***
Зайдя в комнату, где находился Эррор, я пришёл в ужас. На полу лежал труп, от которого жутко несло могильной мертвичиной. — Не обращай внимания. Я пытал её, но она так и не раскололась. Тварина бесполезная, — с презрением шикнул Егор, отчего я испытал лишь ещё больший ужас. — А-а г-где ты её п-пытал? — еле как выговорил я, с силой сдерживая подступивший рвотный ком к горлу, всё ещё не в силах сделать ни малейшего движения. — Да вот тут, за стенкой, — он указал на стену кровати. Я всё это время спал рядом с жертвой Эррора, которую он, по всей видимости, пытал ночью?! С девушкой, что до безобразия избита, изранена и покрыта множеством алых синяков на ногах и руках, которые вывернуты в разные стороны?! Её лицо раскромсано в куски мяса, как и ступни, кисти рук, в которых торчали ржавые болты. Из мест, где не было кожи, и на порезах продолжала течь редкая алая кровь, противно стекая по холодной, бледной коже. Чудовищно вырванные глаза валялись рядом с ней. Они застыли в безмолвном, чистом ужасе. Слёзы хлынули несдержимым потоком. Мне было больно. Я как будто на минуту оказался на месте той девушки в самом разгаре событий. Мне стало так жалко её, что я буквально подполз к трупу. — Ах, это я ещё из-за хорошего настроения пожалел её и дал умереть быстро. Обычно пытаю неделями, а тут всего-то три дня, — подлил масла в бушующий внутри меня огонь чернокостный, с едкой, безумно-довольной ухмылкой. — Т-ты можешь п-поступить т-так же и с-со мн-ной?.. — сквозь бурный поток обжигающих, удушающих слёз, дрожа, спросил я. — Если будешь плохо себя вести, то да. В этот момент я, пробираясь сквозь мутный туман ужаса, рассеянный словами Ошибки, твёрдо для себя решил — убегаю ко всем чертям! Я ещё жить хочу! А он меня чисто по фану убить может! Ну нахуй! Как говорится, ну, блять, нахуй! Я сел на кровать, а Егор обнял меня, о чём-то говоря. Но я не слушал, плавая в тихом мысленном омуте, полном множества всевозможных, невиданных мною ранее чертей. Маленькие сомнения, в виде мальков рыбок, закрадывались в этот омут, и одним движением я отгонял их дальше, изредка задумываясь на этот счёт. Любовь — это понятие растяжимое и подавимое. Со временем я смогу разлюбить Ошибку… Нужны лишь время и твёрдая воля…***
Я и Дрим стояли у выбитого окна и смотрели в далеко простелающуюся линию леса. В оставшемся стекле смутно отражались мои сомнения в правильности того, что я делаю. А правильно ли я поступаю? Может ну его всё? Может мне остаться рядом с Оши, который, если буду себя хорошо вести, всегда будет защищать, оберегать? Хотя, как он сам писал мне два месяца назад, для него не существует такого понятия, как любовь… Да и я по характеру своему истеричка, не выдержу же и начну скандал. А он во время скандала может ударить. Или в порыве гнева заставить меня уйти на тот свет. Я не смогу изменить его в другую, «лучшую» сторону. Он всегда останется таким. Всегда будет таким холодным со мной. Таким раздражительным, пренебрежительным… Ошибка всегда будет считать меня лишь подстилкой. Простой одномесячной подстилкой, об которую можно вытирать ноги… А может я несознательно мазохист и мне подобное нравится? Кто меня знает… Порой даже я своих поступков не понимаю. Было холодновато, но в кофтах вполне себе не плохо. Дрим метался из стороны в сторону, точно волнуясь. Не скрою — сам тоже волнуюсь, но стараюсь не подавать виду. Не хочется мне показывать ему свои слабые стороны, хоть он об этом и не думает, без задней мысли открыто, без лишнего смущения показывая не самые хорошие эмоции. Это было странно. Я его видел таким всего один раз. Это было тогда, когда я ногу сломал и пришёл к нему. Он тогда так носился возле меня… признаться честно, это выглядело смешно. Вот только сейчас мне вообще не до шуток. — Хейя, — шепнул Кросс, кидая нам две верёвки через окно. — О, Инк? Я рад, что ты всё-таки решился, — тепло улыбнулся он мне. Я улыбнулся в ответ и стал помогать Дриму с завязыванием её на поясе. — У тебя есть безопасное убежище, Кросси? — спросил Мечтатель, смотря вожделенным взглядом на Кроссовка. Получив положительный кивок, он радостно захлопал в ладоши. — Наконец-то уйдём из этого пристанища чистого зла! Когда со всем было покончено, мы, осторожно минуя острое стекло, оказались на улице. Вернее не на улице, а, скорее, на стене дома, ну да не важно. Я отметил, что вроде бы всё находится на одном этаже, но их тут два… — А тут холоднее, чем в комнате… Кросси, обними меня, пожалуйста. — Хорошо, моя милая звёздочка, — он прижал к себе своего возлюбленного, зацепил один крючок за такой же у Мечтателя и стал маленькими прыжочками спускаться. И вот мы оказались внизу, на такой родной и, как казалось из окон того мрачного места, непостижимой зелёной травке. — Кросс, ты знаешь, что на первом этаже? — спросил я, быстро снимая чересчур тугую верёвку и сбрасывая её вниз. — Пыточные. Много пыточных камер с десятками заключённых, которых пытают и над которыми измываются. — Брр. Как неприятно… — отвёл взгляд я. Наверное, изначально я был в одной из тех камер. Одним из тех бедолаг. — И не говори. Так, мы отвлеклись от темы. В общем, тут, под окнами надзирателей, идти не стоит. Пойдём там и быстрее выйдем к лесу. Опять же, сразу говорю, без перерыва бежим сломя голову, дабы нас никто не заметил. Ясно? — Угу, — кивнули мы и на нас были накинуты… камуфляжные одеяла? Что это вообще? Простой кусок ткани? Скорее всего так. — Не снимайте до самого конца. А теперь… марш! — мы все ринулись сначала в сторону, а потом прямо, обегая преграды в виде редких деревьев, кустиков, огромных камушков.***
Впереди виднелся какой-то дом, который, если не всматриваться, очень сильно сливался с лесом. Я с Дримом бежал наравне, а вот Крестоносец впереди нас, указывая путь. Я уже чуть ли не задыхался, болезненно стоня, хрипя, а Мечтатель еле передвигал ногами, постоянно запинаясь, но, благодаря мне, не падая. Мы очень долго бежим. Даже слишком! Он же знает, что мы далеко не спортсмены, но постоянно подгоняет нас и не даёт и секунды передыха. Я так скоро помру! Подбежав к злосчастному дому, Дрим резко ринулся вперёд, буквально летя по ступенькам и оказываясь в доме. Но я не стал делать так же и просто остановился. Э-это же тот самый дом из сна… Я видел его! Точно видел! Хех, а в реальности он ещё таинственнее, притягательнее. Даже красивее, сказал бы я. В ярких языках кроваво-алого заката он смотрелся намного колоритнее. Зайдя в него, мы с Дримом рухнули на пол, когда Кросс же спокойно стоял, будто бы с простой прогулки пришёл. Он что, сверхмонстр, что ли?! — Мы прибыли. Здесь безопасно. Скоро переберёмся в город, а там и в другую страну. — Хорошо, Кросси, — улыбнулся Хранитель положительных эмоций и, вставши, подошёл к нему. Жестом чёрно-белый показал, что тот должен следовать за ним. Вот так вот я и остался один лежать на холодном полу, отчаянно пытаясь перевести давно сбившееся дыхание, которое всё никак не хотело восстанавливаться. И я уснул… Просто уснул. На холодном, немного пыльном полу, укрытый этим недоодеяльцем, что, кстати, грело. Но внезапно что-то потревожило мою сладкую дрёму. Стон. Стон Дрима, просто переполненный удовольствием, и тихое «К-Кросси», определённо молящее о большем. Что-то внутри меня в тот момент взорвалось. Буря из различных эмоций. От искренней радости за друга до лёгкой злости. Естественно! Вот прямо так, с порога. Неправильно это как-то. Но больше всего меня одолела… Ревность? Да, она самая. Я ведь когда-то был на месте Дрима. Неистово желал испытать то, что наверняка сейчас испытывает он. Хотел испытать сладкую истому в его объятиях, но её сейчас испытывает он. Хотел, чтобы Кросс целовал меня, но вместо этого целует его. Хотел, чтобы только мне приносили удовольствие его действия… Хотел, чтобы он смотрел лишь на меня. Но получилось всё с точностью, да наоборот. Всё это время, когда Дрим уезжал, он просто игрался со мной, видя во мне его… Он любил нашу с ним схожесть, а не меня. Он любил наш похожий голос, внешность, характер. Я был ему более, чем неинтересен. И, в итоге, как только Дрим вошёл в аудиторию — жестокое, прямое, холодное отшивание у всех на глазах. — Хех, похоже я просто завидую… Чувства просто по щелчку пальцев не убрать. Они надолго буквально вгрызаются в сознание, сначала принося только самые лучшие эмоции, но вскоре мучая своим наличием после громкого разрыва. И это меня в них неимоверно бесит. — Почему всё так трудно?.. — спросил себя я, вставая с нагретого своей тушкой места. — Разве нельзя было иначе придумать? Не обременять нас этими ненужными дурацкими чувствами, которые хрен забудешь… Я сказал это тихо, под звонкую симфонию стонов и порыкиваний, выходя на крыльцо и начиная любоваться прекрасной синевой уже ночного неба, на котором изредка поблёскивали звёздочки, и вдыхая свежий, холодный ночной воздух. Он нежно пронизывал меня, даруя лёгкое, приятное расслабление во всём теле и неопределённое осмысление всего, что произошло за весь этот трекятый день, возвращая трезвость мыслей. Вдруг на горизонте появился силуэт. По началу я его не заметил, но всё-таки ему удалось быстро завоевать моё внимание. Он медленно шёл по направлению ко мне. А вскоре я узнал в нём Эррора. Он был хорошо подсвечен ярким фонарным светом, что стоял на крыльце домика. Не долго думая, я ринулся к нему и обнял. Просто обнял. Не думая ни о чём, отбросив все мысли далеко позади, оставив сомнения далеко-далеко. Я просто знаю, что будет больно… что мне больно без этого безумца. Моего милого безумца… Я не желаю вновь испытывать этих душевных терзаний по поводу расставания. Я не хочу вновь ощутить страдания, что истерзают тебя изнутри, а ты даже ни в силах повлиять на них. Но он не обнял в ответ, а лишь до болезненного хруста сжал мои руки, при этом грозным, загробным тоном молвив: — Ты же не забыл, что я тебе говорил по поводу побегов, Инки? И тут меня словно со всей силы кинуло в ледяное осознание, а затем и чистый ужас.