Заветные слова, так прекрасно сказанные тобой...

      POV Инк.       Тьма. Моя извечная, радушная, дружелюбная спутница, невольно таящая в себе множество всевозможных секретов и ловушек. Она была повсюду, окутывая мрачной едва ли проницаемой пеленой всё вокруг, кидая в пучину сильного чувства безнадёжности.       Ладно только она, но вокруг стоял просто невыносимый смрад. Ужасающий запах тугой гнили вперемешку с нарастающим металлическим привкусом во рту из-за вони чёрной, давно запёкшей под ногами крови были просто невыносимыми.       Поворот. Тупик. Поворот. Прямой коридор. Поворот. Поворот. Снова поворот. И снова тупик. Скитание здесь, казалось, длится уже целую вечность. И, всё бы ничего, если бы ощущение того, что этот психопат всё ещё гонится за мной неуловимо не витало в голове неугомонным роем не самых утешительных мыслей. Призрачно я будто бы ощущал его тяжёлое, томное, отрывистое дыхание у себя за спиной, прямо на шее и холодный пронзительный взгляд, прожигающий насквозь. Паника душила, инстинкт самосохранения не давал остановиться, а панический страх, наравне с паранойей съедали и без того шаткое сознание.       Я задыхался, настолько мне было страшно.       Время здесь будто было искажено. Мне казалось, что мои брождения в этих однотипных коридорах длятся мучительные часы, когда на деле и жалких десяти минут не проходило. А, порой, я не замечал как час сменяется другим, ведь мысли были совершенно не об этом. Всё, что в них было, это душераздирающий крик: «Я хочу жить!».       И вот, вдали показался спасительный лучик, островок такого приветливого, тёплого, слегка приглушенного, но в полнейшей темноте яркого света, казался вполне близким, а не таким недосягаемым и отстранённым, как прежде.       — Эррор! — изрядно запыхавшись, слишком громко сказал, нет, выкрикнул я, перед тем как с чересчур сильным хлопком закрыть за собой дверь и, запинаясь, едва ли не падая от усталости и прочих неприятных факторов, сопутствующих длительному бегу, ринуться к мирно, но немного нервно сидящему за компьютерным столом скелету. Светившая прямо-таки в глаза лампа заставила сильно сощуриться, дабы увидеть смутный силуэт уже успевших стать родными костяшек.       — Ну и где ты был? — презрительно процедил сквозь зубы сощуривший переносицу Ошибка, отставив светильник в сторону и не дав себя обнять.       — Ч-что?.. — опешил, явно не ожидавший вопроса в таком тоне.       — Я тебя, блять, искал целых три часа! Бегал, прыгал, ползал. Обрыскал всё, словно ищейка какая-то, — глухо рыкнул прежде довольно-таки мягкий ФаталЭррор. — Где ты шлялся, я тебя, сука, спрашиваю, — прозвучало очень грозно и устрашающе из его уст. — Хотел убежать?!       — Я-я был вз-заперти… — виновато опустил голову я, под его смертельным взглядом невольно сжимаясь и говоря с каждым слогом всё тише и тише. Слова Оши болезненным эхом раздавались в голове.       — Правда? — с явным, очень едким сарказмом спросил он, изображая некое подобие удивления. — И как же ты оттуда выбрался-то, милашка?       — Кодовый зам-мок на двери, — отвёл взгляд в сторону я. — Разгадал л-лёгкую загадку с музыкой, подобрал при помощи неё к-ключ и открыл. Кто-то с очень ярко и безумно горящим глазом сказал, что я не так г-глуп и велел бежать. Вот…       — Какого цвета был «горящий глаз»? — в его прекрасно-холодных, притягательных, отчуждённо-надменных глазах блеснула толика нескрываемого интереса.       — Красный, — призадумался, но после ответил я.       — Пхах, Хоррор? Не верю, — прыснул. — Этому болвану на побегушках всегда было глубоко плевать не только на мою судьбу, но и на судьбу всех остальных. Срать он хотел на то, кто и с кем там ебётся. Да в конце концов: Хоррор не любит тратить время в пустую. А подобное у него считается как раз таки пустым времяпрепровождением и вообще ненужным занятием. Так что хватит врать и наконец признайся! Куда ты бегал?!       — Да никуда я не бегал! — крикнул я, размашисто разводя руки в стороны.       Он резко подорвался с места, в мгновение ока оказался возле меня, схватил за грудки и сжал очень чувствительную шею, не жалея сил. В его глазах пылким, опасным огнём горела чистая ни с чем не сравнимая ярость.       — Лжёшь!       — Не лгу! — прохрипел я и из последних остатков былой силы пнул его в грудную клетку, дабы выиграть время и смочь убежать.       «Паршивец!» тут же отпустив меня, вернее со всей силы швырнув в сторону, выругался согнувшийся крючком скелет, в то время как я дал дёру настолько быстро, насколько это было возможно. Нужно где-то притаиться до, судя по утреннему свету за его окном, как минимум, вечера. Того глядишь, может придёт в себя и поймёт, что был не прав. Ну, а коль не поймёт… значит суждено мне здесь умереть долгой и мучительной смертью. Другого не дано.       За углом показалась ванная комната. Другие варианты выбрать не предоставлялось возможным, ведь с какой стороны не посмотри — а мысль в этой комнате искать придёт в самую последнюю очередь.       Быстро забежав в неё, я закрылся, после рухнул на колени, на мягкий ворс нежно-голубого коврика, слегка отдышался, наслаждаясь приятным, нежным запахом мыла, мятной зубной пасты и прочих моющих средств, открыл дверцу нижнего отделения, в которой была спрятана нижняя часть самой ванны и где обычно Гено хранил все средства для мытья полов, раковин и прочего, в спешке выгреб их оттуда, перепрятал в другой, близ лежащий к туалету шкафчик, которым обычно никто не использовал и лёг на пол боком.       Внезапно снаружи послышались шаги и тихое пение.       Я тут же быстро прополз не то что бы под ванну, скорее подле неё, опираясь на неё саму спиной, ведь пролезть под неё представлялось возможным, слишком низко, тут же задвигая за собой отделение. «Как говорится — в тесноте, да не в обиде» тихо с прошептал я, улыбнувшись сказанной мысли. Выглядело и звучало, конечно, абсурдно, но чтобы найти меня здесь при всём желании, надо быть сыщиком сотого левела, никак иначе.       Сейчас я буквально боготворил Геннадия за то, что он регулярно мыл тут, ибо проторчать пару часов в сплошной пыли — не самая лучшая перспектива.       Вдруг этот загадочный кто-то, совсем недавно находящийся за дверью, зашёл. Я бесшумно задержал еле-еле восстановившееся дыхание, зафиксировал тело в одном положении и прислушался, глядя в маленькую щель. Вошедшим оказался, судя по жёлтым тапочкам, голосу и песне, которую он пел, Оутер. Я уж было хотел выбраться, поздороваться и рассказать ему всё, дабы он помог мне перепрятаться, как вспомнил, что Эррор самым первым наверняка начнёт обыск-опрос него, а тот может проколоться, ведь знает, где я спрятался.       Эх, остаётся лишь только не издавать ни звука… Это, как бы легко не звучало, на деле лёгким не являлось вообще. Конечности затекли, а правую руку я быстро отлежал, поэтому она жутко ныла, из-за чего быть неподвижным становилось всё труднее и труднее.       Чтобы хоть как-то скрасить медленно тянущиеся минуты ожидания неизбежного, я начал обдумывать то, что скажу при встрече с ним и то, что произошло до всей этой ситуации. Вспоминались разные моменты. Нежность, внимательность, жестокость, равнодушие. Постоянные сопровождающие элементы моей жизни.       И тут в голове, словно пуля, пронеслись его слова: «Инк, плохие ребята часто в фанфиках меняются в лучшую сторону, если влюбляются. Но это лишь фанфики. Больная фантазия придурковатого автора, помешанного на подобном. В реальной жизни такой случай — один на сто тысяч. Поверь, я не стану добрым, просто потому что ты так захотел». Я завис. Натурально завис, смотря в одну точку пустым взглядом. И тут до меня пусть и медленно, но всё-таки дошло. Неужели… вся эта доброта была лишь игрой? Больным развлечением не менее больного психа? Он ведь так резко поменялся в лучшую сторону. А, зная его — он так быстро измениться ну никак не мог. Вполне возможно простое манипулирование моими искренними, чистыми чувствами.       Я, ослеплённый такой сильной, мягкой, нежной, приятной любовью, даже не замечал этого. Даже не допускал и мысли о подобном, всеми фибрами души надеясь на лучшее. Надеясь на то, что мне всё же удалось его изменить… На деле просто строил сладкие, такие желанные иллюзии у себя в голове, в упор не замечая жестокой действительности. И вот, теперь я сталкиваюсь с этой холодной, прямой, равнодушной стеной реальности лбом, до сих пор не веря в это. Как же я был глуп! Хотя, почему был? И сейчас глуп.       — Какой теперь смысл прятаться, если всё это лишь фарс? — сказал опустошённый я, вылезая из укрытия и на ватных ногах направляясь в комнату Ошибки. — Правильно, никакой…       Я опустил голову. Боль затмила всё и вся для меня. Теперь отнюдь не важно, буду ли я жить, или не буду, если всё вокруг одна сплошная ложь. Незачем спасаться, незачем бежать. Он найдёт меня и снова заставит играть в его эгоистичную игру, вновь и вновь вселяя сказочную, лестную, усладительную разбитой, находящейся в смятении душе надежду, затем разбивая её в мельчайшие куски.       Играть доверчивым и оптимистичным мной так легко, я это и сам понимаю, ведь добровольно иду в лапы монстра, лишь бы познать сладость прелестных минут наслаждения…       Тяжёлые, томные шаги глухо раздавались эхом повсюду. Он подошёл ко мне со спины, зная, что сломить хрупкое тело с не менее хрупким сознанием будет очень просто. Достаточно всего-то пары слов и одного удара. Но, хах, это для него как раз-таки слишком легко. В конце концов, он очень любит играть.       — Превосходный кукловод. Пользуется приобретённым изумительным красноречием, словами о восхищении, красоте, чудесности, милости; осторожными, упоительно-ласковыми, пленительными касаниями; короткими, но западающими в самые потаённые глубины сознания взглядами безжалостно заставляет съезжать крышу в сторону с огромной скоростью.       — И превосходный кукловод выбрал не менее превосходную куклу, подстать себе, что схватывает на лету всё ему интересное, — ухмыльнулся и горячо выдохнул мне в шею Эррор, сбивая с тонкой нити мысли.       — Я хочу подчиниться, предаться дьявольскому искушению, отдаться всецело, но ты лишь жестокий, тираничный кукловод; мой любимый кукловод, обожающий ломать свою куклу внутри и снаружи, — он взял мои запястья в свои руки. — Тебе ведь известно, что я никуда не убегал и меня и вправду можно так сказать похитил Хоррор, за что он потом непременно поплатится. Твоему сломанному уму просто была интересна моя реакция и ты в очередной раз проявил врождённую склонность к садизму, наслаждаясь чистым испугом и полным подчинением с моей стороны, не так ли?       Он ухмыльнулся, многозначительно промолчав в ответ на очевидное констатирование факта.       — Пошли в комнату? — он кивнул и взял меня на руки, ведь я уже еле стоял. — И, да, открой там окно. Неприятный, спёртый воздух непригоден для восстановления потерянных сил.       — Окей.

***

      Я мирно сидел на мягком рабочем стуле Ошибки у приоткрытого окна, слегка болтая ногами от мягко-щекочущих ощущений, и вдыхал запах приятно-морозной, обворожительной свежести, смотря куда-то вдаль, на очень красивые пейзажи тёмно-изумрудных елей, покрытых белоснежным покрывалом, изредка дающим просветы этого самого изумрудного.       Теперь всё определённо не будет так, как прежде, и это пугает.       Пугает неизвестность, ибо… А что дальше? Он постарается снова втереться в доверие, вызвать только тёплые чувства, убрав все предостережения из головы далеко-далеко и вновь всё разрушит? Или же просто будет грубо со мной обращаться, как и вначале? Неопределённость сводит меня с ума.       Но, похоже, только меня, ведь Эррор сидел поодаль, на краю кровати, с задумчивым видом печатая что-то на ноутбуке, сверкая всем своим очаровательным, отстранённым, холодным великолепием. Я был не в силах оторвать взгляд, хоть и понимал, что такая красота безумно опасна.       Он ухмыльнулся:       — Пялиться не очень хорошо, Инки.       Я тут же вздрогнул, судорожно отворачиваясь обратно к окну. Моё лицо вспыхнуло несдерживаемым румянцем. Как он заметил, если я глядел на него лишь украдкой? Оши очень внимательный, изворотливый и хитрый Лис-Ник, а я тут пытающаяся разгадать все его секреты, пугливая, но упёртая и решительная Джуди Хопс.       — Хей, милашка, иди, проверь текст, а то моя бета ленится, — резко разрезав плотное полотно тишины, непринуждённо попросил он, разведя руки в стороны и довольно потягиваясь. В комнате раздались щелчки затёкших позвонков вышеупомянутого.       — У тебя появилась бета? — удивился я, подойдя к нему и устроившись поудобнее сев подле ноута на подушку, тут же его забирая. — С каких это пор?       — С древнейших, незапамятных — не упустил момента, чтобы подерзить он, удобно ложась рядом и наблюдая то за экраном, то за моим выражением лица.       Я лишь слегка приподнял бровь, скептично глядя на него, но быстро поняв, что от него никакой реакции, кроме ожидания, добиться не удастся, принялся проверять текст на наличие повторов и орфографических ошибок, коих обычно было очень мало.       Правда их выискивание обычно занимало достаточно много времени, ведь Эррор пишет очень много, размашисто, красиво. Тут легко можно зачитаться и забыться.       Я медленно пролистывал вниз, иногда останавливаясь и указывая на ошибки по типу этих:       — Вот и вот, замени один из них на какой-нибудь другой эпитет, ибо они стоят достаточно близко. Вот тут надо удалить это маленькое предложение, так как это просто очень очевидно, а читатели не глупы и сами всё поймут. Здесь опиши как-нибудь покрасочнее. А тут удали лишнее описание. Это ведь в дальнейшем не понадобится, значит, знать нам не обязательно. Вот, смотри, буквы местами перепутаны, измени слово. Хм… Ну, в принципе, больше я ничего не заметил.       — Ага, спасибо, — сказал Егор, отобрав ноут и начиная перепечатывать указанные ошибки. — Что бы я без тебя делал? — он поцеловал меня в лоб, улыбнувшись. Но я знал, что эта похвала не совсем искренняя. Любое его действие ко мне отныне не будет искренним, как бы мне того не хотелось.       А, уж поверьте, мне очень хотелось верить в то, что он не такой уж безнадёжный, чёрствый, бездушный, безжалостный, лютый монстр и когда-нибудь всё-таки образумится, став нормальным, добрым, гуманным, чувственным, добропорядочным и отзывчивым скелетом.       Но ведь одной только веры мало. Этого далеко не достаточно. Необходимо приложить множество усилий, времени, нервов и, возможно... мне всё-таки удастся его изменить?