как и должно быть во всех, чёрт возьми, двухсторонних искренних отношениях! Но даже если кто-то из них однажды сделает больше шагов, Чес почему-то был уверен, что второму вскоре представится возможность сделать свои лишние шаги — навстречу к доверию. Сегодня быстро пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись не получилось; Чес думал, что его душа ещё всё-таки болталась где-то, где ей не положено, например, в самой гуще велюрового неба, наравне с персиковыми звёздами и вьющимися кометами. Потому что он думал слишком много и слишком красиво, тем временем сам запутывался в главном и едва мог понять, чего хотел.       — Ты… ты выкурил сегодня полпачки, так? Когда стоял рядом со мной, пока ждал, когда я очнусь? — спросил вдруг Чес и не ощутил смущения, когда их с Джоном взгляды пересеклись, как мягкие лунные отблески. Но что ещё лучше — Джон тоже не выказал смущения.       — Почти. Волновался. Конечно, знал, что тебе ничего не грозит, но не хотел, чтобы у тебя были проблемы и чтобы ты приходил в себя несколько дней — у тебя работа и прочее, люди могут просто не понять, — Джон пожал плечами, и Чес ощутил как будто физически, что эти прохладные пальцы нащупали в нём такую струну, звуки которой были несуразными и банальными, но искренними и невыносимыми. — Я сейчас словно на восемьдесят процентов состою из сигаретного дыма… — они оба усмехнулись, и их сердца нестройным, разбалансированным хором отозвались — ещё немного, и зазвучат как прежде в унисон.       — Восемьдесят? Так точно? — шёпотом спросил Чес, улыбаясь. Джон кивнул и отвёл глаза в сторону.       — Знаешь, неделя ещё не прошла, а я уже успел ощутить столько, сколько не ощущал за всю свою жизнь…       — И это не всегда хорошо… — назидательно добавил Джон, но Чес помотал головой.       — Может быть. Но это что-то новое. И это всё благодаря тебе. Я не знаю, когда так ярко и остро ощущал все оттенки жизни; я наконец не существую, Джон, а живу, — Джон посмотрел на него в желании убедиться, что это не просто болтовня, и, убедившись даже чересчур, остался удивлённым.       — Во всяком случае, я рад, что мы встретились… — тише добавил Чес и опустил взгляд на асфальт, ища в сотнях искристых отражений образ Джона. И он там проступил, когда его плеча коснулась ладонь, а немая просьба поднять взгляд на него была выполнена. Джон не переставал казаться изумительным, даже когда состоял из дыма своих жутких, отрезвляющих Winston.       — Я тоже, Чес… Пожалуй, я впервые рад чьему-то обществу. Это бывает так… так никогда, — они вновь рассмеялись и теперь-то уж расстались точно, будучи спокойными насчёт того, что сегодня им удалось сказать друг другу нужное и нужными словами. Почему-то привычным стало обещание встретиться завтра — зачем, где и с какой дальнейшей целью — всё вопросы глупые и бессмысленные. Просто потому что этот город сталкивал и соединял, прокладывал пряные тропы между потерявшимися людьми. И это казалось слишком волшебным и непредсказуемым, чтобы не верить и пытаться уйти от этого.